Великая княжна. Live

Глава 23. Что происходит с Генри?

– Если честно, Генри, я рада, что мне не пришлось никого отчислять, – призналась Екатерина, стараясь поплотнее закутаться в фантазийную алую мантию. Наряд, который выдали ей сегодня стилисты, мог считаться приличным только в амстердамском квартале красных фонарей: под короткую, выше колен, накидку (с прорезями для рук и несколькими пуговицами) не разрешили надеть ничего, кроме нижнего белья, «чтобы не отвлекать внимание от псевдогорностаевой отделки». Натурального горностая, так же, как и натуральной кожи, в современной России было не найти – страна мехов превратилась в страну бережного отношения к животным.

Если Екатерина натягивала ткань на оголенные ноги, сверху расстегивались пуговицы; если же пыталась закрыть грудь, уползал нижний край. Разумное зеркало потеряло дар речи, увидев свою хозяйку в таком обличье. Для активации шокированного устройства потребовалась даже дополнительная аутентификация личности по отпечаткам пальцев.

– Я довольна, что Семен сам принял решение отказаться от дальнейшего участия в конкурсе. Мне не хотелось причинять боль хорошему другу. Столыпин – талантливый пиарщик, незаменимый ассистент, отличный организатор, он многого добился к своим двадцати трем годам. Но жениться наш вундеркинд пока не готов. Такой вывод сделали мы с его мамой. Кстати, приятнейшая женщина. Семен с ней настолько счастлив, что больше ему никто не нужен.

Генри кивал, не отрывая глаз от блокнота.

– Вернется ли Столыпин к своей прежней работе в качестве обер-камергера?

– О, конечно! Сейчас Семен на больничном, дома, восстанавливает нервы. Папенька очень ждет его обратно. Давненько Столыпин не применял свой магнитный пропуск по назначению!

Генри молчал, похоже полностью отключившись от беседы. Сегодня он выглядел не так, как обычно: вместо футболки – светлая рубашка, галстук. «Неужто и до него стилисты «Всемогущего» добрались?» – подумала великая княжна.

– Генри?

– Простите, ваше высочество, – встряхнулся интервьюер. – Итак, конкурс завершится через месяц. Через считаные недели все будет кончено: вы отдадите руку и сердце победителю проекта. К этому моменту осталось всего двое соперников: Иван и Алексей. Поделитесь со зрителями своими мыслями о каждом из женихов?

– Разумеется. – Екатерина снова потянула мантию вниз. Две верхние пуговицы с готовностью разошлись. – Очень трудно будет выбирать между Иваном и Алексеем, они такие разные! Каждый хорош по-своему. Иван внушает чувство умиротворения. Думаю, его можно сравнить с классической музыкой. Вы же понимаете, Генри, вы же сами играете на гитаре! Я хочу сказать, общение с Иваном успокаивает, настраивает на серьезный лад. А Алексей – это такой данс-поп или поп-рок, в общем, нечто бодрое, современное, с басами и ударными, знаете? С ним не соскучишься. Всегда развеселит… Генри, вы меня слушаете?

– А? Да-да, простите. У меня вот какой вопрос: неужели вы не видите их недостатков? – неожиданно эмоционально воскликнул Генри.

Екатерина растерялась. Вопрос был задан как-то странно. С претензией, что ли. Однако прямой эфир – это как спуск по горной реке на каяке: думать некогда, паузы недопустимы, нужно действовать.

– Пожалуй, порой мне бы хотелось, чтобы Иван был чуть более открытым, – честно сказала Екатерина. – Нежность он проявляет пока только к собаке на конюшне. Попросил у меня разрешения взять Золушку – так зовут нашу борзую – к себе в опочивальню. Они здорово сдружились, постоянно вместе гуляют, я даже немного ревную.

– А Алексей Попович безупречен, конечно? – с горечью предсказал Генри. Нет, сегодня он был явно не в себе. Где хваленая англосаксонская сдержанность и отстраненность?

– Я не верю, что в мире найдется хоть один безупречный человек…

– Это вы, – невнятно пробормотал Генри, схватившись за узел галстука.

– Что? – переспросила великая княжна. Наверное, послышалось. – Я имею в виду, что Алексей тоже не идеален. Иногда он бывает чересчур поверхностным. Мне не очень понравилось его поведение на наших литературных встречах. Какие-то неуместные остроты, зевки. Пару раз он просто сбегал. – Теперь Генри слушал предельно внимательно. – Это нельзя назвать боевым настроем. Как-то не похоже, что он готов на все, чтобы завоевать сердце принцессы.

После окончания прямого эфира Екатерина решила выяснить, в чем дело. Что происходит с Генри? Она должна была хорошенько проинтервьюировать своего интервьюера.

Момент для личного разговора был не слишком удачным: оператор, как всегда, чертовски долго собирался. Обычно великую княжну это не волновало – присутствие других телевизионщиков в Янтарном кабинете не мешало им с Генри пить свежий березовый сок из тончайших фарфоровых чашек Марии Федоровны и по-дружески болтать о фильмах Василисы Прекрасной, детстве Екатерины и работе молодого режиссера в горячих точках, где он снимал документалки о войне.

Но сегодня мышиная возня оператора здорово раздражала. Традиционный березовый сок подходил к концу, а великая княжна так ничего и не узнала. Беседа вообще не клеилась. Генри односложно отвечал на ее вопросы, а в какой-то момент и вовсе забылся настолько, что перешел на родной язык.

– Генри, я беспокоюсь из-за вас, – в конце концов сказала Екатерина по-английски. Она владела им не хуже, чем сам Генри – русским. В колл-центре ей постоянно приходилось общаться по телефону с иностранцами. – У вас все в порядке? Вы выглядите озабоченным.

– Ваше высочество, я бы не хотел загружать вас своими проблемами.

– Отчего же? Может, я могу помочь. Не забывайте, я же все-таки наследница российского трона!

– Это и есть главная проблема, – снова пробурчал себе под нос Генри.

– Что? Что вы сказали? Я не расслышала, – не поверила своим ушам Екатерина.

– Я говорю, спасибо за сочувствие, ваше высочество, – громко сказал Генри, – но, боюсь, мне никто не в силах помочь. Пока, по крайней мере.

Екатерина попробовала отвлечь своего визави от грустных мыслей. Боже, да когда этот проклятый оператор наконец упакует свою камеру?

– Хотите посмеяться? – вспомнила она забавную историю. – Я тут видела в Интерсетке фотографии младшего внука вашей королевы Елизаветы. Того, который всегда скрывался от прессы, учился в закрытой школе, в публичных мероприятиях не участвовал, так что никто толком не знает, как он сейчас выглядит.

– Фотографии? – оживился парень.

– Да, правда, довольно размытые, на дальнем фокусе. – Екатерина была довольна, что удалось наконец привлечь внимание Генри. – Не знаю, где папарацци его подловили, кажется, он стоит на берегу какого-то моря. Черты лица плохо читаются… Но знаете что? Вам будет приятно узнать, что вы очень на него похожи. Он тоже рыжеволосый и высокий. Смешно, правда?

Генри встал.

– Да, – сказал он деревянным голосом. – Действительно смешно.

Глава 24. Императорская приемная в гараже

К середине августа император окончательно перебрался в гараж.

Здесь ему было хорошо и уютно. Тут был «Фодиатор», тут были все чертежи и инструменты. На одной стене Николай Константинович развесил большую дорожную карту, а на противоположной, в простой деревянной рамке – стихи своего родственника, великого князя Константина Константиновича Романова, творившего под псевдонимом К.Р.:

Что людьми зовется верхом счастья,

То считал тяжелым игом он.

Но, увы, непрошеною властью

Слишком рано был он облечен!

Поэзию государь не слишком любил, но именно эти строки были ему близки.

На стол император поставил мощный лэптоп с широким, специально для конструкторов, экраном и логотипом в виде коронованной золотой рыбки. Рыбка явно выигрывала у государя по части внешнего вида: он буквально не вылезал из рабочего комбинезона, порой даже ночуя на маленьком диванчике у дальней стены.

«Фодиатором» он теперь занимался почти круглосуточно.

В последние недели император даже визитеров принимал в гараже. Слушал министров и других малоинтересных ему деятелей вполуха, прилаживая трубку воздуховода или подкачивая толстенькое колесо-шасси.

Дошло уже до того, что прямо здесь стали проводиться международные встречи. Как-то раз Николай Константинович пригласил в мастерскую целую делегацию – участников русско-шведского фестиваля. Императору положено приветствовать хедлайнеров значимых культурных событий; но никто же не говорил, что нельзя их поприветствовать у себя в гараже!

Шведские певцы сначала немного стеснялись, оказавшись в непривычной обстановке. Их явно напрягал стоящий по центру помещения непонятный драндулет, накрытый брезентом (Николай Константинович перестраховался – а вдруг музыканты случайно разболтают его секреты представителям могучего шведского автоконцерна?). Но потом ребята расслабились, особенно когда император предложил им горячего чайку из электро-пых-пыха и горячих же пирожков с мясом, любезно предоставленных мини-версией скатерти-самобранки. Лайт-модель «Вот такие пироги», которую ВАЗЗ еще в прошлом году запустил в массовое производство, работала без сбоев. Николай Константинович, радуясь возможности поболтать на шведском, развлекал гостей историями о маме – экс-императрице, рьяно ведущей домашнее хозяйство и собственноручно ухаживающей за курами.

Сейчас они со Столыпиным, уже вполне оклемавшимся от конкурса, сидели на табуретках посреди мастерской и сочиняли официальное письмо премьер-министру.

– Считаю несправедливым оценивать детей одинаково, ведь физические данные у всех разные… – диктовал император, склонившись над массивной коробкой передач, стоящей на полу. Трансмиссия отличалась от обычной тем, что помимо стандартных, идущих сверху вниз команд («P» – паркинг, «R» – задний ход, «N» – нейтральная передача и «D» – драйв, то есть движение вперед), здесь еще справа имелась буковка «F» – fly, то есть лететь, а слева «S» – swim, то есть плыть. По задумке Николая Константиновича, при переводе рычага на одну из этих дополнительных букв автомобиль переходил либо в режим вертолета, либо в режим катера.

– Но ведь и умственные данные тоже у всех детей разные, а экзамены они сдают одинаковые, – возразил Столыпин, прекратив стучать по клавишам своего плоского лэптопа с рыбкой (модель «Камбала»).

– Нет, Семен, ты не понимаешь, – твердо сказал император, отрываясь от своих шестеренок. – Наша страна нацелена на интеллектуальное развитие своих граждан. Поэтому мозг следует тренировать постоянно, и экзамены в этом плане – хороший стимул. А уроки физкультуры в школах нам нужны в основном для здоровья. Кто желает стать профессиональным спортсменом – пожалуйста, все возможности открыты. Но заставлять детей падать от изнеможения ради хорошей оценки мы не будем.

– Слушаюсь, вашвеличество, – согласился Столыпин. – Я и сам, в бытность свою гимназистом, помнится, рыдал как младенец из-за плохой отметки по физкультуре в табеле.

– Верю, что рыдал, верю – эта картина прямо у меня перед глазами, так же как у примерно сотни миллионов зрителей «Всемогущего» по всему миру, – мягко сыронизировал Николай Константинович. – Ты не один такой мученик. Посмотри мою почту! Я буквально завален письмами от школьников и их родителей. Дети думают, раз я царь, могу делать что захочу. Да у креативного директора «Всемогущего» больше власти, чем у меня! Народу кажется, это так просто – взять и отменить оценки за физкультуру. Они не понимают, что максимум, на что я способен, – это робко попросить премьер-министра рассмотреть этот вопрос на очередном заседании Совета министров.

– Думаете, согласится?

– Мне что-то подсказывает, что глубокоуважаемая Мелисса Карловна сейчас на любое мое предложение согласится, – мрачно сказал государь. – Вообще-то меня это пугает, но не могу не воспользоваться благоприятной ситуацией ради детишек. Надо протолкнуть эту реформу прямо сейчас. Когда трон достанется моей спортивной Кати, бедным школьникам надеяться на снисхождение не придется.

Столыпин открыл было рот, явно намереваясь что-то спросить – вероятно, хотел обсудить сроки отречения от престола своего непосредственного начальника, – но потом подергал себя за магнитный пропуск, выправил его поверх галстука в солнышках и закрыл рот, так ничего и не сказав. Император всегда уважал его за тактичность.

Обер-камергер вернулся к черновику письма.

– Вашвеличество, кстати, по поводу снисхождения – к нам приходит много обращений об увеличении новогодних каникул. Люди просят растянуть праздники хотя бы до пятого января, народ не успевает отдохнуть как следует.

– Ты имеешь в виду – уйти в запой как следует? Не позволю! – сердито отозвался император. – Всю жизнь выходили на работу третьего января и будут выходить! А не то быстро потеряем звание самой непьющей страны Европы. Норвегия в спину так и дышит. Того и гляди, скатимся до уровня Ирландии с ее темным пивом, а то и Франции с ее полуденным вином!

– Патриарх очень просит сделать седьмое января выходным днем, Рождество все-таки…

– Нет, ну не могу я с этим Доброжиром. – Государь раздраженно встал, табуретка отлетела на пару метров назад. – Постоянно ему от меня что-то надо. Вот почему католические кардиналы ко мне не лезут, не требуют сделать каникулы с двадцать пятого декабря? У них тоже Рождество все-таки! Как-то же справляются!

Столыпин помял свои бараньи кудряшки и вернулся к теме письма:

– Вашвеличество, может, хотя бы тогда летние каникулы увеличим? Многие жалуются, что одного только августа детям недостаточно и было бы неплохо освободить от учебы еще и июнь с июлем.

– Ага, и сентябрь с октябрем, – саркастически прокомментировал Николай Константинович, открывая дверь, чтобы глотнуть свежего воздуха. – Ты, Семен, представь, что произойдет с головой, если ее отключить на три месяца! Потом школьники будут до зимы раскачиваться. Мозг – как машина, – император взволнованно махнул рукой в сторону «Фодиатора», – нельзя ему долго простаивать. А когда дети вырастут? Ведь привыкнут, что летом вообще не нужно работать! Нет, этого не будет. Мы с такими громадными каникулами быстро скатимся в список стран третьего мира.

– Тук-тук! – раздался бодрый бас снаружи. – Николай Константиныч, к вам можно или у вас совещание?

– Можно, Алеша, заходи, закончилось уже совещание, – обрадованно поманил его государь. – Давненько ты ко мне в гараж не наведывался, мне с тобой столько обсудить надо!

– Простите, Николай Константиныч, мы тут с Ваней тренируемся каждый день на лошадях, – тяжело вздохнул богатырь. – Нам продюсеры сказали готовиться к «средневековой битве», что бы это ни значило. Здоро́во, Сеня!

– Здравствуйте, ваше величество, – несмело заглянул в мастерскую Иван. – Привет, Семен. Позволите присоединиться?

– Давай, Иван, не стесняйся, будем знакомиться. – Император всегда был гостеприимен по отношению к приятелям Кати́. А с этими ребятами, судя по выпускам шоу «Великая княжна. Live», дочь и вправду подружилась. – Не обращай внимания на комбинезон, мундир я ношу только при посторонних, а вы для меня практически семья.

– Кстати, о семье: а ваш отец, Константин Алексеевич, случайно, не здесь? – с надеждой спросил Иван. – Давно мечтаю с ним познакомиться.

– Отец? – удивился государь. Не так-то часто встретишь человека, который на действующего монарха смотрит без особого пиетета и видит в нем лишь сына великого дизайнера. – Нет, он через недельку приедет. Кто это тут с вами, Золушка? Хорошая собака, – потрепал он борзую за ухом. – Надеюсь, господа, вы без камер?

– Оторвались от телевизионщиков на галопе, – похвастался Алексей, плотно закрывая дверь. – Они не знают, где мы.

– О, галоп? – удивился Николай Константинович. – Вы уже настолько хороши в верховой езде?

– Освоили кое-что, – пожал плечами Иван. – Впрочем, с вашей дочерью все равно не сравнимся.

Императору понравилось, что парень держался с достоинством, но без вызова. Интеллигентное лицо, прямой взгляд. И все же к балагуру Алексею Николай Константинович как-то прикипел сердцем.

– Ванька прав. – Алексей уселся на корточки перед коробкой передач и потыкал в нее пальцем. – Если бы великая княжна верхом на своем Кирине вздумала принять участие в предстоящей «средневековой битве», то весь эпический бой длился бы не более тридцати секунд. Мы с Ваняткой выглядели бы просто жалко на ее фоне. Беспомощные ляльки, а не женихи.

Беспомощная лялька Иван тем временем по-детски зачарованно любовался «Фодиатором».

– Ваше величество, а что это за необыкновенная машина? Похожа на серую уточку. В жизни такой красоты не видел.

Одной этой фразы было достаточно, чтобы акции Ивана на личной бирже Николая Константиновича тут же поднялись на несколько пунктов.

– Это, друг мой, «Фодиатор-1»! – начал император. – Первый в мире автомобиль-амфибия!

Через полчаса необычная компания (за исключением Столыпина, который, по-воробьиному устроившись со своей «Камбалой» на табуретке, работал над электронными документами императора) дружно обсуждала, как лучше приладить пропеллеры к автомобилю. Иван ссылался на эстетическую сторону дела, Алексей же упирал на функциональность.

«Отличная из них команда получилась! – умилился про себя Николай Константинович. – Даже не верится, что совсем скоро эти двое сойдутся в жестокой схватке за руку и сердце будущей императрицы».

Глава 25. Явление креативного директора

Это был день рыцарского поединка.

Тридцать первое августа. Окончание лета и окончание самого грандиозного реалити-шоу в истории мирового телевидения.

Последнее событие телепроекта вынесли на пленэр, в дивный царскосельский парк. Под живописными, тронутыми золотом деревьями бродил недовольный Пупочкин с пирожком в руке и пинал опавшие листья. Ему не нравилось игривое настроение петербургского солнца. Светило путалось в ажурных кронах, выглядывало тут и там и мешало выставить нормальный свет.

Ступенчатые трибуны, возведенные на аккуратной лужайке, быстро заполнялись гостями. Можно было поспорить на корону Российской империи, что никто из зрителей сегодня не опоздает. Светские львы и тигры отечественного шоу-бизнеса последнюю пару недель не отходили от своих почтовых ящиков. Как манны небесной ждали конверта с логотипом канала в правом верхнем углу: на голубом фоне – пухлое белое облачко с маленькой, но острой золотой молнией. Внутри конверта таилось заветное приглашение на решающий раунд проекта «Великая княжна. Live» – на плотной кремовой бумаге, с блестящими уголками. Вот он, индикатор уровня звездности, главный показатель популярности.

Конверт с пухлым облачком пришел и премьер-министру. А ведь она об этом даже и не мечтала. После своевольной выходки Мелиссы, когда она подменила утвержденное задание, продюсеры ясно дали ей понять: отныне дорога на «Всемогущий» для нее закрыта.

И тут вдруг: «Имеем честь пригласить вас…» За подписью креативного директора. Странно. Но как приятно! Тщеславная Мелисса была на седьмом небе.

В вип-ложу она явилась первой.

Менее знаменитые зрители в данный момент рассаживались перед своими телевизорами. Согласно опросам, сегодня аудитория «Всемогущего» должна была побить все мыслимые рекорды. Сотни миллионов романтиков отчаянно хотели знать, чем закончится красивая сказка о прекрасной принцессе. Примерно столько же прагматиков отчаянно хотели сорвать куш – ставки на Ивана и Алексея принимались в тотализаторах и спортивных барах по всему миру.

– «Никогда не упускай случая заняться сексом или выступить по ТВ». Гор Видал, – сказал кто-то за спиной у Мелиссы.

Она обернулась. И не поверила своим глазам. Ей протягивал руку небожитель.

– Гавриил Левинсон. Рад познакомиться.

О майн готт! Креативный директор «Всемогущего». Собственной персоной. Здесь, рядом с ней, в вип-ложе! В своем фирменном образе: русская косоворотка под темным деловым костюмом; белые кроссовки. В жизни это смотрелось еще более абсурдно, чем по телевизору.

С другой стороны, не может же вершитель человеческих судеб расхаживать туда-сюда, облачившись в старый растянутый свитер. Внешний вид креативного директора главного телеканала страны должен шокировать и быть символичным при этом. Костюм – непременный атрибут бизнеса, в котором крутятся большие деньги; косоворотка (что может быть патриотичнее?!); кроссовки – обувь молодых и динамичных. Левинсон не был так уж молод – слегка за сорок, решила Мелисса, самый сок; но он, безусловно, был динамичен: темные глаза с дьявольской искоркой так и сканировали премьер-министра с головы до пят.

– Мелисса, – представилась она и пожала протянутую руку, радуясь, что надела облегающее платье цвета берлинской лазури и не поленилась завить волосы.

– Знаю. Вы сегодня хороши до неприличия, Мелисса.

Левинсон занял пустое кресло рядом.

– Благодарю вас, Габриэль, – церемонно наклонила голову глава правительства. Голос у нее слегка дрожал. – Я тоже рада познакомиться с вами.

– Как насчет пропустить все церемонии и перейти сразу на «ты»? – предложил Левинсон, опустив руку на подлокотник кресла Мелиссы.

Наглость? Беспардонность? Мелисса предпочитала слово «напористость». Дерзкий мужчина! Как это бодрило после общения с мямлей-Николасом.

– Согласна.

– Окей. Я сразу понял, что мы найдем общий язык, – удовлетворенно констатировал Левинсон. – Сразу, когда увидел тебя в том конкурсе.

Мелиссе стало неловко.

– Э-э, я как раз хотела попросить прощения за свою небольшую оговорку при прочтении задания…

– Это была не оговорка, – сразу пресек нелепое вранье креативный директор. – Конечно, ты сделала это намеренно.

– Э-э… – протянула Мелисса, не зная, что сказать.

– Это была великолепная импровизация! – неожиданно похвалил ее Левинсон и в знак одобрения даже похлопал по руке. – Мелисса, я был убит наповал. А это случается нечасто. Своей идеей о летающей свинье ты меня сразила, остановила пульс. Я даже перестал дышать на несколько секунд.

– Спасибо, Габриэль, я старалась, – растерянно отозвалась премьер-министр.

– После этого я был просто обязан пригласить тебя на рыцарский поединок. Кофе?

– Да! Да, пожалуйста! – воскликнула Мелисса. – Майн готт, целую вечность не пила кофе, в этой стране никто его не любит.

– Никто, кроме меня, – усмехнулся Левинсон. – Сейчас все будет.

Он нажал кнопку на своем перстне-разумнике. Мелисса прищурилась.

– Погоди, Габриэль, это что, кольцо марсианского всевластия?

– Так точно.

– Но его же еще не выпустили! «Владычица морская» только начала тестировать эту модель.

– Мелисса. Ты еще не поняла? Для меня нет ничего невозможного, – снова усмехнулся Левинсон и встал навстречу прилетевшему трудяжке-квадрокоптеру, нагруженному двумя картонными стаканчиками.

– Как в Нью-Йорке, – восхищенно выдохнула Мелисса, пригубив обжигающий американо. – Майн готт, Габриэль. Ты истинный архангел, посланный мне небесами.

Тем временем крутившийся внизу, на ристалище, Ангел Головастиков перестал разглядывать себя в карманное зеркальце, спрятал украшенный драгоценными камнями аксессуар в карман горчичного бархатного пиджачка и подошел поближе к камерам. Каждое движение ведущего сопровождалось звездным дождем: блестки на сверкающих штанах Ангела держались некрепко и уже усеяли все ристалище.

До прямого эфира оставалось несколько минут.

Почему же Мелисса так невозмутимо попивала кофеек? Почему она так спокойно болтала с симпатичным креативным директором? Почему она не подпрыгивала на месте, не планировала очередную диверсию?

Нет, она не отступилась от своих матримониальных намерений в отношении Николаса. Левинсон конечно же был хорош. Но она слишком долго охотилась за императором, чтобы вот так сразу сдаться.

Так в чем причина беззаботного настроения премьер-министра?

Причина эта уютно устроилась у нее в портфельчике. Элегантном тонком портфельчике из красной крокодиловой кожи. Среди протоколов совещаний, повесток заседаний и докладов экспертов в непрозрачной синей папке лежал компромат на обоих участников конкурса. Информация о кое-каком постыдном фактике из прошлого Ивана и Алексея.

Сразу после ухода Столыпина из телешоу Мелисса позвонила одному из своих бывших мужей – главе детективного агентства. Когда-то профессия супруга разрушила ей жизнь: один из подчиненных мужа (тогда еще действующего) выследил ее в берлинском кафе во время свидания с тайным возлюбленным. Но теперь раздоры между экс-супругами были забыты, их связывали крепкие деловые отношения: Мелисса частенько прибегала к услугам детективов, когда просьба была слишком деликатной для агентов Третьего отделения.

Сыщики неплохо потрудились. Раскопали некрасивую историю, в которой были замешаны оба приятеля. Несколько лет назад Иван и Алексей, только начав работать вместе, совершили должностное преступление. Все по Гоголю: вписав в документы усопшего крестьянина, построили новую избушку ныне живущему, но не имеющему на это права. Дельце замяли, не усмотрев в нем корысти (оказалось, облагодетельствованный крестьянин был слишком стар и слишком горд, чтобы пойти в уездную канцелярию и оформить прошение на участие в программе «Разумная изба», и юные романтики решили сделать ему сюрприз). Однако осадочек, как говорится, остался.

Так что Мелисса задумала эффектную проделку. Прямо в момент объявления победителя она собиралась выбежать на ристалище и на весь мир прокричать: «Разве достоин этот негодяй, способный на обман государства, возглавить страну?» Конечно, великая княжна откажется от свадьбы с преступником. От предвкушения подленького триумфа лицо Мелиссы светилось задором, она прямо-таки излучала кураж, и это явно заводило Левинсона – в его глазах чертенята совсем распоясались. «Посмотрим, как тебе, Габриэль, понравится еще одна моя импровизация», – подумала чиновница.

Знатная публика волновалась, украдкой разглядывая наряды друг друга и стараясь повернуться к ближайшей камере лучшим своим профилем.

Все были так заняты осознанием собственной значимости, что даже не сразу заметили прибытие семьи Романовых. Первыми в импровизированную императорскую ложу зашли Константин Алексеевич с супругой, выглядевшие как европейские пенсионеры на экскурсии по храмам Таиланда (яркий верх, светлый низ, натуральные ткани, старомодные фотоаппараты через плечо; ржаной сочинский загар, ничуть не хуже шафранового тайского); за ними следовали Николас с дочерью. Государь был одет в знакомый парадный мундир. Катарина же напоминала невесту на выданье: бриллиантовая тиара, длинное белое платье со шлейфом – его можно было бы назвать свадебным, если бы не глубокий разрез выше колена, открывающий весьма интересный вид на натренированные ножки великой княжны.

Пора было начинать.