Читать книгу: «Дача и рассказы»

© Артём Губин, 2025

ISBN 978-5-0067-5062-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Проф. Е. Л. Тропкович-Смирнов

Нашим научруком был Егор Львович, высокий старик, лет семьдесят пять, серебристые волосы, выстриженные виски и затылок, твёрдый и плавный шаг; стук деревянных каблуков, слышный в аудиториях ещё с парадной лестницы. Он приходил всегда в одном и том же, но свежем пиджаке. У него были длинные пальцы с продолговатыми розовыми ногтями, на мизинце левой руки носил тонкое золотое кольцо: «Сим победиши» с крестом.

Всю группу, нас было человек пять аспирантов, он позвал к себе после конференции. Было часов шесть вечера, весна, но темнело ещё рано. Он заказал такси, мы приехали на Ленинский проспект, во двор фасадной сталинки, бежевой и с башней. В подъезде консьержка, помню широкие и светлые лестницы: на площадках люстры, вокруг них лепнина, пшеница, серпы и молотки.

Мы зашли, он показал, куда вешать куртки, сказал, куда проходить, как разденемся, разулся, поставил туфли в шкаф для обуви, спросил нас, кто будет чай, и ушёл в кухню.

Мы прошли в гостиную, там были кресла и диван, но мы опешили и стояли посреди комнаты на ковре: все стены были в книжных шкафах, высоченных, почти до потолка, а потолки метра три-четыре. Книг так много, что дверцы должны ломиться, и их надо перевязывать тесёмкой, чтобы закрыть, но библиотека была в каком-то даже пугающем порядке. Все книги распределены по разделам, внутри разделов книги расставлены по алфавиту, в каждой полке лежит листочек с номерами страниц и заметками, что на каждой из них Егору Львовичу было интересно.

– Садитесь, что вы все стоите, – сказал Егор Львович, входя в гостиную с подносом чашек, составленных одна в другую, чайником и блюдцем сушек, мармелада, пастилы.

Егор Львович поставил поднос на рабочий стол, чистый, без тетрадок, книг, бумаг, расставил чашки, поставил рядом блюдце и сказал ещё раз всем садиться.

– Чай пока ещё настаивается, – сказал он и, сложа руки в карманы брюк, оглядел нас, – конференция, в общем, прошла неплохо, правда?

Егор Львович обернулся к столу и взял мармелад.

– Но есть и помарки, заметки на полях, да?

Он прожевал мармелад и заглянул в чайник.

– Теперь пора, – Егор Львович разлил чай и пригласил нас взять чашки.

Он взял оставшуюся и продолжил:

– У вас, Павел, был очаровательный доклад, материал удивительный, где вы его нашли?

– В Ленинке всё, – ответил Паша.

– В Ленинке, конечно, это очень интересно, но дикция ваша – надо читать по семь докладов в неделю и тренироваться, не заметите, как подниметесь на кафедру доктором, это полезно – практика.

Егор Львович отпил чай.

– У вас, Пётр, материал интересный, но анализ мог быть подробнее, много упускаете, то ли не замечая, то ли игнорируя для удобства. То и другое одинаково стоит исправить. Доказывать и добавлять всё в концепцию не надо, но должным образом описать ваши находки вы обязаны. Помогите учёным, которые сейчас визжат в ясельках, не прячьте от них то полезное, что вы наши, и чем они точно будут пользоваться, ведь, когда вы анализируете внимательно – это незаурядно, даже очень, Пётр, понимаете?

– Понимаю, Егор Львович, – ответил Пётр.

– Вашему докладу, Анна, – Егор Львович обратился ко мне, – не хватило презентации. Вы разбираете в одной части типографские техники девяностых годов девятнадцатого века, а их трудно представить из головы, прослушав десять докладов. Слушателя надо щадить, в разумных пределах, конечно.

Егор Львович выпил чашку:

– Кому-то ещё налить?

Мы ответили, что пока не надо, и Егор Львович налил себе. Он разобрал ещё пару докладов, не глядя в программку конференции, и закончил так:

– Конференция получилась, это главное, а то, о чём сказали – мелочи поправимые абсолютно. Работайте дальше, работайте дисциплинированно, и берите сушки, они новые, не как у стариков, – сказал он, заметил, что мы отводим взгляды от него, и добавил с улыбкой, – у других стариков.

Мы до этого не были у Егора Львовича, встречались с ним в аудиториях, видели на кафедре, в коридорах университета, редко в столовой. Мне казалось, его жизнь ограничена научной работой и преподаванием, что за ними Егору Львовичу ничего не то что неинтересно, но он и не замечает того, что вокруг науки, архивов, конференций и библиотек. Даже с коллегами профессорами он только здоровался, но никогда в коридорах университета подолгу не разговаривал.

Я рассматривала книжные полки, рабочий стол, пока Егор Львович разбирал доклады, искала фотографии, альбомы, диски, кассеты, пластинки – что-то, что говорило бы о прошлом Егора Львовича, о том, что его детство, молодость, студенчество были, но ничего не находила: между томами словарей стояли собрания сочинений, после них энциклопедии, растянувшиеся на несколько полок, ни журналов, ни тетрадок, ни старых раскрасок.

Я хотела узнать что-то о нём, о своём научном руководителе, думала, как спросить о его жизни, но не получалось придумать вежливый вопрос.

– Как у вас семьи, господа и дамы аспиранты? – спросил Егор Львович и откусил сушку, – зря не угощаетесь.

Мы сидели на диване и креслах, смотрели вверх на Егора Львовича и молчали.

– Вы со мной? Почему тишина? – спросил он, – личная жизнь есть у вас?

Я несмело посмотрела на коллег, заметила чуть растерянный взгляд Паши.

– Я встречаюсь два года, Вика, вы её видели, – ответил Пётр, – она была на прошлой конференции, выступала.

– Тем не менее, не пренебрегайте внимательным анализом материала, – с улыбкой сказал Егор Львович, – а у Вики был хороший доклад, материал средний, но то, что она из него вытянула – очень интересно.

– А я холост, – сказал Паша.

– И я одна, – добавила я, потому что хотела участвовать в разговоре.

– А вам нет оправдания, можно работать лучше, – также улыбаясь обратился к нам Егор Львович.

– А вы? – обратился он к другим аспирантам.

Один сказал, что встречается, другая, что всё не так просто.

Я смотрела на Егора Львовича и ждала, что он скажет.

Он взял пастилу и запил чаем.

– И я один, и я холост, – сказал Егор Львович, – но это не предмет для патетики, – он улыбнулся, но не так широко и заметно, как раньше.

Мы с аспирантами посмотрели друг на друга, не зная, что отвечать Егору Львовичу, молчать ли, ждать, что скажет дальше.

– Это вопрос для дискуссии, между прочим, – Егор Львович говорил, не поднимая взгляд от чашки, – следует ли быть семейным человеком, когда знаешь, чем заняться. Ведь так получается, что о семье вспоминаете в момент отдыха от работы. Если работа интересная – не отвлекаешься от неё и отдыхая.

Егор Львович посмотрел на нас и покачал головой:

– Заговариваю вас бестолковыми вещами.

Мы сказали Егору Львовичу, что нам интересно, что это не бестолковый разговор.

– Вы просто очень доброжелательные, – махнул рукой Егор Львович, – а вещи даже детские.

В гостиной снова стало тихо.

– У вас нет семьи, Егор Львович? – спросила я и заволновалась, как он ответит, как отшутится.

– Семьи у меня нет, – ответил Егор Львович, – и даже чай завариваю сам, – добавил он в шутку, не улыбаясь.

– Почему? – спросила я ещё, хотела, чтобы Егор Львович понял, мне, если не коллегам, интересно, что он не говорит впустую.

– Я что-то скажу на тему, если не только вы, Анна, покажете какое-то участие, – засмеялся Егор Львович.

– Нет, нам интересно, но неловко, – сказал Паша.

– Могу представить, но уже надо бросать неловкость: посмотрите хоть на меня, – Егор Львович взял чайник, – вы не пьёте чай совсем, у вас остыл. Горячего?

Мы ответили, что в порядке и горячего чая не надо.

– Это уже предмет рефлекса в моём случае – раз так отчаянно взялся за горячую кастрюлю голыми руками, что и к плите не подхожу больше.

Егор Львович налил себе чай.

– У кого-то, понимаете, что-то заканчивается, и они рады начать что-то ещё, что-то новое. Мне же и больно, и дорого жалеть прошедшее. Привычка странная, лучше бы курил, правда. Но уже сколько лет прошло, не переломил себя, и не старался, в общем, а теперь поздно. И жаль, да, но это привычка. Единственное – мысль, что никого нет, давит, чем старше, тем ощутимее. Ощущение, что надо умирать без мнимой страховки, как в прыжках с тарзанкой, в виде живых и молодых родственников.

Егор Львович выпил всю чашку залпом и посмотрел на нас.

– Набьют моё имя несчастному камню, приколотят к нашей alma-mater, чтобы ваши внуки ходили мимо, спрашивали друг друга, кто это, и отвечали, что не знают. Замечательно? – пошутил Егор Львович.

Мы тихо посмеялись и ничего не отвечали.

– Нас как-то подобным образом собирал наш научный руководитель, Самойлов Михаил Иванович, суровый академик, классик, дома, по улице, в университете ходил в такой тюбетейке, круглые очки делали его взгляд ещё более, знаете, отстраненным. Он как-то звал на дачу, в большой деревянный дом, один этаж, чердак и веранда. Показывал, как у него не зацветают розы, но как много растёт моркови, сидя на коленях указывал нам на ботву, отмечал, какая она пышная и пушистая – знак, что морковь будет сладкая. Правда или нет, не знаю. Рассказывал, как стриг газон, говорил, греки не пренебрегали спортом, и нам не следует, грозил пальцем: «Лев Толстой сам косил, а Горький был два метра ростом», – Егор Львович помолчал, покрутил в руке чашку и спросил, – Что вас радует, чем отвлекаетесь в свободное время?

Пётр рассказал о теннисе, Паша о фигурках из керамики и фарфора.

– Сами лепите? – спросил Егор Львович.

– Сам, в мастерской друзей из керамики, фарфоровые просто собираю, по блошкам.

– Очень интересно. У меня квартира, что блошка – посмотрите, может, подберёте что-то, сторгуемся.

– Хорошо, Егор Львович, – посмеялся Паша.

Я добавила про рисование и наблюдение за птицами. Другие аспиранты сказали о скалолазании, о готовке.

Мы допили чай, Егор Львович предложил ещё сушек или мармелада, мы поблагодарили, помолчали и скоро стали собираться.

Егор Львович проводил нас, хотел заказать такси. Мы сказали, что метро ещё открыто.

По пути к станции мы говорили, какой был странный разговор; обсудили конференцию: долгую и скучную, но с парой докладов, которые были ничего.

Месяц встречи нашей группы проходили, как обычно, только Егор Львович иногда спрашивал Петра о Вике, Пашу о керамике, меня о видах птиц.

– Сегодня у вас не будет семинара, – сказал ректор, пришедший к нам в аудиторию, – Егор Львович умер, только что узнали. Скоро мы вас прикрепим к новым научным руководителям.

Библиотеку Егора Львовича раздали за отсутствием родственников студентам.

Через года полтора открыли мемориальную табличку профессору Е. Л. Тропкович-Смирнову. На ней был оттиск – портрет Егора Львовича в профиль, на котором он походил на Михаила Ивановича Самойлова.