Вилла Мавританка. Пьеса

ОЛИВИЯ. А вы слышали, что Барбара Бэк выходит замуж за какого-то графа? Не помню сейчас его фамилию.

ГЕРБЕРТ. А она красива, но красотой зрелой женщины.

ОЛИВИЯ. Вся ее жизнь сводится к неустанным стараниям удержать остатки былой красоты. К тому же она скверная женщина, пьет без просыху, путается со всякими подонками. Проститутка.

УИЛЬЯМ. Ну, это еще не значит, что она скверная. Сколько угодно весьма почтенных граждан и напиваются часто, и развратничают. Это дурные привычки. Скверный человек – это который лжет и мошенничает.

ГЕРБЕРТ. Кстати, из проституток получаются неплохие жены. Мало того что они вам безмерно благодарны, что вы их, так сказать, вытащили со «дна общества», они наверняка, исходя из своего опыта, знают всякие приемчики, как ублажить любимого мужа.

МАРИ. А я знала одну проститутку, которая стала художником.

ДЖЕРАЛЬД. Я смотрю, что тема проституток у нас сегодня весьма актуальна.

МАНУЭЛЬ (Джеральду). У вас неоценимый дар вносить оживление в любое общество.

ОЛИВИЯ. Расскажите про художницу.

МАРИ. Назовем ее Мэри. Мэри была близка к искусству и вечерами сидела в кафе и общалась с художниками. За некоторое время она приобрела известное положение в их обществе. Мэри всегда жила с кем-то из художников. При этом у нее всегда была причина ухода от одного художника к другому. Этот не движется вперед, этот плохо рисует, у этого нет таланта и так далее.

УИЛЬЯМ. Надо признать, что причины ухода весьма серьезные.

МАРИ. Потом Мэри связалась с одним бизнесменом, который перепродавал картины, и она консультировала его так профессионально и с таким знанием дела, что он очень преуспел и разбогател. После этого бизнесмен купил в Париже себе квартирку, где Мэри стала постоянно жить, а он навещал ее пару раз в неделю. И она от нечего делать сама стала рисовать. И представьте себе, недавно две ее картины купили на последнем Парижском салоне.

ГЕРБЕРТ. Блистательная карьера. Вот что значит страсть к искусству.

МАНУЭЛЬ. А я за свою жизнь так и не нашел занятия, которому мог бы отдаваться с такой же страстью, как танго.

ОЛИВИЯ. Ну, танго – это тоже неплохо. Потом еще чем-нибудь увлечетесь. Будете великим теннисистом.

ДЖЕРАЛЬД. Женщины все одинаковы. Они обожают талант, деньги и нахалов. Мне кажется, им льстит, когда на них смотрят с одной мыслью, как бы побыстрее повалить их на кровать.

МАРИ. Не судите по себе, Джеральд. Женщины, прежде всего, любят умных мужчин и не прощают равнодушия к себе. Трагедия любви в равнодушии. А главное качество мужчины – это надежность.

УИЛЬЯМ. Сесил, вы, кажется, что-то пытаетесь писать. Есть идеи?

СЕСИЛ. Идей пока нет. Есть желание. Пока пишу свой дневник.

УИЛЬЯМ. Я вам дам совет. Не дружите с писателями. Они будут вам завидовать и красть ваши идеи. Общайтесь больше с рыбаками, фермерами, рабочими, продавцами, со шлюхами, наконец. У вас будет куда больше впечатлений.

ДЖЕРАЛЬД. Ну куда же мы без шлюх.

УИЛЬЯМ. И путешествуйте. Вот откуда берите сюжеты для творчества. Напишите, например, роман об адмирале Нельсоне. Это известная в Англии личность, и погиб он геройски.

ГЕРБЕРТ. Создается впечатление, что Нельсон намеренно решил умереть в момент своего триумфа при Трафальгаре. По гинее за штуку адмирал купил четыре крупные серебряные звезды и велел пришить их к своему мундиру рядом с блестящим неаполитанским орденом Святого Фердинанда. После чего встал посреди палубы судна Виктория и стоял так до тех пор, пока какой-то французский снайпер не подстрелил его с тридцати метров. Бессмертие Нельсону было обеспечено. Во время обратного плавания от мыса Трафальгар тело адмирала сохранили, погрузив в бочку с бренди. Ходили слухи, что моряки этого судна так хотели выпить, что по пути домой периодически прикладывались к содержимому бочки, тайком посасывая бренди через макаронины.

УИЛЬЯМ. Ничего подобного. Бочку держали под вооруженной охраной, и, по свидетельству очевидцев, когда по прибытии в Портсмут ее вскрыли, бочка была практически заполнена до краев.

ГЕРБЕРТ. А как-же это выражение в британском вэ-эм-эф до сих пор? Если нужно выпить глоток рома тайком от начальства, моряки обычно говорят «пойти приложиться к Адмиралу».

УИЛЬЯМ. Я думаю, что эта история с бочкой больше легенда. Но то, что адмирал Нельсон был сомнительной личностью, это точно.

СЕСИЛ. Это почему же? В нашем понимании он герой Британии.

УИЛЬЯМ. Вы знаете, что Нельсон не был слепым на левый глаз? Его правый глаз действительно был немного поврежден при осаде Кальви на Корсике. От ядра в глаз попали песок и щепки, но глаз по-прежнему выглядел нормальным, притом настолько нормальным, что Нельсону с большим трудом удалось убедить королеву в своем праве на пенсию по инвалидности.

СЕСИЛ. А как же его глазная повязка?

УИЛЬЯМ. Специальный наглазник, вделанный в шляпу, прикрывал его здоровый левый глаз от солнечных лучей. Вы не найдете ни одного портрета тех лет, где Нельсон был бы с повязкой. И колонна на Трафальгарской площади изображает великого адмирала без всякой повязки. Черную повязку стали пририсовывать лишь значительно позже его смерти, так сказать, для придания большего пафоса его портретам. Безусловно, Нельсон был харизматичным и смелым человеком, но одновременно он был очень тщеславен и плутоват.

ГЕРБЕРТ. Насколько я знаю, вопреки всеобщей скорби на его похоронах не были восемнадцать адмиралов британского флота. Его не любили. Вот видите, Сесил, вам отличный сюжет для романа.

За столом возникла небольшая пауза.

УИЛЬЯМ (Оливии). Оливия, вы же певица. Спойте нам что-нибудь.

ОЛИВИЯ. Но здесь нет рояля.

УИЛЬЯМ. Ничего страшного, вы пойте а капелла. Без музыки. А Джеральд вам посвистит. Да, дорогой?

ДЖЕРАЛЬД. Конечно. Я готов.

ОЛИВИЯ (смущенно, кокетливо). Ну хорошо. Я спою вам песню «Ай лукт ин йо айз». Эта песня вошла в десятку лучших в Америке в прошлом году.

Оливия поет «I looked in your eyes», которую пел в Америке Christopher Wham. Джеральд ей подсвистывает. Получается очень здорово. После первого куплета они оба немного пританцовывают чечетку в такт песне. После исполнения песни все гости хлопают.

УИЛЬЯМ. Замечательно, прелестно. Да, музыка – самое романтическое из всех искусств, потому что имеет своим предметом только бесконечное.

МАРИ. А можно я прочту свое стихотворение?

ВСЕ ГОСТИ. Конечно, просим!

МАРИ. Стихотворение называется «Успокоительное».

Не просто печальная, а скорбящая,

Не просто скорбящая, а несчастная,

Не просто несчастная, а страдающая,

Не просто страдающая, а покинутая,

Не просто покинутая, а сирая,

Не просто сирая, а изгнанная,

Не просто изгнанная, а мертвая,

Не просто мертвая, а забытая.

УИЛЬЯМ (хлопая.) Очень грустно. Я бы закончил: «Не просто забытая, а живая». (Обводит стол взглядом, смотрит на всех гостей влюбленными глазами.) Друзья мои. Вы такие все красивые, такие талантливые, и с вами так хорошо. Я хочу запомнить этот вечер. Главное, к чему я стремился в жизни, – это обрести свободу, духовную и физическую, свободу жить и писать так, как хочу. В моей жизни писательство, не исключая других форм деятельности, играло самую существенную роль. Я пишу о трагикомедии жизни, и часто вещи нелестные, малоприятные и даже оскорбительные. Я постоянно нарушаю требования эстетики, что прилично, а что нет, что добро, а что зло. За первые десять лет литературных трудов мне никогда не платили более пятисот фунтов в год. Это была постоянная борьба с бедностью. Мои книги исправно выходили из печати, но я с трудом сводил концы с концами. Но если вы хотите чего-нибудь добиться, у вас должно хватить мужества и на неудачи. Творческие люди ранимы, они плохо держат удар. Но воле нужны препятствия, чтобы сохранить силу. Когда никто не идет наперекор, когда нет никакого напряжения, воля становится дряблой. Когда мне было тридцать, критики отмечали, что я груб. Когда сорок – дерзок, после сорока – циник, после пятидесяти – что я в целом сведущ в своем деле, а когда мне перевалило за шестьдесят – критики стали называть меня поверхностным писателем. Но я всегда шел своим путем. Писатель не должен ждать вдохновения или настроения. Иначе придется ждать очень долго. Писатель сам создает нужное настроение. У меня больше силы характера, чем ума. Я не родился писателем. Я им стал. Нельзя достигнуть мастерства без упорной работы. Я всё время развивал свою личность. В искусстве нельзя добиться совершенства без терпения, усердия, трудолюбия и дисциплины. Ставьте цели, но не привязывайтесь к ним. Из активных и умных побеждают активные, а среди активных – самые умные. Будьте независимы и давайте полную свободу своему творчеству. И не гонитесь за успехами. Единственное прибежище писателя – это находить удовлетворение в собственном труде. И если он почувствовал, что ему удалось удовлетворить свое собственное эстетическое чувство, тогда всё остальное ему безразлично. А теперь – танцы! Мануэль, начинайте.

Играет прекрасная мелодия танго. Мануэль приглашает на танец Мари, а Сесил танцует с Оливией, Герберт машет руками, отказываясь танцевать, Джеральд смотрит внимательно на Уильяма, потом встает и приглашает его на танец. Уильям идет с ним танцевать. Все счастливы.

Входит Эрнест.

ЭРНЕСТ (Обращается к УИЛЬЯМУ). Приехала Ваша бывшая супруга, сэр. Она просила передать, что любит Вас и хочет опять быть вместе с Вами.

Все танцующие на несколько секунд остановились, но потом опять продолжили танцевать танго.

Занавес. Конец пьесы.