Судьба в желтом платье. Проза. Фантастика. Трагедийная драма

Редактор Борис Григорьевич Забудский

© Борис Благовещенский, 2019

ISBN 978-5-4474-4402-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

….Я брожу по холодным планетам,

Я миры среди звезд создаю,

Был я богом и нищим поэтом,

И у пропасти был на краю.

Я на Землю спускаюсь (О, Боже!)

Вижу слезы и вижу кровь.

До чего же я, Господи, дожил!

До чего ж довела любовь.

И прозрев, как от молнии белой,

Люди, вновь возвращаюсь я к вам

И врачую я словом и делом,

Исцеляясь от этого сам.

А в краю, где ни разу я не был,

Между сопками бродит туман

И, дыша в раскаленное небо,

Без меня догорает вулкан.

От автора

Меня родила русская женщина 25 мая 1949 года в городе Благовещенске, что на Амуре. К сожалению, это почти всё, что я знаю о своей матери, в девичестве Ефимовой Надежде Александровной, медсестре. Её не стало, когда мне не было еще двух лет. Её ранняя смерть и определила мою дальнейшую судьбу. Вскоре (в 1951 году) мой отец, Забудский Григорий Петрович решает возвратиться с двумя своими детьми на свою родину, в маленькое село Соколово на одесчине, откуда он был призван в армию шестнадцать лет назад, где остались его три сестры. За это время по этим краям успела прокатиться страшная война, ушел из жизни его отец, так и не дождавшись возвращения своего сына со службы на Дальневосточной границе СССР.

На Украине прошли моё детство и юность, учеба в школе, затем в политехническом институте. Рос я очень впечатлительным ребенком без признаков каких-либо талантов, в голове которого рано появились романтические мечтания. В этих мечтаниях я воображал себя в самых разных историях, но никогда не мечтал о себе, как о писателе. Очень любил читать сказки. Уже в третьем классе перечитал все русские, украинские народные сказки и сказки других народов СССР.

Впервые я взялся за перо, когда мне было тринадцать лет. Именно тогда я начал рифмовать первые строчки, а позже начал вести дневник своей юной жизни. Именно с дневниковых записей у меня появилась тяга к сочинительству. Дневник свой я вел очень нерегулярно, о чем впоследствии очень жалел. Потому, что только после многих прожитых лет понял, как много интересного было в моей жизни, и моя, как мне казалось до недавнего времени, феноменальная память, сохранила далеко не все. Теперь мне думается, что если бы я просто вел дневник, а не сочинял своих рассказов и стихов, то записанная мною жизнь была бы интересней, чем все, что я описал в своих стихах и прозе…

Книга, которую вы читаете, давно ждала своего часа. То, что она приходит к читателю только сейчас, скорее беда автора, чем его вина. Я давно хотел и пытался издать книгу, которая отражала бы разные стороны моей работы в литературе. Так уж сложилось в моей жизни, что я одинаково увлеченно писал сначала стихи, потом юмористические рассказы, романтические и фантастические повести, пьесы, публицистические статьи. Мне все жанры давались одинаково легко и одинаково трудно. Не без удовольствия вспоминаю, как в июле-августе 1994 года на одном дыхании написал пьесу «Лжец», и в каких сомнениях рождалась научно-фантастическая повесть «Сапиенсатор Николая Таймырова».

Публицистика, это особый разговор и часть моего творчества. Я занимался ею поневоле в 80-е и 90-е годы потому, что ни стихи, ни прозу мою тогда никто печатать не собирался. А выход для творческой энергии должен был быть. Но это был тоже очень интересный, напряженный и насыщенный творчеством период в моей жизни. Я с благодарностью вспоминаю всех журналистов, которые работали с моими материалами, потому что я многому у них научился. Порой случались анекдотические истории. Однажды, когда я отнес в редакцию газеты «Вечерний Кишинев» статью «Сатанинские игры», (был март 1991 года), как всегда в сомнениях, что ее напечатают, на следующее утро меня разыскал по телефону на заводе «Сигнал» заместитель редактора газеты Петр Делибалтов, и попросил срочно приехать в редакцию. Беру увольнительную у своего шефа и мчусь в Дом печати. На столе у заместителя редактора лежала отпечатанная на машинке моя рукопись, и он попросил её подписать. Потом в кабинете главного редактора газеты мне авансом вручают гонорар, равный половине моего инженерного оклада, за еще неопубликованную статью с предложением публиковать подобные материалы два, три раза в месяц и я снова возвращаюсь на завод. Весь день при этом у меня из головы не выходит текст моей скандальной заметки, которая не сегодня-завтра должна выйти в газете. И вдруг с ужасом понимаю, что допустил в тексте ошибку. Бегу к таксофону во дворе завода, набираю номер замредактора газеты и говорю ему: «Там в моем тексте, на такой-то странице ошибка в названии группировки итальянской мафии, исправьте, пожалуйста». Он, зная, что я принес свой горячий материал, написанный от руки, удивляется тому, что я точно цитирую свой текст: «У тебя, что второй экземпляр есть?». Нет, говорю, я помню свой текст наизусть. Он вдруг расхохотался в трубку: «Да пойдет и так! Тебе, что делать нечего? Я тут важным делом занимаюсь, а ты звонишь мне по пустякам». Но ошибку все же исправили.

Трагедия «Лжец», хотя и была написана по реальным событиям того времени в середине 1990 года, но в ней предвосхищены многие явления, которые тогда ещё только назревали не только в Молдове, но и на остальном постсоветском пространстве.

В разделе «Заметки на полях газет» представлены шесть заметок из нескольких десятков, написанных в девяностые годы на разные темы. Это тоже часть нашей жизни, выраженная в моем отношении к событиям того времени. К сожалению, некоторые из них, (например, «Коллективное безумие, или эта земля уже принадлежит войне») не только не потеряли актуальность, а стали ещё более злободневными, чем двадцать лет спустя после их написания. Несмотря на то, что выходили они в центральных молдавских и даже в московских изданиях, противников их опубликования было предостаточно. Иногда проходили месяцы до их появления в газете и только по затянувшейся паузе, и по коротким репликам работников редакции я догадывался, какая борьба происходила вокруг них. Эти публикации приносили мне иногда массу эмоций, а иногда большие неприятности. Удивляюсь сейчас своему терпению и упорству, с которым я отстаивал тогда свои материалы. Я не был ни профессиональным журналистом, ни штатным работником газеты, в которой печатались мои заметки. Никогда никто мне не заказывал статьи и не обещал, что материал будет напечатан. Каждый раз, когда я приносил свой материал в редакцию, я не уверен был в том, что мой многочасовый труд после рабочей смены на заводе не пойдет в мусорную корзину.

Но в этом было и преимущество моего положения: если мне отказывали в публикации в одной газете, я нес её в другую газету, и она выходила там. Такое было время. Да, сейчас не легче, скажете вы. Но то было – моё время.

Романтики
Повесть

Моим сокурсникам, студентам 1970-х посвящаю эту историю…

I

Стоял жаркий воскресный июльский день. Лето достигло той самой точки, когда жара становится особенно невыносимой. Высушенная до предела слишком щедрым солнцем земля уже не испаряла влагу и раскаленный, сухой воздух юга еще с большей беспощадностью жег все находящееся на суше. Уставшие от знойных дней и душных ночей долгожданного лета люди стремились к морю, этому щедрому на прохладу зимой и летом источнику.

Пляжный сезон достиг в эти дни своего зенита. Каролино-Бугаз, один из филиалов черноморского рая, кишел людьми. В одном из уголков многомильного пляжного берега, на «золотом» песке Черного моря, все возможные места были заняты. Со всех концов пятнадцати республик страны можно было здесь встретить любителя южного солнца. Под скупой тенью «грибка» сидели трое излучающих шум и веселье юношей. Самый старший из них, брюнет в очках с золоченой оправой и большими пухлыми губами, перебирал струны гитары, глядя мечтательным взглядом в синюю, чуть волнующуюся даль моря. С первого взгляда он чем-то напоминал Шурика, героя известных кинокомедий. Если судить по песне, трое были из Ленинграда. В один голос они пели: «Здравствуй, Невский, здравствуй, Кировский…».

Напротив них, в нескольких шагах, на топчанах, лежали, подставив свои стройные загорелые тела солнечным лучам, две молодые особы. Одна из них совсем юная, другая – в том возрасте, когда в характере над такой чертой, как гордость, начинает преобладать строгая женская рассудительность. Посредине, между уже знакомым обществом юношей и привлекательными девушками лежала на леске скромная подстилка главного героя этой истории. На прямоугольнике разноцветной клетчатой ткани лежала солидная книга, вызывающая уже одним своим названием уважение к ее владельцу. На синем переплете ее была надпись: «Дмитрий Благой. Творческий путь Пушкина». Рядом лежала тетрадь для записи под карандаш и сам карандаш, искусанный на одном конце, он говорил о том, что его владелец часто над чем-то задумывается.

Такие вещи не часто можно встретить на пляже в середине лета. Если еще добавить, что рядом веселая компания азартно тасовала карты, а чуть подальше в тесном кругу бронзово-коричневых тел, как загнанный в западню зверь, метался волейбольный мяч, то станет ясно, что владелец необычных здесь вещей принадлежал к совсем другой категории отдыхающих. А вот и он сам. Из воды, гордо ступая, выходит на берег юноша чуть больше двадцати лет. У него крепкое тело, неплохо, но неравномерно развитые мышцы, свидетельствующие о том, что юноша некоторое время занимался спортом. Лицо его принадлежало к разряду тех лиц, которые, хотя и не вызывают быстрого доверия, но, несомненно, вызывают приязнь мягкостью своих черт. Откровенным, голубым глазам его, которыми обычно обладают люди с мягким характером, хорошо соответствовал правильно очерченный, короткий нос, острый подбородок противоречил всем остальным чертам лица этого молодого человека и наделял его вид настойчивостью и решительностью, чего в действительности ему недоставало.

Как многие другие студенты, Игорь в это время наслаждался беззаботными днями долгожданного лета. Но если здесь, у моря, многие искали только прохладу, морскую свежесть и просто хороший отдых, то для Игоря этого было мало. Главное, за чем он сюда приехал, было вдохновение. То самое, которое всегда необходимо актеру, ученому и, конечно, поэту. Наш герой принадлежал к последней категории людей творческих профессий. Свои стихи он давал читать только своему самому близкому другу Кольке, с которым они вместе выросли и сейчас учились в одном институте. Тот восхищался стихами своего товарища, но, в общем-то, относился к его творчеству весьма скептически, В последнее время стихи у Игоря не шли. Задуманная им поэма застыла на месте после первого же десятка строк. Не было рифм, не было нужных слов – не было вдохновения.

Наступившее лето Игорь собирался провести вместе с другими своими однокурсниками в тайге в составе студенческого строительного отряда. Но ему не посчастливилось. Слишком много желающих было в те несколько отрядов, которые формировались в их институте. Игорь не успел досрочно сдать экзамены и вот теперь, вместо того, чтобы строить дома в «комарином краю», он со своим другом Николаем после короткой производственной практики, наслаждались морем и беззаботным отдыхом в студенческом спортивно оздоровительном лагере. По вечерам, как только начинал пустеть уставший за день от суеты и шума морской берег, Игорь спускался по узкой крутой лестнице к морю, искал самое тихое и удобное место и погружался в царство своих самых разнообразных мыслей. Он мог часами просиживать у моря и мечтать. В такие минуты юному мечтателю иногда приходила в голову давно забытая идея, когда-то услышанная интересная фраза, вспоминалась забытая им удачная строка. Возникала новая строчка, другая. С этого момента он уже не мог усидеть на месте, он вскакивал и, медленно прогуливаясь по берегу, подбирал новые строчки, рифмы. Но в последнее время не было ни строчек, ни рифм. Ничто, в том числе и прекрасное море, не вызывало у Игоря ту знакомую жажду творчества, а без этого жизнь ему казалась скучной, однообразной и чувствовал он себя совсем одиноким и разбитым.

Искупавшись, Игорь снова погрузился в изучение творчества Пушкина. Увлекшись чтением, листая страницу за страницей, он вдруг почувствовал, что какая-то сила вынуждает его поднять голову. Еще не осознавая этого, он поднял голову и встретил взгляд не без интереса его рассматривающих девичьих глаз. «Где-то я тебя видел», – подумал Игорь и снова углубился в чтение, но уже не с таким увлечением, поскольку волшебный взгляд незнакомки не давал ему покоя. Он снова посмотрел в ту же сторону и снова встретил те же, устремленные на него глаза. «Боже мой, а она хороша собой!» – отметил мысленно он, отводя свой взгляд.

Надо сказать, что мечтательный Игорь не был сторонником знакомств на пляже или на танцах. Как все романтики, он надеялся встретить свою Василису Прекрасную в более романтичном месте, чем на многолюдном пляже. Но сейчас, то ли его личное одиночество, то ли одиночество этой девушки, обратившей почему-то внимание на увлеченного чтением парня, побуждало его к знакомству. Но у Игоря был один существенный, как он считал, недостаток: он не принадлежал к тем людям, которым знакомство с девушками дается легко. Отложив в сторону книгу, он задумался над тем, о чем заговорить с незнакомкой. Пригласить ее пойти вместе искупаться? Но это будет явно очевидно, что я хочу с ней познакомиться, начал рассуждать Игорь. Может быть, он и нашел бы в этот момент способ заговорить с очаровательной девушкой, одиноко лежавшей на песке в нескольких шагах, от него, если бы не его друг Колька.

Полная противоположность Игорю, Николай принадлежал к той категории людей, которые за все дела, важные и неважные, легкие и трудные, берутся сходу, не задумываясь. Его хорошо подвешенный язык работал безустанно, как отбойный молоток. Веселый и несколько легкомысленный, он легко заводил знакомства с любым человеком. За два дня в Каролино-Бугазе у него появилось не меньше десятка, по его словам, интересных девушек и теперь он, конечно, не скучал. Он застал Игоря в тот момент, когда тот бился над проблемой предстоящего знакомства.

– Ну что, все просвещаешься и вдохновляешься, – сказал Колька, не подозревая, что за мысли в голове друга.

– Да не совсем так, – задумчиво ответил Игорь, продолжая лежать на спине. Николай, посмотрев на лицо друга и увидев на нем сосредоточенность, не без интереса спросил:

– Что, есть новые стихи?

– Нет, – ответил Игорь, – хотя подожди, – вдруг оживился он, – хочешь, экспромт выдам?

– Давай, валяй,

– Вот, посмотри, белые облака. На что они похожи?

– На что? На облака, ну, еще на хлопья ваты.

– Чудак ты. Хлопья ваты – это неинтересно. Вот, послушай, что я думаю.

– Облака… словно стадо овец, полем, из далека, в дальний неба конец, все плывут облака, а за ними с кнутом, как невидимый дух, на коне молодом – старый ветер-пастух…

– Великолепно! – восхитился Николай. Значит, вдохновился, на пользу тебе идет Бугаз.

– Это получилось совсем внезапно. Сверкнула мысль, и погасла.

– А тебе бы вот такой источник вдохновения, – указал он взглядом на симпатичную девушку, стоящую у раздевалки.

– Она подстриженная, а мне нравятся длинные волосы.

– О, у тебя еще и вкусы есть. Тогда почему ты отрекся от Лены? У нее ведь неповторимые волосы и она по тебе еще и сейчас сохнет.

– Просто мне другие нравятся. Я понимаю, что она замечательная девушка, но таких, как она, много. Да и стихи она не любит. А я хочу встретить такую, чтобы была нежна, как букет роз, ласкова, как утренний луч солнца, – впадая в мечтательную грусть, проговорил Игорь,

– Как же она будет любить стихи, если ты о ней не написал ни строчки, а женщины очень самолюбивы, мой друг, – авторитетно заявил Николай.

– Чтобы написать стихи о девушке, нужно от нее с ума сходить.

– Ну, ищи свой несуществующий идеал. А я вот предпочитаю не отказывать во внимании хорошеньким девушкам и, как видишь, мне никогда не скучно и нет никакой надобности тратить время на сочинение стихов. Жить надо проще и не создавать для самого себя лишних проблем.

Безобидно начатый разговор начал приобретать острый характер. Игорь чувствовал, что он может закончиться очередной ссорой с другом, но закончить его на этом месте означало бы согласиться с Колькой, в том, в чем он никогда с ним не соглашался.

– Но согласись, – продолжал Игорь, – что разбрасываться своими чувствами не в твою пользу, не говоря уже о твоих «хорошеньких девушках».

– Ерунда, любовь не жидкость, которую можно накопить, поставив плотину, или пролить, пробив дырку в сосуде.

– Но и не вещь, которую можно кому угодно давать взаймы и возвращать. В таком случае любовь теряет свой смысл, свою ценность. Твои ежедневные увлечения ничего не стоят, кроме душевной пустоты тем, кого ты увлекаешь на несколько дней. Любовь – это святое чувство, – решительным тоном, дающим понять, что больше не желает разговаривать на эту тему, сказал Игорь.

Николай помолчал с минуту, давая остыть внезапно вспыхнувшему другу, затем примирительно, как бы про себя, сказал:

– Чудак ты какой-то, не от мира сего. Какой же, по-твоему, должна быть любовь? Как у шекспировских Ромео и Джульетты? Да это же глупо, чтобы ложиться в гроб с любимой, когда вокруг столько прекрасных и милых женщин. Если бы все так преданно любили, то человечество давно уже истребило бы себя. И, вообще, такая любовь, слава Богу, существует только в сочинениях писателей для того, чтобы людям не скучно было жить и наслаждаться настоящей любовью. Вот посмотри, – кивнул Николай в сторону двух девушек, стоявших на солнце после купания, – какие грации, сколько в них прелести. Вкусить такой плод – это же наивысшее счастье. Не верь тому, кто говорит, что все женщины одинаковы. Каждая из них хороша по-своему, и чем больше их у тебя, тем больше тебе их хочется. Всех их познать невозможно, но стремиться к этому нужно, – закончил он свое наставление.

– Это мы уже где-то слышали: чем больше имеешь, тем больше хочется, всех перелюбить невозможно, но стремиться к этому нужно.

– Любовь, как сказал один поэт, бывает разной, «бывает отблеском на льду, бывает болью неотвязной, бывает яблоней в цвету». Но то, о чем ты говоришь, никакого отношения к любви не имеет. Это всего лишь животный инстинкт, который сидит в тебе от твоих далеких предков. Кроме естественного влечения к женщине, есть еще чувства, побуждения, которые отличают современного человека от его пещерных предков. Жить одним влечением без этих человеческих чувств, значит, опуститься до уровня обезьяны, – с едким сарказмом ответил Игорь.

– Помнишь, – продолжал он, – у Александра Блока по этому поводу есть такие строчки: «Только влюбленный имеет право на звание человека»?

– А, по-моему, он здорово гиперболизирует. Так, кажется, это у поэтов называется? А если я не способен быть Ромео, то, что ты мне прикажешь делать? Каждый любит, как умеет.

– Вот в этом ты прав, – согласился Игорь, – так любить, как Ромео и Джульетта, не всем дано, это дар небесный, им надо обладать.

Он вспомнил взгляды незнакомой девушки и посмотрел в ее сторону. Она, искупавшись, сидела на песке и причесывала слегка намокшие, не очень длинные, но пышные волосы.

– Пойду, искупаюсь, – сказал Игорь и, ступая важной походкой, прошел мимо нее, глядя в противоположную сторону.

Во время купания вода, очевидно, придала робкому юноше смелости и решительности. Выходя из воды, он твердо решил остановиться возле прекрасной незнакомки и заговорить с ней. Но судьба решила иначе – на том месте, где лежала она, было пусто. Игорь окинул взглядом пляж и увидел ее в белом платье в синий горошек, поднимающуюся по тропинке на крутой берег.

На следующий день, утром, Игорь, придя на пляж, расположился на прежнем месте. Некоторое время спустя, на свое же место явилась знакомая компания с гитарой, на топчанах, как и вчера, лежали те же девушки, но ее не было. Солнце уже подходило к зениту. Игорь прочитал уже больше сотни страниц монографии о творчестве Пушкина, когда вновь почувствовал на себе необъяснимое действие ее взгляда. Она смотрела на него сквозь большие круглые стекла модных очков. Они были не очень темные и за ними угадывались ее глаза. Игорю очень захотелось узнать, какого они цвета, Он желал, чтобы они были черными, но цветные стекла очков не давали возможности определить, так ли это. Ее красивые волосы темно-золотистого цвета были разделены на две небольшие косы и касались ее плеч. Овальное лицо с правильной формы носом и красиво очерченными губами было мило и приветливо.

Она была не одна – рядом сидел симпатичный белокурый юноша, который живо, часто улыбаясь, рассказывал какую-то историю или веселый анекдот. Они сидели в трех шагах, и до Игоря сквозь пляжный шум доносились только некоторые слова. Ему стало почему-то очень досадно. Он был недоволен всем: своей нерешительностью, встревожившими его сердце взглядами незнакомки, и больше всего тем, что этот юноша так уверенно сидел сейчас возле нее и увлеченно о чем-то болтал. Он встал, собрал вещи и решительно направился в расположение лагеря. При выходе из пляжа, он стал в очередь за мороженым. Позади него стояло уже человек пять, когда вдруг рядом появилась она в своем черном купальнике.

– Будьте добры, возьмите мне пломбир, – сказала она, протягивая Игорю деньги. Глаза ее глядели сквозь стекла очков, приветливо улыбаясь.

«У нее, кажется, голубые глаза», – подумал он. Рука его уже поднялась, чтобы взять у нее деньги, а губы уже готовы были произнести: «Пожалуйста», как тут подействовала то ли не утихшая в сердце досада, то ли его упрямый характер, но то, что он сказал, не соответствовало его желанию.

– Будьте добры, станьте в очередь. Здесь не так уж много людей, – произнес Игорь и тут же пожелал, чтобы у него отпал собственный язык.

Она смутилась, ее еще не загоревшие щеки порозовели. Опустив глаза, она ушла в конец очереди. Игорь получил порцию своего любимого эскимо и, довольствуясь его прохладой, гордо шел, проклиная самого себя. В душе его кипела злость за свой поступок, а присущая ему гордость наполняла сердце каким-то легким чувством, как бы говоря: молодец, Игорь, пусть не думают, что у нас в голове только и мысли, что о них.

Следующие два дня Игорь не видел ее. Он жаждал встретить ее, поклялся самому себе, что, как только увидит ее, попросит у нее прошения, и тут они познакомятся. Но ее больше у моря не было. У Игоря пропал всякий интерес к отдыху. Сказав Николаю, что ему надоело здесь убивать время, он ушел в лагерь, собираясь утром уехать домой.

Вечером он снова пришел к морю. Солнце уже зашло за горизонт, но было еще светло; берег уже опустел, но слышались возгласы одиноких купающихся. Игорь пошел к самому тихому месту – недостроенному причалу, прошел по нему в конец, и, опершись на ржавые перила, застыл. У ног, как огромный орган, пело, пенясь волнами, море, окутанное легкими надвигающимися сумерками. Волна за волной, налетая друг на друга, решительно отбивали аккорды и брызги соленой воды падали ему на руки, лицо, разлетаясь после каждого удара волны, как снопы звуков из волшебного инструмента. Игорь не первый раз слышал эту песню моря, но сегодня она показалась ему не такой, как всегда. Что-то величественное и одновременно тревожное было в этих звуках. В последние дни сердце его было переполнено непонятным волнением, как бы в ожидании чего – то несбывшегося. Но главное, что он почувствовал в себе – прилив какой-то ощутимой силы, уверенности в себе, как несколько месяцев назад, в самом начале весны, здесь же в Каролино-Бугазе. Первая строка пришла внезапно, остальные он подбирал медленно, но уверенно, как музыкант подбирает звуки, разучивая на слух новую мелодию. Ему казалось, что само море шепчет ему нужные слова. «Как хорошо дышать прохладой, поклон свой морю принеся. Поговорить с тобою, море, надо, пока огонь мой не иссяк. Пока твою я слышу песню, и твой во мне звучит прибой, пока огню желаний тесно, давай поговорим с тобой. Романтик страстный я, мечтатель, твоим величьем удивлен, души прекрасный врачеватель, я так давно в тебя влюблен. Влюблен в поэзию твою я. Не знаю сам, с каких уж пор, я приходу к тебе, тоскуя, послушать волн веселый спор. У берегов твоих поэт находит вдохновенье, моряк нашел в волнах завет, а я ищу забвенье. Одни идут к тебе с любимой, а я иду с мечтами, плывут мечты под парусиной далекими краями. Вот, как по струнам, по волнам нагой играет ветер, зовет меня к морским богам, мечтам моим навстречу. Зовет за даль, где синей нитью, прочерчен неба горизонт, где по утрам волшебной кистью, приподнимая звездный зонт, художник Солнце красит небо синевой…»

Мысли текли, складываясь в рифмованные строки, но Игорь уже не думал о том, что он сочиняет стихи. Он просто мечтал, вдыхая пьянящий запах моря, вслушиваясь в его шум.

Утром он проснулся с легким настроением и радостным предчувствием. Желания покинуть море и уезжать из лагеря, как будто и не было. Он сказал Николаю, что уезжать передумал. «Хорошо, Байрон, – съязвил Колька, отмечая его необычно радостное выражение лица, – я уже думал, что на тебя хандра напала. Ну, что же, тогда – вперед!»

И они, схватив полотенца, помчались к морю. Вскоре Игорь убедился, что поступил правильно, не уехав, домой. Здесь, на залитом солнцем морском берегу, он снова увидел среди пестрящих разнообразными цветами купальников ее знакомую фигуру. При виде ее, с сердца у Игоря мгновенно спала тяжесть и досада, лежавшие в нем последние дни, стало легко и радостно. Он вдруг понял, что сама судьба велела ему познакомиться сегодня с этой девушкой. Упоенный радостью предстоящего знакомства, Игорь выбирал подходящий момент, чтобы подойти к ней.

Но радость была преждевременной. Так хорошо начавшийся для него день кончился печальным случаем, ибо та же коварная судьба вдруг резко изменила ход событий, вскоре после полудня, когда к нему подошел Николай и предложил: «Пойдем, окунемся».

Окунуться решили с недостроенного причала, где купающихся людей было мало. Хотя громко предостерегающая надпись здесь гласила: «Не прыгать! Опасно! Сваи!» несколько смельчаков, очевидно, хорошо знакомые с морским дном в этом месте, по очереди, друг за другом, проделывали различные прыжки в воду. Игорь, подойдя с Николаем на причал, узнал среди нескольких стоявших в стороне девушек, ее. Она с интересом следила за опасным купанием. Увидев ее, Игорь тоже решил продемонстрировать свое умение в прыжках в воду. Забыв о подстерегающей здесь опасности, он разбежался по причалу и мягко оттолкнулся на его конце. Во время разбега он услышал звонкий девичий голос: «Осторожно! В той стороне…» Остальных слов ее Игорь уже не слышал. Описав в воздухе красивую дугу, он головой рассек стекловидно – зеленоватую толщу морской воды. Под водой он вдруг ощутил сильный удар в голову о что-то твердое. Остатком затуманенного сознания он понял, что должен во что бы то ни стало вынырнуть. На поверхности он еще успел услышать человеческие голоса и увидеть очень яркое солнце. Лишь позже он узнал, как та девушка, ради которой он решил продемонстрировать прыжок в воду, поняв, что случилось ужасное, первой бросилась ему на помощь. Он не помнил, как Николай с несколькими парнями доставил его на берег, как суетился возне него врач, оказывая помощь. Пришел в себя только в машине скорой медицинской помощи. В больнице врач сказал, что у него легкое сотрясение мозга и приличная рана на голове – несколько дней придется полежать. Потом пришел Николай и сообщил, что состоянием его здоровья интересовалась одна девушка, которая первой бросилась ему на помощь. Обещала навестить. Игорь, догадываясь, кто это может быть, сказал, что у него здесь нет никаких знакомых девушек. Он еще несколько дней пролежал в больнице, каждый день надеясь, что вот сейчас откроется дверь и в палату войдет Она. Но этого так и не случилось.

II

Шла последняя пара первого дня занятий в институте после летних каникул. Лекция по теории резания металлов приближалась к концу. Лектор, молодой доцент, терпеливо объяснял влияние различных факторов на величину силы резания. Соскучившиеся за два месяца по институтским аудиториям студенты слушали внимательно и сосредоточенно конспектировали. Игорь тоже писал. Но, если бы (о, не дай Бог этому случиться!) преподаватель узнал, что пишет студент Горский, жарко пришлось бы ему на экзамене. Несколько дней назад он увидел картину Репина и Айвазовского «Прощание Пушкина с морем». В ней было столько поэзии, мыслей, что Игорь все эти дни ходил под впечатлением, стараясь выразить его в стихах.

Послышался звонок. В аудитории сразу стало шумно, Все спешили покинуть аудиторию, Игорь сидел, увлеченный своими мыслями и дописывал последнюю строфу. Лектор у доски отвечал оставшимся студентам на вопросы. Выходя из аудитории, он посмотрел на сидящего неподалеку от выхода Игоря и, наверное, подумал: «Какой старательный студент, все поспешили оставить аудиторию, а он все еще что-то записывает». Но, переведя взгляд, из сосредоточенного лица студента на конспект, он увидел, что лекция была законспектирована необычно. Записи на всю страницу сменялись четверостишиями. Он остановился возле не замечающего его студента.

– Вы что, записываете лекцию в стихах? – поинтересовался он.

Игорь, как бы очнувшись от приятного сна, поднял голову и растерялся.

– Да… нет, это я просто писал куплетами.

– Разрешите ваш конспект, – сказал заинтересовавшийся преподаватель.

– Сквозь толщу лет, после дуэли, пришел на берег к морю он, – прочел он вслух из конспекта студента. – Как ваша фамилия?

Игорь не знал, что делать. Он понял, что попал на заметку грозному доценту и на экзамене ему придется очень туго. Но деваться было некуда, и он назвал свою фамилию.

– Что ж, Горский, стихи неплохи, но на экзамене я буду спрашивать вас теорию резания металлов, и если будет все хорошо, тогда, возможно, поговорим о стихах. Так что, смотрите.

«Этого мне только не хватало, – думал огорчённый Игорь, – принесло ж его в последний момент».

В минуты перерыва между лекциями коридоры института напоминали пчелиный улей. Игорь спускался по переполненной центральной лестнице в вестибюль. Все было заполнено шумными речами студентов. Встретившись после каникул в родном институте, они обменивались рассказами о проведенном лете. Слышались рассказы о Болгарии и Польше тех, кто побывал там на практике. Приехавшие из Целины, Тюменской области, Якутии, делились впечатлениями об увиденных краях и работе в студенческих строительных отрядах. Вдруг Игорь вздрогнул от неожиданности. Тог же взгляд! Она поднималась навстречу по лестнице, Игорь, перехватив ее краткий взгляд, опустил голову, но тут же, желая убедиться, что не ошибся, еще раз посмотрел в ее сторону. Взгляды их снова встретились и разошлись. Они разминулись молча, едва не задев друг друга. Сердце у Игоря от волнения делало не меньше ста ударов в минуту, а в голове пронеслись мысли: «Как будто чудный сон приснился – передо мной, в который раз, твой яркий образ появится, глазам не верю я сейчас».