Полуголая блондинка в кресле слушала меня, словно прилежная студентка на интереснейшей лекции любимого преподавателя. А преподаватель, расслабленный таким вниманием, мог заливисто рассказывать тему предмета, порой зарываясь в свои рассуждения.

– Либо в один прекрасный день ты захочешь высвободить свое эго наружу и самой решать, как тебе делать свое дело и под каким соусом подавать. На такой шаг ты сможешь решиться, когда обзаведешься хорошими крепкими связями в нужных кругах…

– Как ты? Хи-хи.

– Как я. И когда накопишь достаточно средств, чтобы ни от кого не зависеть.

Она часто кивала, как и пристало хорошему собеседнику.

– Помни, Китти, чтобы взойти на вершину шоубиза, тебе придется совершать поступки, которые сейчас все-таки ты от себя не ожидаешь. Тебе придется обманывать, предавать, подставлять, стравливать людей. Тебе придется эпатировать публику, постоянно участвовать в каких-то скандалах, инициировать их, симулировать их, привлекать внимание к своей персоне разными неординарными выходками, заключать соглашения о фиктивном и публично демонстрируемом романе с каким-нибудь звездным хреном тоже из шоубиза, или из спорта, или из политики, которого женщины даже могут вообще не интересовать.

Я хотел драматично и философски подытожить мысль, что однажды она все-таки нарушит обещание и предаст меня. Но не стал. Она придет к этому самостоятельно, без моих напутствий.

– А иначе ты утратишь интерес толпы и уйдешь в забвение. И тебя заменят новые идолы, более молоденькие, более раскованные, более безбашенные.

Китти как будто насторожилась. Наверное, она уже почувствовала, как ей наступают на пятки мелкие размалеванные сучки.

– Тебе придется вычеркнуть из своей жизни многое, с чем ты, думаешь, не сможешь проститься. Всё ты сможешь. Всё сможешь. Я в тебя верю.

Это был не комплимент ее силе воли, как она его, наверное, восприняла, судя по ее сияющему лицу. Это было сожаление.

– Вот ты стремишься быть похожей на Виолу, значит, тебе придется пройти такой же путь. А она на пути к славе не боялась даже потерять близкого человека. И поставила на первое место свою карьеру, а не любимого мужчину. В итоге их отношения стали разрушаться и они расстались.

Китти наградила меня трогательным, сочувствующим взглядом, обозначая, что ей известен второй герой этой печальной любовной истории. Она наклонилась вперед, опершись подбородком на свою ладонь, а локтем – на бедро. Видимо, демонстрировала готовность выслушивать сопливые подробности моей неладной личной жизни, словно мы подружки за бокалом вина и ведерком мороженого. Но долго в этой позе она не продержалась и вновь облокотилась на спинку кресла.

Она и так постоянно ерзала, двигая попой то на сантиметр влево, то вправо, то повернув на десять градусов сюда, то на десять градусов туда, но ни в коем случае не размыкая сцепленные в элегантный узел ножки. Наконец она решилась и сказала:

– Мне всё еще нельзя надеть белье?

Вопрос был задан ею так, как если бы она сама хотела, чтобы я сохранил запрет на ношение трусиков.

– Нельзя, – буркнул я.

Услышав это, Китти прикусила губу, потом поморгала и изрекла:

– Эдуард, я какая-то нелепая в таком виде. Ты не находишь? – и смело улыбнулась. – Мне немного некомфортно в таком… половинчатом стиле, хи. Я чувствую себя дурой. Поэтому, если ты позволишь…

Она быстро встала и сняла с себя полосатый пиджачок и полосатый топик, вкатив в мою панораму свои хорошенькие сисечки второго размера с острыми розовыми сосочками.

Вот это жест!

Отличный куртизанский маневр! Прямо на глазах она шагнула на вторую ступень личностного роста в мире шоубиза.

Похоже, она окончательно расслабилась от наших доверительных разговоров и прилично раскалилась от осознания своей голожопости в обществе судьбоносного для нее человека. Поэтому не удержалась и сорвала с цепи, на легкую прогулку, закипевшую в ней внутреннюю сексуальность. Решила похвастать своими обворожительными и наверняка крепкими, как камень, – а это понятно и отсюда – сиськами, да и вообще всем своим великолепным стройным телом, представив его для моего ненасытного обозрения не частично, а всецело. Смотри, господин, какая я раскрепощенная! Какая я смелая и бесстрашная! И, конечно, какая я красивая!

Ох, Китти.

Я ее захотел. Снова. И не сейчас – голую, а как только увидел на своем пороге.

Раньше я бы не тратил ни секунды на размышление, трахать ее или нет. Я бы трахнул. Но сейчас – не стану.

Да и не могу же я подкатывать, соблазнять и укладывать в постель девушку моего друга. Даже если она натянула на себя маску моей бывшей.

Хоть я недавно уже пришел к выводу, что ни Серега, ни Марк мне на самом деле никакие не друзья, а так – временное фоновое окружение, но всё равно: Сереня не сделал мне ничего плохого, чтобы я замахнулся наставить ему рога. Пусть даже с такой выглаженной киской. С отполированным до блеска холеным телом. Посверкивающим раскачивающейся цепочкой пупочного пирсинга. Указывающим на вход в долину удовольствия. Пфффф. Поэтому…

– Ты готова к таким трудностям в личной жизни? – сказал я, когда Китти, уложив все свои шмотки на подлокотник, вновь уселась в кресло, на сей раз поменяв ноги местами.

– Готова, – уверенно ответила она, гордо держа спинку ровно и выпячивая грудь вперед.

– Готова расстаться со своим парнем? – недоверчиво переспросил я.

Ее глаза суетно дернулись в сторону, как бы проверяя, на месте ли ее устремленность стать знаменитой певицей, и одновременно оценивая, насколько ей, стань она звездой, нужен Серега. Убедившись, что ни одна из избранных позиций не изменилась, она сказала:

– Ну… если придется расстаться, значит, расстанемся.

Как бы двусмысленно она это ни произнесла, пусть даже с внутренним затаенным планом отхода, я понял ее выбор совершенно однозначно. Теперь ей нужно понимать его так же.

– Расставайся, – строго буркнул я. – Прямо сейчас. Звони Сирано де Бержераку.

Бедная, бедная Катя Карлова. Сколько издевательств она сможет вынести от меня за время нашего делового разговора? Да сколько угодно! Она пройдет через огонь, воду и толпу изголодавшихся по женской плоти заключенных, чтобы выбраться из кокона личинки и вспорхнуть яркокрылой бабочкой Китти Карлитти.

– Сейчас? – снова слабость в ее голосе.

Но я знал, эта слабость временная.

– Да. Включай громкую связь и ставь между вами окончательную точку, бесповоротную. И не вздумай меня обмануть и идти потом с ним мириться.

Вновь быстро покрутив глазами, Китти потянулась к мобильнику. Не останавливаться же на первом перекрестке на пути к славе! Тем более она прошла уже столько, сколько изначально не планировала пройти при разговоре со мной. Положила телефон на журнальный столик и что-то понажимала на дисплее.

Я услышал гудки.

– Да, Кить? – голос веселого персонажа из моего бывшего круга общения.

– Сереж…

– Ты закончила уже? Приехать за тобой в салон?

В салон! Естественно, она не сказала правду о том, куда идет и зачем.

– Нет… Я звоню, чтобы…

Китти напряглась. Это непросто – сказать неприятные, предательские слова человеку, который никак не ожидает их от тебя услышать, веря в ваш крепкий, искренний союз, на чем бы он ни был основан.

– Сереж, нам надо расстаться.

Вот это характер!

Ее собеседник, конечно, был ошеломлен, уточнял, шутит ли она, спрашивал почему, удивлялся, нервничал, ворчал, требовал немедленной встречи и нормального разговора. А Китти неотступно следовала избранному пути к славе, говорила, что она разобралась в себе и поняла, что сейчас ей не нужны отношения, что у них всё равно мало общего и из этого ничего не получится. Ее голос всё время был тверд, в отличие от Серегиного. Она периодически поглядывала на меня: смотри, господин, я могу всё, я буду обманывать, красть и убивать по твоему приказу. Молодец, крошка, ты станешь звездой.

Когда закончился их душещипательный разговор, после которого, я думаю, у них вряд ли что-то еще могло быть, Китти спокойно спрятала телефон в сумку, отключив на нем звук. Немного помолчала, расслабленно откинулась на спинку кресла и сказала:

– Ты знаешь, даже как будто легче стало.

Странная, полуироничная улыбка скривила ее губы.

– Скоро ты споешь об этом в песне, – поддержал я.

Китти сняла ногу с ноги и свела их вместе, направив колени прямо на меня. Ох, какой многообещающий лобочек.

– Ты меня удивила своей выдержкой. Ты мне всё доказала. Я прямо горжусь тобой.

Довольное личико.

– Вот как всё будет, Китти Карлитти. Я помогу тебе залезть на олимп. Ты станешь заметна и узнаваема. Но удержаться там будет непросто. И тебе придется уже самой думать, решать и действовать. И делать это втрое быстрее.

– Угу, угу, – кивала Китти.

Я не сказал ей ни слова о том, что очень вероятно она решится спать с кем надо для достижения цели, но и к этому она придет самостоятельно.

– Ну что ж, настала моя очередь говорить по громкой связи.

Я положил мобильник на стол и набрал номер.

Китти усладительно слушала, как я разговаривал с приятелем, который, как стало понятно, являлся музыкальным продюсером известного лейбла. И которому я рассказал об одной талантливой, сексапильной девушке, наделенной высокой целеустремленностью. Я отправил ему ссылку на ее страничку в социальной сети, чтобы он смог изучить ее внешние данные и убедиться, что она имеет дорогой товарный вид, а также – по подсказке Китти – прослушать выложенные в сети перепетые ею известные хиты для оценки вокальных данных. Сначала он немного нудил, что ему страшно влезать в новый геморрой с новой артисткой, да и время сейчас неподходящее, эстрада меняется, но после нескольких моих настойчивых реплик, произнесенных низким голосом, он перестал сопротивляться. Мы вместе поржали над ее псевдонимом, но тут же сошлись в том, что «а впрочем, неплохо». Мой приятель с некоторым сожалением высказался об отсутствии хорошего голоса, но сразу обозначил, что это решаемо. Он сообщил, что у него валяется в долгом ящике проект с поющей сольно секси-девочкой, который он не решался запустить, пока я его не вынудил, и готов новый музыкальный материал, поэтому он с большой радостью воспользуется моей рекомендацией и займется записью и раскруткой Китти, ха-ха-ха, Карлитти.

По окончании разговора мы с начинающей звездой обрадованно поглядели друг на друга, с искрами победы в глазах.

Я дал ей координаты этого продюсера и попросил постоянно держать меня в курсе всех новостей и событий.

Когда тема была исчерпана, Китти неуверенно смотрела по сторонам, ожидая от меня, как от хозяина дома и положения, каких-то слов завершения… Или слов продолжения?

Не в моих правилах выпускать из дома неудовлетворенных женщин. Но… правил нет.

Раньше я бы не тратил ни секунды на размышление, трахнуть ее или нет. Я бы трахнул. Тем более сейчас уже нет препятствий – она рассталась со своим ухажером и стала абсолютно свободной девушкой… с молодым, красивым и полностью обнаженным, сука, телом. Пусть она еще не предложила мне его официально, но я не сомневаюсь, что смогу в него проникнуть. Но сейчас – не стану.

И дело вовсе не в Сереге, будь он неладен.

Дело в другом человеке. В Полине.

Наша вчерашняя ночь что-то пробудила во мне, а что-то приглушила. Я со скрежетом подавлял в себе страсть к благоухающей сексом Китти, но зато со странным удовлетворением в сердце сохранял в себе некую верность Полине. Хотя она ее и не требовала, и даже не обязалась соблюдать в ответ. И верность эту я вдруг прорастил в себе не самой Полине, а тому чувству, которое у меня возникло благодаря ей. Не уверен, правильное ли решение я принял, отказавшись от любимой радости, ожидающей меня сию минуту в теле стоящей рядом девицы, но внутреннее тепло от мыслей о Полине успокаивало и осчастливливало меня.

Я встал, обозначив, что деловая встреча окончена.

Китти тоже поднялась с кресла, вытянувшись во весь рост. Но, расправив плечи, продолжала стоять на месте, заинтригованно выглядывая во мне какой-нибудь знак и ожидая дополнительных команд. Можно считать это ее официальным предложением. Для меня это не выглядело никак иначе. Эх… Простите меня, демоны, но я не буду ее трахать.

– Можешь одеться, – снисходительно улыбнулся я.

Но она не бросилась резко натягивать на себя слой за слоем свои брендовые тряпочки. А задержала на мне искрящий свет своих глаз, как будто уточняя, что я на самом деле сказал и верно ли она это поняла.

Ох, Китти. Возможно, я буду жалеть об этом, но сейчас мне представляется, что я поступаю правильно. Без обид.

Насмотревшись в ее заискивающие очи, я хитро произнес:

– Переспим, когда ты станешь звездой.

Уж не знаю, как она проглотила это мое заявление – с удовольствием и надеждой или с разочарованием и оскорблением. Но уверен, что глотает она хорошо. Пфффф. Эх, всё! Собирайся, уходи.

Китти взглянула на меня не столько понимающе, сколько послушно.

Я деликатно отвернулся – быть тактичным никогда не поздно! – пока она одевалась, возвращая себе отточенный гламурный вид. Затем проводил до двери, где она поблагодарила меня за всё и непринужденно чмокнула в щеку. Пока-пока.

Скрылась за дверью.

* * *

Но всё же я далеко не железный!

Яростно бурлящая во мне кровь, разогнавшаяся от деловой встречи с Китти, не даст мне покоя. И штормило так сильно, что ни Марго, ни Сонечка не успеют вовремя к больному. Поэтому я, пожалуй, на скорую руку выдавлю из себя переполняющие впечатления от восходящей звезды эстрады.

Я запустил подходящее под настроение видео. Из категории «худые блондинки».

18

Вечером в пятницу я решил наконец побриться. Ведь сегодня я увижу Полину и мы – очень надеюсь! – будем тереться щечками.

Я часто брал в руки альбомный лист с потрясающим эротичным рисунком. И разглядывал, как голенькая, лежащая на животе Полина, выставив на обозрение округлую жопоньку, сексуально поедала вишню. Ух, какая!

У меня не появилось ни капли свойственного мне привыкания к ее телу, к ее лицу, к ее красоте. Мне хотелось ее еще больше. Еще дольше. Еще чаще.

Я спустился в подземную парковку дома. И подошел к своему автомобилю. Бросил взор на помятый бампер.

Уже неделю я ездил как неряха. И даже не парился. И все-таки надо бы отвезти машину в ремонт и вернуть ей полноценный, респектабельный вид. Но ничего. Раненый лев остается львом. Погнали!

Приехал к особняку.

Снова парк автомобилей по кругу.

Охрана на входе: черные костюмы, белые рубашки, суровые лица.

В их секретный пароль и отзыв я не посвящен. Поэтому прорываться на закрытую вечеринку для умников буду напролом. Правому здоровяку ударю ногой под колено, а левому – ребром кисти в горло. Ну держитесь, суки.

– Здрасьте, я…

– Добрый вечер, Эдуард Валентинович, – пропел один из бугаев и символическим движением руки пригласил меня войти внутрь особняка.

Ах ты ж, какая прелесть!

Прошел в помещение.

Снова толпа народу – в солидных одежках. Сновали, кучковались, шептались. Официанты курсировали по залу с подносами, угощая шампанским, вином, коньяком и прочим из бесподобной коллекции профессора. В прошлый раз местный виски зашел в меня очень приятно. Но сегодня я не пью. Сегодня я на машине. А за пьянство за рулем судьба уже сделала мне предупреждение.

Я во все глаза выглядывал Полину среди приглашенных. Но не находил.

Зато заметил брызжущего смехом Толика – большого банкира. Соловьев снова что-то весело рассказывал собравшейся вокруг него компании.

Надо бы подойти и поинтересоваться, не нашел ли он свои часы.

А вот и Алик. Привет-привет.

– Ну ты и псих! – закатил он. – Ты что за цирк устроил в «Сан-Марко», ха-ха. Я чуть не умер от удовольствия, ха-ха.

Я сдержанно поулыбался в ответ.

– Твои выходки перекрыли все ништяки вечера. У Марка вот такое красное лицо стало, опухло. Я думал, он заплачет, ха-ха.

– Всему свое время, – прокомментировал я, а мой друг…

А могу ли я называть его другом? Или и он должен быть вычеркнут из списка моих душевных контактов так же, как хренов Марк и полудурок Серега? Но Алик другой. Не считая нескольких совместных бизнес-проектов, нас связывают только походы в сауны – самые лучшие в городе принадлежат ему – и феерическое времяпрепровождение с падшими женщинами. Ай, страшно вспоминать.

И Алик за всё время нашего знакомства никаким образом не обозначил в себе двуликость. Он никогда не озадачивал меня лишними, нагружающими меня, не диктуемыми острой необходимостью просьбами. Да ему вообще ничего от меня не было нужно. Только взаимовыгодное сотрудничество и веселая компания, разделяющая его взгляды. Поэтому… Я свободно могу считать его другом. Во всяком случае, пока он вписывается в гармонию моей жизни.

Так вот. А мой друг искренне радовался, вспоминая воскресные события в «Сан-Марко».

– А с женой его – это же вообще чума! Ты зачем бедную женщину так уделал, ха-ха? Она так разрыдалась, будто… а ты тогда ушел уже… будто у нее рюмку водки отобрали. Ха-ха-ха.

Да, не надо было мне так импульсивно выходить из себя. Эх, жалко Амалию. Досталось ей от меня.

– Нельзя же так с женщинами, друг, – он сочувственно взял меня за плечо. – По крайней мере, с теми, которых не трахал.

А, ну тогда я реабилитирован.

– Тебя еще долго будут вспоминать, – подытожил Алик.

Жаль, что я не запомнился хорошими делами.

– Кстати, не планируй ничего на воскресенье, – спохватился мой друг. – Давно мы не ходили в сауну, надо бы попариться и попарить.

– Что-то я не в настроении…

– Да что значит «не в настроении»! Даже не начинай эти разговоры. Отказа я не приму. Нам есть о чем потрепаться, посмеяться. Девушек возьмем побольше.

– Побольше? А сколько будет нас?

– Нас будет двое. А их чуть больше, – ухмыльнулся Алик. – Поэтому лучше повоздерживайся пару дней.

– Не знаю, друг, – снова затянул я волынку. – У меня сейчас такой период. Я вчера уже отказался от одной телки, которая сидела голышом у меня в гостиной. Я хочу по-новому…

– Телки будут новые, – весело перебил он. – Всё, прекращай свое нытье, и встретимся послезавтра. Будь готов.

Я хотел вновь сказать что-то в защиту своего решения…

Вдруг засияло… заискрило… загорелось!

Появилась она!

Моя принцесса.

В сумасшедшем бело-голубом сарафане.

Люблю ее. Теперь точно. Вот смотрю на нее. И не вижу никого вокруг. И хочу ее. Хочу трогать. Гладить. Прижимать к себе.

Люблю! И не в шутку, а всерьез. Хочу засыпать и просыпаться рядом с ней. Хочу вызывать у нее радостные улыбки и вытирать печальные слезки. Хочу умиленно целовать ее нежные губки и беспощадно трахать, страстно истерзывая ее вкусное тело.

Люблю! Безоговорочно. Безвозвратно. Безрассудно.

Я люблю Полину.

Она словно плыла ко мне.

Моя принцесса.

Я, не прощаясь с Аликом, будто его никогда здесь и не было, двинулся навстречу ей, еле сдерживая пузырящую внутри радость. Которая всё равно прорывалась через искривление моих губ, через прищуривание глаз, через разбег сердцебиения.

Подошла и положила руку мне на плечо:

– Привет.

– Я скучал.

Улыбнулась. И я понял, что не зря проснулся утром. Я зря просыпался в те дни, когда ее не видел. Жаль, что я не мог прямо сейчас наброситься на нее и всосать в себя ее язык. Но я планировал сделать это сразу после выступления профессора. Который сейчас наверняка затаился где-нибудь за шторой и ждал момента, чтобы неожиданно выскочить и всех взбудоражить. Старый интриган.

– Тебе здесь уже не страшно? – хохотнула Полина.

– Если будет особенно тревожно, спрячусь под твоим платьем.

– Ха-ха. Только, чур, не щекотать.

– Не обещаю.

– А как там мой портрет? Вставил его в рамочку?

– Нет, я выставил его на аукцион, и он ушел с молотка за рекордный миллион.

– Ах ты!.. – театрально вспыхнула она глазами. – А мне-то с миллиона что-то причитается?

– Хмм… я куплю тебе новый альбом для рисования.

Полина засмеялась:

– Ого! Значит, я не напрасно этим занимаюсь.

Наслаждаясь ее смехом и красотой, я не нашел, что еще сказать и как еще съюморить. Я тупо замолчал, разглядывая ее лицо.

Заметив мое онемение, Полина тоже утихла, подыгрывая мне в трогательных романтических гляделках.

Люблю.

– Добрый вечер, друзья! – прокатился по залу знакомый голос.

Венгров появился в зале в сопровождении блондинки лет двадцати двух, робко потрагивающей свое красное платьишко до колен. Прямые волосы до шеи, нарумяненные щеки, огромные глаза, жадно озирающие всё вокруг, словно она впервые попала из сельской глубинки в красочный мегаполис или просто объелась неправильных грибов.

– Восхитительный день, не правда ли?

И конечно же, он был без обуви.

Все-таки это не поддавалось никакой логике. Ведь он ученый. А значит, должен знать, что ноги надо держать в тепле.

– Вселенная, в которой мы живем, таит в себе множество загадок. Ответы на них скрыты для большинства людей. Всем в мозги внедряются в качестве незыблемых аксиом всего лишь отдельные стороны истины. Разным слоям, которым навязано различное между собой мировоззрение, представляются и разные стороны этой истины. А отдельная сторона истины – это далеко не истина, это так называемая своя правда.

Отступив на шаг от своей молоденькой спутницы, профессор вытащил из кармана монету. И поднял ее вверх.

– Вот взгляните. – Он замер.

Вообще-то, мне уже доводилось видеть пятаки.

– А давайте вообразим, будто никто из вас не имеет никаких представлений, что такое монета и как она должна выглядеть.

Он продолжал неподвижно стоять, прислушиваясь к шепоту своих гостей. Да о чем тут шептаться?

– Тогда те из вас, кто сейчас стоит слева от меня и видит только решку этой монеты, приняли бы доступное для обзора изображение решки как исчерпывающее описание монеты. И исповедовали бы, и проповедовали бы теорию природы монеты только на знаниях о решке. Потому что вид решки был бы единственным источником информации и представлений о монете. И это была бы правда.

Венгров окинул важным взглядом слушателей.

– А те, кто по правую сторону от меня, верили вы бы, что орел – это всё, что представляет собой монета, и другого мнения быть не может. Какая, к черту, решка! – сыронизировал он со зловещей улыбкой. – Решка – это глупость, это ересь, это от лукавого, ведь мы видим, знаем и верим, что монета выглядит как орел. И это будет правда.

Мне уже привычно нравилась форма подачи профессора. Может, когда-нибудь, в старости, я тоже подамся преподавать в университете экономические науки и буду, разыгрывая театральные пьесы, поучать засыпающих студентов. А со студентками будут дополнительные, особо драматичные занятия.

– Однако ребро монеты останется скрыто для обеих сторон. А ведь, как нам известно, порой информация бывает изложена и на ребре. И именно ребро связывает воедино две стороны одной монеты. Лишь полные представления о монете будут являться истиной.

Это напомнило мне прошлую историю о плоском и трехмерном мире. Только сегодня суть была выстроена на монете.

– Да, да, это подходит и для противоборства материалистов и идеалистов, – тут же отреагировал Венгров, просканировав мои мысли. – А также для разнополярных приверженцев иных, на первый взгляд, несовместимых между собой представлений о мире.

В толпе кто-то многозначительно кивал, кто-то сухо покашливал, кто-то скромно поигрывал своим красным платьишком. Смешная сучка.

– Кстати, – сказал профессор. – Никто из вас не терял, случайно, монетку?

И вызвал негромкое гоготание в зале.

– Ну, если что, она у меня, – весело прокряхтел он и убрал пятак в карман.

Я поймал нацеленную на меня улыбку Полины. Надеюсь, детка, ты готова принять неудержимую энергию, скопившуюся во мне от мыслей о тебе. Улыбайся. Скоро твои губки не смогут сомкнуться.

– Ответы на эти загадки скрыты для большинства людей, – повторил Венгров. – Но известны мне. И я поделюсь ими с вами. Отвечу на все вопросы. Которые волнуют вас.

У меня много вопросов.

– Может, кто-то хочет задать их мне? – Он окинул взглядом ряды.

А что, если правда озадачить его какой-нибудь интересной темой? А то придется вникать в его отсебятину. А что мне интересно?

В зале никто не решался ничего спросить.

Я посмотрел на расхлябанно стоящего среди толпы Соловьева. Вспомнил его дорогущие часы. И громко сказал:

– Александр Феликсович, – все головы на меня, – расскажите о времени.

– А вот это, Эдуард, правильный вопрос, – похвалил Венгров.

Гости одобрительно закивали и заухали.

А профессорская спутница с пробирающим интересом посмотрела мне в глаза. Какая рыбка!

– Время – это перманентная величина, – начал профессор. – Оно никогда не прерывается. А значит, его невозможно измерить, как какую-то характеристику. Мы же, люди, измеряем лишь промежутки времени. И используем для этого в качестве условных единиц измерения такие же промежутки времени, основанные на периодах вращения Земли вокруг своей оси и вокруг Солнца.

По Венгрову было заметно, что он начинает заводиться. Он, что ли, кайф ловит от своего ораторства? Может, на самом деле в этой его мании заливисто поумничать перед высунувшими языки слушателями и есть смысл еженедельных собраний? Наверное, он так тешит свое самолюбие и память о проведенных в библиотеках годах.

– Время – это не линия. Это целая сеть. И мы знаем, что существует прошлое, настоящее и будущее. Я не стану нагружать вас теориями об обратимости и необратимости времени, оставим эти путешествия высоким ученым и, если хотите, писателям-фантастам. Поэтому прошлому сегодня мы не уделим внимания. Оно не представляет никакого интереса. Его нельзя изменить. С этим нужно смириться. И не питать себя иллюзиями и бесполезными воспоминаниями. Только будущее, которое подвластно вам. Подвластно через настоящее.

Мое внимание на сей раз не было острым. И дело не в уровне занятности темы сегодняшнего выступления профессора, который всё больше и больше входил в ораторский раж. Просто я был более сосредоточен на Полине. На ее фигуре. На голых частях тела. На дыхании.

Но всё же его квантово-молекулярные речи до меня долетали.

– Многие верят в предопределенность будущего. В судьбу, которую невозможно изменить. В так называемую карму. И подтверждают такую веру многочисленные гадалки, экстрасенсы, какие-то из пророчеств которых сбываются.

Венгров с суровым прищуром оглядел ряды, словно выискивая среди гостей подобных верующих. На меня можешь не глазеть – я реалист.

– Всё это правда! – вдруг воскликнул он.

И вызвал шум в зале: не то восторженный, не то протестующий.

– Но правда – это еще не истина, – продолжал громогласничать он. – Это только одна из ее сторон, а часть истины, выдаваемая за всю истину, – это уже ложь!

Вновь поутихло. Видимо, красноречивый плут настроил всех на внимание к продолжению.

– Как я и сказал, время – это не линия, а целая сеть. И наше будущее, будущее каждого из вас имеет не один, а множество вариантов развития. И все эти варианты, они существуют одновременно! Понимаете?

Венгров продолжал искать в глазах слушателей желаемую реакцию. Он жаждал, чтобы его слова не оставались нерасшифрованной пафосной болтовней старого ученого, а достигали умов и оставались в библиотеках разума, а лучше прописывались в нем как настольная книга.

– Мир, в котором, например, завтра, 24 мая, вы ни с того ни с сего покупаете лотерейный билет, которым выигрываете джекпот, и затем покупаете новый дом, машину и едете в кругосветное путешествие, и мир, в котором 24 мая вы встречаете любовь всей своей жизни и после вступаете в брак, заводите детей и живете вместе долго и счастливо, и мир, в котором 24 мая вы попадаете в автокатастрофу, а потом проводите месяц в больнице, или становитесь на всю жизнь инвалидом, или вовсе сразу умираете от смертельных травм, – существуют одновременно! И только наши мысли, которые выливаются в наши решения, которые в свою очередь выливаются в наши поступки, определяют, какой из существующих вариантов будущего случится.

Миры, в которых я завтра буду бухать, чревоугодить и блудить, существуют одновременно. Вернее, это один и тот же мир.

– Все процессы во Вселенной взаимосвязаны. Вспомните воду в Универсариуме, который я вам представлял на прошлой неделе. Случайностей не бывает. Случайность – это особый тайный инструмент Вселенной, это острый нож, которым она делает кровопускание, необходимое для сбалансированного течения всех жизненных процессов в мире. Но тайный он только для нас, потому что мы не можем видеть всей картины, всех ее течений и развития. Наше понимание ограничено микромиром, в котором мы существуем и с которым непосредственно взаимодействуем. Для человека, перебегающего дорогу и попадающего под машину, как и для самого водителя, авария выглядит случайностью. Но если бы вы стояли, например, на балконе, наблюдали и видели все предшествующие этому инциденту действия его участников, то оно представилось бы вам закономерностью, а не случайностью.

Лицо профессора вдруг наполнилось неким дружелюбием. И сделался мягче тон.

– Давайте представим, что вы пришли на прием не к банальной шарлатанке, а к знаменитой прорицательнице, славящейся своими неординарными способностями заглядывать в будущее. Такие действительно существуют. На самом деле эта способность есть у каждого из вас. Вы наверняка помните случаи, когда вы подумали о каком-нибудь человеке, которого, например, давно не видели, и вдруг в скором времени после этой мысли неожиданно его встречаете.

«Угу, угу, угу», – загудело в зале. Притон экстрасенсов. Один я не видел ничего дальше Полининой жопки. Аххх!

– Ваш разум, будучи встроенным в единый механизм Вселенной, смог прочесть информацию о приближающейся встрече. Как одни люди от природы физически сильнее других, интеллектуально развитей, и бывают даже высокоодаренные в том или ином качестве люди, так же существуют и люди, обладающие феноменально развитой способностью считывать информацию из вселенской матрицы.

Неужели он считал оттуда информацию о том, как я сбил Пахомова, и нарочно привел такой пример? Или эта его история просто случайность? Случайность?!

– Итак, прорицательница, к которой вы обратились, изучила линии на ваших руках, раскинула карты, посмотрела в кофейную гущу в вашей чашке или еще каким-то одной ей ведомым способом заглянула за завесу вашего будущего… и увидела! Да, действительно увидела некоторые грядущие в вашей жизни события. Но я вас уверяю, это было созерцание только одного пути развития из множества. Это не то, что произойдет, а то, что может произойти. Но может и не произойти. Однако, когда вы услышите озвученный вариант вашего будущего, вероятность его наступления существенно повысится. Потому что произошло программирование вас на объявленный пункт назначения. Для вас будто в полной темноте зажгли маяк, к которому вы осознанно и неосознанно будете стремиться. Причем неважно, желаете ли вы наступления предреченных событий или вовсе не желаете, а даже боитесь. Всё равно вера в это будущее будет притягивать его к вам. Но всего этого может и не произойти. Вам нужно плыть в другую сторону от маяка. Это непросто, если в темноте всего один источник света. Поэтому вам нужно зажечь собственный маяк, задать цель и двигаться к ней. Верить в это будущее так же, как вы верили бы в предсказание прорицательницы.