Сборник состоит из трех циклов, первый из которых называется «Городские рассказы». Второй составлен из профессионального опыта автора и называется «Журналистские истории». Третий – из музыкальной жизни и объединен под названием «Угарные истории». Все истории в сборнике основаны на реальных событиях. Каждая из них имеет свидетелей и очевидцев и потому не приукрашает и не умаляет случая, имевшего место в жизни.

ЧАСТЬЯ ПЕРВАЯ. ГОРОДСКИЕ РАССКАЗЫ

Цикл «Городские рассказы» описывает, преимущественно, жизнь города Алматы. Он повествует о социально уязвимых слоях казахстанского общества, описывает чиновничью безалаберность и повсеместный бардак. По рассказам из этого цикла, читатель может составить картину о жизни в крупнейшем мегаполисе Казахстана во втором десятилетии двадцать первого века.

«Мышка»

Под одной из арок одного из многочисленных алматинских дворов вела торговлю овощами овощница, по имени Гуля. Была она приезжей на заработки из Киргизии, ростом невысокого, характером – спокойной. Слегка словно растерянной и всегда немного уставшей. И если кто-либо грубил ей, то Гуля не отвечала резкостями.

За овощами к ней в большинстве ходили со двора, в который вела арка. Двор тот был почти в центре города, оттого жили в нем люди избалованные и часто любившие указать на свое благородное, с их точки зрения, происхождение. «Я алматинец в десятом поколении», – нередко звучало с тамошней лавочки.

– Гуля! – часто спрашивали они овощницу, – а помидорчики наши?

– Наши, – кивала та.

– А картошечка местная?

– Местная, Талдыкурганская.

Конечно, картофель и вовсе был не из соседнего Талдыкоргана, а из Киргизии, откуда была родом Гуля. Но говорила она неправду не из корысти, а потому что считала, что картошка – она и в Африке картошка.

Дворчанам она виделась мышкой. Потому, что уж очень сильно ее лавка напоминала им мышиную норку. Была она маленькой и целиком умещалась в углу арки.

– Гуля, ты меня слышишь? Гуля, дай мне слив…

И хотя сливы лежали в наиближайшем ящике, и ничто не мешало их набрать самому, продавщица бросала пакет, в который уже сыпала другому покупателю черешню, и бралась за сливы.

– Гуля, а черешня? – доносилось с другой стороны.

И овощница бросалась назад к черешне. И дворчане, изощренные жизнью большого города, потешались над ее простотой.

Как-то к будке подошел парень. Не со двора. Потому что прежде тут его не было.

– У вас есть картофель? – спросил он овощницу.

Гуля его слышала. Но решила сначала отпустить пожилую особу, которая жила во дворе – уж очень та была вредной.

Парень ждал в вежливом молчании.

– Извините, у вас есть картофель? – повторил он, когда продавщица закончила с дамой.

Но как назло к лотку подошла другая не менее вредная дама. Она тоже была со двора.

– Гуля, дай мне яблок!

Гуле понравилась вежливость молодого человека. Было видно, что он добрый. А вот пенсионерка была не такой. И потому овощница решила отодвинуть молодого человека в очереди еще раз.

– А яблоки-то селитрой не прысканные? – вдруг выдал парень.

У овощницы перехватило дыхание. Дворчане были чрезмерно привередливы и при них такого говорить было нельзя.

– Гуля, ты травишь нас? – забрюзжала алматинка.

«Мышка» замахала руками:

– Нет, что вы – нет. Это местные яблоки, местные!

– Эх, вот дорогие, наверное? – продолжал парень сверкать искрами в глазах.

– Гуля, ты меня разоряешь!

– Это дешевые, дешевые! – замахала «мышка» руками. И принялась отсчитывать сдачу.

– Кажется, десять тенге недодали!

– Гуля, – прочеканила алматинка – я больше не приду!

«Ах!», – подумала в сердцах Гуля, когда парень ушел – «Как же отомстил». Но эмоции вскоре в ней улеглись. И неожиданно все сильнее и сильнее она стала ощущать в себе чувство, которого давно уже не было. Во мгновение, когда капризная дворчанка услышала о том, что Гуля ей недодала сдачу, овощница вдруг ощутила уверенность. Она почувствовала себя человеком, который имеет право на ошибку – и яблок случайно недовешать, и в сдаче ошибиться. А не серой и бесправной мышкой!

Через неделю овощную лавку закрыли. Потому что мэрия решила, что овощи должны продаваться в красивых и больших супермаркетах. Как это принято во всех городах, население которых составляют люди высокой культуры.

Багда

В одной из квартир, одного небольшого казахстанского городка жила женщина, по имени Багда. Говорят, что это имя с персидского переводится как «дар Бога». Другие источники утверждают, что оно имеет тюркские корни, и означает «лучезарная». К сожалению, точно установить, какой из вариантов наиболее правильный, нет возможности. Потому остается только признать, что имя это – очень красивое.

У Багды была дочь. И звали ее так же, как и мать – тоже Багдой. Когда я об этом узнал, то стало меня разъедать любопытство, отчего же дочь зовут также, как и мать. Спросить об этом было неудобно. Но в один прекрасный день, я подловил Багду в хорошем настроении и сказал:

– Багда, а почему вашу дочь зовут также, как и вас – Багдой? Вам что, так нравится это имя?

На что она ответила:

– Да какой там… Это когда я ее родила, пошли с мужем оформлять документы. А сотрудник в паспортном столе спросил меня: «имя?». И я подумала, что он спрашивает как меня зовут. И сказала: «Багда». А он, оказывается, спросил имя дочки. И написал «Багда».

Признаться, я не сразу осознал смысл сказанного. Не сразу в моей голове уложилась степень безалаберности сотрудника паспортного стола.

– Хоть бы с расстановкой и интонацией спросил! – воскликнула в сердцах Багда.

Дикий маршрут

В 2010-х годах Алматы продолжал оставаться самым крупным городом Казахстана. По цифрам комитета статистики в нем проживало почти два миллиона человек, ну а реально – все четыре. В мегаполис съезжались мигранты не только со всей республики, но и со всей Центральной Азии. Чаще всего – в поисках работы.

Среди них были и те, кто устраивался работать водителями и кондукторами городских автобусов. В народе их прозвали автобусниками. Чаще всего это были мужчины из провинциальной глубинки, серой и глухой. Потому они были необразованны и малокультурны: не уважали пассажиров, ни стариков, ни детей, матерились на весь салон и запугали едва ли не весь город. Население Алматы хотя и состояло из приезжих, но все же было более-менее культурным в сравнении с ними.

И вот мчался маршрутный автобус по главной улице, а из его салона орала музыка. И была она в манере безумного действа – полного хаоса, который есть в безудержных плясках на казахских празднествах – тоях. Тема тоев – это отдельная тема. Потому что дух их носил яркую неумеренность и чрезмерную расточительность. Отношение населения к ним было совершенно отрицательным, потому что они ассоциировались у людей с непомерным эгоизмом. Танцы этих тоев не имели никакого стиля. Единственно, что задавало в них хоть какой-то порядок – это барабаны. «Дыц-дыц-дыц», – задавали они ритм. И в каждой песне он был одинаков, поскольку все мелодии сочинялись под тои.

«Семидесятилетний пассажир выпал из автобуса», – писала местная газета. «Автобус на полном ходу врезался в столб», – было в другой. «Пьяный водитель автобуса сбил насмерть пешехода». И тому подобное…

Любимым развлечением автобусников были гонки на скорость. Часто можно было наблюдать, как два автобуса неслись по улице, и лица пассажиров в них, преполненные ужаса. Может быть в тот момент водители думали, что они несутся в байге на скакунах…

Безумие в общественном транспорте не имело границ!

Оно было таких масштабов, что среди населения проблема стала восприниматься так же, как проблема экологии или бомжей. Грязной воды или сейсмопасности. Проблема автобусников превратились в социальную – в ту, что касалась каждого. Бардак творился неимоверный. И власти не обращали на него никакого внимания.

Как-то я возвращался автобусом домой с работы. В салоне из дырявого динамика тарахтела музыка. К двери подошла женщина лет сорока, чтобы выйти на близившейся остановке. Но водитель проехал мимо.

– Почему проехали? – спросила женщина.

Автобус проехал потому, что водитель пошел на обгон легковушки и вылез на вторую полосу. А когда доехал до остановки, то не успел перестроиться назад. По правилам он не должен был выезжать за пределы своей полосы. И теперь допустив оплошность, понадеялся, что может быть пассажирка окажется робкой. Промолчит и не скажет ни слова. Но она оказалась не из робких.

– Ой! – заворчал водитель, – Что раньше не сказала?

– Я подошла к двери!

– К двери, к двери, – И внезапно дав по тормозам, приказал: – На, выходи!

Дверь открылась и за ней показался гудящий поток автомобилей. Автобус стоял на второй полосе, в то время как на первой – той, что была скраю, неслись машины. Женщина не вышла из страха быть сбитой.

– Остановите на остановке, – потребовала она, – так установлено по правилам!

Сказала она так чтобы не выдать истинной причины – своего страха. И продолжала вести себя смело.

Но водитель не тронулся. И вдруг к женщине подскочил кондуктор и стал выпихивать ее наружу. Пассажирка упиралась, послышался треск разрываемой одежды. И когда у нее не стало хватать сил, она вскричала:

– Люди, помогите! Ну, вы же видите… Почему вы молчите?!

К изумлению, ни один из пассажиров, коих в салоне было около тридцати, не шелохнулся. И более того – каждый отвернулся к окну. Будто его тут нет. Осознание того, что двое несчастных аульских автобусников испугали весь салон, ошеломила меня.

Тем временем пассажирка выставила перед собой мобильный телефон и вскричала:

– Я вызову полицию!

Контролер услышав о полиции, замешкался. И в то мгновение я соскочил с места:

– Вызывайте, я журналист!

Почувствовав поддержку, та воспрянула духом и обрушилась с ругательствами на контролера. Он же почуяв серьезное, отступил к водительскому месту. И женщина, увлекшись за ним, выхватила огнетушитель и швырнула его в лобовое стекло.

Дело приняло острый оборот.

Видать пассажирка перенервничала и теперь эмоции хлынули наружу.

Треск разбитого стекла вогнал автобусников в ступор. Теперь уже точно было понятно, что без административных разборок не обойдется.

Автобус тронулся с места. Водитель, будучи хоть и необразованным но достаточно хитрым, смекнул, что большинство пассажиров разойдутся на ближайшей остановке. И не ошибся. Большая часть из них исчезла через десять минут, несмотря ни на какие мои уговоры быть свидетелями. На следующей остановке салон опустел полностью. Оставались в нем я да пассажирка. И хотя по правилам в случае чрезвычайного происшествия автобус должен был оставаться на месте, водитель вел его на конечную. Из мысли, что там его поддержат коллеги – такие же автобусники, как и он.

Примерно через час автобус оказался на конечной. Услышав, что в происшествии замешена пресса, диспетчер полиции направила целую опергруппу. И когда полицейские прибыли, я им рассказал что да как. Долго объяснять не пришлось – проблема с автобусниками была не нова. Потому патрульные даже и не стали слушать ни водителя, ни кондуктора. А коллеги их хоть и очень хотели, но так и не смогли ничем помочь.

Через две недели пассажирка рассказала мне, что подала на обоих автобусников жалобу в полицию. Водителя автобуса уволили и оштрафовали, а кондуктора арестовали за избиение.

Но это был один из множества случаев. Проблема была просто массовой. Большинство пассажиров предпочитали молчать, не желая ни скандалов, ни судебных тяжб.

«Пассажирский автобус сгорел в центре города», «Водители автобуса подрались посреди дороги», «Автобус с пассажирами столкнулся с легковушкой», – пестрили заголовки изданий.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЖУРНАЛИСТСКИЕ ИСТОРИИ

Бюджетный раут

По ходу работы в прессе довелось мне побыть экономическим корреспондентом, этот вид журналистики отличается тем, что нужно ориентироваться в рынках, экономике, в данных статистики, понимать финансовые отчеты и прочую информацию, которая так или иначе касается денег. Часто экономические журналисты посещают бизнес-форумы, саммиты, конференции на которых, как правило, собирается весь цвет бизнес-сообщества.

И вот как-то раз в одном из фенешебельных алматинских отелей проводилось очередное экономическое мероприятие – не то форум, не то саммит, а его организатором выступало одно из министерств Казахстана. Масштаб конференции был настолько велик, что на нее, по приглашению, прибыл даже самый богатый инвестор того времени – Уоррен Баффет.

Часто бывает так, что форумы длятся по нескольку дней. Поэтому в их графике для участников предусмотрен обед, который, как правило, подается в том же самом отеле.

И вот собственно, шел форум, до обеда оставалось несколько минут. Я брал интервью у одного известного бизнесмена и отстал от коллег. Обед же проводился в соседнем зале. Потолки его были высокими, а у их основания висели громадные люстры, переливавшиеся всеми цветами радуги. И казалось, что вот еще немного и на середину зала выскочат акробаты и танцоры и обеденный перерыв превратится в пышный бал. Так казалось оттого, что зал слепил своим убранством.

Достопочтенная публика трапезничала за широкими, массивными столами, покрытыми белоснежными скатертями, вокруг коих стояли стулья в таких же белоснежных накидках.

Припозднившись, я с порога завидел коллег и направился к их столу, у которого оставался последний незанятый стул. Подходя к нему, вдруг заметил молодого человека. Он был одет в добротный костюм, на рукавах которого красовались яркие запонки, а на галстуке была красивая булавка. Молодой человек взялся за стул и я решил, что это, видимо какой-то бизнесмен, участник форума и, что ему не хватило стула.

– Пожалуйста, пожалуйста, – захотел я ему уступить. Мол, берите, не жалко.

Тот же вежливо отказался и предложил мне сесть. Я решил не спорить, поскольку стул и так оставался последний. И только было потянулся к красиво сложенной салфетке на столе, как вдруг парень этот тоже взялся за нее. Я немного оторопел, потому что подумал, что раз салфетка лежала напротив того стула, на который я сел, то это означало, что она моя.

– Эм, извините… – начал я. Но тот меня перебил.

– Но, я тоже хотел! – сказал он.

Я подумал, что спорить за салфетку в таком красивом месте будет очень некрасиво. Оттого вежливо ее уступил и тут же переключился на коллегу, который сидел рядом со мной. Я хотел поговорить с ним об одной вещи по работе, как вдруг понял, что молодой бизнесмен пытается постелить мне салфетку на колени.

От неожиданности я чуть не подскочил, а тот мне учтиво улыбнулся. И только тут до меня дошло, что это был не бизнесмен, а – официант!

С этого момента я невольно пригляделся к сервировке и меню, которое пестрело изысканными блюдами. И в мою голову закралось непонимание того, зачем было нужно тратить бюджетные деньги на все эти излишества. Наверняка все это было очень дорого. Уровень форума был настолько высок, что официанта запросто можно было спутать с одним из бизнесменов, которые в немалом количестве пришли на форум, чтобы послушать о конъюнктуре на рынках.

Весь обед меня разбирало желание поинтересоваться у гарсона об уровне его гонорара. Тот же работал очень высококлассно. Его фигура возникала как будто из ниоткуда, предугадывая каждое желание гостя. Опытное обслуживание официанта дарило сидевшим вокруг стола поистине хороший отдых и наслаждение трапезой.

Общественность Казахстана неоднократно подвергала критике пышность и помпезность проводимых за бюджетный счет саммитов, форумов, конференций и прочих подобных мероприятий. Перцу в дело прибавляло то, что их характер больше носил имиджевый окрас, чем был направлен на пользу. Несмотря на осуждение, дорогие форумы и саммиты за народные деньги продолжают иметь место в Казахстане и по сей день.

«Алматинский стрелок»

В июле 2016 года в Алматы (Алма-Ата, Казахстан) террорист Руслан Кулекбаев, позже получивший прозвище «Алматинский стрелок», устроил акцию возмездия полицейским. В тот день он убил четырех человек и ранил восьмерых. Кулекбаев позже пояснил, что мстил полицейским и судьям за якобы несправедливый тюремный срок, который он отбыл. Власти его деяние назвали терактом.

Но всё это стало известно позже. А в момент теракта ничего не было понятно. В тот день я только вышел из отпуска. С утра в редакцию влетела генеральный директор информационного агентства, в котором я работал корреспондентом, и с пылу с жару рассказала, что где-то в городе стреляли и, что, мол, надо съездить на место и всё выяснить. Ну и конечно, передать информацию по телефону в офис. Разные виды прессы имеют разную спецификацию. Например, глянцевые журналы больше пишут про гламур, интернет-издания – новости, телевидение показывает шоу, радио крутит музыку. Информационное агентство же заточено под высокую скорость. Сообщения оно передает с молниеносной скоростью. Оттого работа в нем подразумевает оперативность.

При информагентстве работал водитель Павел. Водители числятся в штате многих средств массовой информации. Работа их в том, что они возят журналистов на пресс-конференции, на места чрезвычайных ситуаций, происшествий. Также они развозят разные документы: бухгалтерию, договоры, письма и прочее. В общем, самые обычные водители, как и во многих других компаниях.

Я побросал в рюкзак ручку, блокнот, зарядку от сотового, взял служебное удостоверение и мы с Пашей двинулись. Что именно случилось тогда еще известно не было. Отделы полиции по связям с общественностью, которые в таких случаях информируют прессу, ничего дельного сказать не могли. Вероятно они и сами еще толком ничего не знали. У нас был только адрес.

Приехали по нему. Посередине перекрестка стояла оцепленная полицией легковушка, изрешеченная пулями. Собиралась толпа зевак. Выскочив из машины я пробрался к оцеплению и спросил у лейтенанта:

– Что случилось?

– Убили военного, – оказался тот разговорчивым. Полицейские обычно с журналистами не словоохотливы.

Я попытался выудить побольше информации – сколько было стрелявших, зачем они стреляли, поймали ли их и так далее. И позвонив в офис рассказал всё, что сказал мне офицер. В редакции в свою очередь мне дали новые координаты. Оказалось, что инцидент продолжился в другом месте.

В момент когда всё это происходило, я не чувствовал страха, потому, что был увлечен работой. К тому времени я имел восьмилетний стаж журналиста. Как и в любой профессии, эта профессия имеет определенные алгоритмы. И в тот момент я чётко следовал им, ни сколько не задумываясь о том, что мог и сам попасть под огонь.

Повторюсь, что тогда не было известно, что теракт учинил один человек. Ситуация была экстремальной. Казалось, будто действовала целая группа. Казахстан – это спокойная страна, для неё подобные теракты нечто из ряда вон выходящее. И оттого происходящее казалось еще более неординарным.

Приехали по новому адресу, а там уже наши коллеги. Вокруг старенькой машины выстроились несколько видеокамер и щуплый, судя по всему – владелец авто, энергично жестикулируя, то и дело показывал на дырку от пули в задней двери.

– Я пришел с базара, сел в машину и подошел он, – говорил он в камеру, – Сказал мне: «Выходи», а потом выстрелил, – указал он на дырку, – Я вышел: «Брат, не надо. Брат, не стреляй!». А он развернулся и ушел вон туда…

Оказалось, я забыл взять диктофон. Выругался про себя и решил делать запись на айфон. В то время эти телефоны были на пике популярности. Надо еще отметить, что в цене они были недешевыми и служили чем-то вроде символа достаточности их владельца. Но я тот айфон сам лично не покупал, достался он мне в результате другой не менее интересной истории. Так вот, значит, подлетел я к остальным журналистам окружившим мужика, протянул к нему айфон и говорю:

– Расскажите, кто вы и чем занимаетесь?

– Я таксист, приехал на базар…

Рядом с моей рукой была видеокамера. Её оператор, видимо отснявший нужный ему видеоряд, решил сменить ракурс. И слишком энергично двинув камерой, ударил её штативом мне по руке. Айфон от этого вылетел, отрикошетил от тротуара и шваркнулся аккурат меж решеток в канализацию. Айфон в то время штукой был дорогой! И вся журналисткая братия окружившая таксиста, да и сам таксист – ахнули. Внимание всех с дырки от пули сместилось на упавшую в канализацию недешевую вещь.

Конечно, я тоже был ошарашен. Ведь на айфоне была диктофонная запись. Решетка канализации была железная, за давностью времени всохшая в раму. Таксист, видимо привыкший зарабатывать инициативой, позабыв о пробоине стал дёргать руками решётку. Но, уж куда там – чугунная клетка была как припаянная.

Всё это заняло секунды, за которые я оценил обстановку и бросив айфон, побежал к машине, чтобы с телефона Паши отзвониться в редакцию. В непредвиденной ситуации надо было быстро расставить приоритеты. В тот момент, работа для меня была важнее телефона. Таксист вслед мне крикнул:

– Брат, а как же айфон?

Я на бегу отмахнулся, мол, бог с ним. Мне казалось, его не достать.

Мало того, что ситуация была экстремальной, к ней прибавился еще один форс-мажор, прибавивший суматохи.

Потеря айфона, конечно, меня расстроила. Как-никак всё-таки ценный предмет. Немного я огорчился. Да и к тому же отзваниваться в редакцию теперь было не с чего.

В редакции нас проинструктировали направиться по третьему адресу, где террорист открыл огонь по полицейской машине. И там же его и задержали. На стрельбу выбежал охранник-полицейский, дежуривший на посту в здании напротив. Звали его Аян Галиев. Галиев вступил в перестрелку с террористом. И вышло так, что оба расстреливали друг друга в упор. Полицейский задержать террориста не смог, но нанес ему тяжелые ранения. Они обездвижили преступника и тот потерял сознание. Воспользовавшись этим на него надели наручники коллеги Галиева. А сам он скончался от ранений.

Теракт был отработан, террориста арестовали. Полиция разослала официальное заявление и вся суматоха и чувство хаоса прошли. Картина вырисовалась, правоохранители разъяснили, что исполнителем теракта был всего один человек.

День близился к концу. И я вместе с другими коллегами-журналистами дежурил у входа в больницу, куда привезли раненных. Надо было разузнать сколько их и насколько тяжелым было состояние их здоровья. Больница была оцеплена спецназом, а медработники строго проинструктированы не говорить журналистам ни слова. И нам не оставалось ничего, как ждать выхода к нам официальных лиц с заявлением для прессы.

Связь с редакцией я держал по телефону Паши. Время от времени я бегал между больницей и Пашей, чтобы разузнать, не было ли чего нового из редакции. И в одну из таких пробежек Павел мне сказал, что сестра выкупила мой телефон.

Оказалось, что таксист после того как ушли журналисты, взял монтировку, выломал решетку канализации и достал айфон. Затем позвонив моей сестре, контакт которой увидел в телефонной книге, он отдал ей телефон за вознаграждение.

Таким вот образом мой айфон вернулся ко мне к концу того суматошного дня.

Сестра мне рассказала, что родные пристально наблюдали за происходящим и что все они переживали за меня. Надо отметить, что отработали мы с Павлом тот случай совершенно без экипировки – на нас не было ни бронежилетов, ни жилеток с надписью «пресса», ничего другого.

В тот день мировые телеканалы «Си—эн—эн», «Би—би—си», «Евроньюс» и другие выходили в эфир с новостью о теракте в Казахстане со ссылкой на наше агентство. Оно первым в мире информировало о случившемся. Оказалось, мы с Павлом отставали от террориста всего на две минуты. Информация при этом была совершенно точной. И официальное заявление полиции позже оказалось один в один с тем, что вышло в наших новостях. Для информационного агентства это очень похвально. Потому, что правильно сориентироваться в экстриме всегда непросто.

Руслан Кулекбаев был приговорен к смертной казни с конфискацией имущества. В то время в Казахстане действовал мораторий на казнь, поэтому её исполнение было отложено. Полицейский Аян Галиев, который задержал террориста ценой собственной жизни, посмертно награжден за героизм.

Через неделю после теракта в редакции появился бронежилет.

Село без воды

Алматы (Алма-Ата, Казахстан) – это большой город. На 2015—й год официально проживающих в нём было 1,7 миллиона человек. Но, это цифры статистики, на самом деле жителей было гораздо больше.

Практически весь мегаполис состоит из приезжих из других городов, по большей части – молодёжи. Живут они в съёмных квартирах по три-четыре человека, потому что вместе легче оплачивать жильё. Но часто официально в квартире прописан только сам хозяин. Потому, что размер коммунального платежа зависит от числа зарегистрированных жильцов. И владельцу выгоднее, чтобы официально числилось как можно меньше людей, так как небольшая коммуналка повышает конкурентность квартиры.

И выходило, что вместо тех официальных 1,7 миллиона человек, реально в городе проживало все четыре миллиона, а то и больше. Тогда это была почти треть населения Казахстана. Каждый третий работал в Алматы – город кормит весь Казахстан.

Вокруг Алматы раскиданы небольшие городки и множество посёлков. Их жители также работают в большом городе. Жизнь при этом в мегаполисе от жизни рядом в поселке разительно отличается. И не только тем, что в селе нет «Макдональдсов» – часто в поселках, что находятся всего в паре десятков километров от Алматы, не бывает воды и электричества. Этот контраст между цивилизацией в мегаполисе и упадком в деревне выглядит ошеломительно.

Однажды в редакцию газеты, в которой я работал, обратились с жалобой жители одного из таких сёл. В ауле вот уже два года не было воды. Сельчане обращались с жалобой и в местную администрацию, и в полицию, и в прокуратуру, но эффекта не было никакого. И тогда люди с последней надеждой решили обратиться за помощью к журналистам. Они надеялись, что может быть, будут услышаны властями хотя бы со страниц прессы.

Для меня такие случаи не были чем-то новым. В то время подобное происходило повсеместно. Госорганы и органы правопорядка насквозь прогнили коррупцией. И часто люди в поисках справедливости обращались в прессу как в последнюю инстанцию.

Как называется село, о котором идет речь, за давностью времени уже не помню. Но к назначенному времени я в него отправился, поскольку его жители в тот день решили провести нечто вроде митинга, чтобы высказать акиму (главе администрации), всё, что они и о нём думали. И, конечно, чтоб потребовать немедленно подать им воду.

Краны села уже долгое время были сухими словно в Сахаре – ни постирать, ни помыться, ни еды сварить. Сельчане были в отчаянии. А всего в двадцати километрах от них гудел потоком машин и горел ночными огнями громадный мегаполис – символ современной цивилизации.

Наверное, такой расклад жителей села удручал и, может быть, даже казался несправедливым, потому, что в своих лишениях роскошь большого города казалась им циничной расточительностью. И вот в назначенное время все было готово. Около пятисот человек – преимущественно мужчины, собрались на главной улице посёлка. В аул даже приехал журналист (то бишь я). Это случилось, может быть даже впервые за всё его существование. Событие для населенного пункта, без сомнений, из ряда вон выходящее.

Толпа была воодушевлена. Порыв был единым, а цель – безоговорочной: высказать всё без утайки в глаза самому акиму. Пусть, мол, он ответит, почему вот уже целых два года в ауле не было воды. А все сказанное, конечно, записал бы журналист и после написал бы статью в газете. И, конечно, её бы прочитали все. И все бы узнали, какой же страшный беспредел творился в деревне. И непременно тогда бы приехала проверка из большого города. И в маленьком селе снова бы из кранов заструилась вода.

Так казалось сельчанам.

Но, толпа собралась, а акима всё не было и не было. Не было его полчаса, не было и час. И тогда люди поняли, что их обманули. В очередной раз их нагло и бессовестно обвели вокруг пальца – аким обещал выслушать чаяния народа, но в который раз наплевал на тех, из чьих налогов получал зарплату.

И толпа, почувствовавшая себя ущемленной, взволновалась. С разных её концов понеслись возмущенные возгласы. Одни предлагали двинуться к администрации акима, что находилась в соседнем селе. Другие – встать живым щитом на автомобильной трассе, проходившей неподалеку и создать на ней пробку. И тут вдруг кто-то из присутствующих предложил взять в заложники приехавшего впервые в аул журналиста. И удерживать его до тех пор, пока не приедет аким.

Толпа обезумела!

Признаться, видя такой поворот событий, я не на шутку трухнул. Чёрт знает ведь, что взбрело в голову людям, которые в безумстве перепутали, что я наоборот приехал для того, чтобы помочь им. Ведь я сочувствовал им, а никак не пособничал главе администрации, который цинично проигнорировал их собрание. Но масса, движимая стадными чувствами, позабыла о разуме и руководствовалась уже только безрассудными инстинктами.

Хаос возникшей среди людей ошарашил меня. В мой адрес посыпались злобные выкрики. Я уже был готов пуститься наутёк, и, наверное, это спровоцировало бы еще более безрассудные последствия, как из толпы вынырнул мужик.

Раньше я его уже видел. Потому, что он приезжал на своей старенькой машине за мной в город. Сельчане хотели предоставить журналисту максимум удобств – ведь пресса была едва ли не последним лучиком надежды, что в их деревне снова будет вода. Поэтому, они попросили земляка привезти журналиста на своей машине – чтобы доставить представителю свободы слова максимум комфорта.

Мужик вынырнул из толпы, увлек меня под локоть и, будучи у всех на виду грозно закричал мне:

– А ну пошли! Я покажу тебе колонку, увидишь какая она сухая!

Далее он впихнул меня в машину, стоявшую тут же и уже в салоне, когда дверцы были захлопнуты, попросил извинения и пояснил, что увезёт меня в редакцию.

Увиденное, конечно, меня поразило. Впервые я увидел поведение толпы – и признаться, впоследствии мало что видел безрассуднее этого. И до сих пор не могу понять, как только людям могло взбрести в голову брать в заложники того, кто хотел им помочь.

По пути назад в редакцию, я попросил мужика свернуть к селу, где была администрация акима. Оказалось, что глава аула всё это время отсиживался в своем кабинете. Представителя прессы, он, конечно же принял. А после беседы с ним вышла большая статья о том, как циничный аким довел людей до полнейшего отчаяния.

Спустя время в ауле появилась вода.

Школьный «общак»