Лесной князь

Отчего-то Ивану подумалось, что ему несказанно повезло, что тогда в темном лесу она нечаянно наткнулась на него, попросив о помощи. Ведь Иван прекрасно понимал, что, встреть он Катюшу, например, в одном из Петербургских салонов или на балу, она могла бы спокойно ускользнуть, даже не обратив на него внимания. Ибо с ее волшебной красотой и манкостью сирены вокруг нее точно бы вилась толпа поклонников, которые пели бы ей дифирамбы и сочиняли в ее честь стихи. А Иван никогда не был дамским угодником. Он не умел говорить комплименты дамам и уж тем более показно вздыхать. Он был открыт, прямолинеен, прост и, не смущаясь, говорил девицам об отсутствии симпатий к ним. Его откровения обычно приводили барышень в крайнее смущение, и в большинстве своем они обиженно заявляли ему, что он крайне невоспитан. Лишь однажды он подумал, что действительно влюблен, и признался в этом девушке, тогда ему было всего двадцать три. Но все закончилось довольно плачевно и грустно. Сейчас же Катюша остро нуждалась в его помощи, и Иван намеревался сделать все возможное и невозможное, чтобы это зависимое положение голубоглазой прелестницы при нем продолжалось как можно дольше.

Катя чуть приоткрыла веки и посмотрела перед собой. Лицо ее было повернуто в другую сторону, и Иван не мог видеть, что она не спит. Она знала, что он стоит у кровати и смотрит на нее. Это бывало уже не раз за последние две недели. Именно поэтому она отвернулась, как только почувствовала его присутствие рядом. А когда ощутила горячие губы на своей шее, нервно замерла, словно затравленный зверек. Катюша боялась показать ему, что не спит, а еще более опасалась того, что он не остановится на одном украденном украдкой поцелуе. Раньше Иван никогда не позволял себе целовать ее. А лишь подолгу рассматривал, стоя у изголовья кровати, думая, что она спит. Но сегодня он дерзнул прикоснуться, и Катюша поняла, что этот мужчина опасен для нее. Ранее она только подозревала, что нравится ему как девушка, но сегодняшний его дерзкий поцелуй доказал, что он жаждет настоять на своем интимном желании по отношению к ней. Он быстро прервал поцелуй, выпрямившись, но Катюша все равно чувствовала, как ее горло сковывал удушливый комок лишь от осознания того, что могло бы произойти далее, если бы вдруг Иван продолжил свои ласки.

Слезы заполнили глаза девушки, и она, поджав губы, напряженно размышляла о своем невыносимом положении. Одна русская пословица приходила ей на ум – из огня да в полымя. Если бы она только знала, когда убегала в дремучий лес от Франсуа Лавазье, что найдет здесь гораздо худшую муку, то подумала бы десять раз, прежде чем сделать это. Катюша прекрасно видела, что Иван неравнодушен к ней. Именно такой же горящий, ласкающий взор был и Франсуа. И из этого вышла жуткая история. К тому же во взгляде Ивана было что-то еще. Нечто дикое, необузданное, опасное, и это пугало Катю. Так как она отчетливо осознавала, что не сможет даже убежать от него, если он вдруг решит сделать ее своей любовницей. От бессилия что-либо изменить горькая слеза покатилась по щеке девушки.

Заслышав, что Иван отошел от нее и лег на свою узкую лавку, девушка немного расслабилась и попыталась уснуть.

Напряжение между молодыми людьми достигло апогея через пару дней. Вечером после ужина, как обычно по средам, топили баню. Когда около восьми Иван зашел в избушку, Катюша была уже готова. Она сидела на кровати в одной рубашке, с распущенной косой и босая, прижимая к себе чистую рубашку. Окинув ее цензорским взором, Иван буркнул:

– Пойдемте, все готово.

Он быстро снял с гвоздя большую меховую медвежью накидку и, захватив ее валеночки, приблизился к девушке. Катюша проворно натянула на ноги обувь и, сильнее прижав к себе чистую рубашку, подняла на него глаза, показывая, что готова. Иван обернул девушку в длинный мех, который полностью скрыл ее, и легко поднял на руки. У выхода он, остановившись лишь на миг, умело засунул ноги в валенки и вышел на мороз. Пройдя по узкому двору, он вошел в низкую баньку, толкнув ногой дубовую дверь. Здесь, в предбаннике, посадив ее на скамью, снял с девушки меховую накидку. Стащив с себя тулуп и валенки, он остался босиком на холодном деревянном полу. Повернувшись к Катюше, которая уже разулась, подошел к ней. Ухватив одной рукой за талию, а второй под ягодицы, Иван стремительно поднял ее с лавки. Девушка тихо охнула, оказавшись вертикально припечатанной к его широкой груди, невольно схватившись рукой за его широкую шею. Ее ноги не доставали до пола. Иван медленно направился в моечную, так же ногой толкнув дверь и вошел в маленькое помещение, освещенное лишь одной лучиной в углу.

Эта странное положение – когда он держал ее вертикально, сильно притискивая девушку к своему телу и держа руками за талию и ягодицы, – до крайности смутило Катюшу. Но она не смела даже возразить, ибо видела, что Иван смотрит на нее испепеляющим взором и лишь хмурится. Ее лицо было на уровне его лица. Он остановился посередине, уперев в нее властный взгляд.

– Позвольте мне попарить вас, – попросил он обволакивающим гортанным хриплым голосом. – Я наломал новых березовых веток. Вам понравится…

Последние его слова вызвали в душе девушки взволнованный нервный трепет. Она прекрасно поняла, что Иван вновь, как и все предыдущие дни, пытается настоять на своем желании попарить девушку, несмотря на ее нежелание. В его взгляде, темном, поглощающем, отчетливо читалось страстное диковатое выражение.

– Нет, – тихо, одними губами неуверенно произнесла она.

– Катюша, отчего же нет? – настойчиво выпалил он срывающимся от бешеного возбуждения голосом, не спуская взгляда с ее лица, желая найти в глазах девушки хоть немного ласки к себе. Иван ощущал, как изящное тело Катюши, которое сжимали его руки, невозможно нежно и упруго. Эта интимная поза, когда она полностью была прижата к его торсу, а ее чудесные близкие озера глаз возбуждали, до крайности накаляла все его страстные помыслы. Ее сладкий запах, неповторимый и волнующий, немного усилившийся оттого, что она мылась в бане три дня назад, вызывал в его существе жгучее возбуждение. Желание, которое Иван сдерживал в себе уже почти два месяца подряд, просто снедало его. Он сильнее сжал узкую талию Катюши правой рукой, чувствуя, что его тело словно горит. Его левая рука начала дерзко ласкать через тонкую ткань сорочки упругие ягодицы девушки, поглаживая их и чуть сжимая. Приблизив вплотную свои губы к ее губкам, он низким баритоном прохрипел: – Вы что, боитесь меня? Обещаю, что не буду прикасаться к вам. Я только веником…

Он сам почти поверил своим словам. Все его существо жаждало хотя бы полюбоваться на совершенное обнаженное тело этой прелестницы, и он был готов до последнего держать себя в узде, лишь бы только насладиться созерцанием ее красоты.

Катюша не поверила ни единому его слову. Она чувствовала, что он пытается лишь усыпить ее бдительность, а потом добиться от нее большего, так как даже теперь его горячая ладонь нагло стискивала и ласкала пальцами ее ягодицы. Как же в эту секунду она хотела надавать ему пощечин за его дерзкое поведение, жаждала оттолкнуть, мечтала вырваться из его жадных объятий и убежать отсюда, чтобы более никогда не зависеть от воли этого человека. Но она не могла. Она опасалась этого мужчину. Ибо он, разозлившись, мог выкинуть что-нибудь ужасное, и она прекрасно чувствовала это. Ведь не раз девушка замечала, что, когда происходило нечто против его воли и желания, Иван впадал в агрессивное недовольное состояние. Катюша сглотнула ком в горле и осторожно попыталась немного отстранить свое лицо от его лица, чуть отвернув его в сторону.

– Прошу, опустите меня на скамью, Иван Алексеевич, – взмолилась она не в силах более выносить его близость. – Я буду париться одна.

Она отчетливо отметила, как его руки замерли и напряглись. Быстро достигнув скамьи, он почти бросил девушку на деревянную лавку. Катюша больно плюхнулась на нее ягодицами. Невольно подняв на него глаза, она увидела, что он разозлился и, поджав губы, окатил ее темным угрожающим взором.

Сжав кулак, Иван заставил себя выйти из моечной, сильно хлопнув тяжелой дверью. Однако вовсе выйти из баньки он не смог. Босой, в штанах и в простой выпущенной рубахе, он остался стоять в прохладном предбаннике. Прислонившись мощным плечом к двери, он, скрестив руки на груди, начал прислушиваться к тому, что происходило в моечной и парилке.

Спустя четверть часа он услышал, как полилась вода, и понял, что Катюша, видимо, посидев в парилке, начала мыться. Вмиг представив в своих возбужденных мыслях картину, как девушка намыливает мочалом из соломы свое белое тело, Иван задрожал от бешеного возбуждения. Жгучее навязчивое желание войти теперь в моечную овладело им. Яростно стиснув ладонью ручку двери, он до боли сжал скулы, пытаясь удержать себя от поступка, о котором бы потом сожалел. Он понимал – Катюша слишком невинна и чиста, чтобы он вел себя с ней подобным развязным образом, но его жаркие, полные вожделения помыслы не давали ему расслабиться даже на минуту.

Глава VII. Дерзкий

В какой-то момент он услышал, что она перестала лить воду. Уже через миг словно что-то надорвалось в нем, и Иван быстро схватил свой тулуп. Накинул его на плечи, не застегивая, подхватил медвежью накидку и рванул дверь. Почти влетев в моечную, он впился алчным взором в стройную белую фигурку девушки. Она сидела на скамье, лицом к нему, обнаженная, и, подняв руки вверх, пыталась закрутить в пучок влажные длинные пряди волос. От его неожиданного появления Катюша испуганно ахнула. Она стремительно скрестила руки на груди и стиснула ноги сильнее вместе, пытаясь прикрыть от его горящего взгляда свои нежные девичьи округлости и промежность с небольшим темным треугольником волос. Ее волосы рассыпались по плечам мокрыми темными прядями. Иван видел, что чистая рубашка лежит на противоположной лавке.

– Я еще не закончила, – промямлила она испуганно, устремив на его мрачное бородатое лицо нервный взор.

– А я уже устал ждать, пока вы тут намоетесь! – выпалил он зло.

Поспешно схватив ее чистую рубашку, он сделал к ней шаг. Катюша была вынуждена отцепить одну руку от груди и выхватить из его руки рубашку. Он стремительно прижала ткань к своему обнаженному телу и взмолилась:

– Вы бы могли выйти?

– Нет, не мог бы, – процедил он с вызовом, внаглую уставившись на нее.

Катюша, бледная от стыда, с пунцовыми горящими щеками, затравленно посмотрела на его высокую фигуру, которая находилась так близко от нее, что ей стало не по себе. Она видела, что его темные глаза неотрывно скользят по ее лицу, на девичью грудь и вниз, на ее ноги. Выражение его лица показалось девушке дерзким и страстным. Поняв, что ей лучше одеться быстрее и скрыть свои прелести от его жгучего взора, она быстро развернула рубашку и, накинув ее на голову, проворно начала надевать ее на влажное тело, стараясь даже не думать о том, что ее подрагивающая влажная грудь очень хорошо видна ему.

Когда она закончила, Иван накинул на нее медвежью накидку, полностью укрыв ее с головы до ног. Легко подняв девушку на руки, он направился прочь из баньки. Едва он вышел на снег и сделал пару шагов, как ощутил, что ногам невозможно холодно. Он на миг остановился и, кинув взор вниз, увидел, что, пребывая в своем лихорадочном состоянии, впопыхах забыл надеть валенки и теперь стоял на снегу босой. Но сильнее нахмурившись, Иван последовал дальше к избе прямо босиком, лишь сильнее сжав скулы. Катюша, тоже заметив, что он босой, решила промолчать, видя, что от него просто исходят волны ярости.

Внутри у Ивана все клокотало от негодования и испепеляющего вожделения, но эта девица, видимо, специально не хотела видеть его страстного желания. И он уже в сенях, не выдержав, прошипел ей прямо в лицо:

– Вы зря ведете себя так, Катерина Васильевна.

Он вошел в избушку и быстро посадил девушку на кровать. Забрав накидку, Иван вылетел прочь из избы. Катя облегченно вздохнула после его ухода, думая, что на сегодня ее мучения окончились. И она сможет, наконец, избавиться от его настойчивого внимания. Он вернулся спустя четверть часа, принеся ее валеночки. Едва войдя в избушку, недовольно окатил ее взглядом. Но девушка, которая уже почти насухо вытерла волосы, сидела, наполовину укрытая одеялом, в ночной сорочке, отметила, что его лицо стало немного спокойнее. Он разделся, помыл руки и, взяв баночку с мазью, подошел к ней. По-свойски усевшись на постель рядом с Катюшей, он властно заявил:

– Уберите одеяло. Я разотру ваши ноги.

– Не думаю, что сегодня стоит это делать, – пролепетала неуверенно Катюша, не желая переносить еще одну мучительную интимную процедуру с его участием. – Вы устали. Вам надо отдохнуть.

– Я совсем не устал, – тут же парировал он

Его рука сама стремительно откинула с ее ножек одеяло. Катюша увидела непреклонность на его лице. Он позволила ему растирать свои ноги следующие четверть часа. Уже в конце этого действа Катюша отметила, что его дыхание стало прерывистым. Когда закончил, он поставил баночку с мазью на деревянную лавку, стоящую рядом.

– Благодарю, – прошептала Катя, искренне надеясь на то, что он наконец оставит ее в покое, и она сможет лечь спать.

Но Иван не встал с постели. А сильнее придвинулся к девушке, и его бедро уперлось в ее ноги. Она невольно подняла на него взор и опешила от его испепеляющего темного пламени, которое лилось из его глаз. Его широкая ладонь стремительно легла на коленку Катюши, и сильные пальцы начали ласкать ее ногу, постепенно перемещаясь все выше. Она сжалась и опустила смущенно взор, подавляя в себе неистовое желание закричать, чтобы он немедленно прекратил. Когда же он через несколько мгновений сильнее придвинулся к ней, и его дерзкая ладонь уже оказалась на внутренней стороне ее бедра, Катюша, не выдержав этого молчаливого домогательства, нервно скинула его руку со своей ноги и выпалила:

– Не надо так, Иван Алексеевич.

Она отметила, как его ладонь сжалась в кулак, и он сильнее склонился к ней. Его горячее дыхание уже опаляло ее лоб.

– Вы могли бы звать меня просто по имени, – глухо, бархатным завораживающим баритоном вымолвил он. Она невольно подняла на него глаза и тут же утонула в темно-зеленом поглощающем взгляде. Замерев, Катюша явственно осознала, что он хочет ее поцеловать. Он проникновенно выдохнул: – Вы такая красивая. Я никогда не встречал девушку, подобную вам.

В следующий миг рука Ивана стремительно переместилась на ее талию, и губы уже склонились к ее губам. Катюша попыталась отстраниться от него, испугавшись мощной страстной силы его взора, в котором горела тьма. Она уперлась кулачками в его грудь, но он сильнее обхватил ее талию руками и резко привлек девушку к себе. Катя ахнула, подняв на него испуганные глаза. Немедля Иван властно захватил в плен ее губы, навязывая ей горячий поцелуй. Испугавшись его напора, Катюша начала отчаянно вырываться из его железных объятий. Почувствовав ее сопротивление, он напрягся и замер. В который раз за сегодня заставив свои чувства подчиниться разуму, Иван медленно нехотя убрал руки с ее стана. Катюша сразу же отползла от него к бревенчатой стене и замерла в напряженной позе. Тяжело дыша, девушка обхватила согнутые колени руками, пытаясь успокоиться и не поддаться панике.

Иван не сдвинулся с места. Лишь его взгляд – яростный, недовольный и испепеляющий, направленный прямо в ее лицо, – был так красноречив и опасен, что она похолодела до испуга.

– Почему вы так холодны со мной? – медленно произнес он, растягивая каждое слово. Катя молчала и лишь сильнее сжимала пальцы, которыми яростно вцепились в колени. – Я спас вас. День и ночь забочусь о вас, – продолжал он. Голос его начал грубеть и стал уже более жестким. – Неужели я не заслужил хотя бы немного вашей благодарности и ласки?

Вот. Вот те слова, которых безумно боялась Катюша. Она все прекрасно чувствовала, но делала вид, что не понимает его намеков. Но сейчас он сказал открыто, что ждет от нее удовлетворения своих гнусных желаний. Катя вмиг ощутила себя такой несчастной, одинокой и беспомощной, что ей захотелось заплакать. Страдальчески глядя в его хмурое лицо, она тревожно искала выход из этого капкана.

Дикое желание снедало Ивана. Он до сих пор ощущал на губах вкус ее сладкого рта. В его висках бешено стучала кровь, а в горячей голове рождалась только одна мысль: «Она в моей власти». Он прекрасно понимал, что может взять девушку силой. Но остатки благородства все еще были в его сердце, удерживая от гнусных поступков.

Катюше вдруг пришла в голову спасительная мысль, и она прошептала:

– Прошу вас, помогите мне добраться до Петербурга. Там живет моя тетка. И вам более не надобно будет беспокоиться обо мне.

В этот миг Катюша отчетливо осознала, что ей немедленно надо покинуть это глухое место, поскольку оставаться здесь, в дремучей чаще, с этим непредсказуемым человеком было опасно. Ведь того, чего он хотел добиться от нее, она не могла ему дать. Она чувствовала, что их дальнейшее совместное существование могло окончиться трагично для них обоих.

Лицо Ивана превратилось в камень, а на скулах его заходили желваки.

– К какой еще тетке? Вы мне ничего не рассказывали о ней! – процедил он.

– Она родная сестра моей покойной матушки, – объяснила дрожащим голосом Катюша. – Муж ее – Нелидов Петр Иванович. Их дом на Малой Мещанской улице, недалеко от Фонарного переулка.

Иван застыл от ее слов и весь напрягся.

– Я уже говорил вам, что никуда не понесу вас! С чего вы взяли, что я изменил свое мнение? – отчеканил он, пожирая ее разъяренным взглядом темных глаз.

– Прошу вас, – взмолилась девушка из последних сил. – Петр Иванович заплатит вам, сколько попросите, за ваши труды, – пояснила она, взволнованно взирая на него голубыми печальными очами.

Он тут же надвинулся на нее. Катюша в испуге решила, что сейчас он кинется на нее. На его лице было написано такое бешенство и желание, что она замерла, как жертва перед хищником. Иван склонился над нею и, приблизив свое бородатое лицо вплотную к ее бледному лицу с огромными испуганными глазами, прохрипел:

– Вы упрямая девица! А вы знаете, что я могу сделать с вами все что захочу? Ибо вы в моей власти теперь!

Катюша судорожно сглотнула, и вся сжалась. На миг представив картину насилия, она смертельно похолодела. Его наглые слова прозвучали так самоуверенно и жестко, что девушка ощутила, что именно это он и собирается с ней сделать.

Как же Иван хотел сорвать с нее эту белую рубашку и зацеловать до потери сознания. А потом ласкать, тискать и мять ее юное, прелестное тело столько, сколько бы захотел. Но он видел, что Катюша напугана и, словно затравленный зверек, пытается убежать от него. И это обстоятельство не только не остужало его пыл, а еще сильнее разжигало в нем плотские желания. Он стремительно схватил ладонью ее плечико и властно сжал хрупкую плоть почти до боли.

В ушах Катюши зашумело от жуткого испуга, и она, лихорадочным болезненным взором смотря прямо в его горящие, как угли, глаза, заплакала. Увидев прозрачные крупные слезы, которые полились по ее лицу, Иван почувствовал, как он омерзителен и противен себе. Эта прелестница, один вид которой сводил его с ума, боялась его. Он это отчетливо видел, испуганное выражение застыло в ее огромных невинных очах. А он словно одержимый пытался настоять на своем и получить от нее ответное чувство, которого она, видимо, не могла дать ему.

– Не надо, прошу вас, – прошептала Катюша так несчастно, что Иван, как ошпаренный, отпрянул от нее, вскочив на ноги и сыпля проклятиями.

Он начал, как дикий зверь, метаться по избушке из угла в угол, делая вид, что якобы что-то ищет. Обида, бешенство и неуемное вожделение смешались в его душе, и он почти обезумел от своих чувств и помыслов. Он хотел лишь одного, наказать ее, унизить так же, как она унижала и пренебрегала им.

Катюша, сквозь пелену слез наблюдала за этим высоким, здоровенным мужчиной, который, казалось, сейчас взорвется от ярости и злобы, и, дрожа всем телом, продолжала неподвижно сидеть на кровати.

Иван начал вдруг суетиться и куда-то собираться. Достав легкую дорожную сумку, он положил в нее порох, хлеб и огниво. Быстро натянув теплые штаны и валенки, он схватил медвежью накидку и перебросил через плечо ружье. Катя наблюдала за ним, не понимая, куда он собрался с ружьем на ночь глядя. Нахлобучив на взъерошенные волосы шапку, Иван кинул последний злой отчаянный взор на девушку, которая испуганно смотрела на него, и стремительно вышел на улицу.

Санкт-Петербургская губерния, Шлиссельбургский уезд,

усадьба Мурино, 1759 год, 06 января

Мария, кутаясь в теплую соболью шубку, быстро спустилась по заснеженным ступенькам к садовому домику. Четверть часа назад она увидела со второго этажа усадебного дома, что окна домика в саду затянуты темными шторами. Это был сигнал, которого она ожидала уже более двух недель. Мороз стоял лютый, и девушка, засунув руки в муфточку, почти бегом преодолела небольшое расстояние до маленького деревянного дома. Зайдя в покрытую мраком комнату, она напрягла зрение.

– Сестрица, я здесь, – услышала Мария глухой низкий голос сбоку от себя. Она резко повернулась и различила в темноте высокую, плечистую фигуру.

– Ваня! – воскликнула она. – Ну, наконец-то. Мы ждали тебя к Рождеству. Михаил Илларионович гостил у нас почитай две недели. Тебя дожидался! Вчера только в Петербург вернулся. Отчего ты так запоздал?!

Иван молчал, лишь неотрывно смотрел на девушку, черты лица которой плохо различались в темноте заброшенного домика.

– С тобой все хорошо? – спросила напряжено Мария.

– Да. Мне надо помыться и переговорить с тобой, Маша, – ответил Иван.

– Скоро стемнеет. Приходи с заднего входа сразу ко мне в спальню. Ульяна откроет тебе.

– Договорились, – сказал тихо Иван, и Мария, преодолев в себе желание броситься в объятия брата, вновь засунула руки в муфточку, быстро покинув холодный садовый домик.

Иван тяжко вздохнул и вновь сел на старый сундук у стены. Он неимоверно устал за долгие три дня, что провел в лесу, после того как стремительно покинул лесную избушку. Первые несколько часов он, как безумный, скитался по лесу на снегоступах, почти не видя ничего перед собой от обуявшей его ярости. Холодность Кати, ее попытки избежать его прикосновений до крайности взбесили Ивана.

Вот уже семь лет он вел размеренную отшельническую жизнь, приобретая странные привычки. Но теперь, с появлением темноволосой красавицы в его избушке, начал замечать, что его привычный уклад жизни начал стремительно меняться. Раньше он мог сутками пропадать на охоте, наслаждаясь поисками дичи, и получал от этого истинное удовольствие. Он мог совсем не расчесывать волосы, которые, словно густая грязная грива, спадали на плечи, делая его похожим на дикаря. Мог неделями не ходить в баню, ибо ему казалось, что незачем часто мыться. Мог питаться одним сухим хлебом и луком. И вовсе не прибирать в избушке. Все это устраивало Ивана, и его жизнь казалась ему вполне приемлемой.

В сию пору он старался вернуться с охоты быстрее и редко когда задерживался в лесу дольше полудня. Он приучил себя регулярно ходить в баню, расчесывать волосы, собирая их назад в хвост, чистить ногти и менять грязную одежду. Вначале он старался готовить еду получше, чтобы накормить больную девушку, а вскоре она сама стала хлопотать у печки и стряпала очень вкусно.

Иван уже не понимал, как раньше существовал без этой хрупкой девушки? И теперь не представлял своей жизни без нее. Постоянное присутствие Катюши рядом наполнило его существование глубоким неведомым доселе смыслом. И сейчас он безумно боялся того, что Катюша покинет его жилище. И тогда его жизнь не станет прежней. Ведь познав однажды радость общения с этой прелестницей, не так просто было бы потом научиться вновь жить без нее. Раньше даже в воображении Иван не мог представить себе, что будет настолько сильно зависеть от какой бы то ни было девицы, от ее настроения или поступков. Но теперь он точно знал, что Катюша была необходима ему, для того чтобы чувствовать себя счастливым. Часто, лежа бессонными ночами на своей жесткой лавке без сна, он мечтал, как они с Катюшей вскоре обвенчаются в одной из деревенских церквей и заживут общим домом. Сначала, возможно, в той же избушке в лесу, а затем и на людях, переехав в свой дом.

Однако он понимал, что перед этим надо непременно все обсудить с дядей. И уж после этого они с Катей смогут открыто жить в имении с сестрой или в Петербурге. К тому же он должен был открыть свое настоящее имя девушке и получить ее согласие на брак. Но именно в этом и заключалась главная проблема Ивана. Это травило день и ночь его душу. Катюша совсем не хотела проникаться к нему трепетными любовными чувствами и постоянно пыталась избегать даже малейших его прикосновений. В своем сердце Иван уже давно назвал Катюшу своей нареченной и теперь жаждал только одного, чтобы как можно скорее она тоже полюбила его. Отступать Иван не собирался и постоянно размышлял, как еще привлечь девушку, дабы она посмотрела на него хоть немного приветливее.

Ту злополучную ночь, когда ушел в ночь, он провел на морозе, укрывшись под густыми елями и разведя костер. В последующие два дня он прошел на снегоступах десятки верст, не желая возвращаться в избушку, тем самым решив наказать непокорную девушку. Раз она не хочет его близости, так пусть попробует обойтись без него, думал он злорадно. Во вторую ночь его запал немного поутих, и мысли Ивана приняли более спокойное направление. Он вновь начал лихорадочно размышлять, как добиться расположения Кати. Под утро, почти не сомкнув глаз, он нашел решение, и оно показалось ему довольно хорошим. Вдыхая морозный утренний воздух, он направился по знакомым заснеженным лесным тропам в сторону Финского залива.

Уже стемнело, когда Иван вошел в светлую комнату Марии. Едва он переступил порог спальни, как девушка в белом парчовом платье бросилась к нему на шею.

– Я так скучала, братец, – воскликнула Маша, а затем, немного отстранившись от высокой фигуры брата, продолжила: – Тебе и впрямь стоит помыться! Ты пахнешь костром и еловой смолой.

Мария была младшей сестрой Ивана. Старая дева, двадцати семи лет, она всю свою сознательную жизнь провела в загородном имении родителей. Фигура девушки была суховата, а лицо имело бледный невзрачный вид. Маленькие, глубоко посаженные глаза ее были блеклыми, ресницы светлыми. Большой с горбинкой нос, узкие губы и угловатые черты лица совсем не украшали ее облик. Она обладала вялым темпераментом и невероятно стеснялась чужих незнакомых людей. Еще в шестнадцать лет Мария впервые попала в Петербургский свет. Но столичные красавицы настолько затмили своими яркими прелестями некрасивую Машу, что девушке за весь сезон не сделали ни одного достойного внимания предложения о замужестве. На следующий год повторилась та же история. Женихи к ней не сватались. Опечалившись, Маша осознала, что замужество не ее удел. Она скрылась в деревенском имении отца и безвылазно жила здесь, совершенно не бывая в обществе.

Иван медленно прошел в комнату и уселся на темное синее кресло, обитое шелком.

– Если можно, сестрица, я бы хотел побриться, – сказал он тихо, потрогав густую поросль на лице.

Спустя пару часов, после ванны, разрумяненный, чистый молодой человек стоял у зеркала и критически осматривал свою новую внешность. Гладко выбритое лицо его с чистыми волосами, забранными в тугой хвост на шее, было мужественно и привлекательно, с высокими скулами и красиво очерченными губами. Мария подошла к нему и, заглянув так же в его отражение, по-доброму улыбнулась брату и заметила:

– Я и забыла, какой ты красавец!

Иван внимательно посмотрел на сестру и спросил:

– Скажи, Маша, если бы я не был твоим братом, ты смогла бы влюбиться в меня?

– Еще бы! – воскликнула она, не раздумывая, и печально добавила: – Только такой статный эффектный молодой человек, как ты, даже не посмотрел бы в мою сторону.

– Неужели? – недоверчиво усмехнулся Иван.

Мария заметила в его глазах странный огонек, которого раньше никогда не видела.

– Ты изменился с последнего раза, как мы виделись. Что-то произошло?

Под пытливым взглядом сестры Иван смутился и, быстро отвернувшись от зеркала, выпалил:

– Прошу, дай мне небольшое зеркало, чтобы я мог бриться у себя.

– Неужели хочешь зверям понравиться? – удивилась Мария.

– Если тебе жаль для брата зеркала, так и скажи! – обиженно буркнул он.

– Дело не в этом, – нахмурилась Мария, внимательно вглядываясь в его большие темно-зеленые лучистые глаза. – Я вижу, что ты изменился. Почти семь долгих лет ты жил нелюдимом и не вылезал из своей избушки.

– Ты знаешь, я не мог поступить иначе.

– Знаю. Но все эти годы ты жил как простой мужик, в глухой чаще, и даже не помышлял побриться. Отчего теперь ты решил привести себя в порядок? Не понимаю. Я помню, каким ты был раньше, до всех тех событий, – она помолчала и, с любовью глядя на Ивана, добавила: – Я слишком хорошо знаю тебя, братец. И отчего-то мне кажется, что здесь замешана женщина. Но ведь в лесу не водятся женщины. Только зверье. Ведь так?

– Так. Я знаю, что ты больно умна, Маша, но твои догадки неверны. Знаешь, я просто устал от своего дикарского вида, потому и решил немного облагородить себя. К тому же я очень голоден, а ты словно пытаешь меня.

– Извини, братец, сейчас!

Мария выскочила из спальни, подхватив длинные юбки.

Иван бросил взгляд на туалетный столик сестры и заметил густую щетку для волос. Затем, немого полазив, он нашел там же духи с приятным запахом и небольшую коробочку с пудрой. Всем этим он пополнил свою суму и к приходу Марии как ни в чем не бывало уселся вновь в кресло.

– Все уже спят. Нашла только уху да курник, – пояснила девушка, ставя на небольшой столик у окна поднос с едой.

Иван присел на предложенный стул и с аппетитом принялся за еду. Сестра с любовью смотрела на брата и спустя некоторое время спросила:

– Ты еще не надумал вернуться в столицу? Дядя говорит, что там вполне безопасно и буря улеглась.

На эти слова сестры Иван подавился и сильно закашлялся. Мария начала стучать его ладонью по широкой спине.

– Пока нет, Маша, – ответил он глухо. – Возможно, вскоре я и решусь на это. Но не теперь, – добавил он, мгновенно представив образ темноволосой девушки в своей постели. И думая о том, что, пока Катюша находится в его избушке в чаще леса, у него есть время завоевать ее и сделать своей. И лишь потом, после того как она полюбит его и станет его возлюбленной, он постарается устроить их жизнь наилучшим образом, может быть, в столице. Но никак не раньше. Ибо он дико боялся того, что если Катюше вдруг удастся выбраться из его избушки раньше, то она вполне может ускользнуть из его рук. Поэтому единственной дорогой на свободу для Катюши было полное подчинение ему, как душевное, так и телесное. – Моя жизнь меня вполне утраивает.