Медовый заговор

Текст
Читать фрагмент
Отметить прочитанной
Как читать книгу после покупки
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

Румянец во всю щеку, тонкие, как у Марлен Дитрих, брови, под слоновьими глазками осыпавшаяся тушь, жабо на цветастой блузке… Это не лечится…

Валерий с первого курса знал, что Шурка влюблена в него. Иногда поощрял ее любовь, но чаще стеснялся. Может, по этой причине и не заступился сегодня за нее.

У Александры, как обычно, любовь не поместилась в сердце, перелилась через край и брызнула из глаз.

– Валер, как все прошло? – Как ни крепилась Александра, горло перехватило, и голос повело.

– Все отлично, Шур. Спасибо, накормила гостей. Ты настоящий друг. – Губы Валерия тронула вымученная улыбка.

«Настоящий друг», – уныло повторила про себя Александра.

Господи, неужели она обречена до конца жизни притворяться козырной подруженцией? Так хочется прижаться к Валерке, обнять крепко-крепко, послушать стук его сердца, синхронизировать свой пульс с его пульсом и почувствовать, как они сливаются в одно целое, становятся одним организмом, с общей системой кровообращения.

– Шур, а что здесь делает журналистка с областного радио? Имя у нее еще такое странное…

Брусенская вскинула печальные глаза на Валерия.

– О ком ты?

– Ну что ты за хозяйка, если не знаешь, кто у тебя живет и что делает? – беззлобно упрекнул Петровский. – И вытри тушь, опять круги под глазами, как у панды.

«Панда» – это было одно из прозвищ Александры. Еще птифура, купчиха, некрасовская женщина и пейзанка. Петровский пользовался ими по настроению.

– Что она может у нас делать? То же, что и все – отдыхать.

Александра выдвинула ящик стола, достала пудреницу, заглянула в нее, убедилась, что Валерий, как всегда, сказал правду. Неприкрытую голую правду, как умел только он, лучший друг и ее тайная любовь.

Смахнула платком тушь и поделилась догадкой:

– Наверное, ты имеешь в виду девушку, которая приехала с дочкой нашей Евдокии Старостиной.

– А какая у нее дочка? – заинтересованно спросил Петровский.

– Рыжая такая, низенькая. – Для Александры Даниловны все человеческие особи ниже ста семидесяти сантиметров были низенькими.

– А с ней такая жердь тощая, это и есть Петкова?

– Наверное. – Александра спрятали пудреницу в стол.

– Поня-ятно! – Валерий презрительно ощерился. – Отвратная девица. Поди, тайная поклонница Pussy Riot. Известная правдолюбка. Нос сует, куда не просят. Намордник на таких надевать надо.

Заклеймив Петкову, Валерий в изнеможении прикрыл глаза и откинул голову на спинку кресла.

– Ну и пусть сует. Нам ведь нечего скрывать? – спросила Шура. Вопрос был с подтекстом.

– Наивняк, ты Шурка, – Валерий разлепил веки. – Если эта стерва сунет нос с наши дела, мы никакого инвестора калачом не заманим. Деньги, знаешь ли, тишину любят. Ты как-нибудь осторожно разведай, зачем она здесь.

– Хорошо, разведаю, – пообещала Брусенская с свернула на интересующую ее тему. – Валер, а кто это был с Заридзе?

– Его давний приятель. – Рот Валерия улыбался, глаза в улыбке не участвовали. Хуже того, зрачки сузились, и взгляд стал колючим, беспокойным, настороженным.

– Просто приятель? – не отставала Александра.

Валерий заставил себя посмотреть в лицо Брусенской.

В конце концов ему не в чем упрекнуть себя. Хотя он и любил подтрунивать над Шуркой и критиковать ее, и вообще привык смотреть на Брусенскую свысока, но это не он назвал ее «черным пиаром».

– Да шут их разберет, Саш. Ты ж знаешь эту номенклатуру, из них слова не вытянешь. Я так понял, у него сеть косметологических клиник, но ничего конкретного мы не обсуждали.

– Понятно. Ты сейчас уезжаешь?

Лицо Петровского смягчилось, беспокойство во взгляде растаяло.

– Нет, Саш, я хочу порыбачить, послевкусие от встречи перебить. Слушай, у тебя найдется что-нибудь пожевать? Мне с ними поесть толком некогда было.

– Конечно, что-нибудь соображу, – сразу озаботилась Александра.

Узкое место было пройдено, неприятного разговора удалось избежать. Стоило только попросить у Шурки поесть…

…Кроме клиники, у Валерия Петровского не было никаких привязанностей.

В азартные игры Валерий не играл, не был футбольным фанатом, экстремальные виды спорта презирал, как и их приверженцев, спиртным не злоупотреблял и не курил. На балконе у Петровского пылились гантели и штанга, но гантели Валерий брал в руки по большим праздникам, а штангу поднимал еще реже. Единственное, что он делал регулярно – бегал трусцой и раз в неделю посещал бассейн.

Рыбалка тоже не была его страстью.

Это был сугубо рациональный выбор: если лучший отдых – это смена занятий, то пусть это будет рыбалка. Она позволяла хоть ненадолго забыть о пациентах, счетах, доходах, расходах и прибыли.

В этот раз Валерию почему-то вспомнилась неудачная женитьба, настолько неудачная, что он чуть не сломался: Злата оказалась шизофреничкой.

Надувная лодка покачивалась на волнах, Валерий согревался коньяком, поедал бутерброды с корейкой, на скорую руку собранные Шуркой, вялые мысли лениво толкались в черепе.

Он требовал развода у Златы, в ответ неизменно слышал гомерический хохот тестя.

Когда Валерию показалось, что он сам на грани безумия, кошмар закончился, будто чья-то всесильная рука развязала узел на его карме!

Что-то было необъяснимое в этой развязке, что не давало Петровскому покоя по сей день.

Не дав неприятным воспоминаниям испортить настроение, Валерий огляделся.

Налетевший ветер погнал рябь по воде. Тяжелые тучи уползали за горизонт, в темной воде плескалось небо. Туман прибился к берегу, зацепился, запутался в камыше и осоке.

Валерий вдруг расчувствовался. Эх, елки зеленые! Классная штука – жизнь! Надо только уметь ею пользоваться.

В следующий миг Петровский испытал мгновенную и острую благодарность судьбе. Каждая клетка его организма ощущала собственную молодость, способность к репродукции и силу. И свое значение. Даже, как бы это нелепо ни звучало для врача, бессмертие. В мировом пространстве, конечно. В бессмертие души Валерий не верил, а социальные сети не посещал. Он – не винтик, не пылинка и не песчинка. Он прочертит свой след, свою голографическую кривую в Космосе. Еще при жизни.

Парочка сигов и сомик не уронили самооценку Валерия. Он смотал удочки. Самое время принять горячий душ и чашку кофе.

Шмыгая носом от прохлады и сырости, поднял со дна цепь с якорем, причалил к берегу и первым делом отнес улов по назначению – коту Василию, воинственному существу, дремавшему на бордюре у входа в корпус.

Увидев подношения, Василий потянулся, спрыгнул с бордюра и ленивой походкой направился к миске. Грязно-серый, с порванным ухом, со шрамом поперек носа, бандитской мордой и мрачным взглядом зеленых глаз кот вызывал инстинктивный страх у отдыхающих.

Соломончик искренне считал, что Василий распугивает клиентуру, и строго-настрого запрещал персоналу подкармливать злобного кота.

Что не позволено быку, то позволено Юпитеру. В связи с последними событиями Петровский разрешил себе нарушить запрет: как будущий совладелец и руководитель оздоровительного Центра он мог не только накормить кота-социопата, но и в фонтане искупаться, имейся таковой в доме отдыха!

…Безобидный дождик без всякого перехода превратился в нечто отвратительное – мелкое, острое и колючее. Под стать Ивониному настроению.

– Ой, что-то погода портится, – с виноватым видом признала Капитолина.

– Я в третьем круге, там, где дождь струится,– процитировала Ивона. – Проклятый, вечный, грузный, ледяной. Всегда такой же, он все так же длится…

Капа закатила глаза:

– Умеешь ты поддержать разговор.

Она отправила в озеро остатки булки. Утки наперегонки кинулись к тонущей добыче.

– Бежим! – Ивона первой сорвалась с места и, перепрыгивая через лужи, подруги помчались в спасительное тепло. Дождь явно испытывал их волю к здоровому образу жизни.

У входа в корпус подруг ожидала неприятность в виде ужасающих размеров черного внедорожника. Залепленный грязью, он нисколько не терял своей брутальности.

– Ух ты, «Рендж Ровер»,– непонятно восхитилась Капитолина.

Небо продолжало безумствовать, неопределенное мелкое и острое превратилось в град.

Марка машины в этих условиях интересовала Ивону меньше всего. Придерживая капюшон, она сделала попытку обойти громадину слева, потом справа, однако повсюду натыкалась на бетонный парапет с перилами. Капа хвостом следовала за метавшейся подругой.

Черное чудовище перегораживало ступеньки, и обойти его не было никакой возможности.

– Какой идиот так машину ставит?

– Шишка какая-нибудь, – придушенно отозвалась Капитолина.

– А охрана здесь есть?

– Есть. В столовой.

– Идиотизм. – Ивона не удержалась, пнула высокое колесо. Ничего не последовало за этим – сирена не взвыла, машина продолжала стоять с надменным видом.

Подхваченные ветром, белые горошины больно секли руки и лицо. Ивона чувствовала, что еще минута, и с ней случится трупное окоченение.

Тут из дверей дома отдыха выплыл хозяин авто – записной красавец из свиты Заридзе. Погибель кассирш, билетерш и медработниц среднего звена.

На глазах у продрогших подруг красавчик запрыгнул в «Рендж Ровер», двигатель сыто заурчал.

В следующий момент брутальный внедорожник сорвался с места, колесо угодило в выбоину, из которой в подруг выстрелила струя густой жижи.

Капа с визгом отпрыгнула, но было поздно. Жижа растеклась по куртке и джинсам.

– Черт! Придурок!

Ивона с остервенением покрутила пальцем у виска вслед машине и испытала мстительное удовлетворение. Внутренний голос ей подсказал, что водитель видел ее в боковом зеркале.

…Водитель видел.

Из-за дождя и снега видимость была плохой, но Валерий отлично разглядел жест, которым ему салютовала бледная, утонченного склада девица.

К счастью, Дылда растворилась в зеркале, остался один ливень. Но настроение с размаху шлепнулось в лужу. Будто девица знала тайное цыганское слово.

 

Порывистый ветер раскачивал деревья, град перешел в мелкий дождь.

Петровский утопил педаль газа, вылетел на трассу, будто за ним черти гнались.

Включил магнитолу и под Людовико Эйнауди и принялся воображать себя Крезом.

Пусть не сам, с партнерами, Валерий Петровский создаст сеть клиник и выйдет на совершенно другой уровень. На высоту, где парят сильные мира, депутаты и олигархи вроде Била Гейтса, и куда не дотягивается правосудие и суд людской.

Диетолог Петровский взлетит так, что отличница и умница, краснодипломница Шурка на такую высоту смотреть не сможет.

А пегая вздорная Дылда и подавно не увидит полет сокола в вышине – некоторые животные (свинья, например) не могут поднять глаза к небу.

По пути в клинику Петровский притормозил у цветочного ларька, купил букет гербер.

В приемной сунул секретарше Татьяне цветы, она кивнула и продолжала что-то печатать на компьютере.

В кабинете Валерий привычным движением сунул портфель в шкаф и заглянул в зеркало на дверце.

Уши у него были красными – верный знак, что кто-то моет ему кости. Он даже знал, кто именно: рыжая и пегая фурии. Две ехидны, две мегеры, медузы-горгоны. Ничего-ничего. Он еще покажет им всем!

Задвинув шкаф, Валерий бросил взгляд на статуэтку Фортуны, водруженную на деревянный резной стол-треногу.

Статуэтка (белый мрамор, 64х20х20) была куплена на блошином рынке в Римини, от нее веяло стариной, заговорами и переворотами. Валерию нравилось думать, что она украшала столы римских патрициев, понтификов, кардиналов и, возможно, самого Джованни Медичи.

Валерий был уверен, что повязка на глазах не мешает богине видеть, и что вот-вот из рога изобилия на него прольется золотой дождь.

Ритуальный уход за статуэткой (протирание специальной салфеткой из замши) обычно приводил мысли в порядок, но не в этот раз. В этот раз ритуал оказался бессилен: лихорадочное возбуждение гуляло в крови, подталкивало Валерия к действию. Ему не терпелось взять в банке кредит и закупить отделочные материалы для «Белого озера», чтобы коллектив видел, насколько все серьезно. Коллектив и, главное, чтобы Шурка Брусенская видела, какой между ними водораздел. Где она, и где он.

Татьяна внесла вазу с герберами, поставила цветы на столик со статуэткой и удалилась, и Валерий снова остался наедине с богиней.

Несколько минут он напряженно всматривался в мраморный лик, пока ему не стало казаться, что Фортуна ответила своему верному рабу игривой полуулыбкой.

… – Ну как, устроились? – к подругам заглянула Евдокия Степановна – благообразная худенькая женщина с аккуратным пробором и тяжелым узлом серебристых волос на затылке.

– О, мам, привет. – Капитолина незаметным движением смахнула пачку сигарет в тумбочку.

– Все хорошо.

Укутанная в плед, как в кокон, Ивона улыбнулась. Она всегда улыбалась, когда видела маму Капитолины. Как будто их объединяла тайная радость.

– Врет, – тут же наябедничала Капитолина, – изнылась вся. Говорит, холодно. Домой намыливается.

Евдокия Степановна расстроилась:

– Ивушка, не торопись уезжать. Походи на массаж, у нас массажистка отличная. Слепая девочка, а руки золотые, такое чувство, что она пальцами видит. Фиточай попьешь, кислородный коктейль. Режим, свежий воздух, природа. Места здесь ягодные. Через недельку земляника пойдет. К нам из города приезжают, как на дачу. Недалеко отсюда развалины графской усадьбы. Прогуляйтесь туда. Через пару дней ты о своей бессоннице забудешь. Да, с погодой не повезло. До конца недели будет холодно и дожди, но тепло придет, никуда не денется! Лето все-таки. Так что одевайтесь хорошо и гуляйте, дышите. Пользуйтесь, пока можно. Ходят слухи, что нас закроют, – завершила свою пламенную речь Евдокия Степановна.

– Как закроют? Почему? – поразилась Ивона. – Вы же говорили, что здесь летом аншлаг. Кому помешал дом отдыха?

– Вроде бы сделают оздоровительную клинику для богатых, – неопределенно ответила Евдокия Степановна. – Что в головах у людей делается? Соблюдали бы православные посты, никаких диет не нужно было бы придумывать.

Последняя реплика не задержалась в сознании Ивоны, куда интересней ей показалась фраза про клинику для богатых. Журналист и комментатор Петкова поймала ее на клейкий язык, как лягушка зазевавшегося комара, и проглотила.

– Откуда известно про клинику?

– Мне Соломончик сказал. А ему Александра проговорилась, зам его.

– А она откуда это взяла?

– О, у нее сведения из первых рук.

Капитолина быстро собрала в голове недостающие звенья:

– От любовника своего, диетолога?

– Никакой не он любовник ей, – уклонилась от ответа Евдокия Степановна.

– Да ладно, мам! Об этом каждая собака в доме отдыха знает, только ты отрицаешь очевидное.

Евдокия Степановна отмахнулась:

– Не верь ты никому, вранье это.

– А он что, здесь? – Капитолина прямо лопалась от любопытства.

– Да, приехал на выходные. Не пропускайте ужин, девочки, – попросила Евдокия Степановна, направляясь к двери. – И, пожалуйста, не кормите кота возле столовой – Соломончик расстраивается из-за этого.

– Мам, не знаешь, какая у Шуркиного бойфренда машина? – догнал Евдокию Степановну вопрос дочери.

– Черная такая. Большая. Я в марках не разбираюсь, – ответила Евдокия Степановна с порога, и дверь за ней закрылась.

… Тучи разбежались, и вдруг оказалось, что за окнами буйствует лето. И все точно сошло с ума: птицы, трава, кусты, деревья, люди и даже воздух.

Ивона отказывалась участвовать в этом безумии.

Всем своим видом выражая призрение к всеобщему ликованию, она оставила Капу у озера и отправилась в библиотеку, полистать прессу.

С прессой вышла осечка – ни одной подшивки не нашлось, кроме журнала «Здоровый образ жизни».

От нечего делать Ивона принялась исследовать полки с дамскими романами. Свой интерес к фикшн Петкова оправдывала тем, что изучает рынок. «Надо же знать своих конкурентов», – с умным видом объясняла она Капе.

Перебрав полсотни корешков, наткнулась на томик с известным именем. «Обстоятельная и добротная проза»,– было написано в аннотации.

Ивона вернула книжку на полку. «Обстоятельная и добротная…» Ужас. Это что, инструкция к газонокосилке? Не хотела бы она прочитать подобное в аннотации к своим книжкам. «И не прочитаешь», – заверил внутренний голос.

«Интересно, – продолжала исходить ядом Ивона, перебирая корешки, – а библиотека в элитном заведении останется, или этот диетолог передаст книжки в дар богоугодным заведениям? И вышвырнет вон библиотекаршу. А уборщицей сделает любовницу?»

Весь этот бред пронесся в голове радиожурналиста и комментатора Ивоны Петковой стремительно, как реактивный самолет, с такой же облачной дорожной полоской.

Мысль о побеге была забыта. Непостижимым образом вялое растительное существование в доме отдыха стало интересным и напряженным, почти детективным. Появился смысл.

Рысью Ивона вернулась к озеру и плюхнулась рядом с Капой на скамейку:

– Слушай, батоно Заридзе со своим замом не просто так прикатил в «Белое озере».

Капа перевела на нее ленивый прозрачный взгляд:

– Кто-кто?

– Капа! Ну мужички серьезные такие, с которыми мы столкнулись! – напомнила Ивона.

Капитолина вздохнула. Все ясно: о массаже, фиточае, кислородном коктейле в купе с походами за земляникой можно забыть.

– Начинается! Ты можешь просто отдыхать как все нормальные люди?

Ивона была невосприимчива к подобным уколам.

– Смотри, что получается: диетолог, – продолжала сортировать и классифицировать факты Ивона, – глава департамента здравоохранения и его зам. Чувствуешь, куда ветер дует?

Капа изнывала от избытка жизни, мысли у нее были коротенькими и легкими. Подозревать в чем-то похожего на Карлсона толстого и грустного Заридзе ей было лень, и вообще она не видела ничего предосудительного в том, чтобы глава департамента на выходные приехал в дом отдыха. Она бы сочла это патриотичным.

Ивона устремил а на подругу горящий взор, убедилась, что контакт установлен.

В светлых глазах подруги появилась мысль. Оказалось, страсть к расследованиям передается воздушно-капельным путем.

– Чувствую!

– Надо собрать досье на этого диетолога, бойфренда Александры.

Досье было формальностью. Диетолога Петровского уже осудили и приговорили, будто он подвизался в торговле человеческими органами, а не в диетологии.

Идея объединила и сплотила подруг, обе чувствовали себя Мининым и Пожарским, обе готовы были положить себя на алтарь отечества.

– Клянусь эфиром, – поклялась страшной клятвой Капитолина. – Землю рыть буду, но узнаю все о его прошлом, настоящем и будущем. Семья, образование – все! С кем в детский садик ходил, в какой школе учился, какую кухню предпочитает, что курит и что пьет. Тайная страсть, хобби, друзья, жена, любовница… Ах, да, кто любовница, мы знаем.

– Вот! – обрадовалась Ивона. – С Александры и начни. Наверняка у нее есть претензии к любимому.

… У Александры Даниловны были претензии к любимому!

В глубине души Александра понимала, что бывший однокурсник манипулирует ею, но сделать с собой ничего не могла. Обо всем забывала, стоило только Валерию появиться.

Никого красивее Петровского в своей жизни Александра не видела. Разве только Домогарова в роли казацкого атамана Богуна. Тот же прищур голубых глаз, та же одинокая складка между бровями, тот же рисунок губ, те же трепетные ноздри. Только усов нет и разбойничьей шевелюры.

В присутствии Валерия Петровского Александра млела и таяла.

За одну возможность смотреть на Петровского отдала бы душу. Случилась эта неприятность с Александрой на первом курсе медицинского института и не отпускала уже семнадцать лет.

Отличница и общественница, Александра с первого курса взяла шефство над Валеркой Петровским. Редкий красавец, он был таким же редким лоботрясом.

Брусенская вставала ни свет ни заря, ехала домой к Петровскому, и они вдвоем с Валеркиной мамой, Галиной Ивановной (упокой Господь ее душу), будили лентяя и соню, после чего Александра конвоировала своего друга в институт. Биологическую физику с основами высшей математики Петровский сдал благодаря ей – две недели просидела с ним на даче. И зачет по валеологии спихнул благодаря ей – Александра обивала пороги кафедры, договаривалась о пересдаче. Да если б не они с Галиной Ивановной, Валерка бы вообще диплом не получил!

Александра и сама не знала, для чего старалась. Не ждала же она, что Валерка женится на ней из благодарности, в самом деле?

Валерка принимал все как должное. Да еще отпускал шпильки в адрес подруги и награждал всякими обидными прозвищами. Одна «Птифура» чего стоила.

Все вокруг уверены, что они любовники, а они даже ни разу не целовались, не считая дружеских поцелуев в щеку.

И надежды никакой нет, что это случится в обозримом будущем. Сама виновата, дура комолая.

Сама венчала на царство своего кумира и стелется перед ним, как челядь перед императором, только что ниц не простирается. А он помыкает ею. А вчера вообще остракизму и люстрации подверг.

От безысходности Александре захотелось плакать, и она бы заплакала, но явился непрошеный посетитель, в кабинет постучали.

Пощипав себя за щеки, Александра крикнула сквозь не пролившиеся слезы:

– Войдите!

Дверь приоткрылась, и в кабинет впорхнула Капитолина – дочь сестры-хозяйки Старостиной.

Почему-то Александра сразу, почти мгновенно поверила, что Капитолина – та самая жилетка, в которую она может выплакаться.

С одной стороны, Капитолина была почти своей. Достаточно осведомленной, но не приближенной. И она уедет… И увезет с собой все тайны глупой, доверчивой и немолодой Александры.

– Александра Даниловна, а что это за компания прогуливалась вчера у озера? Солидные господа такие. – С мечтательной улыбкой Капитолина подкатила глаза.

Из обширной груди Александры Даниловны вырвался протяжный вздох, похожий на стон.

– Сама бы хотела знать, – поведала она.

– Ходят слухи, что на месте дома отдыха сделают клинику какую-то навороченную.

– Это только слухи.

– Нет дыма без огня, сами знаете, – с умным видом произнесла Капа.

– Мой однокурсник с этими господами прогуливался. Спросила у него – говорит, ничего определенного.

– А кто ваш однокурсник? – Чтобы не выдать коварный секретный план по сбору компромата, Капитолина решила продвигаться к цели обходными путями.

– Валерка Петровский.

Дальше Брусенскую было не остановить.

Она припомнила этому злодею Петровскому все: долю в уставном капитале, низкое коварство, эгоизм, холодный расчет. Александра вдруг вспомнила, что она никогда ни о чем его не просила! Только однажды и то, не за себя, а за соседа. Устроила Никодимыча завхозом в клинику к Петровскому.

 

Зато Петровский все время обращается к ней с просьбами.

Использует ее в качестве «подай-принеси». Привык, что Александра, только свистни, примчится, разобьется в лепешку, перелицуется на изнанку, если потребуется, джигу станцует, но все исполнит в лучшем виде.

Так ей дуре и надо. Так было и так и будет всегда.

Как ни крепилась, как ни разжигала в себе злость и обиду Брусенская, губы поползли, подбородок задрожал.

– Люблю я его, паршивца, – неожиданно для себя провыла Александра Даниловна. После чего развернула бумажный платок, уткнулась в него и с удовольствием заплакала.

Капитолина ерзала на стуле, не зная, что сделать, как утешить безутешную жертву невостребованности.

Наконец, фонтан иссяк. Брусенская извлекла из пачки новый платок.

– Вижу его, и ноги подламываются. Я еще в институте по нему умирала. Думала, со временем пройдет. Ничего не проходит. Не могу больше.

Александра с чувством высморкалась.

– Он во мне только подругу видит. Прикалывается надо мной. Говорит, что я похожа на купчиху и одеваюсь как купчиха. А я замуж за него хочу, мне ведь не двадцать, чтоб дружить с ним. Мне тридцать четыре, – трагическим шепотом произнесла Александра, будто смертельный диагноз озвучивала. – И ведь знала, чувствовала, что ничего не выйдет из наших отношений. Это вообще никакие не отношения. Это настоящая пытка, это какое-то «пользовательское соглашение». – Она снова заплакала.

– Александрочка Даниловна, вы же умная женщина, сублимируйте, – лепетала Капа. – Перенаправьте энергию с Петровского на клинику. Отнимите у него то, чем он дорожит.

– «Древо жизни»? – вскинула зареванные глаза Александра. – Да зачем она мне, его клиника?

– Нет, я имею в виду дом отдыха. Не отдавайте «Белое озеро». В конце концов простым людям где-то надо отдыхать? А с вашим приходом дом отдыха ожил, отдыхающих стало больше. Или откройте здесь свою клинику. Вы же прирожденный руководитель.

Слезы у Брусенской высохли, на лице отразилась работы мысли.

Она собралась, перестала страдать и с интересом посмотрела на дочь сестры-хозяйки.

– Я бы с радостью. Только уровень у меня не тот, чтоб я с администрацией бодалась.

– Найдите единомышленников.

– Все мои единомышленники – такие же мелкие сошки, как я. Вот если б ты взялась за это, – неожиданно осенило Брусенскую. – Ты все-таки работаешь на областном радио. И ты в городе живешь. Наверняка у тебя связи в администрации, газете и на телевидении. Сможешь узнать, что замышляют в департаменте, чего нам ждать. Перепрофилируют нас или закроют? Если клиника будет, то какая? Может, коллектив удастся сохранить?

С выражением крайнего сожаления на физиономии Капитолина стиснула ладонь Александры:

– Александрочка Даниловна, я же не журналист. Я звукорежиссер, и в медицине ничего не смыслю. Вам нужна моя подруга. Она работает в редакции информации. И как раз медицина – это ее тема. И вообще она у нас звезда, будущая Маргарита Симоньян. Хотите, я вас познакомлю?

Ровно секунда понадобилась Александре, чтобы оценить предложение. Похоже, мысли об озере можно отложить до менопаузы.

– Познакомь, – ответила она. – Вдруг пригодится. Всякое в жизни может случиться, правда? Сегодня ты нужен, а завтра тебя под зад коленом, как говорится.

Пока Капитолина соображала, что означает эта сентенция, Брусенская достала из выдвижного ящика стола зеркальце и заглянула в него.

– Ужас. Панда вылитая, – с отвращением выдохнула Александра и попыталась вытереть тушь под глазами. «Панда» – это было Валеркино словцо.

– Вообще-то я уже даже привыкла, что он на меня внимания не обращает. «Но иногда так надо поскулить, Поплакаться кому-нибудь в жилетку», – как одна поэтесса написала, не помню, имени. Ты уж прости меня.

– Да что вы, Александра Даниловна, – заверила собеседницу Капа, – я же все понимаю.

– И не называй меня Александрой Даниловной, прошу тебя. Александра – и все. А то совсем меня в старуху превратишь, – попросила Брусенская.

Атмосфера доверительности подкупала, с языка Капитолины сам собой сорвался вопрос:

– У вас волосы сами вьются?

– Сами, – безрадостно подтвердила Брусенская. – Да ну их. Тебе кудряшки к лицу, а мне нет. И так не красавица, а тут еще эти кудри. Вот что с ними делать? – Александра скосилась на непокорную, закрученную тугими спиралями челку.

– Зато у вас есть главное – мозги, – тонко польстила Капа.

Лесть была с душком: честно говоря, Капа была согласна с Петровским. Вроде неглупая тетка, а стрижка – туши свет. Макияж и наряды – убиться, не жить…

– Мозги хорошо иметь в дополнение к внешности. А так…, – С видом полной безнадежности Брусенская махнула рукой. – Они не помогают замуж выйти, а только мешают. А у меня и без мозгов помех хватает.

– Устранять помехи не пробовали? – От возбуждения у Капы горели глаза и щеки, даже уши стали красными. Она чувствовала в коллизии поворотный момент, ведь не зря же перечитала столько бульварной литературы «для цыпочек»!

– Легко сказать. – Брусенская спрятала зеркальце в стол и вздохнула как раненый зверь. – У меня психология некрасивой женщины, а это только лоботомией исправляется.

– Начать надо с головы, а психология подстроится, – осторожно не согласилась Капитолина.

Утверждение звучало так двусмысленно, что вызвало слабую улыбку на припухших губах Александры.

… Дверь с табличкой «Петкова, Кузина, Степура» оказалась заперта, из чего следовало, что коллеги уже «в поле».

Открыв кабинет, Ивона вошла и по обыкновению испытала благодарность судьбе. Как же она соскучилась по работе!

Пусть у нее не сложилось с мужчиной, с семьей, и писатель из нее вряд ли получится, зато у нее есть самая лучшая в мире работа!

В коридоре топали, перекрикивались, и у Ивоны возникло чувство отрезанности от мира. Она распахнула дверь и вернулась к столу. Так-то лучше.

Чьи-то шаги замерли перед распахнутой дверью.

– Привет! – удивилась Катерина. – Ты что, уже из отпуска?

– Да. – Ивона счастливо улыбалась, вдыхая воздух редакции, настоянный на фактах и домыслах, которые бывают интересней фактов.

– Ужас какой, – натурально испугалась Катерина. – Вот время несется!

Блуждая рассеянным взглядом по лицу Катерины, Ивона попросила:

– Кать, слушай, дай мне телефон твоего стилиста.

Серикова сфотографировала Ивону женским оценивающим взглядом с головы до ног и заключила:

– Давно пора. Вернусь, поболтаем.

Катерина умчалась, а Ивона достала пудреницу и посмотрелась в зеркальце. Она в порядке. И вид у нее рабочий. И ей не нужен стилист. Это Капитолина просила взять у Сериковой его телефон. Зачем, не сказала, но уже дважды за утро напомнила о своей просьбе.

Петкова сунула пудреницу в сумку, закрыла кабинет и отправилась с визитом к Соловьевой.

В кабинете главвреда Ивону посетило дежавю: снова выпускающей была Кузина.

– Будто и не была в отпуске, – не замедлила прокомментировать Соловьева. – Бледная и тощая, какой уехала, такой и вернулась. Понравилось тебе хоть в этом «Белом озере»?

– Нормально, – односложно ответила Ивона. У нее было чувство, что она не из отпуска вышла, а с больничного.

Ивона ждала, что Соловьева задаст следующий вопрос. «У тебя есть что-нибудь?». Отпуск отпуском, а работа важнее всего.

Сама Соловьева не покинула рабочее место даже с переломом руки. И на следующий день после похорон мужа уже сидела в своем

кресле.

– У тебя есть что-нибудь? – не подвела Соловьева.

– Да, там материал подвернулся, – успокоила ее Ивона.

– Кадр сделаешь мне в программу? – обрадовалась Кузина.

– Сейчас с Ленсанной обсудим.

Пиликнул факс, Соловьева нажала на старт и показала Ивоне на стул.

– Посиди, мы сейчас закончим.

Соловьева всегда делала несколько дел одновременно: пока собирали программу, успевала читать, разговаривать (чаще – ругаться) и слушать очередной выпуск новостей или какую-нибудь передачу.

В распахнутое окно вливалась утренняя прохлада.

Петкова устроилась спиной к окну и против желания прислушалась: из приемника звучал сипловатый тенор Виталия Спицына – он был в прямом эфире. Спицын и сам не был Златоустом, и собеседника нашел такого же, чиновника из администрации. Совместными усилиями они превратили передачу в сплошное «бу-му-хрю». Возникало только одно желание – выключить приемник.

Собрав исчирканные листы со стола, Кузина ушла.

– Говорила же, нужно делать это в записи. – Точно подслушав мысли Петковой, Соловьева выключила приемник и подняла на Ивону когда-то карие глаза.

Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»