Байконур

Часть 1. «Пусть стоит всегда над миром твоя осень».

Мотовоз

Стадо в миллион сайгаков медленно ползло через железную дорогу – как раз в том месте, где еще утром стояла космическая ракета.

Майор Виктор Семенович Новицкий садился на свое место в мотовозе. Так на Байконуре называли локомотив, который вез офицеров до места работы и обратно домой. «Площадки» – так все звали космические старты – находились в нескольких десятков километров от Ленинска: городка, где жили их семьи.

Сентябрь 1992 года выдался жаркий. Мотовоз простоял под солнцем весь день и буквально раскалился. Дотронешься до любого металла – и обожжешься.

Офицеры сели в плацкартном вагоне каждый на своем месте. Мотовоз обычно был с купейными вагонами, и даже иногда пригоняли "самолетный" вариант. Но самый поздний состав шел с плацкартой.

Играть в домино пока было нельзя. Казалось, воздух сейчас загорится. Все молчали и смотрели на проплывающую степь.

А степь горела вечерним закатом. Почти сразу за монтажно-испытательными комплексами, как только отъехали в пустыню, они увидели сайгаков. Большое стадо как будто парило над песком. Сейчас в этом месте шла миграция этих смешных животных – в пустыню Кызылкумы проходили несколько миллионов сайгаков. Верблюжьи колючки еще долго катились им вслед – как будто в арт-хаусном кино. Офицеры молча наблюдали за стадом, но никто не проронил ни слова. Никаких сил на слова уже не осталось.

Виктор Семенович думал о сыне Славке. 14 лет. Круглый отличник. Занимался и плаванием, и каратэ, и баскетболом. И все вроде бы у них хорошо. Но год назад, как только он неожиданно вырос на две головы, между ними что-то лопнуло и потерялось. Что-то очень важное. Самое важное.

– Да Славка меня и не видит, – размышлял офицер. – Все выходные я в нарядах, особенно сейчас, перед запуском. Встаю, сын еще спит. Приезжаю, он уже спит. Или уроки делает.

Отец вспомнил, как забирал Славку год назад от бабушек из Сибири. Их дорога на поездах занимала пятеро суток. На последнем этапе от Арыси до Тюра-Тама еле сели в ташкентский поезд. Проводник взял 20 рублей и уступил на ночь верхнюю полку в своем купе.

Дико хотелось спать. Они легли валетом. Виктор Семенович приобнял Славкины ноги – чтобы втиснуться на этой полке. И неожиданно вспомнил, как они крепко дружили еще совсем недавно. Как постоянно разговаривали, делали вместе уроки, даже пару раз бегали по утрам… Тогда он вновь до боли почувствовал, что этот нескладный подросток – его единственный сын. Тот самый, который в детстве больше любил его сказки на ночь, чем мамины.

Особенно про Голубой Вертолетик. Это была история без начала и конца. Голубой Вертолетик встречался со своими друзьями-самолетами, выполнял важные задания, часто летал на войну… Славка всегда слушал эти истории как завороженный. И всегда сладко засыпал. Что же случилось теперь?

– Семеныч, на рыбалку поедем? – неожиданно спросил Вася Моторов, его давний товарищ, еще с московской академии. Его место было напротив, и по дороге домой он обычно спал.

– К деду Кайрату? Я ему фонарик новый обещал.

– Давай на выходные. Проверка как раз уедет в пятницу. Думаю, нас отпустят. Это сколько времени мы уже без нормального отдыха? Четвертый месяц.

Новицкий и Моторов отвечали за самое опасное на старте – заправка топлива. Сотни тонн водорода приходили на старт в железнодорожных цистернах. Чтобы перегнать водород, использовалась сложная система, в которой электричество было исключено. Любая искра разворотила бы всю площадку. Поэтому водород перегоняли по принципу сообщающихся сосудов.

Быть заправщиком из бывших слушателей московской академии никто не хотел. Это был отряд самоубийц. Жить и работать над миной. Причем, предохранитель у которой уже отпущен. А они согласились. И теперь готовились к очередному старту ракеты. Он ведь обязательно должен еще случиться. Иначе – зачем они сейчас сидят в этом мотовозе, где даже при всех открытых окнах нет ни капли кислорода?

Мотовоз подошел к конечной стоянке: она была практически в самом центре города. Новицкий перелез через высокие водопроводные трубы, и быстрым шагом направился в сторону Даманского. Так назывался их район.

Вынести ведро

Славик не знал, как жить дальше. Он не мог выйти на улицу уже третий день. Все казалось просто: открыть дверь, спуститься с пятого этажа, выйти во двор… Он здесь вырос и знал каждую трещину в асфальтовых дорожках.

Посреди двора стоит единственный детский аттракцион – металлическая юрта. Такие «лазалки» появились одновременно во всех дворах. Мощная сталь, наверняка, простоит не один десяток лет. Нужно пройти мимо юрты, и вот рядом друг с другом стоят мусорные баки. Нужно лишь вынести это вонючее ведро. И хотя бы немного успеть подышать, поймать глоток свежего воздуха.

Особенно здорово было бы выйти вечером. В тени пятиэтажных домов здесь росли высокие карагачи. В изнывающем зное они за день напитывались солнцем, чтобы потом отдать свое тепло и какой-то древний ажурный запах.

Но Славка боялся выходить во двор, потому что его «трясли». Сур и компания требовали с прошлого четверга купить им бутылку самопальной водки. Денег взять было негде. Килограмм сахара он уже украл из домашнего серванта на кухне. Дождался, когда мама уйдет на ночное дежурство в госпиталь. Нужно было отыскать чистый пакет – обычно они сушились на батарее в углу. Славка выбрал самый неприметный, прозрачный, чтобы пропажу пакета не обнаружили.

Пересыпал сахар и быстро побежал до Бастилии. Напротив этого магазина в любое время года шумел базар – не совсем восточный, но с претензией. В тот раз за прилавком торговала сигаретами лишь мать Сура. Он быстро поменял у нее сахар на чекушку "катанки". И отнес Камазу – он уже ждал на углу. Мелкий, но важный Камаз забрал водку, но предупредил, что он еще им должен.

– У меня больше нет денег. И сахара дома тоже нет.

– Выдерни простыню где-нибудь! Никто не заметит. Обменяй простыню на бухло или продай ее на рынке. Ждем до завтра.

И вот уже вторник. Мнимая болезнь должна излечиться. Хорошо, что вечный гайморит спас от вопросов родителей. Не зря его в детских играх «в индейцев» прозвали Слава Сопливый нос. Чистый платочек всегда в правом кармане. Но дальше уже симулировать было нельзя. В школу все равно придется идти завтра. А сегодня, чтобы не сойти с ума, ему нужно было подышать.

Славка решился. Мусор нужно вынести именно сейчас. Он резко встал, напялил футболку, и вышел в подъезд. На первом этаже он задержался возле почтовых ящиков. Пришел свежий «Ровесник», а вот журнала «Мы» не было с прошлого месяца. Не зря он решился выйти сегодня: будет, чем заняться вечером. Славка понюхал глянцевую обложку, успел прочитать на обратной стороне про новый фильм «Танго и Кеш» со Сталлоне… Выдохнул и вышел.

Это был волшебный вечер. Пыль осела, и в воздухе запахло маленькими зелеными листочками. Они дожили до этого сентября, прошли сквозь все пекло казахского лета. Славка только вышел и старался за эти четыре минуты на воздухе вдохнуть в себя всю эту великолепную жизнь. Каждую секунду она текла за окном, и он всегда был где-то рядом. Но даже смотреть прямо в окно он не мог. Он думал, что его бы непременно заметили. Поэтому Славка лишь выглядывал из-за шторки, а ночью дышал в форточку.

Он прошел с переполненным ведром мимо детской юрты. Вокруг носились малыши, где-то рядом с мотовоза шли офицеры. Бабка-казашка что-то громко кричала своей соседке с балкона. Славка выбросил мусор в контейнер, развернулся и сразу же пошел обратно. Как будто эта прогулка для него ничего не значила. Как будто это не было для него огромным праздником. Главным событием этого дня. И дышал, дышал.

И вдруг он услышал свист. Они всегда свистели, когда подзывали к себе – не подойти ты не мог. В начале, он сделал вид, что не слышит, и продолжал идти, махая пустым ведром. Свист повторился. Славка огляделся вокруг. Никого нет. Пошел дальше – свистят… Что же это такое? Подъезд уже близко. Ускорять шаг нельзя ни в коем случае. Но ноги сами несут к спасительной двери.

И он пошел быстрее. И свистеть вдруг стали ритмичней. Славка посмотрел на ведро и резко дернулся от неожиданности: «свистела» ручка ведра, когда она соприкасалась с его джинсами. А вокруг никого не было. И никому не было дела до паренька с ведром во дворе. Славка обрадовался. А как только зашел в квартиру – заплакал.

Маяк в коридоре

Но не всем в этот вечер было так плохо. Тасек лежал в госпитале, во взрослом отделении и блаженно улыбался. Он представлял, как придет в школу, когда все бинты снимут. И его встретят как настоящего героя. Встретят как космонавта.

Тасек бухал в своей квартире со шпаной Кирилла. Он был горд, что эти старшаки приняли его за своего. Потому он достал из отцовского бара бутылку водки «Распутин»: та, где бородатый мужик на этикетке подмигивает. Отец-прапорщик работал на вещевом складе, и – торговал военным снаряжением направо и налево. Водки в баре было больше всего, вряд ли он заметит пропажу.

Напились очень быстро. Потом еще дунули. Потом они стали с Кириллом дико ржать, кого-то заперли в ванной, кто-то отключился на диване.

Тасек в каком-то невероятном запале веселил всех. И вдруг – резкий пронзительный звонок. Это пришел на обед отец, но открыть дверь он не мог из-за вставленного ключа с другой стороны. Музыку выключили, попытались прибраться, но получилось наоборот. Никто не знал, куда ставить грязные тарелки с остатками шпрот, а куда – забрасывать подушки.

Началась дикая паника. Все орали шепотом, а с лестницы уже слышался отцовский мат.

Тасек поступил весело, смело и нелогично. Он попытался спрятаться на балконе вместе с Кириллом. Отец все-таки протолкнул свой ключ в скважину. Когда дверь открылась, Тасек смело перемахнул через перила. И повис на руках.

Пятый этаж. Солнечный полдень. Тасек провис на балконе минут семь. А когда услышал шум у самой балконной двери, с хохотом отпустил руки. Как летел, он даже не помнил – все прошло очень быстро. Запомнил лишь чей-то бурый велосипед на таком же балконе, как и у них. Хорошо, что упал на куст. Перелом руки, два сломанных ребра с левой стороны… Больно стало лишь, когда приехала скорая.

И вот теперь он лежит в хорошей палате в «хирургии» – вместе с солдатами. И у них есть общая тема для бесконечных разговоров. Медсестра Анжела неравнодушна к Таську. Сам он думает, что ей просто неудобно в присутствии полуголых красавцев-солдат. А он Тасек – маленький. Он как сынок или братик. Его можно и приобнять, и погладить по перебинтованной голове.

– Я бы Анжелу на хор поставил в нашей части, – ржал Арсен. – Девка крепкая, я бы один с ней не справился.

– А я бы отодрал ее сам, – гордо отвечал Тасек.

Но ему было неприятно, что солдаты обсуждают его Анжелу. Хотя после каждого осмотра он первый отпускал едкую шутку, как только она уходила. «И чего она трется вокруг меня своими сиськами?» – сказал он сегодня.

В общем гомоне никогда не участвовал только Дмитрий Карманов. В «хирургию» он попал из-за неуставных отношений в своей части. Деды перебили ему все, что только можно: от сухожилий и до черепно-мозговой коробки. Он сидел в своем углу и мастерил игрушки из систем. Анжела приносила ему использованные иглы и трубочки. Карманов скрупулезно их раскрашивал йодом и зеленкой. И умело мастерил рыбок, чертиков и делал оплетку для авторучек.

– Карманов, сделай мне сердечко, – нагло через всю палату попросил Тасек. – Подарю своей бабе. Она ждет меня в школе.

Солдат лишь ухмылялся и продолжал ловко выплетать очередную игрушку: за ними приходили врачи, дарили своим детям. Карманову доставалась аскорбинка, а иногда – домашний пирог.

Это случилось ночью, во втором часу. Все отделение уже спало. Анжела дежурила – сидела за неудобным столом в черном коридоре. Она склонилась над сборником кроссвордов: их давно уже разгадали больные, но девушке нравилось сверять их с ответами в самом конце. Тусклая лампа с теплым желтым светом била точно маяк.

Тасек быстро подошел к Анжеле и обнял ее за плечи.

– Ты чего, Сергеев? С ума сошел? – шарахнулась медсестра.

– Анжела, мне нужно показать тебе что-то очень важное, – сказал Тасек и за руку потянул ее в ординаторскую.

Зеленые глаза внимательно и строго посмотрели на этого наглеца. Но влажная рука взяла его руку… В темном кабинете Анжела все сделала сама. Она была громкой и трепетной – одновременно. А Тасек впервые в жизни почувствовал себя таким большим и сильным. Кушетка, на которой эта волшебная женщина еще утром делала ему перевязку, теперь тряслась и вздрагивала – как боевой конь.

Через пятнадцать минут Тарас Сергеев вернулся в палату: весь мокрый и перемазанный дешевой красной помадой. Но – абсолютно здоровый.

– Завтра в школу, – прошептал Тасек. Счастливо улыбнулся и крепко заснул.

После физики

Канат Мусаевич подготовил карточки. Это был традиционный факультатив по физике для восьмиклассников. Учитель – низкий, в потной рубашке и галстуком, завязанным на узел слишком давно. Большие очки в роговой оправе всегда были запачканы мелом. Канат Мусаевич снимал домик в Тюра-Таме, а в школу ходил через дырку в заборе.

Город Ленинск, где жили офицеры, был окружен забором из колючей проволоки. Но она не останавливала местных: они постоянно находили лазейки, расширяли проволоку и шли в город, а вслед за ними спешили коровы. Солдаты эпизодически заделывали эти дырки, но никто на эти прорехи особого внимания не обращал.

Ходить на физику нужно было обязательно. Канат Мусаевич никогда не валил на уроках и экзаменах тех, кто приходил к нему «на карточки». Это были перфокарты, по вертикали на них от руки аккуратным почерком были написаны задачки.

Учитель на факультативе был всегда в прекрасном настроении, он с улыбкой подбирал карточку очередному ученику. Нужно было сесть за парту в пустом классе и вдумчиво заниматься физикой. Канат Мусаевич в такие минуты даже старался тише дышать, чтобы не мешать своим ученикам.

Славику досталась карточка про силу трения. Тасек получил задания про силу тяжести. Они сидели рядом на одной парте и тупили одинаково. Славик выполнил первое задание, самое легкое. Начал расписывать одновременно второе и третье, писал, что знал. Тасек же аккуратно выводил на своем листочке условия задачи – несколько раз обводил ручкой абсолютно непонятные гремучие цифры и знаки.

Канат Мусаевич сел на учительский стол, поболтал ногами и неожиданно стал говорить, как на уроке.

– Представляете, показали по центральному телевидению фильм про Чернобыль. А я ведь там поучаствовал. Видел вчера много своих товарищей. Там была черно-белая хроника, как раз показали нашу бригаду, как мы там все разгребали.

– А вас показали?

– Нет, конечно! Я ведь – казах. Нас никогда в такой передаче не покажут. Я помню, как нас тогда снимали корреспонденты из Москвы. А друг мой Кешка все хотел, чтобы он попал на экран. И так повернется, и так улыбнется. А я ему еще тогда сказал: «Никто тебя не покажет. Ты же рядом со мной везде, с узкоглазым…» И точно, не показали! Ну что там у вас получилось?

Канат Мусаевич ловко исправил Славкино решение, и быстро объяснил, в чем секрет двух задач посложнее. Он увлеченно рисовал стрелочки на полях листка и с удовольствием произносил слово «сила». Таську учитель ничего не объяснял, взял листочек и сказал, что на тройку после своего госпиталя он и так наработал.

Выходили из школы одноклассники вдвоем. Они почти не разговаривали раньше друг с другом – Сергеева перевели из «В» класса в их «Г» только в этом году.

– Че там у тебя с Суром?– серьезно спросил Тасек. – Он сейчас во дворе. Как выходить будешь?

Славку всего передернуло, но он промолчал. Просто шел рядом с Сергеевым. Вот открылась входная дверь. Они вышли вдвоем на залитый солнечный двор. Здесь везде была щебенка, и Славка вспомнил, как на уличных занятиях каратэ они стояли на этих мелких камешках на кулаках. Потом эти боевые следы не сходили с костяшек пальцев несколько дней. На секцию Славка не ходил уже второй год – после операции на глаза, и очень скучал по тем занятиям.

Им сразу же свистнули. Человек десять сидели на корточках возле водопроводных труб. Тасек стал первым жать руки. Славик подавал потную ладонь сразу же за ним. Авторитетный Фара не стал с ним здороваться, брезгливо убрав ладонь.

Сур тут же зацепился за Таська. Он стал выяснять, где Кирилл и почему они вместе не пришли вчера к танцплощадке за Домом Офицеров. Никто не обращал на Славика никакого внимания, и он, чтобы не подслушивать чужие разговоры, просто и смело пошел дальше. Он еле дошел до угла. А когда завернул, чуть не задохнулся – от такой удачи. Неужели Сур забыл про долг?

Он за пять минут дошел до дома. Быстро сделал уроки. Посмотрел серию «Жизни Клима Самгина» по второму каналу. И потом, совсем расхрабрившись, под вечер вышел на улицу.

А ведь это его собственный двор! Он прожил в нем почти все свои 14 лет. В начале жил на пятом этаже в старом доме N19. Потом они переехали в трехкомнатную квартиру в дом напротив, N22Б. Почему он должен кого-то здесь бояться?

Из-за угла неожиданно выскочил Тасек вместе с Камазом. Они спешили к Бастилии с килограммом сахара в прозрачном пакете.

– Что сбежал, сука? – резко спросил Тасек, подбежал к Славику и попытался пнуть его ногой.

Связка «блок-удар» сработала мгновенно. Славик отбил ногу, а кулак жестко ударил Таська по груди. И он упал на асфальт замертво. Сахар свалился на бордюр и рассыпался из порванного пакета. Камаз стоял как вкопанный и лишь повторял: «блядь, блядь…»

Славик присел к Таську: он еле дышал, но приходил в себя. Неожиданно подбежала компания пятиклассников из их школы. Они увидели издалека всю потасовку, теперь восторженно голосили вокруг.

– У меня же ребра там сломаны, – прошептал Тасек. Он был очень бледный, щека поцарапана.

– Ты где живешь? Давай я тебя донесу, – предложил Славик. Камаз почти собрал весь сахар, и, не обращая на них больше внимания, поспешил к рынку.

Тасек облокотился на Славкино плечо и тяжело пошел. Жил он за их старым домом. Дошли быстро. Мама Таська взволнованно приняла сына и запричитала: «Что случилось? Тарас, что опять случилось?» Дверь захлопнулась, и Славик быстро дошел до дома. Удивительно, что Тасек также жил на пятом этаже, и при желании с лоджии можно было увидеть его окна в соседнем дворе.

Белые кроссовки

Славке очень понравилась мама Таська. Высокая, с большой грудью и пышными кудрями. Эффектная женщина. Его мама была попроще. Она работала старшей медсестрой в госпитале, часто дежурила в ночную смену. Но это ведь мама, она и не должна выглядеть как супермодель.

Отец Славика служил на площадке. Каждое утро в 6-36 он должен был сесть в мотовоз и отправиться на службу. Приезжал очень поздно, еле живой. Ужинал, смотрел телевизор и засыпал.

А мама Таська была как будто из другой, неведомой жизни. В коридоре их квартиры Славик заметил ее огромный портрет, написанный маслом. Славик потом долго думал, как это было: что это был за художник, почему он стал рисовать портрет этой женщины, сколько ему заплатили.

Тасек неожиданно позвонил ему на следующее утро, учились они со второй смены. Сказал, что телефон ему сказал вездесущий Кирилл. Он действительно знал все и обо всех.

– Славян, если я из-за тебя опять свалился, дай мне списать домашку, – дружелюбно сказал Тасек. – Я столько пропустил из-за госпиталя, не врубаюсь совсем. Мне хотя бы показать домашку, чтобы оценки были какие-нибудь.

– А как ты спишешь?

– Давай заходи ко мне: дома все равно никого нет.

Трехкомнатная квартира Таська была зеркальным отражением хаты Славика. Но обстановка – намного круче. Румынская стенка с телевизором и большим двухкассетным магнитофоном. «Так он может переписывать кассеты!» – поразился Славик.

С музыки и начали. Тасек включил «Технологию»: «Нажми на кнопку, получишь результат…» Проигрыш на фирмовых колонках звучал очень круто. Ошарашенный Славик даже присел. Он очень любил музыку, собирал пластинки и кассеты.

Комната Таська его также удивила. Двухъярусная кровать – на нижней кровати спала маленькая сестра, днем она ходила в детсад. Верхняя кровать – для Тараса. А на стенке был нарисован Волк и Заяц из «Ну, погоди!» Тот момент, когда Волка за палец цапает щука из цистерны с надписью «Живая рыба».

Они присели за стол. Славик достал тетрадки, и Тасек неожиданно каллиграфическим почерком стал переписывать его каракули.

– Надо сделать несколько ошибок в математике и русском, чтобы не запалиться, – деловито говорил Тасек.

Славик забрался на верхнюю кровать и откровенно балдел: «Вот живут же люди!»

– А где балкон, с которого ты спрыгнул? – спросил Славик.

– В большой комнате. Прикинь, как меня вынесло! Говорят, все спрятались под этой кроватью. Как они залезли-то?..

И вдруг – резкий звонок в дверь. Парни даже дернулись одновременно. Посмотрели друг на друга. И заржали.

– Я больше прыгать не буду, – сказал Тарас. – Это папа пришел.

Выключил музыку и пошел открывать дверь.

Его отца звали Игорь Станиславович. Он был ниже своей жены на голову, но весь – какой-то быстрый и ловкий.

– Давай, Тарасик, принимай. Это берцы. Только что пришли на склад. Здесь двадцать пар. Давай тащи в дальнюю комнату… А это кто здесь у тебя?

Прапорщик буквально просверлил Славика взглядом как буравчиком: про правило буравчика им совсем недавно рассказывал Канат Мусаевич.

– Это мой новый одноклассник. Вячеслав.

– А где твой папа служит? – быстро спросил прапор.

– На 113-ей площадке. «Энергию» готовил.

– А, понятно, – успокоился Игорь Станиславович и стал помогать сыну складывать берцы в «тещиной комнате». В коридоре запахло казармой.

Славка давно мечтал о берцах. Их только стали выдавать в армии. Высокие полусапоги на шнуровке. В Ленинске многие парни ходили в отцовской военной одежде. Особенно удобным был зимний бушлат. Он хорошо согревал казахской зимой: ледяной и ветреной. В школе никто не стеснялся бушлатов, наоборот – достать их было не так просто. А вот о новых берцах можно было только мечтать.

Конечно, сам Тасек их никогда не наденет. Он одевался всегда очень современно и модно стригся. Славик все хотел рассмотреть как следует его новые кроссовки. Абсолютно белые с высоким языком и ярко-зелеными шнурками. Они стояли здесь же – среди кучи ворованных берцев. Славик был готов подойти и, не стесняясь, достать эти кроссы, чтобы хотя бы подержать в руках это чудо. Но это было бы уже слишком нагло. Прапорщик Сергеев быстро пообедал на кухне и стал одеваться.

– Там тебя, кстати, какие-то ребята ждут в подъезде, – сказал он Тарасу.

Тасек быстро накинул на босые ноги кроссовки и вышел. По идее, Славик должен был выйти к пацанам тоже. Расхрабрившись, он даже надел свои разношенные ботинки, но вдруг услышал в приоткрытую дверь негромкий голос Сура. По-русски он разговаривал плохо, с каким-то странным акцентом. Славик моментально отскочил обратно в детскую комнату. Что делать дальше, он даже не представлял. Сел тихо и уставился в цистерну «Живая рыба».

Тасек вернулся минут через двадцать, раздасованный и с бешеными глазами. В квартиру он зашел босиком. Славик уставился на его грязные пальцы на ногах: пропажу кроссовок скрыть было невозможно.

– Сур попросил поносить пару дней, – объяснил Тасек. Прошел на кухню и выпил почти половину графина с водой. – Ты подожди минут десять еще, пока они свалят.