Поводырь

Остальные наёмники с грустью сняли шляпы, положив руку на сердце. Лишь Велеон и тот наёмник, что принёс пистолет, испытывали восторг от происходящего. Они оба ставили на выстрел в голову.

Продолжая выкрикивать имя Альмы, Нистрам ринулся к ней, пал на колени, в ужасе, заливаясь горькими слезами, обнял её бездыханное тело и начал жалобно выть, захлёбываясь в собственных соплях. И выглядел он так жалко, что у ландскнехтов это вызвало ещё больший хохот.

Не меньше Нистрама в этот момент из-за смерти девушки переживал, пожалуй, только Реммет. Сидел, горько горюя за бедняжку, даже не подозревавшую, что спасение её возлюбленного обернётся позже смертью от его же рук. Тех самых, что готова была целовать днями и ночами, не переставая испытывать к нему безумную любовь. Закрыв глаза, инквизитор начал читать коротенькую молитву за упокой и трогать себя ладонью в тех местах, где были переломаны кости полубога Идвенса, казнённого дикими мурайшитами Молотом боли за свою веру и полубожественное естество. Когда закончил, то встал и собирался, было, уходить, но, взглянув на униженного и жалкого Нистрама, у которого из носа вытекла длиннющая сопля, и наёмников, кидавшихся в него обглоданными костями, разжалобился и понял, что более в стороне оставаться не может. Поэтому вышел на улицу.

А в трактире после рокового выстрела творилась настоящая вакханалия, будто армия Маггота вырвалась из своих замурованных богами подземелий наружу и решила свести бедного Нистрама с ума. Он сидел весь бледный, казалось, уже протрезвевший, держал на руках окровавленную голову Альмы и гладил её пропитанные гемой волосы. Закончились уже и слёзы, и глотка его охрипла от диких завываний, он просто сидел весь холодный, глядя в никуда и слушая лишь хохот и восторженные крики наёмников Велеона, разбогатевших сегодня на порядок. Тот же никак не унимался, упиваясь собственным моральным уродством: бросил съеденное наполовину яблоко, глянул на беднягу Нистрама и воскликнул:

– Предложи мне кто-нибудь поспорить, я бы, скорее, желающего заключить пари послал к чёртовой матери, нежели стал вытворять подобные фокусы. Возможно, кто-нибудь и смог бы, но пьяным, да с такого расстояния… – наёмник помотал головой, а Нистрам тут же взглянул на Велеона, будто пытаясь сжечь того взглядом. Тот же пожал плечами и сухо добавил в конце, – это невозможно.

– И трезвым-то никто не сможет! – почти вторил ему принёсший пистолет ландскнехт.

– Но это уже не так важно, – развёл руками Велеон и рассмеялся, – ибо ты нам задолжал сегодня столько денег, что расплачиваться, наверно, до старости будешь. Одно только интересно, щенок… – почесал подбородок, – как отрабатывать будешь? Ртом или жопой?

Наёмники снова стали хохотать, уже почти катаясь по полу от смеха. Когда притихли, Нистрам дрожащим от переполнявших его ненависти и внутренней боли голосом, как одинокий маленький козлик, зашедший в лес к голодным волчарам, блеял:

– Да как вы смеете в час такой скорби спрашивать меня о деньгах?!

– Мы теперь с тобой можем делать всё, что захотим, лордик. Долги ведь нужно возвращать, не забывай. Если не отдашь, то не убьём, но и не отпустим. Зато мучиться тебе придётся долго… – протянул звук «о», дабы ярче показать, в какую передрягу попал бедняга Нистрам.

Внезапно раздался выстрел. Следом все находившиеся в здании услышали треск упавших на пол осколков разбившейся бутылки – её уронил один из ландскнехтов за самым дальним от выхода столом испугавшийся не на шутку от такой неожиданности. Потом повернулись в сторону выстрела и увидели около входа Реммета, засовывавшего пистолет, за которым он вышел, за пояс. Следом он тут же достал два и прицелился в наёмников. Невероятно, но с той же позиции, что Нистрам, инквизитор попал в лежавший на столе помидор, находившийся на столе, где сидел тот самый вояка, уронивший бутылку. Расстояние было в полтора раза более дальнее от стрелка, нежели то, где стояла Альма с яблоком на голове. Тот наёмник, что принёс пистолет для Нистрама, шокировано обернулся и взглянул на Реммета.

– Не может быть! – он сам поверить не мог, что мгновение назад вторил Велеону, якобы подобный выстрел и трезвый на таком расстоянии не сумеет сделать. Теперь же сидел с открытым ртом, глазам своим не веря.

Реммет медленно начал подходить к Нистраму, целясь во врагов из пистолетов. Ландскнехты мигом притихли. Лишь Велеон, гордо подняв голову, вышел вперёд и встал между инквизитором и Нистрамом.

– Куда это ты попёр, церковник?! – остановил Реммета, упираясь рукой в его грудь. Тот остановился.

– Забрать парня и тело его женщины с собой, дабы вам не достались… – спокойный голос инквизитора нервировал Велеона.

– Чёрта-с два, церковник! Его жопа теперь нам принадлежит. А тебе бы по уму спасаться бегством. Нас тут три десятка, а ты один.

– Вас всего восемь, – прищурился Реммет.

Сразу после этих слов со спины к Велеону подошёл один из его людей и оттянул своего командира назад, проговорив вполголоса:

– С ума сошёл?! Кому угрожаешь?! Это же инквизитор, мать его ети! Если хоть пальцем его тронем, нас церковники достанут, и тогда в следующий раз только на попойке у Маггота в его ледяных подземельях встретимся! Ты прости, но я желанием не горю без головы остаться. Остальные того же мнения. Одумайся!

Велеон обернулся и увидел, как трусливо его люди опустили свои глаза вниз, всем видом показывая, что не желали лезть на инквизитора. Сказать, что он сейчас был своими разочарован, ничего не сказать. Реммет же, приметив это, иронично отметил:

– Теперь ты остался один. Не страшно против меня идти? – чуть улыбнулся. Наёмник в ответ ничего в этот раз не сказал. Лишь взглянул на Реммета и то ли огрызнулся, то ли улыбнулся ему, после чего отошёл назад, нервно покусывая губы. Инквизитор же прошёл вперёд и молвил Нистраму, – бери тело и уходим!

Тот с невероятным трудом смог взвалить на себя мёртвую Альму, которую до трагедии на руках подкидывал. А сейчас еле стоял с ней наперевес с трясущимися руками и коленками, после чего медленно, пошатываясь, направился к выходу, умоляя богов лишь об одном – не уронить тело.

Реммет же взял в руки пистолет, который дал Нистрам наёмник, внимательно изучил его и с удивлением обнаружил, что ствол был чуть загнут вниз. Инквизитор покачал головой и засунул пистолет за пояс. Потом огляделся, поклонился по всем правилам этикета и тут же удалился из трактира следом за Нистрамом.

Что потом произошло, с трудом можно объяснить. Оставшийся внутри трактира Велеон, вроде бы отступивший перед могуществом, авторитетом и властью инквизитора, вдруг начал упрекать своих в трусости. Ярости его не было предела, а истошные крики наёмника хорошо слышались и на улице. И чем сильнее разрывалась его глотка, чем больше мата источал его сгнивший язык, тем лучше Реммет понимал, что без пролитой крови он, увы, из этого проклятого трактира не уедет.

Только услышал настоящий рёв, выходя на улицу: «Я это просто так не оставлю!!!» – тут же достал палаш и дагу, приготовившись встречать Велеона.

Тот выскочил из трактира так, будто там пожар начался. Весь был от злобы покрасневший, яростно рычал, и только нашёл взглядом инквизитора, тут же воскликнул:

– Я твою голову требую, церковник!

– Приди и возьми… – спокойно отвечал Реммет, развёл руками и встал в боевую стойку. Велеон, качаясь, будто медведь-шатун по весне от всего выпитого им алкоголя, взял свою шпагу с дагой и медленно пошёл на инквизитора, на деле больше вызывая смех, нежели угрозу. Но инквизитор даже не собирался сбрасывать соперника со счетов, недооценивая его способности.

Наёмник подошёл к своей лошади, достал шпагу и дагу и встал напротив Реммета.

Посмотреть на схватку вышли все, кто находился в трактире. Встали в полукруг и приготовились ловить каждое движение фехтовальщиков.

Но, увы, интересной схватки не вышло, ибо нажрался в трактире, как свинья, не только Нистрам. Стоило Велеону пойти на выпад, как Реммет тут же воспользовался его хмельной заторможенностью, быстро парировал удары, выбил из рук шпагу, в развороте рубанул ландскнехта по животу, выпустив наружу кишки, и тот сию же секунду пал на колени, стараясь, удержать руками вываливавшиеся на уличную грязь внутренности. Народ ахнул от жуткой картины, а Велеон испуганно приоткрыл рот, не в силах поверить в такой исход. В глазах его читались шок, растерянность и ужас – он явно не думал, что не сумеет одолеть инквизитора, очевидно, переоценив свои силы.

Тот же, увидев открытый рот наёмника, тут же воткнул туда палаш, острие которого вышло наружу между шеей и затылочной костью. Наёмник в последний раз взглянул на Реммета, хрипло постанывая, а он лишь помотал головой, да спокойно молвил:

– Это тебе в наказание за грязный и гнилой язык… – вытащил палаш и вытер кровь о рубашку Велеона, после чего тот грохнулся на землю с таким звуком, будто в грязь уронили огромный мешок с навозом.

Наёмники из остальных отрядов испуганно глянули на инквизитора, а тот, нагло ухмыльнувшись, отдал им честь, оделся и сел на лошадь. Люди Велеона же были порядком возмущены. Один из них вышел вперёд и ткнул пальцем на Нистрама, который положил тело Альмы на свою лошадь и оседлал её следом.

– Стой-ка, инквизитор! Паренёк проиграл спор, поэтому торчит нам деньги! Если уедет, то как он их нам отдаст?

Реммет исподлобья осмотрел людей Велеона, цокнул языком, недовольно помотал головой, а потом улыбнулся, да воскликнул остальным ландскнехтам:

– Наёмники! Солдаты! Мы с вами вместе пролили свою кровь, спасая парня, – кивнул на Нистрама, – потеряв по итогам множество наших убитыми в схватке с теми головорезами. И наверняка не только меня в той мясорубке волновал кое-какой вопрос. А почему нас не прикрыли огнём согласно плану Велеон и его люди? Они оправдывались тем, что не успели на бой вовремя. Якобы, их задержали несколько разбойников. Это ложь, друзья! Они специально не пришли на помощь, чтобы мы все погибли, а они б остались в живых и получили больше денег от леди Альмы. Прощать их за это, как простил только что я, или наказывать, как только что покарал Велеона, решать только вам. Но как представитель церкви считаю, что если убьёте их за обман, то это будет справедливая расправа в соответствии с законом мироустройства и «Великой Альдой». А если у властей к вам появится вопрос, почему перегрызли глотки этим подонкам, скажете, что вас благословил Реммет из Зельдена. И ничего вам за это не будет. А мне же остаётся только сердечно попрощаться, друзья! Желаю вам не остаться по жизни с пустым кошельком, ландскнехты!

Наёмники нервно переглянулись. Один из людей Велеона трясущимся голосом промямлил:

– Да вы чего, мужики? Он же врёт! Чего вы так на нас смотрите то, а?! Эта инквизиторская шавка нагло лжёт!!!

Но оправдания его слушать уже никто не хотел.

– Мужики, мочи их!

Началась драка, переросшая по мере того, сколько народу добиралось до оружия, в мясорубку и перестрелку. Реммет же с Нистрамом под шумок ринулись прочь, оставив за спиной эхо разгорающейся схватки.

***

Покинув трактир уже после заката, они пару часов плутали в темноте, пока на их счастье из-за туч не выглянула полная луна. Её свет позволил путникам найти рядом с дорогой небольшую поляну, окружённую редкими деревьями и остановиться здесь на ночлег. Там же неподалёку Нистрам решил похоронить и Альму. Конечно, куда лучше было бы привезти тело девушки домой, да предать земле плоть несчастной там. Но когда её отец разузнал, что его дочка шляется с самым убогим из сыновей Ванкреда Парадайса, то пообещал той, если вернётся домой, прибить её труп с выпущенными кишками над воротами своей усадьбы. Потому везти тело Альмы туда было бессмысленно. Так и решил Нистрам предать её тело земле здесь. Укутал её в свой плащ, быстро выкопал неглубокую могилу, да засыпал землёй, а Реммет прочитал заупокойную молитву.

Потом протянул Нистраму пистолет.

– У него ствол кривой.

Тот взял оружие, осмотрел его, с горечью вздохнул и выдавил из себя:

– Значит, если бы не это, то попал бы? Значит, шанс был? – ещё больше поникнув, взглянул на инквизитора, но тот уже отошёл и начал заниматься своими делами. Нистрам же поначалу пистолет захотел выбросить, но потом засунул за пазуху. А потом тоже принялся свои вещи разбирать.

Как закончили, развели костёр и сели греться возле него, да слушать треск головешек. И были преисполнены они раздумий и тревог.

Первым молчание решил нарушить Нистрам, ибо после произошедшего он к тому времени достаточно протрезвевший просто не мог найти себе места, переваривая то, что произошло. Мысли, разбросанные по углам его разума, похожего на свалку, как фрагменты мозаики, никак не могли соединиться воедино. Лицо сильно корчилось от душевной боли. В таком состоянии Нистраму этот диалог был жизненно необходим, чтобы успокоить себя и найти объяснение произошедшему. А так как общаться было больше не с кем, он и обратился к нахмурившемуся Реммету с единственным вопросом:

– Как я буду наказан богами в загробной жизни?

– А никак… – сухо отвечал инквизитор, явно не расположенный к беседе.

– Никак? – удивился Нистрам.

– Абсолютно.

– А почему?

Реммет недовольно поглядел на своего спутника.

– А разве этим вечером не ты наказал сам себя, убив возлюбленную? Тебе не кажется, что такого наказания было предостаточно?

Нистрам стыдливо опустил взгляд, уткнувшись глазами в костёр.

– Я просто уничтожил себя…

– Вот то-то и оно, – пожал плечами Реммет и подкинул дрова в костёр. Пламя разгорелось сильнее, чуть обжигая лица, будто Маггот решил слегка позабавиться с грешниками.

Нистрам чуть усмехнувшись, отвечал.

– Просто хотел узнать. Надеялся на что-нибудь особенно невыносимое, – кивнул на костёр, – думаю, я это заслужил. Хочется попросить богов, чтобы не жалели…

Реммет помотал головой.

– Богов можешь попросить о чём хочешь, и они дадут. Только какой в твоём случае толк? Разве это изменит тебя? Сделает лучше?

– То, что нас не убивает… – начал, было, возражать Нистрам.

– Чушь собачья! – рявкнул Реммет, перебив своего несчастного спутника – тебя уже ничего сильнее не сделает, потому что изначально путь пропащий выбрал. Слушал я ваш с Альмой разговор. Ты говорил, что выкручиваться приходится, потому что отец всё наследство старшему сыну отдал, а тебя без гроша оставил и, считай, фамилии своей лишил. Интересно мне, как долго ещё будешь крутиться? Пока рядом не погибнут все близкие, а родовой замок отца не сожгут такие вот отъявленные негодяи, как Велеон, которым ты по дурости своей денег задолжал?! Предыдущая проблема, из-за чего ты в плен к разбойникам попал, тоже случилась, потому что за языком не следил и чушь порол?! У тебя, я заметил, он уж очень длинный – до Дарвунда доведёт, если потребуется. Только вот выживешь ли ты в следующий раз, это совсем другой вопрос. И ладно, если погибнешь сам, но, как видишь, и другие могут отправиться к праотцам по твоей вине. Да и кому будет охота спасать тебя вновь? В следующий раз никто палец о палец не ударит, чтобы помочь, ибо ты сам выбрал тропинку через трясину, чтобы путь скоротать. А застрянешь там, и даже боги тебя не услышат. В этот раз они простили и свели нас вместе. Именно поэтому ты жив, а не отдаёшь долг наёмникам собственным телом, как они хотели. Но в следующий раз меня рядом не будет. Кто тебя спасёт тогда? Как выкрутишься?

– Что-нибудь придумаю… – буркнул себе под нос Нистрам, съёжившись. Потом рассмеялся от бессилия, понимая, какую глупость сморозил. Реммет хмуро глянул на него и тяжело вздохнул. А когда тот успокоился, продолжал, – мне ведь всегда очень хотелось, чтобы Альма мной гордилась, чтобы над головой её была крыша, а в погребе не иссякали запасы еды и вина. Учитывая, что на наследство она могла не рассчитывать после того, как убежала из отчего дома, а для меня отцом была уготована судьба стать офицером на службе у императора Бревета, то особых перспектив на достойную, обеспеченную жизнь у нас никогда и не было. Разве что я бы смог вступить в армию к какому-нибудь королю за неплохое жалование, только вот военщина… Это совсем не моё. Потому и решил искать возможности заработать другим способом. За это время я и торговал, и в карты на деньги играл, и в авантюры пускался, и мошенничеством занимался… – выдержал паузу, – и даже почти основал собственную мануфактуру, но… – пожал плечами, – увы, ничего не вышло. Делец из меня не очень.

– А в чём ты себя смог бы проявить? – тут же спросил Реммет.

– Мне всегда хотелось в составе королевских экспедиций отправиться на восток и заниматься изучением неизведанных земель: рисовать карты, изучать животных и растения.

– Чего ж ты им не стал?

– У нас с Альмой была любовь. И ради моих стремлений к познанию непознанного терять её уж очень не хотелось… – потом добавил, – только не подумай, что делаю её виноватой в своих неудачах. Нет. Я сам сделал этот выбор. И готов был за него отвечать…

– Готовые отвечать за слова не ищут золотых гор там, где можно увидеть только миражи, ибо это безответственно. Надо было следовать пусть по долгому и тернистому пути, но по которому тебя вели жизнь и судьба, а не искать короткого, но опасного, через который даже трижды благословенный богами не пройдёт. Ты же решил, что сможешь, да и других за собой потянул в погоню за пустой надеждой. И вот результат. Ответственный человек так бы никогда не сделал, а ты, что ни говори, возлагаешь ответственность не на себя, а на других. Так что и тут помалкивай.

– Но я же сказал, что не делаю…

– Помалкивай! – перебил Реммет, но Нистрама последние слова задели настолько, что он себе места не находил.

– Вот так всегда! Хочешь излить душу человеку, а он в ответ вместо того, чтобы посочувствовать, пожалеть, выльет на голову ушат мочи вперемешку с говном. Будто думает, что без него мало…

– Ты и без меня отлично сам себя сейчас жалеешь. Только в этом и проблема конкретно в твоём случае. Обычно так делают ничтожества, неспособные собраться с силой и построить себя. Только и делают, что сутки напролёт жалуются на жестокую жизнь, не в силах что-либо исправить, хотя выход всегда есть. Согласен? – Реммет вопросительно уставился на Нистрама. Тот же предпочёл промолчать, стыдливо опустив взгляд. Инквизитор продолжал, – допустим, что согласен…

– Ну-ну… – вполголоса вставил Нистрам в ответ, усмехнувшись.

– Просто в этом и проблема! – продолжал Реммет. – Перед тем, как ты убил Альму, она говорила со мной о тебе и убеждала, что её любимый Нистрам – это на самом деле хороший человек, просто немного потерявшийся. Она не просила, она требовала, чтобы я поверил в тебя. Уверовала, что обещанный ей судьбой ещё станет тем, кем Альма будет гордиться. Не учитывала она только одного: нытики таковыми стать не могут. И сейчас я как раз вижу совсем не того человека, в которого она заставляла меня поверить. Что это означает? А значит это, что ты просто сейчас предаёшь и позоришь её память. Вот, что ты делаешь.

– Заткнись! – прошипел Нистрам.

– И не подумаю, – усмехнулся инквизитор, хитро прищурив глаза.

– Если так, то хотя бы пистолет дай, чтобы я застрелился… – жалобно протянул в ответ бедняга.

– Ты серьёзно? – церковник приподнял брови от удивления.

– Вполне.

– Про это забудь, – Реммет помотал головой, – очень плохая идея.

– А мне кажется, хорошая.

– Забудь, я говорю…

– Пошёл ты! – Нистрам встал, подошёл к лошади Реммета и достал пистолет. Тут же в пару прыжков рядом оказался инквизитор. Выхватил ствол из рук и уложил беднягу на живот, надавив коленями на болевые точки спины.

– Пожалуйста, убей меня!!! – закричал Нистрам то ли в истерике от боли душевной, то ли от физической.

– Трус ты… – отвечал Реммет, – сначала наломал дров, а теперь надеешься, что не надо будет за косяки отвечать в этой жизни?! А что в таком случае богам скажешь при встрече?! Будешь ныть о своей несчастной судьбе, как мне сейчас, о несбывшихся планах и надеждах, а потом трусливо трястись и надеяться, что высшие простят и смилуются?! Серьёзно думаешь, что это тебе поможет?