Гюро переезжает

Вода

Гюро, Сократ, Индивид и Лилле-Бьёрн первыми подошли к домику в лесу. Остановившись у ворот, они ждали, когда подойдут Эрле и Тюлинька.

– Есть кто-нибудь дома? – громко спросила Эрле.

Они уже поняли, что хозяева здесь. Во-первых, все сразу заметили красный грузовичок. Его кузов, казалось, ещё больше покосился на одну сторону. Видно было, что летом грузовичку пришлось основательно потрудиться. Он возил ящики, и рулоны бумаги, и тяжёлые картонные коробки – чего только не перетаскал в своём кузове этот трудяга, работая день напролёт, да ещё каждый вечер он непременно заезжал на заправочную станцию. Но не для того, чтобы заправиться бензином. Иногда, конечно, когда бывало нужно, он заправлялся, но не каждый день. Нет, на заправочной станции он загружался двумя большими бочками воды и отвозил их домой в лес. Там от жары пересох колодец, а корова Роза и Бычок каждый день выпивали на двоих целую бочку воды. Людям тоже нужна была вода для питья и для того, чтобы сварить обед, вода для мытья посуды, да и полы ведь тоже требовалось мыть.

Сегодня грузовичок привёз ещё больше бочек с водой, потому что в лесном домике затеяли большую стирку. Стиркой были заняты все: стирал папа, стирала мама и бабушка тоже стирала. У каждого было корыто с водой, мыло и стиральная доска, на которой тёрли вещи. Рядом стояли лоханки и тазы, куда старшие дети вёдрами разливали воду из бочки.

– Пришлось сегодня приняться за большую стирку, – объяснила хозяйка. – Ребятишкам скоро идти в школу.

– Я буду ходить в новую школу, – сразу же начал Мортен.

– И я тоже, – сказал Лилле-Бьёрн. – Папа сказал, что я, наверное, попаду с тобой в один класс. Он поговорил с директором, и тот согласился.

– Здорово! – сказал Мортен. – В той школе, куда я ходил раньше, было много драчунов, они всё время задирались. Я сам очень сильный, но, по-моему, это глупо – чуть что лезть в драку.

– Видишь, Лилле-Бьёрн, ты придёшь в школу, где у тебя уже есть знакомый мальчик, – сказала Эрле. – Знаешь, нам полезно посмотреть, как люди стирают, потому что в новом доме, где мы будем жить, нет стиральной машины, и купить её мы тоже сразу не купим, на первое время нам и без того придётся много чего покупать. Зато в подвале есть настоящие чаны для стирки и водопровод с холодной и горячей водой, так что нам будет гораздо проще стирать, потому что не надо ездить за водой.

– У нас вон машина есть, да нет воды, – сказала бабушка. – А у тебя есть вода, а нету машины. Нам машину Антон подарил. Когда-то давно он попросился, чтобы на Рождество ему уступили этот дом, потому что он жил в нём, когда был маленьким. Это он подарил нам Розу, а на следующий год прислал стиральную машину.

– Мы назвали эту машину Эсмеральдой, – сказала девочка, которую звали Мари.

– Это да, – подтвердила бабушка. – Но пользовались машиной всего-то один разок, когда было много гостей. Все уработались до изнеможения, пока качали воду для машины, так много ей требуется для полоскания. Так что теперь у нас Эсмеральда стоит в шали и в шапочке только для красоты.

– И ещё держит на голове блюдо с фруктами, – добавила Мари.

– Видела я вашу машину, – сказала Эрле. – Знаете, я ведь пришла к вам по делу и хотела кое-что спросить. Понимаете, нам с Гюро через несколько дней предстоит переезд, вот мы и пришли узнать, не может ли ваш папа приехать на своём грузовичке и помочь нам.

– Отчего же не помочь, – сказал хозяин, – если только вы согласитесь, чтобы я перевозил вас вечером, в дневное время я всегда в разъездах.

– Конечно, согласны, – обрадовалась Эрле.

– Я знаю, что это секрет, – сказала бабушка. – Но я слыхала, что ты выходишь замуж. Об этом говорили у вас в магазине.

– Да, это правда. И переезжать мне недалеко – всего лишь до новой школы.

– Мы были в городе и видели этот домик, – сказала бабушка. – Нам он очень понравился.

А Гюро, Сократу, Лилле-Бьёрну и Мортену было не до того, чтобы слушать разговоры взрослых. Они носились по двору наперегонки с Самоварной Трубой и Индивидом. Потом Мортен позвал их в дровяной сарай и кое-что там показал. В сарае хранились сложенные в поленницы дрова, но посередине стояла маленькая кроватка. Кроватка была необычная, на низеньких ножках и с низенькими бортиками по краям, но всё же видно было, что это кровать.

– Для кого она сделана? – спросила Гюро. – Для маленького ребёночка?

– Нет. Это для Самоварной Трубы. Раньше она спала в бочонке возле печки. Мы подкладывали на дно много бумаги, чтобы ей было повыше лежать. А теперь она стала старенькая, и ей уже так высоко не запрыгнуть, вот мы с бабушкой и сделали для неё лежанку, осталось только покрасить. Мы подложим ей туда матрасик и её любимое одеяло, но она ещё про это не знает.

– Вот здорово! – сказала Гюро. – А в какой цвет вы покрасите кроватку? В зелёный?

– В красный, – сказал Мортен. – Самоварная Труба у нас чёрная, и красный цвет ей больше к лицу.

Ещё в сарае стояла на полке целая батарея пустых банок из-под консервов. Там были маленькие и большие баночки, баночки из-под рыбных котлет и тресковой икры.

– А для чего тебе консервные банки? Для краски? – спросила Гюро.

– Нет, для другого, – сказал Мортен.

Все заглянули, что же там такое хранится, и увидели, что в банках на донышке было немного воды.

Взглянув на банки, Мортен вышел за дверь, посмотрел, что там делается, и вдруг сказал:

– Погодите, я сейчас.

Взяв одну банку, он перешёл через двор и вышел за ворота. Мимо в это время проходили какие-то люди, похоже, туристы. Затем дети увидели, как Мортен к ним подошёл, о чём-то поговорил. Отдав прохожим консервную банку, он вернулся в сарай.

– Зачем ты дал им консервную банку? – спросил Лилле-Бьёрн.

– Да вот предупредил их, чтобы они, если станут курить, не бросали бы окурки на землю, а гасили их в банке. В лесу так сухо, что недалеко до пожара.

– Бедняга Мортен совсем замучился в нынешнюю сушь, – сказал его отец. – Он, кажется, решил смотреть за всем, что делается в лесу. Помните, в начале лета у нас тут случился лесной пожар? Неудивительно, что он боится, ведь мы живём среди леса.

– С тех пор он такой нервный, – сказала бабушка. – Вечером я сижу с ним и разговариваю, чтобы он мог успокоиться и заснуть. Я напоминаю ему, что Ларс дежурит на сторожевой башне, а над лесом летают вертолёты. Они стерегут лес от огня и смотрят, чтобы люди не жгли костров.

– Хоть бы уж наконец дождик пошёл! – вздохнула мама Мортена. – Ведь без дождя достаточно солнечному лучу попасть на какую-нибудь стекляшку от разбитой бутылки, чтобы случился пожар.

Мортен ещё побыл с остальными детьми в сарае, пока они рассматривали кроватку для Самоварной Трубы, но тут его позвала бабушка:

– Я кончила полоскать, можешь забирать воду, она почти чистая.

Мортен подбежал к бабушке, схватил таз с водой и понёс его к своей ёлочке, которая росла в ограде. Он бережно полил деревце сверху и под корнями. Гюро увидала, что и Милли тоже забрала лоханку с водой и понесла на огород.

– Мы всё лето так делаем, – сказала бабушка. – Следим, чтобы ни капли воды зря не пропало, и стараемся пользоваться только таким мылом, которое не вредно для почвы.

Лето было такое засушливое, что трава за оградой совсем пожелтела, а на дворе она стояла зелёная, и грядки на огороде выглядели так, словно и не было никакой засухи.

– Вот и нам в корпусе «Ц» надо было так поступать, – сказала Эрле. – Если бы мы все помнили, что вода не должна пропадать зря, мы не выливали бы её в канализацию и каждый поливал бы какой-нибудь кусочек двора. Поливать из шланга в этом году разрешается только через день с девяти до двенадцати вечера, а этого для растений мало.

– В прежние времена мы экономили воду, – сказала бабушка, – и неплохо бы и сейчас об этом вспомнить.

– Я думаю, как бы мне убедить людей, чтобы они так поступали, – высказала свои мысли Эрле. – Мы-то уезжаем из корпуса «Ц», но хотелось бы, чтобы кусты и деревья не погибли. Ведь и на будущий год опять может случиться засушливое лето. Кнут, конечно, будет стараться, но разве он один справится? Надо, чтобы и другие помогали по мере сил.

– Я расскажу об этом папе, – сказал Сократ, когда они шли домой.

Он так и сделал, а папа Сократа не поленился поговорить с другими. Он поговорил не только с соседями из корпуса «Ц», но и с жильцами корпуса «Ю». И на следующий день произошло небывалое: люди стали выходить из подъезда не только с сумками и тележками для продуктов, как это было раньше, а почти каждый нёс с собой ведёрко или лейку и, выйдя на двор, выливал воду под какой-нибудь кустик или деревце, а то и просто на траву.

Люди поздновато спохватились, но всё-таки это было лучше, чем никогда. И, почувствовав всеобщую заботу, кусты, деревья и трава – всё, что тут росло, – воспрянули духом. Больше всех наносили воды Гюро и Сократ, но под конец они ужасно устали и промочили ноги, потому что трудно было донести воду, ничего не расплескав.

– Сегодня я не приду к тебе после обеда, – сказал Сократ, – мы собираемся поговорить по секрету с другими жильцами.

– Ладно, – сказала Гюро и ушла домой. Там стало как-то пусто и непривычно, потому что мама сняла со стен все картины и убрала мелкие вещи в картонные коробки.

Вдруг раздался звонок в дверь. Это пришёл Аллан:

– Привет, Гюро! Я знаю, что вы переезжаете, и решил дать тебе напоследок урок.

Гюро очень обрадовалась. Наконец-то она покажет Аллану, чему научилась за лето, потратив на это столько трудов! Она встала, как старый спиллеман, согнула ноги в коленях, лихо вскинула на плечо скрипку и принялась играть, приседая, и раскачиваясь, и строя удивительные гримасы.

Аллан воззрился на неё с удивлением, а затем расхохотался:

– Что это ты вдруг выдумала, Гюро?

– Я была на состязании спиллеманов.

– И неужели они там все так делали?

– Нет, только один. Но на него было так интересно смотреть.

– Знаешь, у некоторых старых спиллеманов скрипка стала словно продолжением их руки, – сказал Аллан, – и, что бы они с ней ни выделывали, у них это получается здорово. Но другие наверняка стояли спокойно и тоже играли неплохо, так ведь, Гюро? Вот и тебе, по-моему, лучше просто играть на скрипке, а иногда для развлечения можешь, если хочешь, изображать из себя старого спиллемана.

– Хорошо, – сказала Гюро, хотя ей это и не очень понравилось. Она-то думала, что Аллан её похвалит! Но скоро она забыла о пережитом разочаровании. Ведь летом она трудилась и над другими вещами – играла гаммы, разучивала трудную новую пьесу.

– Вот это хорошо, Гюро! Теперь я вижу, что ты даже на каникулах не забывала про скрипку. А то, что ты называешь трудной пьесой, – это отрывок из оперы Генделя, и я бы очень хотел, чтобы ты как-нибудь её послушала в исполнении хора и оркестра. Сама увидишь, какая она замечательная.

– Ага, – согласилась Гюро.

Ни она, ни Аллан тогда ещё не знали, что в скором времени будут слушать эту оперу вместе.

Переезд

Рано утром Эрле объявила:

– Сегодня мой последний рабочий день на этом месте, но мы, как всегда, выйдем на утреннюю пробежку.

– Но когда ты выйдешь замуж, мы ведь тоже будем бегать? – спросила Гюро.

– Конечно, будем. Бьёрн любит начинать утро не спеша, раздумчиво. Он сказал, что будет готовить завтрак. А Лилле-Бьёрн вообще трудно встаёт и любит поспать подольше. Так что они будут только рады, если их никто не будет тормошить. Ну что? Побежали?

Гюро помчалась во весь дух, она бежала так быстро, что Эрле осталась далеко позади, но затем Гюро утомилась, и Эрле её нагнала. В конце прогулки они пошли спокойным шагом, и Эрле сказала:

– До обеда я работаю, а потом свободна. Вчера, когда ты легла, я ещё позанималась сборами, а сегодня нам придут помогать Тюлинька и Андерсен. Вечером за вещами приедет грузовик.

– На моём велосипеде есть багажник, – сказала Гюро. – Так что я тоже могу что-нибудь перевезти. У Сократа багажника нет, но он всё равно будет возить.

– Вот и хорошо. Будем помогать друг другу, и всё у нас получится.

– А спать мы сегодня будем в новом доме?

– Нет. Сегодня мы будем спать здесь, хотя наши кровати уже уедут.

– А где мы ляжем – на полу?

– Нет. Эви одолжит нам раскладушки, как тогда, когда мы приехали в корпус «Ц», а мебельный фургон с вещами не пришёл. Помнишь?

Когда они вернулись с пробежки, дома уже хлопотали Тюлинька и Андерсен, они укладывали чашки и стаканы. Хорошо, что они не успели упаковать те чашки, стаканы и тарелки, которые были приготовлены на столе, и Гюро с Эрле смогли позавтракать. Затем Эрле переоделась в комбинезон и отправилась на работу, а Гюро тоже стала укладывать вещи. Потом пришёл Сократ.

– Мы с Сократом будем играть в грузчиков, – сказала Гюро. – И сейчас мы погрузим вещи и поедем на школьный двор.

– Так и быть, поезжайте, – разрешила Тюлинька. – Но смотрите, чтобы ехать только по тротуару! Обещаете?

– Обещаем. Мы будем играть, как будто мы едем по мостовой, как настоящие мебельные фургоны, а на самом деле будем ехать по тротуару.

– Может быть, начнёшь с игрушек? – предложила Тюлинька. – А скрипка пускай остаётся здесь. Возьмёшь её с собой, когда сама будешь переезжать.

– Ага, – кивнула Гюро. – Я заберу игрушки и папину фотографию. А ты, Сократ, можешь взять то, что лежит на кухне в самом нижнем ящике. Это деревянные ложки и другие вещи, которые не бьются.

Для Гюро это была лёгкая задача, ведь у неё был багажник. Сократу пришлось труднее. Сначала он попробовал пристроить мешочек на руль велосипеда, но тогда стало трудно поворачивать. В конце концов Тюлинька нашла выход: она вспомнила про рюкзачок, который был у Гюро, и дала его Сократу, тогда дело пошло на лад. Груз был большой, везти надо было осторожно, но спешить было некуда, и они не торопясь отправились к новой школе.

Подъехав к домику дворника, Гюро сказала:

– Это тут, Сократ. Тут я буду жить.

Она могла бы и не говорить этих слов, потому что Сократ уже не раз видел этот дом, но всё же она сказала.

А когда она подошла, чтобы открыть дверь, оказалось, что там заперто.

– Ну вот! – расстроилась Гюро. – Мы не можем попасть в дом, в котором я буду жить.

– Давай подождём, – сказал Сократ.

– Нет, давай пойдём на школьный двор и поищем Бьёрна, – предложила Гюро. – А велосипеды пускай тут постоят.

– Аврора уже учится тут, – сказал Сократ. – Так что это немножко и моя школа.

– Ага, – кивнула Гюро. – А на будущий год мы с тобой тоже пойдём сюда учиться.

Они отправились на школьный двор. Там стояла тишина. Сократу понравилось, что здесь такая большая открытая площадка, и он стал бегать по ней вприпрыжку. И тут раздался звонок. Это означало, что в школе закончился урок и началась перемена. И вот что удивительно: только что стояла такая тишина, что не было слышно ни звука, и вдруг тишины не стало. Из всех трёх дверей здания толпой высыпали дети. Были среди них и большие, они чуть было не свалили с ног Гюро и Сократа. Были и маленькие. Они тоже бегали, а некоторые стояли в сторонке, словно хотели спрятаться, и все галдели и кричали. Так, по крайней мере, показалось Сократу. Они кричали не оттого, что кто-то их обижал, а просто так, чтобы услышать свой голос.

– Пойдём туда. Может быть, там мы найдём Бьёрна.

Но Сократ не шёл. Он словно оцепенел, и Гюро поняла, что он испугался. Она взяла его за руку и увела со школьного двора.

– Ничего страшного, – сказала она. – Надо только смотреть, чтобы кто-нибудь нечаянно не сбил нас с ног. Давай лучше посидим пока на крылечке и подождём, когда придёт Бьёрн.

Они просидели долго, пока наконец не появился Бьёрн. Он был потный и разгорячённый, лицо и руки у него были перемазаны в машинном масле.

– Привет! Это вы?

– Мы приехали с первым грузом, – сказала Гюро.

– Да ну! А Эрле говорила, что до вечера можно никого не ждать. Мне как раз очень некогда, в котельной какие-то неполадки с горячей водой, а директор попросил меня починить развалившийся стол. Где же грузовик? Я не вижу никакой машины!

– Да нет же! – сказала Гюро. – Это мы сами привезли вещи.

И она показала на велосипеды.

– Ах вот оно что! Значит, это вы сами водители и грузчики! Теперь я понял. Хорошо, что я сюда наведался, а то так бы и стояли перед закрытой дверью! Потом мы дадим тебе ключ, Гюро, чтобы у тебя был свой.

– Я привезла игрушки и папину фотографию, – сказала Гюро.

– Тогда придётся зайти в твою комнату. Я не хотел тебе показывать неотделанную и необставленную, думал сперва навести красоту и поставить кровать, чтобы всё было как полагается. Но ничего не поделаешь, придётся показать.

Сперва они вошли в небольшой коридор, там Бьёрн подошёл к нужной двери и открыл её. За дверью Гюро увидела зелёную комнату, как раз такую, как ей хотелось. Она была зелёная, как мамино платье. В комнате почти ничего не было. Была только одна, нет – две вещи. Там стоял ящик, на котором можно было сидеть, как на скамейке, и письменный стол.

– Ой, – удивилась Гюро. – Это чьё? Это будет моё?

– Да, – сказал Бьёрн. – Я сделал это для тебя ещё летом, и ты увидела их немножко раньше времени, но это не беда. Хочешь поставить папину фотографию на письменный стол?

– Ага. А игрушки положить на пол?

– Нет, для них есть удобное место в ящике, – сказал Бьёрн и откинул сиденье скамейки, как крышку.

– И это тоже ты сделал? – не поверила Гюро.

– Мы с Эрле вместе, – сказал Бьёрн. – И у Лилле-Бьёрна точно такой же стол, как у тебя. Хотите посмотреть?

На письменном столе Лилле-Бьёрна стояла фотография какой-то тётеньки.

– Это мама Лилле-Бьёрна, – сказал Бьёрн. – Так что у каждого из вас есть фотография человека, который вам дорог.

– Я поставлю и вашу с мамой фотографию, – сказала Гюро, – мама мне обещала, надо только подождать, пока она ещё не готова.

– Нам это будет очень приятно, Гюро. Мы непременно сфотографируемся, и у тебя будет наш снимок. А пока бегите домой! Завтра, Гюро, ты по-настоящему переедешь сюда.

Гюро и Сократ сели на велосипеды и отправились назад. Они приехали на площадку позади корпуса «Ц» и ещё поиграли, как будто их велосипеды – это настоящие грузовики, потом как будто это поезда, корабли и самолёты, а Гюро уезжает далеко-далеко. Сократ печально махал рукой, как будто её провожает, а потом они играли, что Сократ тоже уезжает, тогда ему не нужно было махать, и он во весь опор мчался на велосипеде вместе с Гюро.

Вечером дома у Гюро тоже творилось что-то необыкновенное. Приехал грузовик из леса и начал по частям увозить вещи. Сначала он забрал диван и стол. Больше ему было не взять за один раз. Он отвёз этот груз в домик у школы и вернулся за следующим. На этот раз он перевёз кровать Эрле и две табуретки и вернулся за раскладным диванчиком и второй кроватью, на которой спала Гюро. Тут ему на помощь подоспела ещё одна машина – синий автомобильчик с красными крыльями. Большие вещи он не мог забрать, зато бодро возил цветочные горшки, картины и вазы.

На водительском месте в автомобильчике сидел папа Сократа, а потом стал помогать и Нюссин папа. Его машина была побольше синего автомобильчика, и он смог забрать комод и дровяной сундучок, в котором хранились палочки и ветки для выстругивания. А Нюссина мама принесла раскладушки и помогла Эрле вымыть полы в квартире.

– Сейчас тут хорошо для музыки, – сказала Гюро и достала скрипку, хотя был уже вечер.

– Сыграй ту пьесу, которую так любите вы с Бьёрном, – сказала Эрле, – а я немного посижу, отдохну.

Нюссина мама уже ушла домой, и они остались с Гюро одни.

Гюро начала играть, и скрипка в пустом помещении звучала громче, чем обычно.

Тут зазвонил телефон:

– Надеюсь, вы там недолго ещё будете развлекаться музыкой, потому что я жду гостей.

– Нет, недолго, – сказала Эрле. – Сегодня вы, наверное, в последний раз слушали нашу скрипку.

Эрле улыбнулась дочке, и Гюро сказала:

– Мы всегда будем жить дружно, и когда переедем к Бьёрну – тоже.

– Конечно, – сказала Эрле. – Только жить мы будем не у Бьёрна, а у себя дома. Это будет наш общий дом для тебя и меня, для Бьёрна и Лилле-Бьёрна. Может, заскочим туда сейчас ненадолго и поможем им расставлять вещи?

Бьёрн без них уже многое расставил. У Гюро в комнате стояла её кровать, а любимый раскладной диванчик разместился в большой подвальной комнате, в которой Гюро будет заниматься на скрипке и где, если надо, можно будет столярничать и вообще заниматься всем, кому что интересно. Рядом с большой комнатой была прачечная с двумя большими чанами, а за ней ещё кладовка для съестных припасов.

Из подвала они снова вернулись наверх.

Рядом с кроватью Бьёрна, которая раньше стояла в пустой комнате, теперь появилась вторая – это приехала кровать Эрле. Обе кровати оказались одинаковой длины и высоты, словно их нарочно делали одну другой под стать. Можно было подумать, что они так всегда и стояли рядышком! В комнате Лилле-Бьёрна уже стояла кровать, не хватало только самого Лилле-Бьёрна. Бьёрн сказал, что он приедет ещё только завтра.

– Ну и мы тоже, – сказала Эрле. – Пошли домой, Гюро!

– Дай-ка проверим, Гюро, напоследок, сколько в тебе было весу, когда ты ещё жила в корпусе «Ц»! – сказал Бьёрн и подкинул её высоко-высоко.

– Много я весила? – спросила Гюро.

– Ужасно много! – сказал Бьёрн. – Хорошо, что я такой силач.