Про Лизавету и михрялку Дусю

Глава 1

Как михрялка превратилась в Дусю

Жила-была на свете одинокая карликовая михрялка. Карликовая потому, что маленького размера. А одинокая, потому что жила одна и никого у нее не было: ни родных, ни друзей, ни знакомых. А еще, одинокими бывают, потому что тебя не любят не только родные и знакомые, но и чужие и совсем не знакомые. Сами подумайте, если вы михрялка, какие могут быть у вас друзья и знакомые? Нет, и еще раз – нет! Что, вы не знаете, кто такая михрялка?

Михрялка, это такое животное. Размером с маленькую кошку. Мохнатое, с длинной серой шерстью. С коротенькими лапками. Лапки с длинными острыми когтями (чтобы было легче лазить по деревьям). С мохнатой мордочкой, на которой только и видно два больших глаза и черный блестящий нос. С мохнатым, как и она вся, хвостом. С ушами, похожими на кошачьи. Только на концах, кисточки, как у рыси. А если михрялка откроет рот, вы будете неприятно удивлены. Рот, от уха до уха, усеян множеством, треугольных острых, как бритва, зубов.

Ладно бы, внешний вид – ко всему можно привыкнуть. Привыкают же, и даже любят, например, лысых кошек или, скажем, пауков. Но михрялки еще и пахнут. Редко, кто выдержит рядом с михрялкой больше трех минут. Такой от них исходит отвратительный запах. Потому, про них даже ученые почти ничего не знают. Кому охота исследовать такое неприятное животное, которое к тому же, исчезающий вид. Пока исследуешь, оно исчезнет. Его даже в Красную книгу не занесли, потому что неприятное.

Среди животных, у михрялки врагов не было. Запах отгонял даже самых голодных хищников. А вот с людьми, дела обстояли похуже. Люди не любят тех, у кого во рту много зубов (а может, они ядовитые), у кого длинные острые когти (тоже могут быть ядовитыми), и от кого исходит такой противный запах. Короче говоря, михрялок истребляли. И их осталось так мало, что непонятно было, остались они еще, или их уже всех истребили. Но одна, про которую я рассказываю, точно была жива. И неплохо себя чувствовала. Жила она в старом, заброшенном, почти развалившемся доме лесничего. Лесничий давным-давно уехал доживать свой век в город, а никому ненужный дом, постепенно разваливался. Вот тут-то и набрела на него наша михрялка, уходившая все дальше и дальше от людей. Место здесь было глухое. Все тропы заросли кустарником да завалены были буреломом. А еще, подступы к дому закрывало, невесть откуда взявшееся, болото. А это для михрялки было, пожалуй, поважней всего остального.

Ни одна михрялка, никогда, ни разу в жизни не мылась. Да, что там, не мылась – даже не умывалась. Почему-то, все михрялки боялись воды. Зато, очень любили поваляться в грязи, а еще лучше, в болотной жиже. Поэтому, михрялка, о которой я рассказываю, была вечно грязная и, извиняюсь, вонючая.

Питалась михрялка, чем попало: то жука съест, то травку пожует, то орех, то гриб, то птичку поймает. Ела она это все в сыром виде, так как огонь разводить она не умела, и спичек у нее не было. Поэтому, у нее часто живот болел. А когда живот болит, какое настроение будет? Правильно, плохое. Одна радость: грязи кругом, хоть завались – валяйся, сколько хочешь, и никто тебе слова не скажет.

А если честно, иногда так хочется, чтобы хотя бы кто-нибудь, хотя бы одно слово тебе сказал. И чтобы это слово было добрым. Плохо быть одинокой михрялкой… . Михрялкой, вообще, плохо быть. Даже и не пробуйте.

Ладно, оставим пока нашу михрялку нежиться в болотной жиже. Кроме нее, на свете жила одна девочка. Звали ее Лизавета. Вообще-то, ее имя было Лиза. Но так, как она

была очень серьезным ребенком, то и звали ее серьезно – Лизавета. Было ей семь лет, скоро восемь. Она уже закончила первый класс и приехала на каникулы к бабушке с дедушкой в деревню. С собой она привезла куклу Клаву и шесть толстых книжек с картинками. Книжки нужно было прочитать за лето. Это Клавдия Михайловна задала, чтобы дети не разучились читать. А Клавдия Михайловна, это любимая, обожаемая учительница. И кукла Клава названа в ее честь, и была даже, на нее похожа.

Все девочки в деревне оказались на много старше Лизаветы. В первый день они покрутились возле, пока у нее не опустел пакетик с мармеладками. А потом, убежали играть в прятки. И Лизавету, между прочим, не позвали. А когда она попросилась, сделали вид, что не слышат. Ну, и ладно! Не очень-то и надо было.

Стала Лизавета жить одна, без подружек. Если разобраться, зачем нужна подружка? Ну, во первых – чтобы играть было веселее. Во вторых – чтобы не перебивала, когда ей говорят, в третьих – чтоб не обижалась, а соглашалась. И в четвертых – чтоб не командовала. Подумала-подумала Лизавета и решила, что все равно, лучше, чем Клава, у нее подружки не будет. Клава даже лучше, чем живая подружка. Например, с ней можно лечь спать. А с живой подружкой, не очень-то ляжешь в кроватку – места мало. А Лизавета не любила, когда спать тесно.

Так и потянулись летние деньки. Так много надо за день успеть. И поиграть с Клавой, и посидеть с бабушкой на лавочке, и почитать первую страничку, и поиграть без Клавы, или, например, сходить с Дедушкой к колодцу за водой.

За домом, по самому краю участка, протекал ручей с чистой прозрачной водой. Эту воду даже пить можно было. Но ее использовали для стирки, для полива огорода, для мытья. А вот, пили только колодезную воду. И не потому, что она чище была, а потому, что была вкуснее. Сладкая водица была: пьешь-пьешь, а напиться не можешь. Дедушка говорит, что эта вода живая. И хотя не близко от дома колодец был, ходили и брали воду для питья только в нем. Вот и Лизавета с Дедушкой стала ходить за водой. У Дедушки два ведра больших, а у внучки – одно, поменьше. Пока идут к колодцу, разговаривают. Про маму, про папу, про Клавдию Михайловну, про лето, про птичек. Обо всем. С собой всегда брали старую алюминиевую кружку. У колодца из этой кружки, подолгу, по очереди пили студеную воду. И никакая газировка, даже самая сладкая, не могла с ней сравниться. Потом наполняли ведра и шли обратно, но уже, с остановками. На полпути, Лизавета из своего ведерка отливала половину в Дедушкины ведра. Тяжело было так далеко полное ведро нести. Так тяжело, что у нее, даже, очки запотевали. А что, я разве не сказал: Лизавета носила очки. Зрение у нее было неважное. И чтобы оно не портилось еще больше, доктор велел носить очки. Ну и что! Они даже украшали Лизавету.

А вечером приходила соседка бабушка Ильинична и они вчетвером сидели под яблоней у самовара и пили самый вкусный на свете чай. Лизавете все это очень нравилось. И так хотелось, чтобы так было всегда, или хотя бы, подольше.

Деревенские девчонки за месяц порядком надоели друг дружке. По нескольку раз перессорились и помирились и стали придумывать, чем бы еще заняться. И тут они вспомнили про Лизавету. Кто-то из них предложил: «А давайте, пойдем в лес за ягодами, за земляникой! И эту, москвичку – малявку с собой возьмем!» «Давайте! Давайте!»– подхватили остальные. Сказано – сделано: пришли к Лизавете. Она конечно, рада. Да, Дедушка с Бабушкой не хотят пускать. Еще и насморк у нее откуда-то взялся. Температуры нет, и чувствует себя хорошо, а нос не дышит. А вот, подышит «хвойным» воздухом и насморк пройдет. Насилу уговорили. Пообещали с Лизы глаз не спускать.

На следующее утро отправилась шумная компания в лес. Пока шли до леса, с Лизаветы, и правда, глаз не спускали, веселили и ее и себя, как могли. А как в лес пришли, землянику увидели, бросились собирать. Разбрелись, кто куда. Лизавета тоже увлеклась. Ягод много, да они мелкие. Когда еще, корзинка наполнится? Сначала, аукались: «Ау- ау!». А потом, все реже, все тише «Ау!» слышалось. Да и затихло совсем. Лизавета опомнилась, когда полную корзину ягод набрала. Стала девчонок звать. А в ответ – тишина. Только деревья шумят, да птички поют. Сначала, она только расстроилась, а потом, когда поняла, что не знает куда идти, испугалась не на шутку. Так испугалась, что начисто забыла, что ей Дедушка говорил, когда они за водой ходили и про лес беседовали. А Дедушка ей говорил, что если ты в лесу заблудилась, не бегай, не суетись, а оставайся на месте. Тебя рано или поздно начнут искать и, обязательно, найдут.

Забегала Лизавета, засуетилась. Совсем голову от страха потеряла. Побежала куда глаза глядят. А куда им глядеть? Кругом деревья да кусты. Бежала-бежала, потом шла. Потом, опять бежала, опять шла. Потом из сил выбилась. Села под деревом, сняла очки, положила в корзинку, поела ягод, да и уснула крепким сном. Сколько проспала? Когда проснулась, солнышко уже к закату клонилось. Дело к вечеру. Покричала, покричала. Да, что толку в дремучем лесу «Ау!» кричать. Если только, леший услышит. Побрела дальше. А ночь надвигается. Луна за макушками деревьев иногда поблескивает. Деревья стоят черные. То листва от ветра шумела, голоса птичьи слышались, а солнце село, и ветер вдруг затих и птицы умолкли. В тишине филин заухал – еще больше страха нагнал. Вот вы бы, что на Лизаветином месте сделали? Правильно, она так и поступила: села на поваленное дерево и заплакала. Проплакалась хорошенько и в голове как-то светлее стало. Стала голова думать. И тут же вспомнила голова все разговоры Дедушкины про лес. Ох, поздновато вспомнила! Посидела, посидела, а сидеть еще страшнее, чем идти.

– А, и пусть, меня волки или медведи съедят! – Решила Лизавета, встала, даже очки одевать не стала (без них не так страшно), и побрела в темноту. Идет, как во сне. Ветки по лицу хлещут. Сил уже нет, а она все идет. Вот под ногами захлюпало, в тапочки вода налилась. А она все идет и идет. Под ногами мягко, мокро. Вода уже колени намочила, а она все идет, уже по пояс, а она все идет и идет. Наконец, выбралась на твердую землю. Мокрая, замерзшая. Тут силы ее и покинули окончательно. Рухнула она на траву, как убитая и уснула беспробудным сном.

Девчонки, конечно, Лизаветы хватились. Искать стали. Проискали до темна. Уже поздно вечером пришли к Бабушке с Дедушкой. Так и так, мол. Не доглядели. А с кого спросишь? Да, и не спрашивать надо, а искать. Искать ночью в дремучем лесу маленькую девочку. Легче найти иголку в стоге сена. Пока людей собирали, пока милиция, пока то, пока се – половина ночи уже прошла. Начали искать с фонарями, а скоро уже и светать начало. Многие охрипли, кричали на все лады: и «Лиза!», и «Лизавета!», и «Ау!», и «Эй!» Да только, в ответ – тишина. Пойди, поищи в дремучем бескрайнем лесу. Но никто и не думал отступать. Из города еще люди приехали и солдаты – все искали девочку Лизу семи

лет светловолосую, в голубом платье в горошек, в круглых очечках и двумя косичками. Проснулась Лизавета от того, что кто-то ее трогал и при этом, громко сопел. Вместо того, чтобы открыть глаза и посмотреть, кто это сопит, она еще крепче зажмурила глаза и подумала: «Вот, и волк пришел. Выбирает, с чего начать меня есть. Сейчас обнюхает всю и останутся от меня ножки да рожки. Ой, да у меня же рожек нет. Это же про козлика…»

И тут, Лизавета не выдержала и открыла глаза. Открыла, и сделались у нее глаза такие большие и такие круглые от изумления, какие только в японских мультиках бывают. Около нее сидел вовсе не волк, а небольшой мохнатый зверек. То-ли кошка, то-ли собака. Без очков не разберешь. Хотела очки из корзинки взять, а корзинки нет. Неужели потеряла? И тут, она услышала чей-то хриплый, скрипучий голос:

– Ну, что глаза вытаращила?

Обрадовалась Лизавета. Ура! Люди! Сейчас дорогу домой спрошу. Стала оглядываться вокруг, но никого, кроме странного зверька не увидела.

– Не крути головой, с тобой разговариваю.

– Кто здесь?!!! – Испуганно закричала Лизавета.

– Да никого, кроме меня здесь нет. Чего ты орешь-то?

И только сейчас она поняла, что с ней разговаривает этот зверек. Но, ведь этого не может быть, звери не разговаривают. Вернее, разговаривают, но только в сказках.

– Это что, я в сказку попала? – Удивилась Лизавета. – А ты кто? Ты меня не съешь?

– Очень надо, тебя есть. – Проворчал зверек, – Ходят тут всякие. Никакого покоя от них нет. В лес ты дремучий попала, а не в сказку. Как тебя сюда занесло-то?

Лизавета все так и сидела с вытаращенными глазами. Все не верила, что происходит это по настоящему, не понарошку. Говорящий зверек, дремучий лес, болото, какая-то избушка на краю поляны.... Закружилась голова у Лизаветы. Слишком много всего произошло за последние несколько часов. Не выдержала девочка. Глаза закрылись: может, сознание потеряла, а может, уснула.

А люди продолжали искать Лизавету. Дело к вечеру, а Лизаветы все нет. Приехали из Москвы мама с папой. Бабушка дома места себе не находит. А Дедушка, как ночью из дома ушел, так и пропадал все это время в лесу. Все ругал себя, зачем отпустил внучку с этими глупыми девчонками. Да. теперь, уже ничего не исправить. Все глубже в лес уходил Дедушка. Старался угадать, куда могла пойти Лизавета. Давно затихли крики людей искавших девочку, а он все шел и шел вперед. И вдруг, около поваленного дерева, он нашел горсточку земляники. Обрадовался – она это, больше некому, землянику просыпала. Заторопился – темнеть скоро будет. А в темноте, кого найдешь? Придется в лесу заночевать, а с рассветом опять искать. Попробовал покричать, позвать внучку, да все напрасно.

Сколько времени пробыла без сознания Лизавета, кто знает? Да только, когда глаза открыла, на улице вовсю светило солнце. Его лучи пробивались сквозь грязные, затянутые паутиной, стекла маленького окошка и падали ей прямо на лицо. Огляделась и увидела, что лежит на старой железной кровати в небольшой комнатке с покосившимся потолком и кривыми стенами. Все вокруг, и пол, и мебель, было покрыто толстым слоем пыли. Сильно болела голова. Она подняла руку и нащупала на лбу что-то мягкое и влажное. Взяла в руку – оказалось, мокрое полотенце. Хотела встать, но сил совсем не было. Значит, заболела, поняла Лизавета. А кто же положил ей на лоб мокрое полотенце, чтобы сбить жар? Как она оказалась в этой комнатке? Значит, ее нашли, значит, спасли! Она сразу же успокоилась, закрыла глаза и уснула.

Вот, ведь как в жизни бывает. Не думала михрялка, что когда-нибудь ей придется помогать своему злейшему врагу – человеку. Хотя, какой это человек? Это, пока что, только, человечек. И неизвестно, какой он вырастет, добрый или злой. В домике лесника, где поселилась михрялка, и куда она привела полуживую Лизавету, осталось много всего:

и посуда, и мебель, и вещи – ничего не взял с собой хозяин. То-ли надеялся вернуться, то-ли сил не было тащить. Когда Лизавета опять пришла в себя, на тумбочке, возле кровати, стояла большая голубая чашка с водой. Очень хотелось пить и она, не раздумывая, выпила из чашки всю воду.

– Пей, пей! Тебе надо много пить. – Услышала она знакомый скрипучий голос Она повернула голову и увидела того самого серенького зверька. Он сидел на кресле, стоящем в углу совсем как маленький человечек.

–Ты кто? – Лизавета, все еще, до конца не верила, что разговаривает с ней этот зверек. Ей казалось, что, вот сейчас в комнату войдет кто-то, конечно же, человек и скажет, что ловко над ней подшутил. Но в комнату никто не входил, а зверек продолжал сидеть в кресле.

– Ты что, михрялок никогда не видела?

– Не видела. А михрялки, это что?

– Не что, а кто. Я – михрялка. Зверь такой. Страшный, злой и коварный! – михрялка, на всякий случай, решила немножко напугать девочку.

– И ничего ты не страшная, а очень даже симпатичная. И никакая ты не коварная, а добрая. Ты же меня лечишь. А злой и коварный никогда не будет лечить незнакомую девочку. Вот. – Сказала все это Лизавета и улыбнулась. И михрялка растерялась: никогда еще, ни разу, в ее долгой и трудной жизни, ни один человек не разговаривал с ней так. Не называл ее доброй и симпатичной, и уж тем более, не улыбался ей.

– Все, хватит разговаривать. Тебе нельзя. Тебе спать надо. Сейчас, лекарство пожуешь, и спи. – Михрялка слезла с кресла, вышла из комнаты и вернулась с пучком какой-то травки.

– На, жуй. Она не горькая, кисленькая. А потом, спать. Выздоровеешь, тогда, если захочешь, поговорим.

Лизавета сделала все, как велела михрялка. Она, когда болела, часто слышала и от мамы и от Бабушки, что сон это лучшее лекарство. Вот и уснула, легко и быстро. Когда просыпалась, михрялка опять была рядом. Опять поила Лизавету водой, давала жевать какие-то травки и листочки. И опять девочка проваливалась, как в колодец, в глубокий исцеляющий сон. И постепенно, жар начал спадать. Кашель стал влажным. Пропала слабость и уже не болела и не кружилась голова. В те минуты, когда Лизавета просыпалась, они почти не разговаривали. Михрялка очень боялась того момента, когда у девочки начнет дышать нос и она почувствует запах, исходящий от нее. Прошло пять дней. Лизавете стало совсем хорошо. Она даже, с кровати начала подниматься. И первый раз за все время попросила есть. Сначала михрялка обрадовалась – значит, пошла на поправку, а потом задумалась, а чем кормить человеческого детеныша. Жуками, да червяками? От ягод да орехов сил не много прибавиться. Тут надо человеческую еду, а где ее взять? Люди на огне пищу готовят, а михрялки, все сырым едят. Сама не готовила, но видела и запомнила, как это делают люди (Где видела, да и вообще, про ее жизнь и приключения я потом, как–нибудь, расскажу). Нашла за печкой несколько коробков со спичками, подошла к Лизавете. Так, мол, и так, надо печку растопить. А та, рада – лежать-то уже надоело. Дедушка ее печку растапливать давно научил, вот и пригодилось. Пока разжигалась печь, михрялка куда-то исчезла. Вернулась не скоро, взяла с полки кастрюлю и опять ушла. Вернулась, поставила кастрюлю в печку, а Лизавете велела лечь, пока, в постель. Прошло время и запахло в избушке так, что задремавшая, было,

Лизавета даже вскочила. Да, и у михрялки, слюнки потекли. Ей и раньше приходилось есть человеческую еду. Конечно, это повкуснее будет, чем жучки да корешки всякие. Нашла на полках банку с вермишелью. Попробовала – не испорчена. Насыпала в кастрюлю, помешала. Скоро суп был готов. Лизавета налила себе и михрялке по полной тарелке, свою поставила на стол, а михрялка свою велела поставить на пол – ей так удобней. Только сейчас, девочка поняла, как проголодалась. Не успела распробовать, а тарелка уже пустая. Михрялка тоже не отставала. Лизавета налила опять по полной тарелке. В этот раз, уже, ели не торопясь.

– А где ты в лесу курицу взяла? – Спросила Лизавета. Михрялка сначала смутилась, но потом нашлась, что ответить.

– Почему, обязательно, курицу? Что, в лесу других птиц мало? – Она не стала говорить, что суп был лягушачий, а никакой не куриный. Уж, лягушек на болоте, хоть отбавляй. А по вкусу, не хуже, а может еще, повкусней.

От горячей еды Лизавета раскраснелась и нос у нее прочистился. Принюхалась она.

– Извини, а ты что, никогда не моешься? Я, один раз, ехала с мамой в автобусе. И вошел бездомный. Их еще бомжами называют. От него так же пахло, как от тебя. А мама сказала, что если его помыть и переодеть, он будет, как все нормальные люди.

– А я, выходит, ненормальная? – обиделась михрялка и почесала у себя за ухом.

– Нормальная, только, очень грязная. Давай мы тебя вымоем. У тебя шерстка красивая, а вся свалялась. Будет пушистая и нарядная. Я тебя причешу.

Идея понравилась михрялке. А Лизавета, уже нашла кусок мыла, большое махровое полотенце и сняла со стены в прихожей небольшое корыто, в котором прежний хозяин стирал белье. Подбросила в печку дров. Там же, в прихожей нашла ведро. Точно такое же, с каким Дедушка ходил за водой.

– А где здесь колодец? Далеко? – Спросила она у михрялки. – Нам много воды надо. – Нет здесь никакого колодца, а воды, хоть отбавляй – целое болото.

– Но ведь, она в болоте грязная, как же мы тебя вымоем?

– Болото болоту рознь, – отвечала михрялка. – Пошли, я покажу.

Они вышли из дома и через несколько минут, уже стояли около воды. На вид, вода, действительно, казалась чистой, прозрачной.

– Видишь эту травку? – Михрялка показала на невзрачную травку, растущую в воде у самого берега и на берегу у воды. Это мох, называется – сфагнум. Там, где он растет, воду пить можно. И живот болеть не будет. Зачерпывай. Только, понемногу. А то, у тебя еще сил мало.

Скоро Лизавета наносила воды. Вода согрелась, и можно было мыться. Но, михрялка все тянула время, ей было очень страшно. Теплая чистая вода, мыло, пахнущее земляникой – все было так непривычно, так удивительно. Страшно. Лизавета поняла, что происходит с михрялкой. Она молча подошла к ней, взяла ее на ручки и осторожно опустила в корыто. Пришлось четыре раза намыливать зверька. Пока не вымыла михрялку начисто. Завернула ее в полотенце так, что виден был только черный кожаный нос, и отнесла в комнату на кровать. Вытерла насухо, расчесала шерстку, и удивилась, как сильно поменялась михрялка.

– Ой, какая ты Дуся! Ой, как ты мне нравишься! – Лизавета Дусей называла все, что ей нравилось. Была у нее такая привычка. Например, увидит красивую бабочку и восхищается: «Ах, какая Дуся!» Она и Клаву сначала хотела Дусей назвать. Но, кукла была так похожа на учительницу, что пришлось ее назвать Клавой. Вот, и сейчас, она даже, захлопала в ладоши от восхищения. – А можно, я буду звать тебя Дуся! Правда, у тебя ведь, нет имени. Будешь Дуся, Евдокия! Давай? – Михрялка была так потрясена, так растрогана, что, наверное, если бы умела плакать, обязательно разрыдалась бы. Но, михрялки не плачут. Теперь она не одинокая михрялка, а михрялка Дуся. Этот человеческий детеныш оказался добрым и из него вырастет добрый человек. Она даже мечтать не смела, что такое может с ней случиться. Все-таки, эти люди интересные звери. Одни, сколько хорошего напридумывали! Мыло, или например, спички, или например, корыто. А другие, сколько злого, сколько плохого. Например, охотников или, например, ружье!

После мытья, Дусю так разморило, так клонило в сон, что она сама не заметила, как свернувшись в пушистый клубочек, крепко уснула. Лизавета не стала ее будить, осторожно легла рядом, прижалась к тепленькому тельцу и, засыпая, подумала, что с такой подружкой ей в кроватке спать будет не тесно. Ведь, она согласиться стать моей подружкой? Наверное, согласится. Она же очень хорошая. А Клава, не обидится – она же, все-таки, не живая, а кукла.

Все эти дни, пока Лизавета лежала в Дусиной избушке, ее не переставали искать. Даже вертолет летал над лесом. Да только, не слышала она вертолета. Седьмой день пошел, как потерялась Лизавета. Надежды найти ее становилось все меньше и меньше. Ну, не может семилетний ребенок без еды, без воды столько времени находиться в лесу! А хищники! Участковый так и сказал: «Нам бы, хотя бы, тело найти». Не верил, что девочка жива. Да, и многие не верили. Только Дедушка верил, Бабушка верила и мама с папой. А еще, соседка, бабушка Ильинична. Дедушка через первые два дня поисков пришел домой, переоделся, положил еды и воды в рюкзак, взял ружье, сказал, что пока внучку не найдет, не вернется. И ушел. Бабушка не стала его удерживать. Она бы и сама пошла, да ноги больные – далеко на таких, не уйдешь.

Дедушка вернулся к тому поваленному дереву, у которого нашел горстку земляники. Сел и стал думать. Старался поставить себя на место Лизаветы. Куда бы он пошел, что бы он стал делать. Долго думал. До самого вечера. А вечером, когда солнце уже село и выглянула луна, Дедушку осенило: маленькой девочке в темном лесу очень страшно и сидеть на одном месте она не будет. А будет идти. Все равно, куда, лишь бы, не сидеть. И будет она идти в ту сторону, где, между деревьями, блестит луна – единственный лучик надежды. А вот, куда приведет этот лучик?

И пошел Дедушка в темноте за луной. Куда луна, туда и он. Идет, дорогу фонариком подсвечивает. И для него луна, лучик надежды. Надежды найти свою внучку. Шел до тех пор, пока под ногами хлюпать не начало. Остановился, посветил фонариком, а вокруг вода. Болото. Решил утра дождаться. Кто ж ночью в болото лезет?

Два дня потратил, чтобы болото обойти. А ему конца и края нет. Вернулся назад. Насилу нашел то место, где в болото вошел. Опять, дождался ночи, и пошел за луной. Куда она, туда и он. Вода под ногами захлюпала, он идет. Вода в сапоги заливаться начала, он идет. Вода по пояс уже, а он идет. Дно вязкое, идти тяжело. Решил вернуться. Сделал зарубку на дереве, чтобы днем сюда дойти, и назад.

До утра обсох, отдохнул. Солнышко встало. Луна больше не нужна. Направление известно. Пошел. Опять вода по пояс, а он идет. Скоро вода по грудь будет, а он все идет. И вдруг, впереди, среди стволов мертвых деревьев, он увидел зеленые кусты. А это значит, что там болото кончается. Вода уже ниже пояса. Вот уже и сапоги из под воды показались. А вот, и берег твердый. Упал Дедушка на траву, лежит, отдыхает. Отдохнул, решил попробовать, крикнуть. Позвать Лизавету. Так, на всякий случай. Закричал громко, как только сумел:

– Лизаветааа! Лизааа! – А в ответ, тишина. Он еще покричал. Опять тишина. Он поднялся на ноги, огляделся вокруг. Неужели, зря через болото пробирался. И вдруг, за кустами увидел крышу какой-то избушки. Удивился. Заторопился. Хотя и Дедушка, а бегом побежал. Подбежал к избушке. Дверь нараспашку. Посреди большой комнаты на табуретке стоит корыто с грязной водой. Потрогал печку – еще теплая. Заглянул в маленькую комнатку, и обомлел. На кровати, в обнимку с кошкой спит его Лизавета. Справился с собой Дедушка, не стал будить внучку. Теперь уже никуда не потеряется. Поставил ружье к стенке, рюкзак на пол положил. Тихонечко сел в кресло. Посидел- посидел, да и заснул.

Лизавета проснулась от того, что кто-то тряс ее за плечо. Она открыла глаза и увидела Дусю. Хотела спросить, что случилось, но Дуся закрыла ей рот своей мягенькой лапкой и зашептала на ухо:

– Скорее, надо прятаться, скорее! Охотник! Там, охотник пришел! – Лизавета ничего не поняла и решила сама посмотреть, что там за охотник пришел. Она повернула голову, куда показывала Дуся, и вскрикнула. Даже Дусина лапка, закрывавшая ей рот, не помешала. В кресле, в котором любила сидеть Дуся, сидел Лизаветин Дедушка и крепко спал. Он даже он внучкиного голоса не проснулся. Видно, за эти дни, пока искал внучку, так устал, так понервничал, что, наконец, увидев Лизавету живой и невредимой, разрешил себе расслабиться и хорошенько выспаться.

– Да, это же, мой Дедушка! Никакой он не охотник! Как же он меня нашел? – Лизавета так радовалась, так обнимала и целовала Дусю. И Дуся, сначала радовалась вместе с ней, а потом, вдруг помрачнела, замолчала. Испугалась, что вот еще немножко, и она опять останется одна. Не может же быть такого, чтобы люди взяли михрялку к себе домой. Лизавета, через какое-то время, забудет про Дусю. А Дуся, опять станет, никому не нужной, грязной михрялкой.

Дедушка, все-таки, проснулся от шума. Увидел внучку, молча обнял ее, и долго не отпускал. Словно боялся, что разожмет руки и Лиза исчезнет. А Лизавете не терпелось так много рассказать и про лес, и про болото, и про Дусю. Как она ее вылечила, какая она замечательная, как весело им теперь будет жить всем вместе. Наконец, когда радость немножко поутихла, Лизавета показала Дедушке на грустную Дусю, лежащую на кровати.

– Познакомься, это Дуся. Михрялка Дуся, моя лучшая подруга. Я заболела, а она меня вылечила. Она очень хорошая. Просто замечательная. Мы заберем ее с собой. Хорошо?

– Конечно, заберем. – Ответил Дедушка. – Бабушка давно хочет дома завести кошку. А твоя, такая пушистая. Сибирская наверное.

– Спасибо, конечно, что вы не против, меня забрать. Но я, извините, не кошка. – Вмешалась в разговор Дуся. Дедушка, сначала не понял, кто это сказал. Он с удивлением посмотрел на Лизавету. Только что говорила нормальным голосом, а теперь охрипла.

– Это не Лизавета, это я разговариваю, – Решила внести ясность Дуся. – Посмотрите сюда. Ку-ку! Я на кровати. – И Дуся помахала дедушке лапкой. Сказать, что Дедушка удивился, это ничего не сказать. Глаза у него сделались еще больше, чем у Лизаветы, когда она первый раз услышала, как разговаривает михрялка.

– Ну, вот, я кажется, переутомился. Мерещится ерунда всякая. Сказать даже стыдно. Кошка говорящая! – Дедушка, в растерянности, даже лоб у себя потрогал. А Дуся продолжала.

– Нет, если вы так настаиваете, если вам так удобнее, пусть я буду кошкой. Тем более, что михрялкой мне уже быть давно надоело. Только я мурлыкать не умею, а это может не понравиться Бабушке. Зато, я ловлю мышей, лучше любой кошки.

Лизавета решила, что пора внести ясность. А то Дедушка никак не хотел поверить, что с ним разговаривает этот маленький зверек, сидящий на кровати.

– Дедушка, миленький, я все тебе объясню. Это не кошка. Это михрялка, такой зверек. Зовут ее Дуся. Она умеет разговаривать. Она очень умная и очень добрая. Когда я сюда пришла, я заболела. У меня была большая температура. А Дуся меня лечила травками и листиками. И я выздоровела. И без Дуси я отсюда никуда не уйду. Вот.

Наконец, Дедушка начал понимать, что происходит, хотя, верил во все это, с трудом. Ну, не бывает говорящих кошек, или как их, там – михрялок! Что-то он слышал про это животное, но что, вспомнить не мог. Ну, да бог с ней. Главное, внучка нашлась!

– Лизавета, ну, что же ты Дедушку не кормишь. Человек, с дороги, устал. Разогрей суп вчерашний. Вы суп будете? – Уже, обращаясь к Дедушке, спросила Дуся. Дедушка, только растерянно, головой кивнул. Лизавета пошла растапливать печь, а Дуся, поправив покрывало, слезла с кровати и тут, Дедушка, наконец, убедился, что это не совсем кошка. Вернее, совсем не кошка.

– Вы нам не поможете? Нам нужно воду из корыта вылить. Лизавете тяжело, а мне, и подавно. – Дедушка вынес корыто на улицу и вылил из него воду. Дуся показала, куда повесить пустое. Когда суп разогрелся, Лизавета разлила его по тарелкам и поставила их на стол. Дуся, на этот раз, села со всеми вместе. Начали есть. Дедушка попробовал, похвалил. Съел все, до последней капельки.

– Очень вкусно. А кто готовил? Неужели, ты, Лизавета, научилась?

– Не, это Дуся. Я вчера еще плохо себя чувствовала. А она меня кормила.

– Вот что, Дуся: мне не важно, кто ты – михрялка, или кошка, или чебурашка. Мне важно, что ты спасла мою любимую внучку. Это не каждый человек сможет, а ты смогла. Спасибо тебе за это и низкий поклон. – Дедушка встал и низко поклонился михрялке. – И я очень тебя прошу пойти жить с нами. Я тебе обещаю, что все мы тебя будем любить, и не будем обижать.

Дуся в тот момент, когда Дедушка к ней обратился, вылизывала языком тарелку, чтобы чистая была. От волнения, она так и выслушала Дедушку с высунутым языком. Она так разволновалась, что забыла спрятать язык и попыталась что-то ответить Дедушке, но у нее вместо слов, получилось «Сю-сю-сю, сю-сю-сю…». Вообще-то, михрялки не умеют смеяться. Но, когда Лизавета с Дедушкой захохотали (так смешно у нее это получилось), что она тоже, сначала неуверенно, а потом, все громче и громче начала смеяться.