Рейд. Оазисы. Книга 4. Камень

Оазисы. Книга 4

Глава 1

Он замечал, конечно, северянок и раньше, но только теперь обратил внимание на то, как много женщин у северян занимают разные руководящие или важные посты. Вот и теперь из четырёх человек, приехавших по его душу с севера, было две женщины. Обе высокие, худощавые, с поджарыми задами и сильными ногами. Груди маленькие, лица вполне миловидные. Не самые яркие красавицы, но рост, сила, определённая грация и хороший вкус были визитной карточкой северянок.

Их возраст точно определить нет никакой возможности. Этих женщин можно было описать одним дурацким словом – «порода». Так в Соликамске говорили друг о друге местные дамы, относившие себя к высшему обществу. Горохов читал книги и знал смысл подобных словечек, но терпеть их не мог. Не любил он эти выражения, наверное потому, что он-то как раз выходил из людишек самых низкопородных, из тех самых людей, которых местные женщины либо с неприязнью, либо с насторожённостью называли степняками. И которых, конечно, никто не путал с казаками, так как хоть и нехотя, но городские готовы были признавать казачью знать почти как равных. Это, наверное, потому, что казаки представляли большую военную силу, мощь, которую толком никто не мог определить, взвесить. Даже сами казаки. А ещё эти воинственные кочевники держали в руках значительную часть прибрежной торговли на реке. То есть были и богатыми, и опасными… Пусть даже и дикарями. И некоторые городские не гнушались приглашать атаманов с семьями иной раз погостить в городе. В общем, эти худые и въедливые бабы с севера совсем не походили ни на городских красоток из высшего общества, изнуряющих себя в спортивных залах и бассейнах и совершенствующих свои фигуры у местных хирургов, ни на степных женщин, измученных бесконечным тяжким трудом. Ну уж а на казачек они походили ещё меньше. Северянок никто и никогда с другими женщинами не путал. И с недавних пор уполномоченный знал, почему.

Биоты. Чёртовы биоты.

– Андрей Николаевич, вы могли бы не курить? – спокойно спросила одна из этих баб, та, что сидела слева, на самом краю. Брюнетка со светло-серыми глазами. Фамилия её была Самойлова, а имя он прослушал. До сих пор она ничего не говорила, не выпускала карандаш из руки, что-то всё время отмечала в своих бумагах, и это был первый её вопрос.

– Мог бы, – сухо ответил уполномоченный, но даже и не подумал потушить подожжённую сигарету в пепельнице перед собой; напротив, он сделал очередную затяжку и выпустил струю дыма в потолок. И, как назло, у него запершило в горле, и не удивительно, шёл уже четвёртый час их общения, и, кажется, это была его шестая или седьмая сигарета.

Ему пришлось немного откашляться. А Самойлова, словно обрадовавшись этому, заявила:

– Курение ослабляет здоровье, и чем больше возраст курящего, тем заметнее последствия этой дурной привычки.

– Неужели? – притворно удивился уполномоченный.

– Да, – убеждала его женщина. Она не почувствовала сарказма в его вопросе и продолжала: – Это медицинский факт.

– А у меня есть другие, не совсем медицинские факты, – делая очередную затяжку, произнёс Андрей Николаевич. И так как Самойлова ждала его пояснений, продолжил: – Двое из трёх уполномоченных из степи не возвращаются. Так что болезни, связанные с курением, могут мне угрожать только с вероятностью не более тридцати трёх процентов. И с вашего позволения…, – он всё-таки не потушил окурок и продолжил крутить его в пальцах.

На это его заявление брюнетка с почти белой радужкой понимающе кивнула: а, ну понятно, что ты за фрукт. И сделала у себя в бумагах очередную заметку.

Бушмелёв, сидевший у стены и наблюдавший за «консультациями», только закряхтел и заёрзал; он всем своим видом показывал – только вслух не говорил – своему подчинённому: «Андрей, ну какого хрена ты их бесишь?». Сидевший рядом с ним комиссар по кадрам Вавилов, так тот уже час как глаз не поднимал, разглядывал что-то на полу с отсутствующим видом. Судя по всему, он уже давно сделал для себя все выводы. Как, впрочем, и сам старший уполномоченный Горохов. После того как он появился на службе, ему пришлось написать уже три подробных рапорта, описывающих его экспедицию на юг. Три! Потом была ещё одна внутренняя комиссия, потом приезжали северяне в первый раз и пункт за пунктом разбирали все три его рапорта. И им ещё тогда не понравилось, что всю вину за гибель экспедиции уполномоченный возлагал на сумасшедшую бабу, которая ей руководила.

«А что же, по-вашему, я должен был написать, что это я завёл их в засаду? Их завёл, а сам вышел невредимым?». Уже в тот раз только по поведению северян он понял, что обещанной визы на север ему не видать. Никогда. Ни при каких условиях. В общем, у него больше не было необходимости лебезить перед теми четырьмя людьми, что сейчас сидели напротив него за длинным столом. Вот он и не лебезил. И тут заговорил один из двух мужчин, что был в комиссии. Фамилия его была Сушинский. Честно говоря, этот тип вообще не был похож на северянина. Во-первых, он был пухлый. Не жирный, но и отнюдь не худощавый спортсмен, как подавляющее большинство чиновников с севера. Дурацкий пегий «ёжик» на голове и нехарактерные для северянина очки с затемнёнными стёклами. Он взял одну из своих бумаг и, заглянув в неё для верности, произнёс:

– Рядовой Рогов показывает, что вы несколько раз за время путешествия с ним оставляли его одного, отлучались куда-то, и в одну из таких отлучек вы вернулись с мотоциклом и флягой рядового Винникера. Вы сказали ему, что нашли всё это и что Кораблёва с Винникером убиты. Что их убили дарги.

– Так оно и было, – ответил Горохов. Он прекрасно понимал, что эта тема ещё не раз всплывёт в этом расследовании. – Только вот мотоцикл я не находил, а откопал из своего схрона.

И этот Сушинский, пропустив его замечание мимо ушей, продолжал как бы невзначай:

– Рядовому Рогову показалось, что вы вели себя в этот момент несколько странно.

– Рогову показалось? Показалось? – тут уполномоченный едва сдержался, чтобы не усмехнуться. А это было бы уже абсолютной наглостью в контексте обсуждаемой темы. Поэтому он сдержался и продолжил серьёзно: – Мне рядового Рогова приходилось под руку вести, чтобы он не падал от жары и потери крови, ваш Рогов едва на вопросы мог отвечать, у него костюм протёк, мне приходилось отдавать ему свой хладоген. Я сомневаюсь, что он вспомнит о том, как мне пришлось отбиваться от двух даргов, не уверен, что он помнит, как я скармливал ему последние свои обезболивающие… Тем не менее он заметил и запомнил, что я вёл себя странно. И это ночью. Ваш Рогов очень…, – Горохов замолчал и правильно выбрал слово в этой ситуации: – Наблюдательный человек.

– Угу… Угу… Как я понял, – продолжал всё тот же член комиссии в очках, которого, видимо, не удовлетворил ответ уполномоченного, – этот мотоцикл, на котором вы оттуда уехали с Роговым, вы припрятали заранее.

– Да, ещё в первое моё пребывание в тех местах я сделал закладку, и мотоцикл я тоже там себе оставил, так как оставался один, а до ближайшего населённого пункта десятки километров пустыни. Закладки в степи – это обычная практика. И слава богу, что она мне в первый раз не пригодилась.

Вторую женщину из комиссии звали Елена Грицай. Горохов сразу запомнил её. Женщина была яркая. Как и все другие биоты, она была высокой, тяжёлые рыжие волосы собраны в высокий пучок на голове. Глаза у неё были зелёные и казались добрыми. Она пришла сюда, на такое серьёзное заседание, в юбке выше колен. Это сразу удивило всех мужчин из Трибунала. В том числе и Горохова. И вот тут эта Грицай и говорит:

– И именно в тот момент, когда вы раскапывали свой схрон, и появились Кораблёва с Винникером?

– Да; может, набрели случайно, а может, их привлёк шум работы двигателя, когда я проверял мотоцикл после того, как очистил его от песка. Они услышали и пришли.

– Андрей Николаевич, вы ведь успели пообщаться с Кораблёвой прежде, чем она погибла?

– Да, успели переброситься парой слов. Она спросила, видел ли я ещё кого-нибудь. Я ответил, что со мной один раненый Рогов.

– И она вам сразу, в этом коротком разговоре сообщила, что вещество при ней? – продолжала Грицай.

«Зачем она спрашивает, она же читала мои рапорты». Но это вопрос риторический, он знает, что его ещё не раз о том спросят. В общем, это был очень хитрый вопрос. Но у Горохова хватило ума, чтобы не попасться в эту ловушку, когда он ещё писал первый свой рапорт об этом деле.

– Нет, про вещество не было сказано ею ни слова, просто, когда я сказал, что нужно вернуться за Роговым, она сказала, что самое важное уже при ней, и рисковать этим она не собирается, а Рогов…, – Горохов красноречиво махнул рукой, выражая пренебрежение, – Рогов её не интересовал.

Члены комиссии не выразили никаких чувств после подобного его объяснения, и рыжая Грицай, как ни в чём не бывало, продолжала:

– На мотоцикле два места, вас было четверо, не возникло ли между вами конфликта?

– Какой ещё конфликт? – хмыкнул уполномоченный. – Ваша Кораблёва прекрасно понимала, что из сложившейся ситуации только я могу её вывезти. Рогов был ранен, Винникер не бог весть какой проводник по степи.

– Она вам что-то сказала на эту тему?

– Не успела, её убили.

– Убили? Это были дарги? – на этот раз спрашивала Самойлова.

– Да.

– Откуда вы знаете?

– Одного из них я убил. Остальные ушли. Их было, наверное, трое.

– Почему же они ушли? Почему не убили вас?

– Испугались, это были молодые особи, – уверенно врал уполномоченный. – Не прошедшие инициацию. Я осмотрел того, которого убил. А может, у них было мало патронов. Бой-то шёл с вечера.

И тут снова заговорила Елена Грицай, глядя на уполномоченного так, как будто хотела просветить его насквозь своими зелёными глазами:

– Ваша одежда с той экспедиции не сохранилась?

– Нет, в той одежде мне пришлось иди через пески и прыгать в речную воду. Она стала непригодна для носки.

– Зато сохранилась одежда рядового Рогова, – эту фразу рыжая произнесла так, словно угрожала Горохову.

Но тот отреагировал на её слова весьма спокойно:

– И что?

– На одежде Рогова, кроме его крови…, – тут Грицай сделала паузу, словно хотела напугать уполномоченного и закончила: – найдена кровь Кораблёвой.

Уполномоченный не ответил. Он не знал, что ей ответить на это. И тогда Грицай продолжила:

– Можете это объяснить?

«Кровь Кораблёвой на одежде Рогова? Что за бред! Откуда? – и тут же ему в голову пришла мысль. – Кровь Кораблёвой, наверное, нашли на штанах Рогова. И попасть она могла на них только с мотоцикла».

Он пожал плечами и ответил:

– Когда в Кораблёву попала пуля, она находилась возле мотоцикла. Возможно, на мотоцикл попали брызги. А Рогов потом ехал на нём. Или на его одежду кровь могла попасть с моей, я ведь обыскивал Кораблёву после того, как её убили, – он снова пожал плечами. – Других вариантов у меня нет.

Это логическое объяснение, кажется, не было для Грицай неожиданностью.

– А что делала Кораблёва в тот момент, когда начался бой?

Он взглянул на неё с некоторой усталостью и ответил нехотя:

– Она ела персики из персикового компота.

– Дарги стреляли в неё в первую? Почему?

– Они всегда стреляют в ту цель, в которую легче попасть. Кораблёва и Винникер стояли во весь рост, а я сидел на корточках, возле бархана. Было темно, они были лучшими целями.

– А вы хорошо знаете даргов, – заметила Самойлова.

На это её замечание уполномоченный отвечать не стал; он достал очередную сигарету и закурил, а брюнетка, не дождавшись его ответа, заговорила:

– А раз вы так хорошо знаете даргов, как они смогли подойти к вам?

– Очень просто, – ответил уполномоченный. – Я мотоцикл уже выкопал и проверил, после выкапывал воду и бензин, а Кораблёва и Винникер пришли и притащили за собой даргов.

– То есть они привели даргов, а не вы? – уточнила Самойлова.

– Точно не я! – с вызовом ответил ей Андрей Николаевич. – Я приучен ходить аккуратно, не оставлять лишних следов и постоянно оборачиваться.

Она замолчала, уткнулась в свои бумаги, и тут заговорил четвёртый человек из комиссии, седой и самый, как казалось уполномоченному, опасный. Это был очень крепкий на вид северянин по фамилии Карпов. Глаза его были чуть навыкат, и почти всё время он молчал, смотрел этими своими неприятными глазами и старался не упустить ни одной эмоции Горохова; и наконец он сказал:

– Возможно, в те места будет отправлена экспедиция. Ещё одна. Нам бы хотелось знать, как всё произошло. Как погибла группа Кораблёвой. Мы собираемся это выяснить.

«Ну да… Выяснить. Уже месяц прошёл. Даже если в той жуткой жаре нет трупных мотыльков, тела всё равно давно сожраны. Трупные мотыльки съедают тело за трое суток. Даже если труп мотыльки не отыщут, и он успеет высохнуть до состояния мумии, её за неделю сожрёт песчаная тля. За не-де-лю, – Горохов пару раз видал такой шевелящийся серо-бурый ковёр из почти невидимых, микроскопических блёклых существ, что рады любой органике в степи. Этакий бархатный саван на бугорке полуприсыпанного трупа. То было неприятное зрелище. – Тля обглодает мертвеца до костей, даже если его завалит песком полностью. Да и кости в степи востребованы, они будут расколоты крепкими зубами варанов или растворены едкой кислотой сколопендр и с удовольствием съедены. И одежду разорвут и пожрут. Если что-то и остаётся от мертвецов в степи, так это только металлы. А металл давно весь дарги растащили. Всё, что вы там найдёте, так это остовы сгоревшей техники… Так что давайте, езжайте – ищите, выясняйте». Но вслух он ничего такого, конечно, не произнёс, сидел и курил почти безмятежно, и тогда Карпов продолжил:

– Если бы вы присоединились к следующей экспедиции, возможно, мы могли бы рассмотреть продвижение вашей просьбы, наша комиссия имеет на это полномочия.

– О-о! – притворно удивился уполномоченный. – Продвижение моей просьбы? Это какой, какой? Не той ли самой моей просьбы, о продвижении которой мне уже обещала Кораблёва перед тем, как завербовать меня в экспедицию? Или о какой-то новой моей просьбе? Какую из моих многочисленных просьб вы имеете в виду?

– Извините, я вас не понимаю, – Карпов всё так же внимательно смотрел на Горохова.

– Мне уже обещали рассмотреть моё прошение о получении пропуска на север, если я соглашусь пойти с Кораблёвой, – объяснил ему ситуацию уполномоченный. – А теперь ваши в консульстве почему-то передумали. Говорят, что им нужно что-то там взвесить. И тут появляетесь вы и снова мне предлагаете ту же наживку. Думаете, я и во второй раз заглочу этот крючок?

Карпов промолчал, а вот Самойлова была явно побестолковее:

– Мы можем заплатить вам. Назовите сумму.

– Спасибо, нет. Я там был уже, – он показал ей два пальца, – два раза. Всякие твари невиданные, дарги и, главное, – жара под семьдесят. В общем, с меня хватило бы и одного раза, но я там был дважды по просьбе вашей Кораблёвой.

– Сейчас дожди, температура там понизится, – заметила зеленоглазая и неприятная Грицай.

– Да, понизится…, – согласился Горохов, затушив окурок в пепельнице. – С семидесяти до шестидесяти. И это при том, что степь зацветёт.

– Вам выдадут новый охлаждающий костюм, – упорствовала брюнетка. – И мы заплатим вам больше, чем в прошлый раз.

– Зачем это вам, – Горохов уже не знал, как ещё им ответить, чтобы они больше ему этого не предлагали. – Вы ведь все понимаете, что не найдете там ни одного трупа, они все давно съедены. Даже костей от них вы не отыщете. А вещество, что добыла Кораблёва, я вам уже передал. Зачем вы снова гоните туда людей почти на верную смерть? – всё это уполномоченный произнёс с едва заметной неприязнью. Он и в самом деле не понимал этой их одержимости. Может, потому и злился.

– Мы хотим посмотреть то место, где был выход, – на сей раз снова заговорил седой. – Надеемся найти ещё немного вещества. Или хотя бы образцы тех чёрных «деревьев», на которых оно выступает.

«Ах вот как. Они пойдут туда искать не павших. Им нужна та живая капля, которую я им привёз. О… Видно, это было что-то важное. Настолько ценное, что они готовы угробить ещё одну поисковую партию в призрачной надежде раздобыть себе ещё одну каплю того вещества. Надо было о том догадаться. Оно ценное настолько, что даже очень храбрая Люсичка побоялась заграбастать всё себе. И через меня решила поделиться с северянами. Побоялась, что через меня они узнают, что она увела у них всё, и решила отдать половину. Да… Люсичка умная. Даже умнее, чем кажется». Тем не менее…

– Нет, третий раз я туда не полезу, – покачал головой уполномоченный. – Тем более с кем-нибудь типа вас. Мне не нравится, когда безумные бабы забирают у меня оружие и приставляют ко мне охрану.

– Андрей Николаевич, мы можем оговорить сумму, – продолжала Самойлова; то есть об обещании пропуска на север они уже особо и не вспоминали, – и гарантирую, что не буду забирать у вас оружие. Соглашайтесь, и вы не пожалеете.

«О, так это дело поручают очередному биоту! Теперь точно нет!».

– Нет, хватит… Координаты вы знаете… Езжайте без меня. Полюбуйтесь цветущей степью. Только не забудьте пару запасных респираторов. Споры всё-таки ядовиты. И ещё захватите пару канистр инсектицидов от пауков, шершней и цикад. Дожди – это время, когда цикады размножатся и покидают норы, а шершни начинают роиться. А потом, если вернётесь, расскажете, как вы не пожалели, что туда отправились.

Больше никто из приехавших ничего ему не предлагал, хотя вопросов ещё задали много.

Глава 2

– Андрей… Я не пойму… Вот тебе обязательно нужно было их бесить? – спросил комиссар по контролю и внутренним вопросам или, как его чаще называли, начальник кадрового отдела Вавилов. – Вот что ты их задираешь? Все эти твои усмешечки, ухмылочки… Зачем? Вот зачем? – Вавилов, кажется, был не на шутку раздосадован итогами заседания. – Думаешь, после того как ты им нахамишь, посмеёшься над ними, мне будет легче тебя выдвинуть на должность заместителя начальника Оперативного Отдела?

Горохову так не понравилась эта речь комиссара, что он едва сдержался, чтобы не ответить ему чем-нибудь едким. Ну в самом деле, комиссар Вавилов его, одного из опытнейших сотрудников, отчитывал как провалившего исполнение новичка. Но хамить начальству… даже при его самоуверенности уполномоченный не решился, а в очередной раз молча полез в карман и достал оттуда сигарету. И на это уже отреагировал его непосредственный руководитель, начальник Отдела Исполнения Наказаний комиссар Бушмелёв; он выхватил из пальцев Горохова сигарету.

– Хватит уже… Хватит… Чадишь, как старый теплоход на реке, без перерыва, тебя просят не курить, так ты ещё больше дымишь. Как назло. Правильно тебе Вавилов говорит: какого хрена ты их бесишь? Чего дожидаешься, ещё одну комиссию хочешь? Нет бы взять и сказать просто: так, мол, и так дело было, а с вами я больше не пойду, потому что здоровье уже подорвал в этом пекле, – а ты им всё шуточки свои шутишь… Перед этими тощими бабами ихними. Вот нужны они тебе были?

И самое неприятное в этом всём было то, что оба начальника отчасти были правы. Но они не были в курсе последнего разговора, что имел уполномоченный с консулом Северной Конфедерации, который изящно дал понять Горохову, что его желание перевезти семью на север неосуществимо.

– Ладно, – наконец произнёс уполномоченный, – хватит вам меня отчитывать, – он забрал обратно сигарету у Бушмелёва. – Просто надоели они мне. Лживые они… Сволочи…

– Не дали пропуск на север, – резюмировал Вавилов, – и это после того, как ты привёз им пробирку. Обидно, наверное? – ему не нужен был ответ уполномоченного, он молча протянул Горохову руку для рукопожатия. И тот её пожал. А когда он ушёл, Бушмелёв проводил его взглядом, а потом приблизился к своему подчинённому, как будто боялся, что его услышат, и заговорил:

– Чего они там выспрашивали всё время про смерть Кораблёвой?

– Думаю, это способ давления на меня у них такой, – сразу нашёлся, что ответить, уполномоченный. – Дескать, всё неясно: вас было четверо, мотоцикл был один. Нужно ещё выяснить, почему это ты с Роговым приехал, а не Кораблёва с Винникером.

– М-м…, – многозначительно произнёс комиссар. И вдруг спросил: – А и вправду, почему это ты приехал с Роговым, а не с Кораблёвой?

Горохов покосился на начальника и ответил уверенно:

– Как говорят наши пациенты: так карта легла.

– Карта, значит? – многозначительно переспросил Бушмелёв.

– Угу, карта, – подтвердил уполномоченный. Больше он ничего говорить о том деле не хотел. Даже с теми, кому всегда доверял.

– Ну, карта так карта, – закончил разговор начальник и встал. – Ты, Андрей, это… зайди к Поживанову, он два дня тебя спрашивал.

– Зайду, – пообещал Горохов.

***

В Отделе Дознания всегда тихо, кабинеты обычно пусты, а в коридорах прохладно. Большинство сотрудников отдела в здании бывают редко. Они такие же бродяги, как и уполномоченные, – или ещё большие бродяги. Уполномоченные выходят и идут в степь исполнять приговор Трибунала. Уходят, исполняют, возвращаются. Следователи и дознаватели возвращаются в Трибунал только написать рапорты и выписать постановления. Делают это и снова уходят в степь. Чаще всего они изображают из себя старателей – то ещё занятие, учитывая количество бандитов, казаков и даргов в степи. В общем, в отделе Поживанова почти всегда тихо, только в приёмной был молодой человек, имени которого уполномоченный не знал. Парень сразу встал и произнёс:

– Товарищ Горохов, здравствуйте, комиссар ждёт вас.

Сам Сергей Сергеевич восседал в своём необыкновенном кресле, и на сей раз был он не в дорогом костюме, а в какой-то модной то ли кофте, то ли олимпийке, в общем, в одежде с «горлом», в одежде, которую можно носить только в том случае, если ты никуда не отходишь от кондиционера. Горохов слыхал от Натальи, что сейчас моден цвет «заката». Кажется, кофта комиссара была именно этого цвета. Причёска, обстановка в кабинете… Всё было первого класса. И завершала композицию дорогая выпивка в стеклянном холодильнике. Нет, начальник Отдела Дознания совсем не походил на всех остальных комиссаров Трибунала.

– Садись, – коротко предложил Поживанов уполномоченному, указав на стул перед своим большим столом.

Они молча пожали друг другу руки, и Горохов уселся туда, куда было предложено, а комиссар, увидав в его руках сигарету, тут же подвинул ему пепельницу: кури, если хочешь. Но уполномоченный закуривать не стал.

– Что-то лица на тебе нет, – ехидно заметил Поживанов. – Что, Андрюша, уездили тебя северные красотки?

– Просто одолели, – подтвердил Горохов, покачав головой. Он, честно говоря, думал, что комиссар предложит ему чего-нибудь успокаивающего из своего холодильника, но тот не торопился этого делать и продолжал:

– Думаю, что это не последняя комиссия, что приезжает по твою душу. Впрочем, их можно понять, погибла целая группа отборных людей. А ещё ты привёз им что-то очень нужное.

– Да, они хотят, чтобы я ещё раз туда съездил, – сказал Горохов. – Готовы ещё людей гробить, чтобы только добыть того вещества.

– О, – комиссар удивился. – Значит, и впрямь ты что-то ценное добыл, – и тут же спросил, многозначительно поглядев на Горохова: – А что это было-то? Или у тебя подписка о неразглашении?

Наверное, Горохову не нужно было рассказывать об этом, но ведь и вправду подписку о неразглашении за время всех этих разборов и комиссий с него так никто и не взял. Дело вели северяне, а не Трибунал. А они, как выяснилось, совсем не так опытны в подобных мелочах. К тому же Горохов рассчитывал получить кое-какую информацию от Поживанова и посему не стал играть с ним в тайны и ответил вполне развёрнуто:

– Прозрачное, как вода, вещество. Но более густое. Капля в пару граммов. Может передвигаться по пробирке вне зависимости от её наклона. Мне показалось, что вещество ищет место, где больше солнечного света, и передвигается туда, но сам понимаешь, это только мои предположения.

– Ну понятно, – произнёс Сергей Сергеевич без особого интереса, – короче, какая-то муть для Института.

– Да, – согласился уполномоченный.

– Ладно, – перевёл тему комиссар, – помнишь, ты меня просил про Алевтину из Серова разузнать?

– Я уж думал, ты забыл, – сказал Горохов.

И тогда Поживанов посмотрел на него с укором и ответил очень серьёзно:

– О просьбах таких людей, как ты, Андрей, я никогда не забываю.

– Это чем же мы, «такие люди», отличаемся от «не таких»? – с усмешкой спросил Горохов. Он всю серьёзность фразы генерал-майора переводил в шутку.

Ну и Поживанов тоже пошутил:

– «Такие люди», как ты, от простых людей отличаются количеством приведённых в исполнение приговоров.

Они оба посмеялись, и Горохов закурил. А сам Поживанов встал и добавил:

– Вообще-то мне сейчас нельзя, у меня встреча скоро, но я выпью с тобой пару капель, – он полез наконец в свой холодильник и достал оттуда самую дорогую кактусовую водку, которая давно уже привлекала внимание уполномоченного – даже через два стекла – своей божественной синевой.

Также комиссар поставил на стол две рюмки и тарелку с острой нарезкой. Разлил выпивку, и они выпили. И, не закусывая, Поживанов продолжил:

– В общем, на человечка, что на меня там работает, я почти не надеялся и, как выяснилось, правильно делал, он… короче, в религию ушёл; там, в Серове, шаман какой-то появился, и он стал к нему ходить.

– Так это явление повсеместное, – заметил Горохов, – от безнадёги люди либо на полынь присаживаются, либо в религию уходят, я давно это приметил.

– Я тоже, – согласился Поживанов. – Короче, я отправил туда Васю Белькова, знаешь его?

– Да, я его знаю, – сразу вспомнил уполномоченный толкового оперативника. – И что он говорит?

– Много чего… Во-первых, там есть боты.

– Ну, это уже не удивляет…, – уполномоченный даже махнул рукой, – далеко на юге уже появились серьезные боевые модели. Как-то они колодец хотели отбить у торговцев. Девять-десять попаданий из винтовки выдерживает походя. В общем, они как из бетона… жуткие твари… хотя ещё и туповатые…

Кажется, о таких ботах начальник Отдела Дознаний ещё не слышал, он даже приподнял брови от удивления.

– Десять попаданий…? Ты лично видел таких?

– Лично, – заверил его уполномоченный.

– Да…, – многозначительно произнёс Поживанов и вспомнил: – Ладно, продолжим про город Серов. Обстановочка там интересная, мягко говоря, буду писать докладную Первому. Пока обдумываю нюансы. Ну, боты это… Это ты уже понял. Но вот что меня поразило – и меня, и Васю Белькова тоже, – так это то, что там куча хороших северных товаров. Всё есть: аккумуляторы, кондиционеры, даже «вечные» батарейки, персики, сушёные фрукты, отличный крахмал, и всё в оптовых количествах.

Эта информация почему-то не вызвала у уполномоченного большого удивления: ну, значит, город Серов является местным центром торговли, откуда торговцы развозят товары по мелким оазисам и другим поселениям. И, поняв, что озвученная информация не произвела на собеседника большого впечатления, комиссар пояснил:

– Андрей, так цены ниже, чем у нас тут, на реке.

– То есть? – всё ещё не понимал уполномоченный.

– То есть у нас здесь главный логистический узел на тысячу километров в округе, – продолжал пояснять Поживанов. – Все товары идут по реке сюда и здесь же выгружаются. И когда мне мой аналитик полгода назад писал, что к нам сюда, на Соликамские склады, почти не ездят покупатели из-за «камня», из-за Уральской гряды, в том числе и из Серова, я этому особого значения не придавал. Я тогда не уловил нюанса. Ну не ездят – и не ездят.

– Я и сейчас не улавливаю, – признался Горохов.

– А должен, – с укром произнёс генерал-майор. – Это мы тут в городе сидим, а ты там, в степи, подобное нутром должен чувствовать.

– Так ты объясни, что мне нутром-то почувствовать нужно.

– Ты же сам говорил, что эта твоя Алевтина оружием торгует. Оружие-то северное. Не сама же делает. Но мы-то тут, на реке, весь трафик контролируем, почти весь. Откуда там, за «камнем», оружие и дешёвые товары?

– Думаешь, ещё одна дорога есть? Там же рек нет, там севернее Серова через двести километров болота начинаются.

Тут Сергей Сергеевич развёл руками:

– Вот так вот, пути на север нет, а товары и оружие с севера есть.

– И на этом оружии «сидит» Алевтина, – резюмировал Горохов.

– Она только имя. Персоналии, стоящие за нею, всё время меняются, так что выяснить имя того, кто этим делом заправляет, у меня пока возможности нет. Сейчас там всеми процессами руководит человек по имени Юрий Сирко или, как его там называют, Юра Сыр.

– Юра Сыр? – Горохов усмехнулся. Эта кличка авторитетного предпринимателя показалась ему забавной.

– Кто он, откуда – нет никаких данных. В общем, буду писать по Серову большую докладную записку на имя Первого, обязательно упомяну тебя, – пообещал Поживанов. И добавил: – Может, это поможет, и тебе всё-таки дадут место зама Оперативного Отдела.

Андрей Николаевич только махнул рукой и поморщился. После всех этих комиссий, рапортов и расследований его назначение на высокий пост выглядело всё более и более призрачным. И чтобы не выслушивать успокаивающие речи от комиссара, он начал:

– Слушай, Серёжа…, – и замолчал, думая, как бы лучше попросить.

– Ну. Говори, – Поживанов разлил по рюмкам водку.

– Ты помнишь, – Горохов взял свою, – я приволок из степи сюда одного типа. Его звали Валера. Я в рапортах о нём писал.

– Это тот шарлатан-генетик, за которого я получил «втык»? – вспомнил комиссар.

– Ты получил за него? – удивился уполномоченный.

– Ну да… Мне Первый всё высказал, я ведь его проверял, прежде чем его в Институт взяли, писал, что он благонадёжный. А он там выкаблучивать начал. Я сути не знаю, но его ведь оттуда выгнали.

– Да, выгнали, – согласился Горохов, – или сам он оттуда ушёл; в общем, он стал всяких мутных типов лечить, из могил поднимал, как и меня, и начал преуспевать, бабу даже завёл, хотя сам был ещё тот красавец; ну а перед самой моей командировкой он исчез.

– Исчез?

– Да, оставил свой дом, он хоть и на отшибе стоял у барханов, но там была куча всего дорогого. Оборудование, ванны всякие, кондиционеры, электронный микроскоп был. А он всё это оставил, кроме микроскопа, и вместе с этой своей бабой исчез.

– Ну так он с мутными водился, ты же сам говоришь; может, кого-то не долечил… и вот…, – предположил Поживанов.

– Да, но мне кажется, что те у него всё оборудование вывезли бы, – Горохов выпил свою согревшуюся в руке водку. – Народ лихой, такие деньгами разбрасываться не будут.

– И что ты хочешь? Найти его? – комиссар тоже выпил.

– Ну, так…, – Горохов всё никак не мог смириться с мыслью, что он привёз сюда человека, а тот здесь исчез, – хотя бы попытаться. Он и вправду мог из могилы людей на ноги ставить. Я бы и тебе его тоже порекомендовал.