На далеких Пороховых, среди крошечных домиков обывателей, стоит хорошенький серый домик с мезонином и балкончиком, с садиком и верандой, некоего Аникова, Ефрема Степановича, прогоревшего помещика, как его называют соседи.
В домике этом живет он один со своей служанкой, рябой Авдотьей, бабой лет тридцати двух, лихой и бойкой.
На какие средства живет этот Аников, никто не знает, и все думают, что он доживает последние остатки от своего благополучия.
Но живет он прилично и независимо, в некотором роде изображая барина среди окружающей его бедноты.
Едет он в город и из города всегда с целыми корзинками всякого добра. Нередко к нему приезжают господа, большею частью статские, и, видимо, по делам, так как бывают у него не больше часа, двух.
Живет Аников замкнуто, и те, которые изредка, посещают его, говорят, что у него есть комната всегда на запоре, куда даже не заглядывает его Авдотья.
Вообще Аников на Пороховых окружен некоторой таинственностью, хотя внешностью своей не представляет ничего примечательного.
Сухой, высокого роста, с длинной черной бородой, тронутой сединой, с лысой головой и мелкими, плутоватыми чертами лица, он ничем не выделяется из толпы и кажется самым ординарным человеком, а между тем этот Аников – человек в некотором роде исключительный, и таланты его не из обыкновенных.
Было часа три, обеденное время на Пороховых, когда к дому Аникова подъехал Патмосов и позвонил у его двери.
Рябая Авдотья открыла двери и впустила Патмосова в жарко натопленную прихожую.
– Барин дома?
Авдотья, вероятно предупрежденная, тотчас ответила: «Пожалуйте, ждут!» – и приготовилась помочь Патмосову снять шубу, когда на пороге показался сам хозяин и радушно сказал:
– Жду, жду! Собирался ехать, но получил письмо и остался ради дорогого гостя! Милости просим!
– Ну, что, совсем бросил?
– Совсем. Теперь помогаю только.
– Фабрика? – усмехнулся Патмосов.
Аников засмеялся.
– Именно. Пожалуйте ко мне. Я вам пуншику приготовил. С холоду это превосходно! – и Аников провел его по маленькому коридорчику, толкнул дверь и ввел в большую, жарко натопленную, светлую комнату с окном, устроенным под самым потолком.
– Это чтобы не подглядывали, – сказал он. Патмосов стал с любопытством осматриваться.
В комнате стоял широкий диван, два кресла и стол между ними, за которым теперь Аников хлопотал с пуншем. В углу стоял шкаф вроде буфета, а по двум стенкам большие сосновые столы, на которых грудами были навалены игральные карты без бандероли и в бандероли, а тут же рядом и самые бандероли, искусно вскрытые.
– И впрямь у тебя тут фабрика, – сказал Патмосов.
– Живу с этого! – вздохнул Аников. – Пожалуйте!
– Ну, покажи мне все! – сказал ему Патмосов.
Аников оживился.
– Для вас с удовольствием! Вот извольте видеть, – он подошел к столу и взял пачку карт, – это для подбора колоды. Здесь у меня ровно три дюжины колод вскрыто. Все одного крапа. Видите? Вот из них‑то я и подбираю.
– Как?
– Принцип один. По крапу. Извольте видеть, здесь крап звездочками. Смотрите на уголки. Вот на уголке одна звездочка, а вот две, а вот три, четыре, а вот одна и половинка. Поняли?
– Пока ничего!
– А очень просто. Здесь у меня три дюжины карт, то есть тридцать шесть в колоде. Это собственно для экарте готовятся и для макао. Теперь, изволите видеть, для экарте что нужно? Одна масть! Так? Я вот и подбираю. Пусть у всех червей будет одна звездочка в уголку, а бубен – две, у трефей – три, а у пик – одна и половинка. Хорошо – с! Сажусь, делю все карты по мастям и начинаю просматривать крап, просматривать и откладывать. Вот и все. Вы приехали. Вам нужно для экарте. Пожалуйте, вот колода и ключ к ней! Хе – хе – хе!
– А для макао?
– Там я жир мечу и девятки с восьмерками. Те еще легче. Жир, положим, звездочка в уголке, девятка – две, а восьмерка – три!
– И дорого платят?
– Дешевле как за пятьдесят рублей нет. Судите сами, одни карты мне с извозчиком двадцать рублей стоят, а из них много, если три колоды сделаешь. Да забота. В день талию сделаешь, да и будет! А для банка так я по триста рублей беру. Помилуйте! Там каждая карта отмечена. Для такой колоды я по восемь дюжин порчу, а работаю иной раз недели по две! Только теперь мало их спрашивают, – вздохнул он, – делаю из любви больше! Вот, не угодно ли поглядеть! – он подбежал к шкафу – буфету, отпер и распахнул одну дверцу. – Вот мой товар!
В шкафу на трех полках лежали запечатанные в бандероль карты, и под каждой колодой видна была записка.
– Талии и ключ к ним! На всякую игру!
– Химик! – усмехнулся Патмосов. – Ну, теперь помогай мне!
Лицо Аникова приняло выражение деловитой внимательности, отчего сморщилось, словно он собирался чихнуть.
– Видишь, ты мне открыл свою фабрику – поверил! И я тебе поверю.
Патмосов подробно рассказал ему историю Колычева. Аников слушал, кивал и вставлял свои замечания.
– Очень просто. Они ему только подменяли! Свищева знаю и Калиновского! Кто ж Бадейникова не знает!.. Так…
Патмосов окончил и спросил:
– Что же ты думаешь? Как они ему отомстить могут?
– По – всякому, Алексей Романович! К примеру скажем, подложат ему талию, да сами и обличат его. В карман ему могут карты засунуть. Мало ли как! По – моему, ему теперь вовсе карты оставить надо. С огнем играть будет!
Патмосов задумался.
– Я помогу ему!
Аников улыбнулся.
– Простите, Алексей Романович, только вы ему тут не в помощь. Можете вы их накрыть, обличить и прочая. А как вы им помешаете его опорочить, не пойму! Нет, пусть он вовсе бросит дело или помирится с ними!
– Ну, хорошо, – нетерпеливо перебил его Патмосов, – теперь ты мне вот в чем помоги. Сведи меня с этим Свищевым и прочими.
– То есть как это?
– Извести, что я, ну, хоть московский шулер, одесский, что ли, и хочу в их компанию.
– Да ведь вас в лицо знают, кто вы такие!
– Эх! А еще умный, – засмеялся Патмосов, – ты ведь меня знал, а целый вечер за графа Косовского принимал.
Аников тоже засмеялся и махнул рукою.
– И то поглупел! Что же, я это могу. Я письмо напишу, а вы им его передайте.
Он тотчас сел к столу, достал бумагу и взял перо.
– Как вас назвать‑то?
– Яков Павлович Абрамов, крымский помещик!..
– Так и напишем! – и он стал писать, диктуя себе письмо вслух. – «Никаша или Поляк, вот рекомендую вам в компанию дельного человека. Называет себя Яковом Павловичем Абрамовым, имеет деньги и все знает, я с ним двадцать лет назад в Москве работал, а теперь он ко мне заявился, а я его к вам. Фабрикант с Пороховых»… Вот! Готово! А в случае, ежели откроетесь, так я скажу, что не вам письмо дал, а вы его, значит, похитили.
– Говори, что хочешь! – засмеялся Патмосов, беря от Аникова письмо. – Ну, спасибо тебе! Услуга за мной!
– Помилуйте! Что вы мне тогда сделали, я вовек не забуду! – сказал с чувством Аников.
Патмосов простился с ним и поехал домой, по дороге думая о катастрофе, которая может разразиться над Колычевым.
«Товарищество на паях», как назвал свою компанию Калиновский, совершенно растерялось, обозлилось и испугалось.
Колычев им изменил.
Это факт.
Сначала он стал играть потихоньку от них за свое счастье.
Они назначали игру в купеческом, он ехал в железнодорожный; они – в железнодорожном, он ехал в купеческий. И главное, ему везло!
Везло, и он объявил им, что больше им не товарищ.
Все к одному! Им было завидно, что ему так повезло, что он уже отыгрался и даже в выигрыше; было беспокойно, что он знает их тайну и их всех, и, наконец, самое главное, что они потеряли такого банкомета.
С деньгами, положением, пользующегося общим уважением.
Где найти такого еще!
Они сидели в клубном буфете, вполголоса обсуждая свое положение, когда к их столу подошел полный господин с седою бородкою, лихо закрученными усами и спросил:
– Кто, господа, из вас Свищев, кто Калиновский?
– Я! Я! – отозвались оба.
– Так вот вам от моего приятеля. Я здесь посижу! – он подал письмо, указал на свой столик в углу буфетной, отошел к нему, заказал себе кофе и стал наблюдать.
Три головы склонились над письмом, которое вскрыл и читал Свищев. Потом все трое оглянулись на этого господина и опять, сдвинув головы, стали негромко говорить, потом Калиновский встал и решительным шагом направился к этому господину.
Патмосов встал ему навстречу и протянул руку.
Калиновский горячо пожал ее, сел к столику и сразу начал:
– Нечего и говорить, вы наш! Приняты единогласно! Ха – ха – ха! Пойдемте знакомиться!
Патмосов встал и под руку с Калиновским подошел к столу, где сидели Свищев и Бадейников.
– Рекомендую, крымский помещик Яков Павлович Абрамов! Прошу любить и жаловать!
Все радушно пожали ему руку и приветствовали как нового товарища.
– Давно к нам пожаловали? Откуда?
– Так слонялся, – ответил Патмосов, – был в Москве. Игра большая, но никого не знаю. Попробовал на счастье и продулся.
– Нам на счастье нельзя играть. Мы от него отказались сами, – суеверно заметил Свищев.
– Это вы совершенно верно заметили, – сказал Патмосов и беспечно продолжал: – А приехал сюда с месяц – и вас первыми заприметил.
– Это как?
– А в купеческом один блондин ответ давал, так вы ему талийку!.. – и Патмосов сделал выразительный жест.
– Тсс!.. – остановил его Свищев.
– Господа! – сказал Бадейников. – Я предлагаю новое знакомство вспрыснуть и для него проехать… ну, хоть в» Ярославец». Там и поговорим!
Патмосов тотчас согласился, и все дружной компанией двинулись к выходу, а через пятнадцать минут уже входили в отдельный кабинет ресторана.
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽
Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке: