Машина желаний

Водитель быстро взглядывает на него, но не говорит больше ни слова. Они останавливаются на перекрестке и из-за кустов смотрят на заставу в сотне метров впереди по шоссе. В маленьком деревянном домике-времянке горит одинокое окошко. Рядом в мертвом свете мощного прожектора чернеют два мотоцикла с колясками и патрульная машина. Вправо и влево от шоссе уходят в лес столбы с колючей проволокой.

– Они все спят, – шепчет водитель. – Разогнаться как следует и проскочить на полной скорости… Они и мигнуть не успеют.

– М-да… – говорит Виктор. – На полной скорости… Пошли.

Они возвращаются к машине. Водитель направляется было к своему месту, но Виктор молча отстраняет его и садится за руль сам. Водитель безропотно обходит машину и садится на место Виктора. Человек из виллы, дремавший на заднем сиденье, вскидывается.

– А? – зычно произносит он. – Приехали?

Виктор поворачивается и, взяв его пятерней за физиономию, с силой отталкивает назад. Человек ив виллы ошеломленно таращит глаза, затем говорит шепотом:

– Понял… Понял…

Машина трогается, на малых оборотах выползает на шоссе, сворачивает и тихо, очень тихо, в полном соответствии со знаками, ограничивающими скорость, светящимися на обочине, катится мимо заставы. Когда она входит в луч прожекторной лампы, на черном мокром кузове ее видны надписи на разных языках: «ООН. Институт внеземных культур», «ЮНО. Инститьют ов Экстратерриториал Калчерз»…

Машина на бешеной скорости несется во тьме по широкому мокрому шоссе. Виктор с потухшим окурком в углу рта – за рулем. В отсветах фар поблескивают очки его соседа справа. Человек из виллы, весь подавшись вперед, держится обеими руками за спинки передних сидений и напряженно смотрит на дорогу. Он заметно протрезвел.

Впереди в свете фар справа от дороги появляется огромный щит с флюоресцентными надписями на разных языках: «Внимание! До границы Зоны 300 метров», «Этеншн! 300 митерз то зе Зоун лимитс»… Виктор сбрасывает газ и переключается на ближний свет.

Машина с потушенными фарами – горят одни подфарники – осторожно сползает с шоссе, вваливается в кювет, вылезает из него и, пофыркивая двигателем, вламывается в кусты. Она хрустит и ворочается в зарослях, как некое чудовище, потом двигатель затихает, гаснут подфарники, и голос Виктора произносит во тьме:

– Берите вещи. Выходите. И побыстрей.

Едва заметными тенями они отделяются от темной массы машины. Потом вдруг становится светлее – голубоватым бегущим светом озаряются низкие тучи, и теперь видно, что машина остановилась у подножья четырехметровой стены: верхняя кромка ее резко вырисовывается на фоне голубых сполохов. Потом где-то вдали глухо стучит пулеметная очередь, ей отвечает очередь поближе и более отчетливо.

– Стреляют… – сообщает человек с виллы.

– За мной, – командует Виктор, – рюкзаки нести в руках.

Он идет вдоль стены, время от времени наклоняясь и что-то разглядывая под ногами. Через минуту он опускается на колени и принимается расшвыривать кучу ветвей и листьев. Далекий пулемет за стеной бьет длинными очередями. Виктор садится на пятки, покрепче ухватывает рюкзак. «За мной», – командует он и ныряет в подземный лаз, ведущий под стену.

– Прошу вас, Профессор, – говорит человек с виллы..

Профессор покрепче насаживает на нос очки и опускается на четвереньки. Пулеметная очередь ударяет совсем близко. Человек из виллы втягивает голову в плечи и приседает.

– Интересно, в кого они стреляют? – бормочет он. – Ведь я еще здесь…

В тот момент, когда Виктор высовывает голову из кучи веток по ту сторону стены, слышится дробная серия хлопков, и в небо взлетает дюжина осветительных ракет. Становится светло, как днем.

Сразу за стеной – кочковатое ровное пространство, высохшее болото, торчат редкие прутики. Дальше, шагах в двухстах, тянется железнодорожная насыпь.

Ракеты медленно опускаются. Виктор следит за ними, прищурившись. Цедит сквозь зубы:

– Ж-жабы…

Снова наступает тьма. И сейчас же откуда-то слева протягивается голубой луч прожектора. Прожектор далеко, но света от него достаточно, чтобы видеть, как Виктор торопливо выбирается из норы и, вытянув рюкзак, плашмя ложится на землю.

– Быстро! – шипит он. – Быстрее, быстрее!

Неуклюже выбирается Профессор, таща за собой свою поклажу, за ним из норы высовывается сначала рюкзак человека из виллы, а затем высовывается и сам он, но в эту секунду где-то совсем рядом грохочет пулемет, и голова человека из виллы поспешно снова прячется под землей.

– Да быстрее! Быстрее, ты! – шипит Виктор.

Когда человек из виллы выбирается наконец наружу, Виктор говорит вполголоса:

– Ползком за мной. Головы не поднимать, мешок держать так, слева. Не трусьте, они нас не видят. Если кого случайно зацепит, не орать, не метаться – увидят и убьют. Ползи назад, выбирайся на шоссе. Утром подберут. Все ясно?

– Я бы хлебнул… – тихонько говорит человек из виллы.

– Нельзя. Потом. Пошли.

И они ползут в призрачном рассеянном свете, прикрывая головы рюкзаками, и скоро их уже не разглядеть на поле, а пулеметы все постреливают, и то место, где они были минуту назад, вдруг вспарывает густая очередь.

Раннее утро, густой молочно-белый туман, видны только мокрые ржавые рельсы. Очень тихо. Потом из тумана доносится железное постукивание. Оно приближается, и вот сквозь него уже пробивается унылое посвистывание на какой-то веселый разбитной мотивчик.

Это дрезина. Впереди на платформе, свесив ноги, сидит Виктор с потухшим окурком на губе. Он напряженно вглядывается в туман перед собой. Рюкзаки свалены у него за спиной. Профессор и человек из виллы, оба грязные и встрепанные, качают рычаги дрезины. Веселый мотивчик насвистывает человек из виллы. Свистит он чисто, красиво, мелодично и в такт движению рычага. Потом он обрывает свист и взглядывает на часы.

– Без десяти шесть, – говорит он хрипловато. – И все время в гору…

Ему не отвечают.

– А вы в самом деле профессор? – не унимается он.

– Да, – отвечает Профессор.

– Меня зовут… – начинает человек из виллы.

– Его зовут Антон, – не оборачиваясь, громко говорит Виктор.

Человек из виллы потрясен этим сообщением, но молчит.

– Гм… – говорит Профессор. – А меня как?

– А тебя зовут Профессор, – отзывается Виктор.

– Меня зовут Профессор, – сообщает человек в очках. – И я профессор.

– Польщен, – говорит Антон, пытаясь шаркнуть ножкой. – А я – писатель, но все зовут меня почему-то Антон. Представляете, как неудобно?

– Известный писатель? – спрашивает Профессор.

– Нет. Модный. Видели мою виллу?

Некоторое время они молчат, усердно работая рычагом. Потом Виктор вдруг говорит: «Тихо!» Он наклоняется вперед, всматриваясь, и хватается за ручной тормоз.

Впереди из тумана надвигается что-то большое и темное, и дрезина останавливается в нескольких метрах от буферов товарного вагона.

– Приехали, – говорит Виктор и спрыгивает на шпалы. – Отдых.

– Ф-фу! – произносит Антон, распрямляясь. – Ну теперь-то мне можно хлебнуть?

На газете, расстеленной поверх платформы, стоят термосы с кофе, бутылка спиртного, развернуты пакеты со снедью. Все трое усердно жуют, прихлебывая кофе из складных стаканчиков. Теперь уже совсем светло, но туман пока не рассеялся, он такой же густой, как и раньше, только уже не молочно-белый, а зеленоватый. Но из всего окружающего мира видна по-прежнему только задняя стенка товарного вагона.

– Вы для меня оба новички, – говорит Виктор. – Я вас в Зоне не видел и ничего хорошего от вас не жду. Вы меня наняли, и я постараюсь, чтобы вы остались живы как можно дольше. А поэтому не извольте обижаться. В Зоне церемониться некогда. Буду просто лупить чем попадя, если что не так…

– Только, пожалуйста, не по левой руке, – говорит Антон.

– А почему не по левой? – удивился Виктор.

– Она у меня сломана с детства. Я ее берегу.

– А… – Виктор усмехается. – А я думал – ты левша, пишешь левой. Ладно, буду по голове. Как она у тебя с детства?

– Уж очень вы с нами суровы, шеф, – говорит Антон и тянется к бутылке.

Но Виктор перехватывает бутылку, накрепко завинчивает пробку и сует бутылку в рюкзак.

– Хватит, – говорит он.

– Эхе-хе-хе-хе, – произносит Антон и наливает себе еще кофе.

– Тихо как, – говорит Профессор. Он задумчиво курит, откинувшись спиной на рычаг.

– Здесь всегда тихо, – говорит Виктор. – До пулеметов далеко, километров пятнадцать, а в Зоне шуметь некому.

– Неужели пятнадцать километров? – говорит Профессор. – Я и представления не имел, что можно так далеко углубиться…

– Можно. Углублялись. Сейчас вот туман рассеется, увидишь, как они тут углублялись.

Длинный скрипящий звук доносится вдруг из тумана. Все, даже Виктор, вздрагивают.

– Что это? – одними губами произносит побелевший Антон.

Виктор молча мотает головой. Он все еще прислушивается, но вокруг снова стоит ватная тишина.

– А может быть, это все-таки правда, что здесь… живут? – говорит Профессор.

– Кто? – презрительно говорит Виктор.

– Не знаю… Но есть легенда, будто какие-то люди остались в Зоне…

– Болтовня это, а не легенда, – обрывает его Виктор. – Никого здесь нет и быть не может. Зона это, понятно? Зона!

На протяжении этого разговора Антон вертит головой, переводя взгляд с одного на другого. Он все еще бледен, но постепенно успокаивается.

– Я, конечно, понимаю, – говорит он, – что Зона – это именно Зона, а не лоно, не два газона и не три, скажем… э… бизона. Но на всякий случай я с собой кое-что прихватил. – Он похлопывает себя по заднему карману.

– Что прихватил? – Виктор уставился на Антона неподвижным взглядом. – Что ты там еще прихватил, голова два уха?

Антон продолжает многозначительно похлопывать себя по заду.

– Дай сюда, – говорит Виктор и протягивает руку.

– Зачем?

– Дай сюда, говорю!

Антон колеблется. Выражение многозначительного превосходства сходит с его лица. Он растерянно глядит на Профессора.

– В Зоне стрелять не в кого, дурак, – говорит Виктор. – Давай свою пушку.

– Не дам, – решительно говорит Антон, но сейчас же добавляет тоном ниже: – Мне нужно, понимаете, шеф?

– Понимаю, – говорит Виктор неожиданно мягко. – Только на самом деле ничего такого тебе там не понадобится. Если долбанет тебя по-настоящему, то ничего тебе уже не поможет. А если прикуют тебя или, скажем, прижмет, то я тебя вытащу. Мертвого – да, брошу. Ну, а живого – вытащу. Это я тебе обещаю. Зря денег не беру. Давай.

Антон нехотя вытаскивает из заднего кармана и протягивает ему крошечный дамский браунинг.

– Там всего один заряд, – бормочет он. – В стволе.

– Поня-атно… – Виктор выщелкивает патрон и небрежно бросает оружие на шпалы. – В Зоне стрелять нельзя, – говорит он поучительно. – В Зоне не то что стрелять – камень бросить иной раз опасно. А у тебя? – обращается он к Профессору.

– У меня на этот случай ампула… – говорит он виновато.

– Чего-чего?

– Ампула зашита. Яд.

Виктор ошеломленно крутит головой.

– Н-ну, ребята!.. Нет, этого я не понимаю. Вы что сюда – помирать пришли? – По-прежнему крутя головой, он соскакивает на шпалы. – Облегчиться никто не хочет? Смотрите, потом, может, и некогда будет… Или негде…

Он отходит от дрезины и сейчас же скрывается в тумане. Профессор смотрит на Антона, высоко задирая брови.

– А действительно, Антон, зачем вы сюда пришли? Модный писатель, вилла… женщины, наверное, на шею гроздьями вешаются…

– Этого вам не понять, Профессор, – рассеянно отзывается Антон, подбрасывая на ладони складной стаканчик. – Есть у писателей такое понятие: вдохновение. Так вот у меня это понятие есть, а самого вдохновения нет. Иду выпрашивать.

– То есть вы что же – исписались? – негромко говорит Профессор.

– Что? А, да. То есть у меня его никогда не было. Это неинтересно. А вы?

Профессор не успевает ответить. Появляется Виктор, на ходу оправляя комбинезон.

– Ч-черт, сбруя проклятая… – Он задирает голову. – Ага, вот скоро и пойдем. Укладывайтесь…

Тумана больше нет.

Слева от насыпи расстилается до самого горизонта холмистая равнина, совершенно безжизненная, погруженная в зеленоватые сумерки. А над горизонтом, расплываясь в ясном небе, разгорается жуткое, спектрально чистое зеленое зарево – неземная, нечеловеческая заря Зоны. И вот уже тяжело вываливается из-за черной гряды холмов разорванное на несколько неровных кусков раздутое зеленое солнце.

– Вот за этим я тоже сюда пришел… – сипло произносит Антон.

Лицо его зеленоватое, как и у Профессора. Профессор молчит.

– Не туда смотрите, – раздается голос Виктора. – Вы сюда смотрите.

Антон и Профессор оборачиваются.

Справа от насыпи тоже тянется холмистая равнина, но вдали виднеются какие-то строения, торчит церквушка, среди холмов видна дорога. Насыпь здесь изгибается широкой дугой, и от последнего вагона, где стоят наши герои, хорошо видна голова состава. Этим составом доставлена была сюда когда-то танковая часть. Но что-то случилось там впереди: тепловоз и первые две платформы валяются под откосом; несколько следующих стоят на рельсах наперекосяк – танки с них сползли и валяются на боку и вверх гусеницами на насыпи и под насыпью. Десяток-другой машин удалось, видимо, благополучно спустить под насыпь; видимо, их даже пытались вывести на дорогу, но до дороги они так и не дошли – остались стоять между дорогой и насыпью небольшими группами, пушками в разные стороны, некоторые почему-то без гусениц, некоторые вросшие в землю по самую башню, некоторые наглухо закупоренные, а некоторые – с настежь распахнутыми люками. Это было похоже на поле танковой битвы, но там были не сгоревшие остовы, не искореженные взрывами металлические коробки – машины были целы, если не считать сорванных гусениц у некоторых. Целы и безнадежно мертвы.

– А где же… люди? – тихо спрашивает Антон. – Там же люди были.

– Это я тоже каждый раз здесь думаю, – понизив голос, отзывается Виктор. – Я ведь видел, как они грузились у нас на станции. Я тогда еще мальчишкой был. Тогда все еще думали, что пришельцы нас завоевать хотят. Вот и двинули этих… стратеги… – Он сплевывает. – Никто ведь не вернулся. Ни одна душа. Углубились. Ну, ладно. Значит, общее направление у нас будет вон на ту церквушку… – Он протягивает руку, указывая. – Но вы на нее не глядите. Вы под ноги глядите. Я вам уже говорил и скажу еще раз. Оба вы дерьмо, новички. Без меня вы ничего не стоите, пропадете, как котята. Поэтому я пойду сзади. Идти будем гуськом. Путь прокладывать будете по очереди. Первым пойдет Профессор. Я указываю направление – не отклоняться, вам же будет хуже. Берите рюкзаки.

Когда они разобрали и подняли на плечи рюкзаки, Виктор снял дрезину с тормоза и, навалившись, сдвинул ее с места. Дрезина сначала медленно, потом все набирая скорость, постукивая все чаще на стыках, катится обратно. Все провожают ее взглядом.

– Пошла старуха, – с какой-то нежностью произносит Виктор. – Даст бог, еще послужит… Так, Профессор, первое направление – вон тот белый камень. Видишь? Пошел.