Каникулы разума. Колдовство, ведьмы, одержимость

Примечания к I части

¹ Наш автор старается не упоминать о том, что епископ епархии был самым большим врагом Грандье.

² Гугеноты – так называли первых приверженцев Реформации во Франции. Происхождение этого слова было по-разному объяснено, но оно, скорее всего, было введено из Германии как искажение немецко-швейцарского Eidgenossen – союзники или те, кто связан клятвой. Как и многие другие имена, он был сначала дан оппонентами как знак упрека, а затем стал обычным названием. Движение Реформации возникло во Франции в начале XVI века; и в то время, когда Лютер отстаивал ее принципы перед парламентом Вормса, Бриконне, Лефевр и Фарель ревностно трудились во Франции над тем же самым делом. Поначалу новые доктрины, которые, казалось, были направлены главным образом против явных грехов и развратов духовенства, пользовались снисхождением короля Франциска I. а его сестра Маргарита Валуа, королева Наваррская, была активным сторонником этого дела. Однако по мере развития событий тревога и гнев духовенства становились все сильнее, и поскольку некоторые из его проявлений оскорбляли короля, были предприняты решительные усилия, чтобы искоренить их с помощью огня и меча. В 1535 году в Париже состоялась торжественная процессия в защиту веры, в которой король шел с непокрытой головой и нес свечу; в ходе этого процесса шесть лютеран были сожжены, им отрезали языки и прикрепили их к подвижной виселице, которая попеременно поднималась и опускалась над огнем, зажженным внизу. За этим последовали многочисленные казни подобного рода и еще более массовые убийства; но, несмотря на эти преследования, число тех, кто следовал принципам Реформации, постоянно увеличивалось. Под влиянием Кальвина, который проявлял очень большой интерес к деятельности Реформации во Франции, французские протестанты около середины XVI века начали организовываться в церкви и объединять эти церкви в группы или районы для целей взаимной помощи и консультирования. Первая французская протестантская церковь была основана в Париже в 1555 году, и очень скоро после этого другие были установлены в большинстве крупных городов Франции, где принципы Реформации обрели последователей. Эти церкви были основаны по Пресвитерианской форме, пастырь был назначен лидером, старейшины и диаконы помогали в управлении и богослужении. Каждая церковь была независима от остальных, хотя несколько церквей могли объединиться в любое движение для их взаимной выгоды или для содействия их общему делу. Первый съезд реформатских церквей состоялся в Париже в 1559 году. На этом собрании, куда одиннадцать церквей послали своих представителей, было составлено и издано исповедание веры и ряд дисциплинарных статей, которые с небольшими изменениями стали впоследствии доктринальными и церковными стандартами протестантов Франции. Число гугенотов в этот период трудно оценить, но, по словам Безы, их было не менее 400 000, и в партию входило около трети дворянства Франции. Однако преследования Римско-католической партии становились все более жестокими и невыносимыми по мере того, как росло число протестантов, и в конце концов, доведенные до отчаяния, гугеноты взялись за оружие для своей собственной защиты и попытались изменить правительство, чтобы получить свободу вероисповедания. В феврале 1560 г., на собрании в Нанте они решили обратиться с прошением к королю Франциску II, где потребовали свободы вероисповедания и устранения двух братьев, Франциска герцога де Гиза и Карла Лотарингского, кардинала и архиепископа Реймского, которые были настоящими правителями королевства и первыми в гонении. В случае отказа собирались захватить особу короля и назначить своего собственного вождя, принца Бурбонского Конде, генерал-губернатором королевства. Заговор полностью провалился, и была совершена ужасная месть: около 1200 гугенотов были убиты без расследования или суда, их тела были брошены в Луару, пока поток почти не был перекрыт трупами. В январе 1562 года, вследствие политических перемен во Франции, Екатерина Медичи была вынуждена рассчитывать на помощь протестантской партии в защите своего несовершеннолетнего сына Карла IX, и был издан указ, который давал гугенотским дворянам право свободно исповедовать свою религию в своих собственных поместьях. Всего через несколько месяцев после этого группа гугенотских богомольцев в маленьком городке Васси, что в провинции Шампань, подверглась нападению герцога де Гиза и его сторонников; шестьдесят человек были убиты на месте, а еще 200 тяжело, некоторые смертельно ранены. За эту бойню он был встречен с одобрением парижским народом. Молодой король и королева-мать провозгласили протестантов мятежниками против королевской власти. Последние сплотились вокруг знамени, поднятого Конде в Орлеане, и началась гражданская война, которая опустошала Францию почти тридцать лет. Вначале гугеноты потерпели поражение при Руане, 19 сентября 1562 года, и снова при Дрю, 19 декабря того же года. В 1563 году был заключен Амбуазский договор, но его условия не были соблюдены ни одной из сторон, и вскоре война была возобновлена, гугеноты были снова разбиты 10 ноября 1567 года в Сен-Дени. Подкрепленные помощью Германии, они могли угрожать Парижу, но их лидер Конде позволил Катрин де Медичи снова обмануть себя и подписал мир в Лонжюмо, оставив свою партию на милость врагов, не имея никакой другой гарантии, кроме слова итальянской женщины. Королева-мать, как только опасность была устранена, быстро возобновила преследование, и в течение нескольких месяцев несколько тысяч гугенотов были либо убиты, либо публично казнены. Конде и Колиньи бежали в Ла-Рошель, где к ним присоединились королева Наваррская и ее сын Генрих, впоследствии Генрих IV Французский, во главе 4000 человек. Помощь была также получена от Германии и Англии, и началась религиозная война. Гугеноты потерпели поражение 13 марта 1569 года при Ярнаке и снова при Монконтуре 3 октября 1569 года, но им удалось взять Ним, освободить Ла-Рошель и одержать победу при Люсоне. Их успехи снова привели к предложению условий мира, и 8 августа 1570 года в Сен-Жермен-ан-Лее был подписан договор, по которому протестантам была дарована амнистия и право свободно исповедовать свою религию везде, кроме Парижа.

Как и в случае с ранее подписанными договорами, королева-мать и лидеры Римско-католической партии не имели намерения соблюдать их условия, а напротив, стремились путем предательства добиться того, чего им не удалось добиться силой оружия. Через два года их планы созрели для исполнения. В День Святого Варфоломея, 24 августа 1572 года, в Париже началась всеобщая резня протестантов. В последовавшей за этим страшной бойне, по самым скромным подсчетам, было уничтожено 30 000 протестантов Франции, но многие историки считают, что число убитых было гораздо больше. Большинство вождей гугенотской партии были уничтожены в этой резне, но остальные сплотили свои разрозненные силы, и началась новая война, которая продолжалась лишь с небольшими перерывами до самого ее окончания. Последовало восшествие на престол Генриха Наваррского в 1589 году. Его царствование знаменует собой спокойный период в истории французских протестантов, и в 1598 году они получили знаменитый Нантский эдикт, который, хотя и дал им меньше, чем они ожидали, все же в течение длительного периода времени был основой их свободы. Период, последовавший за царствованием Генриха IV, был отмечен многочисленными выступлениями гугенотов, которые не доверяли планам и целям французского двора, и в конечном счете кардинал Ришелье решил окончательно сломить их власть, захватив их главную крепость, Ла-Рошель. Это он осуществил в 1628 году, и с ее падением и последующей сдачей оставшихся протестантских городов религиозные войны Франции пришли, наконец, к концу. Тем не менее гугеноты были оставлены в свободе вероисповедания и, будучи отстранены от двора и государственной службы, посвятили себя производству и торговле до тех пор, пока не стали промышленными лидерами нации. Они занимались сельским хозяйством в сельских районах, и их фермы были одними из лучших во Франции. Виноторговля в Гюнне, сукно в Кане, морская торговля в Нормандии, мануфактуры в северо-западных провинциях, торговля шелком в Лионе и многие другие отрасли торговли были почти целиком заняты гугенотами, которые несли на себе бремя гугенотской империи, и, как было доложено Луи де Ларошпозе, епископу Пуатье, пользовались высокой репутацией предприимчивых и честных людей даже среди своих врагов. Укрепление власти короля было, однако, чревато опасностью для свобод протестантов, и так как Людовик XIV на склоне лет стал болезненно суеверен, то он стремился под руководством госпожи де Ментенон и своего духовника Лашеза искупить свои собственные преступления подавлением ереси. Преследование было возобновлено, и многие тысячи людей были запуганы до отказа от своей религии с помощью драгонад (принудительный постой войск в домах гугенотов, применявшийся французским правительством с 1681 по 1685 год, в целях принуждения протестантов к переходу в католичество – пер).

Наконец, в 1685 году Людовик отменил Нантский эдикт и вслед за этим издал закон, направленный против протестантизма. Все протестантские богослужения были запрещены под угрозой ареста и конфискации имущества. Служители должны были покинуть королевство в течение четырнадцати дней, если только они не обратятся. Все протестантские школы были закрыты, и все дети, рожденные после принятия закона, должны были быть крещены и воспитаны как римские католики; все браки, кроме тех, что заключались римско-католическим духовенством, объявлялись недействительными, а протестантским мирянам было строго запрещено покидать королевство.

Положения эдикта были выполнены и последовало отчаянное бегство гугенотов. Многие тысячи людей были вынуждены эмигрировать из-за драгонад, но теперь бегство стало массовым. Вобан оценил потери Франции в 100 000 жителей, 60 000 000 франков наличными, 9000 моряков, 2000 ветеранов, 600 офицеров и ее наиболее процветающих отраслей промышленности и торговли. Сисмонди считает, что потери превысили 300 000 человек, в то время как по некоторым современным оценкам число погибших за весь период преследования составляет не менее 1 000 000 человек. Потери Франции привела к обогащению других стран, и Англия, Америка, Германия, Швейцария, Дания, Швеция и Голландия. Все они получили выгоду от прихода эмигрантов. Подсчитано, что в течение десяти лет, последовавших за осуществлением эдикта, почти 80 000 гугенотов обосновались в Англии, и их влияние на торговлю и мануфактуру страны было как широко распространенным, так и продолжительным.

Большинство гугенотов, однако, слилось с общим населением Англии, и их потомки охотно приняли перемену национальности. Многие из последних с тех пор достигли высокого положения в своей приемной стране, и их можно найти среди лидеров нации во всех областях ее деятельности. Аналогичные результаты можно проследить и в других странах, где беженцы поселились, и говорят, что когда германский император въехал в Париж во главе своих победоносных войск в конце войны в 1871 году, не менее восьмидесяти членов его личного штаба были потомками гугенотов, изгнанных преследованиями из Франции.

В течение первой половины XVIII века строгость преследований сохранялась, но постепенно дух эпохи стал питать отвращение к таким методам поддержания власти духовенства, и вмешательство Вольтера после судебного убийства Иоанна Каласа во многом способствовало прекращению преследований. В 1787 году был издан эдикт Людовика XVI, восстановивший гражданские права гугенотов. Позже Наполеон дал им равные права с римскими католиками. В настоящее время протестантов Франции насчитывается около 500 000, и многие из их пастырей получают небольшое жалованье от государства. Тем не менее они пользуются значительным самоуправлением, и у них прекрасная репутация, как и у трудолюбивых и организованных граждан. В протестантских церквах Франции, как и в протестантских церквах других стран, существует тенденция к разделению вопросов, возникающих в связи с прогрессом библейской и исторической критики. Некоторые из лидеров хорошо известны либерализмом своих идей и той работой, которую они проделали в связи с развитием науки богословия, в то время как другие, опасаясь рационалистических тенденций современных исследований, более тесно цепляются за кальвинистские стандарты своих предков. («История возвышения гугенотов», профессор М. Бэрд, 1880 год.)

³ Дружба епископа могла бы объяснить зависть Миньоны к Грандье.

⁴ Когда и при каких обстоятельствах исповедь, публичная или частная, была впервые признана абсолютно необходимой для отпущения грехов, является предметом спора. Иннокентий III, в четвертом Латеранском соборе 1215 года н. э. (канон 21), сделал исповедь (то есть аурикулярную или частную) обязательной для каждого взрослого человека один раз в год; и это продолжает быть одним из правил Римско-Католической Церкви по сей день. Трентский собор в своем Катехизисе определяет его как «заявление кающегося в своих грехах, сделанное священнику для получения покаяния и отпущения грехов». Покаяние, следовательно, состоит из четырех частей – исповеди, покаяния, покаяния и отпущения грехов; и это есть положительное учение той же церкви, что без согласия всех этих частей или условий таинство является недействительным и ничтожным. Епитимья, которую налагает священник, обычно заключается в удовлетворении, которое должно быть дано кающемуся, если он причинил кому-либо вред в своей собственности, чести и т. д. Таким образом, чтобы можно было получить возмещение, а также в молитвах, воздержании или других религиозных практиках, которые должны быть выполнены. Тайна, навязываемая исповедникам, строга и безусловна; в каком бы преступлении ни обвинялся кающийся, он торжественно обязан хранить его. Это тайна, под самыми суровыми доносами и наказаниями, как здесь, так и в будущем, включая отлучение от церкви. Ящик, в котором священник сидит в церкви, чтобы выслушать кающегося грешника, называется исповедальней. Но акт исповеди может быть совершен вне Церкви, в частных домах или в любом другом месте, короче говоря, с согласия епископа, при условии, что он не будет слышен никому, кроме священника и кающегося. Греческая Церковь сохраняет практику ушной исповеди, но отличается от Римской в форме отпущения грехов. Реформатские церкви, как правило, не поощряют эту практику, и в Шотландии она даже не признается. В Англиканской церкви частная исповедь, хотя и признаваемая молитвенником, долгое время рассматривалась с крайним подозрением, но в последние годы некоторые секты предпринимали попытки возродить ее.

⁵ Ссылка явно относится к Марку XVI., стр. 17 и 18.

Часть II

Заявление злого духа не могло вызвать большего смятения и привело к результатам, которые требовали немедленных мер предосторожности. Каноник, как мудрый человек, вступил в контакт с правосудием и сообщил судьям о том, что происходило в монастыре 11 октября 1632 года. Грандье, готовый к любым неожиданностям, уже принял необходимые меры. Многие из магистратов принадлежали к новой религии и были благосклонны к нему, рассматривая его как тайного приверженца; они служили ему так, как он ожидал. В то же время он всячески использовал свои необыкновенные таланты для крючкотворства, подавал прошение за прошением, подвергал сомнению каждое высказывание экзорцистов и монахинь, угрожал их духовнику, жаловался, что его репутация была подорвана и требовал, чтобы монахини были заперты и изгнанию бесов был положен конец. Он достаточно хорошо знал, что о выполнении его требований не может быть и речи и что гражданское правосудие не имеет ничего общего с осуществлением религиозных функций. Но он хотел, если возможно, поставить экзорцистов в неловкое положение и противопоставить судей епископам или, во всяком случае, посеять среди них раздор и дать своим кальвинистам возможность возопить; ему это удалось.

Судьи разошлись в разные стороны. Остались только те, кто был к нему благосклонен; и Миньон вскоре удалился из монастыря. Возбуждение росло в общественном сознании, тысячи споров пронизывали город, и тысячи ссор происходили со всех сторон.

Однако это возбуждение и эти споры ничего не решали, и экзорцизм, который продолжался, не имел другого результата. Грандье торжествовал, а его друзья восхищались его умом, его ловкостью и громко заявляли, что его ни в чем нельзя обвинить, даже в отношении женщин, хотя они прекрасно знали, как далеко он зашел в этом деле. До сих пор суд не обращал на это никакого внимания, но шум, поднявшийся с первых дней октября 1632 года, достиг ушей королевы. Она запросила информацию, и аббат Мареско, один из ее капелланов, был послан изучить это дело и доложить ей. Он прибыл в Лудун 28 ноября и стал свидетелем происходящего. Никаких немедленных последствий не последовало, но вскоре произошел инцидент, который вызвал внезапное изменение положения дел.

Король решил разрушить замки и крепости, существовавшие в самом сердце королевства, и поручил господину де Лобардемону проследить за разрушением замка Лудуна. Он приехал и увидел, в каком смятении пребывал город, какая враждебность царила там, и какого рода человек был причиной этой суматохи. Жалобы тех, кто был жертвой разврата, гордыни или мести священника, трогали его, и ему казалось важным положить конец этому скандалу. По возвращении он сообщил королю и кардиналу-министру о фактах: Людовик XIII, естественно благочестивый и справедливый, осознал величие зла и счел своим долгом положить ему конец. Он назначил г-на де Лобардемона расследовать это дело без апелляции, приказав ему избрать в соседних странах самых честных и образованных судей. Комиссия датирована 30 ноября 1633 года.

И это потребовалось, чтобы привлечь к ответственности человека, поддержанного мятежной и предприимчивой партией, и так хорошо разбирающегося в деталях сутенерства: это искусство всегда позорно для любого человека, но особенно для священнослужителя. Король издал одновременно два указа об аресте и заключении в тюрьму Грандье и его сообщников. Вооруженный такими полномочиями, комиссар не побоялся атаковать человека, которому так часто удавалось уклоняться от судебного иска по какому-либо формальному вопросу, обернуть обвинения в свою пользу или затянуть разбирательство до такой степени, чтобы утомить своих противников и судей.

Кальвинисты, уже раздраженные разрушением замка, служившего им местом сбора во время восстаний, протестовали против этого нового трибунала, так как они видели, что он был единственным средством сделать бесполезными подлости их друга. Но они протестовали еще громче, когда комиссар арестовал обвиняемого, не дожидаясь объяснений, и забрал все его бумаги. Как будто не было хорошо известно, что в уголовных делах этот способ судопроизводства является обычным. В данном случае это было абсолютно необходимо. Ибо без этой предосторожности Грандье мог бы бежать и защищаться издалека, отвлекая внимание судей, у которых и так было много работы. Возможно, он даже поднял бы шум в городе, что потребовало бы насильственных мер. Приняв эти меры предосторожности, комиссар начал свое расследование и приступил к заслушиванию свидетелей 17 декабря 1633 года.

Теперь комиссар узнал, на что способны Грандье и его партия. Свидетели были так запуганы, что никто не хотел говорить, и потребовалась вся королевская власть, чтобы успокоить их. Поэтому он издал прокламацию, запрещающую запугивание свидетелей под угрозой судебного преследования; и так как епископ Пуатье поддержал решение короля, то оба священника, Жерве Мишен и Мартен Бульо, которые были вынуждены отказаться от своих показаний на предыдущем судебном процессе, подали прошение, в котором они заявили, что были соблазнены и принуждены несколькими авторитетными лицами отозвать свои показания, и теперь они подтвердили, что их первые показания были правдой. Были также заслушаны показания монахинь и мирян обоего пола, в том числе двух женщин, одна из которых призналась, что состояла в преступных отношениях с Грандье и что он предлагал сделать ее принцессой магов, в то время как вторая подтвердила показания первой⁶.

Что касается монахинь, они утверждали, что Грандье входил в монастырь днем и ночью в течение четырех месяцев, и никто не знал, как он туда попал; что он, стоя на богослужении соблазнял их на непристойные поступки, как словом, так и делом; что их часто били невидимые сущности, присутствие которых они ощущали в монастыре и что врачи и хирурги легко обнаружили эти побои. Мать-настоятельница и семь или восемь других монахинь, столкнувшись с Грандье, опознали его, хотя это было установлено, что они никогда не видели его, кроме как с помощью магии, и никогда не имели ничего общего с его окружением. Одним словом, многие свидетели дали показания о ворожбе, прелюбодеяниях, кровосмешениях, святотатствах и других преступлениях, совершенным обвиняемым, в таких потаенных местах его церкви, как и ризница, во все дни и во все часы.

Вполне можно себе представить, что мать, братья и друзья обвиняемого не могли бросить его. Они обратились во все возможные инстанции. Подробности этих разбирательств были бы столь же утомительны, сколь и бесполезны, поскольку комиссар по самому назначению своей комиссии был поставлен выше всех этих медлительных процессов и поэтому отказывался или аннулировал все ходатайства в этом направлении. Затем он допросил обвиняемого относительно фактов и статей обвинения, а затем отправился в Париж, чтобы доложить суду о том, что он сделал.

Король и его совет сочли правильным предоставить ему средства для преодоления всех препятствий на пути к скорейшему принятию решения. Эта предосторожность была необходима, так как были перехвачены письма Байи Лудена, главного сторонника Грандье, к Генеральному прокурору парламента, в которых утверждалось, что дело о «одержимости» было инспирировано самими обвинителями. Ответ последнего был также перехвачен. Поэтому г-н де Лобардемон вернулся в Лудун с постановлением Совета от 31 Мая 1634 года, подтвердив все свои полномочия и запретив парламенту и всем другим судьям вмешиваться в это дело, а также запретив всем заинтересованным сторонам подавать апелляции, под угрозой штрафа в размере пятисот ливров. Он приказал перевести Грандье из тюрьмы в Оже в тюрьму в Лудуне, чтобы иметь его под рукой для допроса свидетелей, если понадобится.

Но прежде всего он счел необходимым тщательно осмотреть монахинь; с этой целью, с согласия епископа, он изолировал их в разных монастырях и допрашивал их так строго, что можно было подумать, что они сами были колдуньями. Он повидал их всех, одну за другой, в течение нескольких дней; и слушал их разговоры, чтобы наблюдать их образ мыслей. Он подробно расспрашивал их о жизни, нравственности, поведении – не только светском, но и религиозном. Его показания, или записки, представлявшие собой показания двадцати девушек, в том числе нескольких не монахинь, заполняли пятьдесят рулонов официальной бумаги и вызывали восхищение у всех судей, так велики были благоразумие и осторожность, которые они демонстрировали.

С другой стороны, епископ Пуатье, послав нескольких докторов богословия осмотреть жертв, лично явился в Лудун и сам изгнал бесов, или же они были изгнаны другими в его присутствии в течение двух с половиной месяцев. Никогда еще работа не была проделана с такой тщательностью и вниманием.

Покончив со всеми предосторожностями, комиссар начал допрашивать обвиняемого вместе со свидетелями, и последние, стоя лицом к лицу с Грандье, продолжали настаивать на показаниях, которые они дали против него.

Что касается монахинь, то было замечено, что они никогда не противоречили сами себе, независимо от того, были ли они допрошены вместе или по отдельности, хотя их часто допрашивали разные люди, причем настолько искусно, насколько это было возможно. Те люди, которые поддерживали Грандье, никогда не находили ни малейшего несоответствия в свидетельствах монахинь.

Если, как утверждает клевета, единственное, чего добивались – это смерти Грандье, то здесь было достаточно доказательств, чтобы сжечь его хотя бы за то, что он злоупотреблял привилегиями своего служения и Церкви, или за те святотатства, которые он там совершил. Но правосудие не довольствуется наказанием одного вида преступления, когда находит следы другого, еще более тяжкого. Более того, христианский долг состоял в том, чтобы понять промысел Бога, допустившего столь странное событие и опровергнуть клевету протестантов и доказать «одержимости» монахинь, а также магию, применяемую обвиняемым. Этим и занялись члены комиссии и другие судьи.

Таким образом, поскольку речь шла скорее о религии, чем о юриспруденции, они решили начать с молитвы Богу, который является отцом всего света, справедливо полагая, что вся Франция жадно следила за процессом, что он был окутан густой пеленой мрака и что их приговор повлечет за собой важные последствия. Поэтому они готовились к получению Божественной помощи и благодати посредством частых исповедей и частого принятия святого таинства. Затем они назначили общую процессию, чтобы просить небесную помощь в столь трудном деле; и, чтобы своим примером возбудить благочестие масс, они все в течение всего процесса посещали храмы города, отведенные епископом на сорокачасовые службы. Затем экзорцисты отправились в церковь, назначенную для обряда экзорцизма, а судьи отправились в суд, чтобы продолжить дело; вечером все вернулись в церковь на вечернее богослужение.

Допрос длился сорок дней, в течение которых демоны давали самые ясные доказательства своего присутствия в телах одержимых людей, и каждый день добавлялись новые доказательства против Грандье.

Что касается присутствия бесов в бесноватых, то Церковь учит нас, что есть четыре главных признака, по которым это можно без сомнения распознать. Эти знаки – умение говорить или понимать язык, неизвестный человеку, который им владеет; откровение о будущем или о событиях, происходящих далеко; демонстрация силы за пределами возможностей природы человека; и парение в воздухе в течение нескольких мгновений.

Для того чтобы прибегнуть к экзорцизму, Церковь не требует, чтобы все эти признаки были найдены в одном и том же человеке; достаточно лишь одного, хорошо удостоверенного, чтобы требовать публичного экзорцизма.

Так вот, все признаки находятся в монастырях Лудуна, и в таком количестве, что мы можем только назвать основные случаи.

Знакомство с незнакомыми языками впервые проявилось у настоятельницы. Вначале она отвечала по-латыни на вопросы о ритуале, предложенном ей на этом языке. Позже она и остальные отвечали на любом языке, на котором считали нужным задавать вопросы.

Г-н де Лонэ де Разилли, живший в Америке, утверждал, что во время визита в Лудун он разговаривал с ними на языке некоего дикого племени той страны, и что они отвечали совершенно правильно, и сообщили ему о событиях, которые произошли там.

Некоторые нормандские джентльмены письменно подтвердили, что они допрашивали сестру Клару де Сазилли на турецком, испанском и итальянском языках и что ее ответы были правильными.

Г-н де Нимм, доктор Сорбонны, и один из капелланов кардинала Лионского, расспросив их по-гречески и по-немецки, удовлетворились их ответами на обоих языках.

Отец Винье, настоятель молельни в Ла-Рошели, свидетельствует в своем латинском повествовании, что, расспрашивая сестру Елизавету целый день по-гречески, она всегда отвечала правильно и во всем слушалась его.

Епископ Нимский велел сестре Кларе по-гречески приподнять покрывало и поцеловать перила в определенном месте; она повиновалась и сделала много других вещей, которые он приказал, что заставило прелата воскликнуть, что нужно быть атеистом или сумасшедшим, чтобы не верить в «одержимость».

Некоторые врачи спрашивали их также о значении некоторых греческих технических терминов, чрезвычайно трудных для объяснения и известных только самым ученым людям, и они ясно выражали действительное значение этих слов.

Наконец, сам Грандье потребовал изгнать дьявола из настоятельницы, которая, по его словам, знала латынь; но он не осмеливался расспрашивать ее или других по-гречески, хотя они и подталкивали его к этому; после чего он очень смутился⁷.

Что же касается откровения скрытых вещей или событий, происходящих вдали, то доказательств еще больше. Мы лишь отберем несколько наиболее примечательных.

Г-н Морен, Приор Сен-Жак-де-Туар, попросив г-на Морана, уполномоченного, назначенного епископом Пуатье, присматривать за одержимыми и помогать им в суде над Грандье, разрешить подать какой-нибудь знак, доказывающий действительную адскую одержимость. Он шепнул г-ну де Морану, что хочет, чтобы один из Бесов принес ему пять розовых листьев. Сестра Клара в это время была уже в трапезной; г-н де Моран мысленно приказал демону, овладевшему ею, исполнить волю г-на Морена, дабы прославить его еще больше. После этого монахиня покинула трапезную и вышла в сад, откуда принесла сначала анютины глазки и другие растения, а затем с громким хохотом поднесла их г-ну де Морану:

– Это то, чего ты хочешь, отец? Я не дьявол, чтобы угадывать твои мысли. – На что он ответил просто: «послушайся, повинуйся». Затем она вернулась в сад и после нескольких повторений приказания протянула через решетку маленькую розовую веточку, на которой было шесть листьев. Экзорцист сказал ей: «Obedias punctualiter sub pânâ maledictionis» —повинуйся букве под страхом проклятия; затем она сорвала один лист и протянула ветку со словами: «Я вижу, что у тебя будет только пять; шесть было бы слишком много». Настоятель был настолько убежден увиденным, что вышел со слезами на глазах. По данному факту было составлено официальное сообщение.

Госпожа де Лобардемон тоже попыталась провести этот разумный эксперимент, чтобы убедить многих присутствовавших здесь скептиков, и ей это тоже удалось.

Любопытство лейтенант-криньеля Орлеана, а также президента Тура, генерал-лейтенант де Сен-Мексана и мое⁸ было удовлетворено. Я попросила сестру Клару принести мне ее четки и прочитать «Аве-Мария». Сначала она принесла булавку, а затем немного аниса; будучи вынужденной повиноваться, она сказала: «я вижу, что вы хотите чего-то другого», а потом она принесла мне свои четки и прочитала «Аве-Мария».

Г-н Хирон, настоятель Майлезайс, желая укрепить свою веру в демоническую одержимость, попросил г-на де Морана позволить ему шепнуть третьему лицу требуемое пожелание; и он шепнул г-ну де Фернезону, канонику и проректору той же Церкви, что он желает, чтобы монахиня принесла требник, лежавший тогда у дверей, и приложила палец к месту в начале в мессы Святой Девы, начинающемся словами: «Salve, Sancta parens». Господин де Моран, ничего не слышавший, приказал сестре Кларе, которая тоже ничего не знала о том, что было сказано, повиноваться намерениям господина Хирона. Эта молодая девушка затем впала в странные конвульсии, богохульствуя, катаясь по земле, выставляя свою особу в самом неприличном виде, с мерзкими и похотливыми выражениями и действиями⁹, пока она не заставляла всех, кто смотрел на нее, прятать глаза от стыда. Хотя она никогда не видела Приора, она назвала его по имени и сказала, что он должен быть ее любовником. После многочисленных повторных приказаний и часового сопротивления она взяла молитвенник и сказала: «я буду молиться». Затем, обратив взор в другую сторону, она указала пальцем на заглавную букву «S» в начале вышеупомянутого вступления.