Муравьи

– Нет.

– Как это нет?

– Нет, мы не станем ломать замок, обойдемся и без подвала.

– Ты шутишь? Объясни, в чем дело.

Джонатану и в голову не пришло выдумывать вескую причину, почему нельзя спускаться в подвал. Все внезапно обернулось совсем не так, как он думал. Теперь жена с сыном сгорали от любопытства. Что ему было делать? Объяснять, что с дядюшкой-благодетелем связана какая-то тайна и что он хотел предостеречь их от опасности, чтобы они не спускались в подвал?

Это не убедит их и будет напоминать пустой запрет. Нужна хоть какая-то логика, иначе Люси и Николя на такое не купятся.

Он буркнул:

– Меня нотариус предупредил.

– Кто предупредил… о чем?

– В подвале полно крыс!

– Фу! Крысы? Но они наверняка смогут пролезть в щель, – возразил мальчуган.

– Не волнуйтесь, мы ее заделаем.

Джонатан был доволен – хорошо, что ему пришла в голову мысль насчет крыс.

– Ладно, договорились, к подвалу никто не подходит, так?

Он направился в ванную. К нему тут же заглянула Люси.

– Ты виделся с бабушкой?

– Именно.

– И на это у тебя ушло целое утро?

– Точно.

– Ты же не собираешься шататься так все время? Вспомни, что ты говорил братьям на ферме в Пиренеях: «Праздность – мать всех пороков». Тебе надо найти работу. У нас кончаются деньги!

– Нам перепала в наследство двухсотметровая квартира в шикарном квартале рядом с лесом, а у тебя на уме моя работа? Неужели ты не умеешь ценить то, что мы имеем!

Он хотел было обнять Люси, но она отшатнулась.

– Нет, умею, а еще я умею думать о будущем. Я нигде не работаю, ты тоже безработный – на что же мы будем жить через год?

– У нас остались накопления.

– Не будь глупцом, нам их хватит на несколько месяцев, а потом… – Она прижала кулачки к бедрам и расправила плечи. – Послушай, Джонатан, ты лишился работы, потому что не хотел выезжать вечером в неблагополучные районы. Ладно, понимаю, но ты мог бы подыскать себе какую-нибудь другую работу!

– Ну конечно, я собираюсь искать работу, только позволь мне немного рассеяться. Обещаю: скоро, скажем, через месяц, я начну размещать объявления.

Вскоре в ванной появилась белокурая головка, а за ней – плюшевая зверушка на четырех лапах. Николя и Уарзазат.

– Папа, тут недавно заходил один дядя – хотел забрать какую-то книгу в переплет.

– Книгу? Какую еще книгу?

– Не знаю, он говорил про какую-то большую энциклопедию, ее написал дядюшка Эдмонд.

– Ах, вот оно что… Ты впустил его? Вы ее нашли?

– Не-а, с виду он был не очень-то любезный, да и книги такой тут все равно нет…

– Молодец, сынок, ты все правильно сделал.

Новость эта поначалу озадачила Джонатана, а потом заинтересовала. Он перерыл весь огромный полуподвал – тщетно. Затем ненадолго задержался на кухне – осмотрел дверь в подвал, большущий замок и широкую щель на ней. Какая же тайна за ней скрывалась?

Нужно проникнуть в эту чащу.

Один из опытных разведчиков дает совет. Следует перестроиться в порядок «Большеголовая змея» – это лучший способ передвижения по опасной местности. Мгновенное согласие – все поддержали его мнение.

Впереди пятеро разведчиков выстраиваются перевернутым треугольником – им предстоит быть глазами отряда. Они изучают почву, делая мелкие шажки, нюхают воздух, осматривают мхи. И, если все в порядке, посылают обонятельный сигнал, который означает: «Впереди чисто!» Затем они возвращаются в конец вереницы, а их сменяют «новенькие». Благодаря такой сменяемости отряд превращается в подобие вытянутого животного с неизменно сверхчувствительным «носом».

Сигнал «Впереди чисто!» звучит четко двадцать раз. Двадцать первый прерывается нестройным тошнотворным посылом. Кто-то из разведчиков по недосмотру приблизился к хищному растению. Это мухоловка. Муравья привлек пьянящий аромат, и он увяз лапками в ее смоле.

Все, конец. Контакт с волосками запускает органический шарнирный механизм. Два широких сочлененных листка неумолимо захлопываются. Их длинные реснички по краям подобны зубам. Сцепляясь, они превращаются в крепкую решетку. Когда жертва целиком расплющивается, растение-хищник выделяет разрушительные ферменты, способные переварить даже самые твердые панцири.

Таким образом, муравей буквально растворяется. Тело его превращается в пенящийся сок. От него исходит запах тревоги.

Но помочь ему уже ничем нельзя. Таковы превратности любого дальнего похода. Остается только оставить на подступах к естественной ловушке сигнал: «Осторожно, опасность!»

Муравьи снова выходят на пахучую тропу, забыв о случившемся. Феромоновые метки указывают им путь. Одолев чащу, они продвигаются дальше на запад. Все так же, под углом в 23 градуса по отношению к солнечным лучам. Отдыхают они редко – лишь когда становится слишком холодно или слишком жарко. Если они не хотят увидеть, что их дом охвачен боевыми действиями, им нужно торопиться.

По возвращении разведчикам уже случалось становиться свидетелями того, что их город взят в оцепление вражескими полчищами. А прорывать блокаду – дело не из легких.

Все в порядке, они отыскивают феромоновую метку, указывающую вход в пещеру. От земли исходит тепло. Они пробираются в каменистые недра.

Чем глубже они спускаются, тем отчетливее слышат, как где-то внизу клокочет вода. Это теплый источник. Он курится, распространяя сильный запах серы.

Муравьи пьют.

И вдруг они замечают диковинного зверя: он похож на шарик с лапами. На самом деле это жук-навозник – он катит комок из навоза и песка, внутри которого спрятаны его яйца. Подобно легендарному Атланту, он поддерживает свой «мир». Когда поверхность почти пологая, комок катится сам по себе, и жук ползет следом за ним. Когда же уклон становится круче, жук, не поспевая за комком, соскальзывает, и потом ему нередко приходится искать его где-то внизу. Удивительное дело, жук-навозник – и здесь! Это насекомое чаще встречается в теплых краях…

Белоканцы пропускают его. Все равно плоть у него невкусная, а из-за панциря он слишком тяжелый – не унесешь.

По ходу слева пускается наутек черная фигурка – она хочет спрятаться в трещине камня. Это уховертка. Она, наоборот, очень даже вкусная. Самый старый разведчик оказывается проворнее всех. Он прижимает брюшко к шее, занимает исходную позицию для атаки, удерживая равновесие на задних лапах, целится и выпускает издалека каплю муравьиной кислоты. Едкий сок, концентрация которого превышает сорок процентов, рассекает воздух.

Попал!

Уховертка подбита на полном ходу. Такая кислота не молочная сыворотка. Она обжигает при дозе сорок промилле, чего уж там говорить о сорока процентах! Насекомое падает как подкошенное, муравьи набрасываются на жертву всем скопом и пожирают обожженную плоть. Осенние разведчики оставили после себя благие феромоны. Здешние места, похоже, богаты дичью. Охота обещает быть доброй.

Они спускаются в артезианский колодец, наводя ужас на неведомых подземных обитателей. Летучая мышь пытается дать отпор незваным гостям, но тотчас обращается в бегство, когда те окутывают ее облаком муравьиной кислоты.

Все последующие дни муравьи прочесывают пещеру, собирая останки белых животных и труху светло-зеленых грибов. С помощью анальной железы они рассеивают феромоновые метки, чтобы их собратья потом могли здесь беспрепятственно охотиться.

Задача выполнена. Территория простерлась за пределы западной чащи. Тяжело груженные съестными припасами на обратную дорогу, они водружают химический флаг Федерации. Запах его разносит по воздуху сигнал: «Бел-о-Кан!»

– Вы можете повторить?

– Уэллс, я племенник Эдмонда Уэллса.

Дверь открывается – за ней стоит двухметровый верзила.

– Господин Джейсон Брейгель?.. Простите за беспокойство, мне хотелось бы поговорить с вами о моем дядюшке. Я не знал его, а моя бабушка сказала, что вы были его лучшим другом.

– Входите же… Что рассказать вам об Эдмонде?

– Все. Я его практически не знал, о чем сожалею…

– Гм… Понимаю. Как бы то ни было, Эдмонд принадлежал к числу людей, которых можно назвать живой тайной.

– Вы хорошо его знали?

– Разве можно утверждать, что ты кого-то знал? Мы с ним, так сказать, шли по жизни бок о бок и не видели в том никаких неудобств.

– Где вы познакомились?

– На биологическом факультете. Я много работал с растениями, а он – с бактериями.

– Снова два параллельных мира.

– Да, кроме того, что мой все же более дикий, – поправил Джейсон Брейгель, показывая на множество вечнозеленых растений, заполонивших столовую. – Видите? Все они соперники и готовы изничтожить друг дружку в борьбе за лучик света или каплю воды. Как только листок попадает в тень, растение сбрасывает его, и соседние листья начинают разрастаться. Растительный мир не ведает жалости…

– А бактерии Эдмонда?

– По его словам, он изучал только своих предков. Скажем, он взобрался на свое генеалогическое древо чуть выше обычного уровня…

– Но почему бактерии? А не обезьяны или рыбы?

– Ему хотелось понять, что представляет собой клетка в самой начальной стадии. По его мнению, человек – всего лишь сумма клеток, и нужно досконально понять «психологию» одной клетки, чтобы познать, как действует все в целом. «На самом деле большая сложная задача не более чем собрание маленьких простых задач». Это изречение он понимал буквально.

– Он работал только с бактериями?

– Нет-нет. Он был своего рода мистиком, настоящим универсалом и хотел все знать. Были у него и кое-какие причуды… к примеру, ему хотелось научиться управлять собственным сердцебиением.

– Но это невозможно!

– А вот некоторым индийским и тибетским йогам такое, кажется, вполне под силу.

– Зачем это нужно?

– Почем я знаю… Ему хотелось добиться этого, чтобы иметь возможность свести счеты с жизнью, остановив свое сердце по собственной воле. Он думал, что таким образом сможет выйти из игры в любое время.

– Но какой в этом смысл?

– Возможно, ему не хотелось страдать в старости.

– Гм… А чем он занимался после того, как защитил докторскую по биологии?

– Пошел работать в частный сектор – в компанию, производящую живые бактерии для йогуртов. В корпорацию «Свежее молоко». Дела у него шли прекрасно. Он открыл бактерию, способную вырабатывать не только вкус, но и аромат! В 63-м ему присудили за это премию как лучшему изобретателю…

– А потом?

– Потом он женился на китаянке. Линг-ми. Доброй, веселой девушке. Он и сам вмиг подобрел, хотя раньше был брюзга брюзгой. Он был влюблен по уши. После этого я виделся с ним все реже. Обычное дело.

– Я слышал, что он уехал в Африку.

– Да, но это было после.

– После чего?

– После трагедии. У Линг-ми обнаружили лейкоз. Рак крови, смертельную болезнь. Она угасла за три месяца. Бедняга… он открыто заявлял, что только клетки заслуживают внимания, а люди сами по себе ничтожны… урок был жестокий. И он ничего не смог поделать. Наряду с этой бедой у него начались разногласия с сослуживцами в корпорации «Свежее молоко». Он оставил работу, впал в прострацию и заперся у себя в квартире. Линг-ми вернула ему веру в человечество, а после потери жены он снова стал сущим человеконенавистником.

– Так он отправился в Африку, чтобы забыть Линг-ми?

– Возможно. Во всяком случае, он очень надеялся залечить рану, погрузившись с головой в занятие биологией. Ему пришлось найти себе новую увлекательную тему. Какую точно, не скажу, но к бактериям это уже не имело никакого отношения. И в Африке он обосновался, пожалуй, потому, что эту тему там было проще разрабатывать. Он прислал мне открытку – писал, что сошелся с командой из НЦНИ^[1] и теперь работает с профессором Розенфельдом. Не знаю такого господина.

– А потом вы виделись с Эдмондом?

– Да, однажды, случайно, на Елисейских Полях. Немного поговорили. К нему явно вернулся вкус к жизни. Только на все мои вопросы отвечал он довольно уклончиво, словно избегал говорить на профессиональные темы.

– Кажется, он еще написал энциклопедию.

– Да, старая история. Это была его великая задумка. Собрать все знания в одном труде.

– Вы видели ее?

– Нет. И думаю, он никому ее не показывал. Я знаю Эдмонда, он точно спрятал свое детище где-нибудь в глуши Аляски поближе к огнедышащему дракону, чтобы тот его сторожил. В таких делах он был мастером.

Джонатан уже собирался откланяться.

– Ах да, еще один вопрос: вы знаете, как сложить четыре равносторонних треугольника из шести спичек?

– Разумеется. Это был его любимый тест на интеллект.

– В таком случае какова же разгадка?

Джейсон рассмеялся в голос.

– А вот этого я вам точно не скажу! Как говаривал Эдмонд, «каждый сам должен найти свой путь». Вот увидите, отгадаете – почувствуете себя на седьмом небе.

С мясными припасами на спине обратная дорога кажется длиннее. Отряд движется бодро, чтобы не оказаться захваченным врасплох, ведь ночью особенно опасно.

С марта по ноябрь муравьи способны трудиться по двадцать четыре часа в сутки без малейшей передышки; однако с понижением температуры ощущения их притупляются. Вот почему они редко отправляются в походы больше чем на день.

В городе муравьев давно пытались разрешить эту проблему. Все знали – необходимо расширять охотничьи угодья и исследовать далекие земли, где растут другие растения, где живут другие животные и бытуют другие нравы.

В восемьсот пятидесятом тысячелетии у Би-стин-га, рыжей королевы из династии Га (восточной династии, оборвавшейся сто тысяч лет назад), возникло честолюбивое желание обследовать «пределы» мира. Она отрядила не одну сотню экспедиций в разные части света. И ни одна из них так и не вернулась назад.

Нынешняя королева, Бело-киу-киуни, была не такой пытливой. Она довольствовалась открытием золотистых жучков, похожих на драгоценные камни (они встречаются далеко на Юге), и созерцанием хищных растений, которые ей иногда доставляли в живом виде с корнями и которые она все надеялась когда-нибудь приручить.

Бело-киу-киуни понимала, что лучший способ исследовать новые земли – еще больше расширить Федерацию. Поэтому при ней снаряжалось все больше дальних экспедиций, строилось все больше братских городов и закладывалось все больше передовых постов, ну а со всеми, кто пытался воспрепятствовать этому расширению, велись войны.

Конечно, завоевание крайних пределов мира – история долгая, но подобная политика мелких упорных шагов находилась в полном соответствии с общей философией муравьев. «Медленно и только вперед».

Ныне Белоканская цивилизация насчитывала 64 братских города с одним запахом. Эти города связаны 125-километровой сетью проторенных троп и пахучих дорожек протяженностью 780 километров. Все эти 64 города объединяются, если приходится воевать или наступает пора голода.

Модель городской цивилизации позволяла некоторым городам специализироваться. И Бело-киу-киуни даже мечтала, что когда-нибудь один город будет обрабатывать зерновые, другой – мясо, а третий займется только военными делами.

Но до этого было еще далеко.

Во всяком случае, такая модель соответствовала другому принципу общей философии муравьев. «Будущее принадлежит специалистам».

До передовых постов разведчикам еще далеко. Они ускоряют ход. И, когда проходят мимо хищного растения, какой-то воин предлагает вырвать его с корнем и доставить Бело-киу-киуни.

Они совещаются, сцепившись усиками. Они спорят, испуская и улавливая крохотные летуче-пахучие молекулы, феромоны. По сути, гормоны, которые вырабатывают их тела. Одну такую молекулу можно было бы представить в виде круглого аквариума, где каждая рыбка – своего рода слово.

С помощью феромонов муравьи общаются, при этом их общение окрашивается практически бесконечным множеством оттенков. Судя по нервному подрагиванию усиков, спорят они, похоже, горячо.

«Это довольно хлопотно».

«Матери незнаком этот вид растений».

«У нас возможны потери, а чтобы нести добычу, нужны по крайней мере свободные лапы».

«Если нам удастся приручить хищные растения, мы превратим их в настоящее оружие и сможем удерживать фронт, высадив их в несколько рядов».

«Мы устали, а скоро ночь».

Они решают отказаться от этой затеи, огибают растение и следуют дальше. Когда отряд приближается к цветущему перелеску, самец номер 327, идущий в хвосте, замечает красную маргаритку. Такого он еще никогда не видел. Раздумывать нечего.

«Не вышло с мухоловкой, попробуем прихватить это».

Он на мгновение отстает и осторожно срезает стебель цветка. Чик! Потом, крепко прижимая к себе сокровище, устремляется вдогонку за товарищами.

Только товарищей его больше нет. Первая экспедиция нового года, конечно, прямо перед ним, но вот только в каком состоянии… Эмоциональное потрясение. Стресс. У 327-го дрожат лапы. Все его спутники лежат мертвые.

Что стряслось? Налет был сокрушительный. Они даже не успели занять боевую позицию – все так и лежат в порядке «Большеголовая змея».

Самец осматривает тела. Не было выпущено ни единой кислотной струи. У рыжих муравьев даже не было времени испустить феромоны тревоги.

Номер 327 производит осмотр. Обонятельный контакт. Нет ни одной отмеченной химической картинки. Они шли себе, шли, и вдруг – обрыв связи.

Надо разобраться, надо понять. Должно же быть объяснение! Первым делом – очистить сенсорный механизм. С помощью пары изогнутых коготков на передней лапе он скоблит лобные отростки, счищая с них кислотную пену, образовавшуюся, как только он испытал стресс. Самец наклоняет их ко рту и облизывает. Потом обтирает шпоровой щеточкой, которую изобретательная природа поместила в верхней части его третьего локтя.

Вслед за тем он подносит чистые усики к глазам и осторожно настраивает их на частоту 300 колебаний в секунду. Ничего не происходит. Он увеличивает частоту: 500, 1000, 2000, 5000, 8000 колебаний в секунду. Его приемная мощность усиливается на две трети.

Он начинает улавливать даже самые слабые испарения, витающие в округе: аромат росы, пыльцы, спор и тот едва ощутимый запах, который он уже почувствовал, но определить не смог.

Номер 327 еще больше увеличивает частоту. Максимальная мощность – 12 тысяч колебаний в секунду. Дрожащие усики вызывают слабые всасывающие потоки воздуха, которые гонят к нему пыль со всех сторон.

Есть! Он узнал тот легкий запах. Запах виновников. Ну конечно, это они, беспощадные соседи с Севера, доставившие им столько хлопот в минувшем году.

Это карликовые муравьи из Ши-га-пу…

Стало быть, и они уже пробудились. Должно быть, они устроили засаду и применили какое-то новое сокрушительное оружие.

«– Их всех убил лазерный луч высочайшей мощности, шеф.

– Лазерный луч?

– Да, новое оружие, способное расплавить на расстоянии самый большой из наших кораблей. Шеф…

– Вы полагаете, это…

– Да, шеф, такое под силу только венерианцам. Ясное дело.

– В таком случае репрессивные меры будут жестокими. Сколько у нас осталось боевых ракет в поясе Ориона?

– Четыре, шеф.

– Маловато, нужно будет запросить помощь у войск поддержки…»

– Может, тебе еще супу?

– Нет, спасибо, – сказал Николя, совершенно зачарованный картинками.

– Ладно, тогда смотри в тарелку, не то выключим телевизор!

– Мам, ну пожалуйста…

– Тебе еще не надоели эти истории про зеленых человечков и про планеты с названиями стиральных порошков? – спросил Джонатан.

– А мне интересно. Уверен, когда-нибудь мы точно встретимся с инопланетянами.

– Вот еще!.. Эка хватил!

– К ближайшей звезде уже послали зонд – «Марко Поло» называется, так что скоро мы узнаем, кто наши соседи.

– Его ждет полный провал, как и все другие зонды, которые уже отправили загрязнять космос. Говорю же, это очень далеко.

– Может, и так, но кто тебе сказал, что они, инопланетяне, первыми не прилетят к нам? В конце концов, все свидетельства об НЛО так до сих пор и не изучены.

– И все же. К чему нам встречаться с другими цивилизациями? Разве ты не находишь, что у землян полно своих проблем – когда-нибудь мы неизбежно друг дружку переколотим.

– Это же экзотично! У нас появится столько новых мест, куда можно будет отправиться на каникулы.

– И новых хлопот потом не оберешься, что самое главное. – Он взял Николя за подбородок. – Ладно, малыш, сам увидишь, когда подрастешь, ты будешь рассуждать, как я: единственное по-настоящему увлекательное живое существо, чей разум действительно отличается от нашего, – это… женщина!

Люси для вида зароптала. И они втроем рассмеялись. Николя насупился. Наверное, у взрослых такой юмор… И его рука заскользила в поисках шерстки собаки, чье присутствие действовало на него успокаивающе.

Но пса под столом не было.

– Куда же подевался Уарзазат?

Не было его и в столовой.

– Уарзи! Уарзи!

Николя сунул пальцы в рот и свистнул. Обычно результат не заставлял себя долго ждать: раздавался лай, а затем слышалось шлепанье лап. Он свистнул еще раз. Тишина. Николя пустился обшаривать многочисленные комнаты квартиры. Родители последовали за ним. Пса нигде не было. Дверь была закрыта. Сам выбраться из дома он не мог: собаки пока еще не умеют пользоваться ключами.

Они в растерянности направились в кухню – точнее, к двери в подвал. Щель так и не заделали. И она была достаточно широкая, чтобы в нее могло пролезть животное размером в Уарзазата.

– Он там, точно говорю, он там! – жалобно простонал Николя. – Надо пойти его поискать.

Словно в ответ на его жалобу из подвала послышалось прерывистое тявканье. Тем не менее казалось, что оно донеслось откуда-то издалека.

Они втроем подошли к запретной двери. Джонатан запротестовал:

– Папа же сказал, в подвал нельзя!

– Но, милый мой, – сказала Люси, – Уарзи надо найти. Может, на него напали крысы. Ты же сам говорил, там водятся крысы…

Она помрачнела.

– Тем хуже для пса. Завтра пойдем и купим другого.

Мальчонка был ошеломлен.

– Но, папа, я не хочу «другого». Уарзазат мой дружок, ты не можешь просто бросить его умирать.

– Да что с тобой? – прибавила Люси. – Дай я пойду, если ты боишься!

– Ты боишься, папа, ты струсил?

Джонатан, уже не в силах сдержаться, процедил сквозь зубы: «Ладно, я сам пойду посмотрю» – и отправился за электрическим фонариком. Он посветил в щель. Темнота была кромешная, всепоглощающая.

Он вздрогнул. Ему хотелось одного – убежать прочь. Но жена с сыном подталкивали его к этой бездне. В голову полезли горькие мысли. Страх темноты взял над ним верх.

Николя разрыдался:

– Он умер! Я точно знаю, умер! И все из-за тебя.

– Может, он только ранен, – утешила сына Люси, – нужно сходить посмотреть.

Джонатан вспомнил предостережение Эдмонда. Оно читалось как приказ. Что же делать? Однажды кто-нибудь из них точно не выдержит и заглянет туда. Надо брать быка за рога. Сейчас или никогда. Он провел рукой по взмокшему лбу.

Нет, тянуть нельзя. Наконец-то ему представился случай справиться со своими страхами, сделать решительный шаг, встретить опасность лицом к лицу. А что, если тьма поглотит его? Тем лучше. Он готов был проникнуть в самую суть вещей. Во всяком случае, терять ему было больше нечего.

– Я пойду!

Сходив за инструментами, он взломал замок.

– Что бы ни случилось, оставайтесь на месте и, главное, – не пытайтесь лезть за мной или звонить в полицию. Слышите?

– Какие странные вещи ты говоришь. В конце концов, это подвал, обычный подвал, как во всех домах.

– Я в этом не уверен…

Освещенный оранжевым овалом заходящего солнца, 327-й самец, последний уцелевший из первой весенней охотничьей экспедиции, семенит в одиночестве. В невыносимом одиночестве.

Он уже давно шлепает лапами то по лужам, то по грязи, то по прелым листьям. Ветер иссушил его жвалы. Пыль облепила тело янтарным наростом. Он уже не чувствует мышц. Большинство коготков у него сломано.

Но в конце пахучей тропы, по которой он пустился, уже маячит цель. Среди холмиков, являющих собой города Федерации, все отчетливее выделяется один – огромная пирамида Бел-о-Кан, столица, благоуханный маяк, который манит его и притягивает.

Наконец 327-й добирается до подножия величественного муравейника и вскидывает голову. Город его стал еще больше. Началось строительство нового защитного слоя купола. Вершина горы из веток поглядывает на луну.

Молодой самец какое-то время ищет и вскоре находит на уровне земли знакомый широкий вход и проникает внутрь.

Он как раз вовремя. Все рабочие и солдаты, трудившиеся снаружи, уже вернулись. Стражи готовятся перекрыть выходы, чтобы сберечь тепло внутри. Впрочем, едва он успевает войти в пределы города, как каменщики берутся за дело и дыра за ним закрывается. Почти с треском.

Ну вот, нет больше Внешнего мира, холодного и жестокого. Самец номер 327 возвращается в цивилизацию. Теперь он может раствориться в успокаивающем Рое. Он больше не одинок. Он среди других.

Приближаются часовые. Под наростом пыли они не признают его. Он тут же распространяет опознавательные запахи, и часовые успокаиваются.

Кто-то из рабочих улавливает запах усталости. И предлагает ему поесть – совершить ритуал окормления.

У каждого муравья имеется в брюшке своеобразный карман, по сути, второй желудок, не переваривающий корм. Общественный желудок. Муравей может хранить в нем пищу так, что она остается свежей и невредимой. Потом он срыгивает ее в обычный – «переваривающий» желудок. Или же выплевывает ее и в качестве дара передает кому-нибудь из сородичей.

Жесты при этом всегда одни и те же. Муравей-даритель обращается к избраннику, которого хочет накормить, похлопывая его по голове. Если тот, к кому обращаются, согласен, он опускает усики. А если избранник вскидывает их высоко, значит, он отказывается – поскольку на самом деле не голоден.

Самец номер 327 не колеблется. Запасы калорий у него настолько истощились, что он едва не падает замертво. Муравьи соединяются ртами. Пища поднимается. Даритель сперва отрыгивает слюну, потом медвяную росу и зерновую кашицу. Это вкусно и действует укрепляюще.

Вскармливание заканчивается – самец тотчас высвобождается. И все вспоминает. Мертвецов. Засаду. Нельзя терять ни мгновения. Он вскидывает усики и распыляет вокруг сообщение мельчайшими капельками.

«Тревога! Это война. Карлики истребили нашу первую экспедицию. У них есть новое гибельное оружие. Боевая тревога! Война объявлена».

Часовой выдвигается вперед. Сигналы тревоги пробуждают его разум. Вокруг 327-го самца собирается целая ватага муравьев.

«Что такое?»

«Что случилось?»

«Он говорит, что объявлена война».

«У него есть доказательства?»

Муравьи сбегаются отовсюду.

«Он говорит о каком-то новом оружии и о погибшей экспедиции».

«Дело серьезное».

«У него есть доказательства?»

Самец теперь находится в центре несметного скопища муравьев.

«Тревога, тревога, объявлена война, боевая тревога!»

«У него есть доказательства?»

Эту пахучую фразу подхватывают все.

Нет, у него нет никаких доказательств. Он был до того потрясен, что не подумал захватить их с собой. Шевелятся усики. Муравьи в сомнении покачивают головами.

«Где это случилось?»

«К западу от Ла-шола-Кана, между новым местом охоты, которое обнаружили разведчики, и нашими городами. Ту зону часто обходят дозором карлики».

«Это невозможно, вернулись наши лазутчики. Они твердо стоят на своем: карлики еще не пробудились!»

Эту феромоновую фразу испустил чей-то усик. Муравьиное скопище рассыпается. Одни верят неизвестному. Другие – нет. Конечно, в сообщении 327-го есть доля правды, только рассказ его кажется уж очень сомнительным. Весенние войны никогда не начинаются так рано. Карлики повели бы себя безрассудно, если бы совершили нападение в то время, когда даже не все из них пробудились. Каждый возвращается к своим делам, так и не прислушавшись к предупреждению 327-го самца.

Единственный уцелевший из первой охотничьей экспедиции потрясен. Не придумал же он этих мертвецов, черт возьми! В конце концов они сами увидят, что ряды одной из каст поредели.

Его усики безвольно поникают. Он переживает унизительное чувство, что жизнь его прошла зря. Как будто жил он не ради других, а ради себя.

При мысли об этом его охватывает дрожь. Он бросается вперед, подбегает, точно в лихорадке, к рабочим и призывает их в свидетели. Они не приостанавливают работу, даже когда он изрекает с расстановкой как заклинание:

 
В разведке я был ходок,
На месте зорок был,
А дома пугалом стал.
 

Но всем на него наплевать. К нему не прислушиваются. И, как ни в чем не бывало, муравьи разбредаются кто куда. Хватит ему всех пугать!

Джонатан уже четыре часа как спустился в подвал. Жена с сыном не находили себе места.

– Мам, может, позвоним в полицию?

– Нет, еще рано.

Люси подошла к двери в подвал.

– Папа умер? Ну скажи, мам, папа умер так же, как Уарзи?

– Да нет же, нет, милый, что за глупости ты говоришь!

Люси умирала от страха. Она наклонилась, чтобы глянуть в щель. В свете мощного галогенового фонаря, который Люси купила недавно, она смогла разглядеть чуть дальше… винтовую лестницу.

Она опустилась на пол. Николя подсел к ней, и она обняла его.

– Он вернется, надо набраться терпения. Он просил нас подождать, вот и давай подождем немного.

– А что, если он больше не вернется?

Номер 327 устал. Ему кажется, что он барахтается в воде, копошится, но все без толку.

Он решает обратиться лично к Бело-киу-киуни. Возраст Матери насчитывает четырнадцать зим, и у нее огромный опыт, тогда как бесполые муравьи, составляющие большинство обитателей Бел-о-Кана, живут от силы три года. Только королева способна найти способ, как распространить полученные им сведения.

Молодой самец выбирается на главную магистраль, что ведет в центр города. Тысячи и тысячи рабочих, груженных яйцами, снуют по этой широкой галерее. Они перетаскивают свою поклажу с подземного сорокового яруса в ясли-солярии, расположенные на тридцать пятом ярусе над землей. Нескончаемый поток заключенных в белую оболочку катышей на кончиках лап муравьев течет снизу вверх и справа налево.

Номеру 327 приходится продираться против потока. Это нелегко. Он толкает двух-трех кормилиц, которые тут же обзывают его варваром. Его тоже задевают, он замирает на месте, его отталкивают, царапают. К счастью, проход забит не полностью. И ему удается пробиться сквозь плотную муравьиную массу.

Затем он следует узкими туннелями – так хоть и дальше, зато не столь изнурительно, и он прибавляет ходу. Магистрали переходят в мелкие артерии, артерии – в жилы и прожилки. Так он одолевает коридор за коридором, перебираясь через мосты и арки, через пустые и переполненные площади.

Он отлично ориентируется во тьме благодаря трем лобным глазкам, способным видеть в инфракрасном свете. По мере приближения к Запретному городу все отчетливее ощущается сладковатый запах Матери, все больше стражей встречается на пути.

Это представители самых разных подкаст воинов, отличающихся размерами и вооружением. Коротышки с длинными зазубренными челюстями; здоровяки, закованные в нагрудную броню, твердую, как дерево; приземистые крепыши с короткими усиками; стрелки, чьи заостренные брюшки полны парализующего яда.