Читать книгу: «Рутея», страница 2

Ковыль… Я помню, как спустя десять лет хоронили в степном кладбище мою бабушку. Ковыль беззвучно качался на ветру, ветер гнал по бескрайнему степному морю волны. Тогда я, как и многие мальчишки, грезил Землёй, читал легенды и то немногое, что говорило правду. В одной из книг говорилось, что там, на Земле, тоже рос ковыль, точно такой же пушистый и мягкий, только несъедобный и короткий, как подорожник. Помню, на тех похоронах я впервые почему-то подумал, как похожи метёлки нашего, рутеевского ковыля, на мои волосы – такие же густые и тёмно-русые. Пастырь пел какую-то долгую заунывную молитву, а мне стало не по себе – и от скорби родных, и от странных песен, и от детского непонимания (зачем священнику отпевать атеистку?), и от сказочного ковыльного поля.

Мысли привычным образом пошли дальше, к следующему моменту, связанному с ковылём. Ирена, моя первая жена. Нам двадцать два года, мы только познакомились и ещё не женаты. Бежим через степь, смеясь, падаем на мягкие колосья в объятия друг друга… У меня слишком хорошая память, чтобы я смог это забыть, но нет. Это лучше не вспоминать.

По крайней мере, пока.

В общем, я прервал воспоминания и поднялся. Пересёк ещё один участок поля и вышел на просёлочную дорогу, засунув в уши наушники и запустив классическую «музыку серебра». В половину громкости, разумеется – на полную громкость, заглушая внешние шумы, слушать было опасно. Гиен и леопардов в местных степях истребили ещё пару веков назад, но не быть готовым к встрече с шакалами и скальным медведем, даже при наличии импульсного ружья, вовсе не хотелось. Да и хорзи, одичавшие степные барсуки, не очень-то приятные встречные.

Раз есть дорога, значит, есть гужевой транспорт, значит, впереди фермерское хозяйство. Оно и было на карте – правда, не названное, обозначенное серым прямоугольником и пометкой «жилое строение».

Спустя минут сорок после привала солнце закрыла тень лёгкого сферолёта. Я вздрогнул и обернулся, готовясь достать ружьё, но тут же успокоился. Лёгкий патрульник пограничников субдиректории – это намного лучше, чем банды южных конзанцев, иногда пересекающих границу. Трёхметровая сине-белая машина, окутанная полупрозрачным фиолетовым сиянием, проплыла над полем и стала осторожно садиться на дорогу. В воздухе почувствовался лёгкий запах озона. Наконец круглое днище коснулось дороги, сферополе погасло, и машина, качнувшись, выбросила шасси с небольшими колёсами. Я выключил музыку, сбросил с плеч рюкзак и подошёл ближе. Всего в машине было двое: молодой лейтенант и усатый пилот постарше – не то сержант, не то старшина.

– Документы! – крикнул, спрыгивая с заднего сиденья, лейтенант.

Росту он был почти моего, может, чуть ниже. Его кираса из металлопластика с гербом трёхглавого лебедя сверкнула на солнце. Третье сиденье вверху пустовало, нижние, зарешёченные, для арестованных – тоже. Пилот достал импульсный пистолет и остался сидеть на месте, в самом центре аппарата.

Я достал старый УНИ – универсальный носитель информации, вставленный в рамочку и переделанный под карту документов. Погранец коснулся ридером.

– Антон ЭтОллин, сорок три года, – сказал он с ударением на «о» и тут же переспросил: – или ЭтоллИн?

– На «о», – кивнул я. – Есть такая маленькая страна на западном побережье – Этолла…

– Знаю, – немного резко прервал лейтенант, читая дальше анкету. – Лицензия на оружие… Вы охотник?

– Я батрак. Механик. Иду к новому месту работы.

Лейтенант посмотрел на меня и насторожился.

– Бездомный?

– Ну, почему же. Есть квартира в Средополисе, только вот работы для меня там нет. Я механик-самоучка, без позднего образования. Последние четыре года работал в посёлке Александрит-пять, это тридцать вёрст отсюда. Платили хорошо, но надоело сидеть взаперти. Ищу новое место.

– Но написано, что бездомный… Хотите вернуться в Средополис?

– Нет, хочу на восток. Не люблю большие города.

– Вы не выглядите на сорок три, – лейтенант пристально рассматривал меня, словно стараясь поймать на неверной мимической реакции. – Вам от силы двадцать пять – двадцать семь. Делали пластику, генную корректировку?

Я вздохнул, потому что мне надоело отвечать на этот вопрос.

– Врождённая особенность. На том же УНИ есть данные. Мой отец, без вести пропавший, если верить матери, в шестьдесят выглядел на тридцать. Сейчас, наверное, выглядит на сорок, если жив. Феномен подкидышей, может, знаете.

– Хм. Слышал. Но раньше не встречал.

Погранец изменился в лице, и я понял, что он начинает мне верить. Наконец-то представился:

– Да, пограничная служба субдиректории, лейтенант Хордин. Нехорошо вот так просто ходить пешком через природный парк. Пожалуй, лет пятнадцать назад я бы вас арестовал за бродяжничество, но сейчас такой статьи в кодексе нет. Может, вас подбросить до ближайшей заправки?

Я подумал и кивнул, доставая кошелёк. По сути, это даже не являлось взяткой – давать небольшую деньгу всем подвозившим было данью древним традициям, и многие даже верили, что это приносит счастье. Я достал пластиковую монету в двадцать пять рутен.

– Достаточно?

– Что вы! Я на работе. Подвезу так, здесь недалеко.

– Спасибо!

Действительно, пограничники – не самые плохие попутчики. Я подхватил рюкзак и залез на верхнее сиденье машины. Пилот убрал пистолет, неодобрительно взглянул на напарника и перчаткой активировал сферополе.

* * *

Снова запахло озоном, стало тихо, а пространство внутри сферы изолировалось от внешнего мира тонкой плазменной оболочкой, струящейся от центрального обруча к двум «полюсам» сферы. Сферолёт медленно поплыл в изменившемся гравитационном поле наверх, по широкой параболе, разворачиваясь вокруг оси.

– Мы на юг, вам точно по дороге? – спросил севший рядом лейтенант.

– Мне надо в Шимак. Оттуда я на сферобусе или на поезде подамся через перешеек.

– О, на Дикий Восток, поближе к Мриссе? Не боитесь?

– Он уже давно не такой дикий. А вы что, ищите кого-то? – рискнул спросить я.

Хордин кивнул.

– Прочёсываем район. Из Тавданской трудовой колонии сбежали три каторжника-конзанца с оружием. Скорее всего, они пошли на север, в Новоуральскую субдиректорию. Но, на всякий случай, надо прочесать ближайшие фермы. Уже три просмотрели, на нашем участке осталось две.

– Сбежали? – я сильно удивился. – Им разве сейчас не вправляют мозги?

– Вправляют. Но визио-программатор действует на психику по-разному. На кого-то, видимо, плохо действует. И есть способы снять блокаду и выправить мозги обратно. Очень похоже, что им помогли сбежать…

Ковыльные луга скоро сменились тростниковыми полями. Через минут семь стало душно и заметно теплее. Аппарат медленно начал набирать высоту – время до рекреации двигателя уменьшалось.

– Что-то короткие циклы у двигателя. Старый аппарат?

– Не то, чтобы совсем, но старый, – недовольно сказал пилот. У него был явный западный акцент. – Перекрашенный. Новые последние годы только центральным дают, да тем, что в Заповеднике.

– На хлорофилле?

– На нём… Всё, пора, рекреация!

Аппарат развернуло лицом к земле. Я прижался к креслу. Сферополе погасло, и аппарат рухнул вниз. Заложило в ушах. Свободное падение продолжалось пару секунд, затем сработал датчик, и двигатель снова заработал.

Сферодвигатели быстро нагреваются, а кислород в изолированной воздушной среде быстро истощается. Именно поэтому все небольшие аппараты надо «продувать», чтобы дать двигателю остыть, а воздуху поменяться. Аппараты покрупнее оборудуются хитрыми системами вентиляции, фреоновыми установками и даже компенсирующими ракетными движками, чтобы сделать рекреацию максимально удобной для пассажиров. Небольшие аппараты, вроде патрульных пограничных сферолётов, лишены подобных удобств, поэтому приходится терпеть.

– Служили? – спросил Хордин.

– Да, – поморщился я. – Югрось. В анархистов стрелял.

Не люблю это вспоминать. Именно во время той войны я потерял семью – первая жена пропала без вести. Я даже не знал, родился ли у меня ребёнок, и какого он был пола.

– Не самая славная страница истории, – кивнул пилот.

– Обидно! – Хордин оживился, похоже, эта тема его волновала. – Мы, рутенийцы, должны быть едины. Ведь мы же одна нация. Эта планета наша. А тут – границы какие-то. Уже второй раз отделяются.

В другой бы ситуации я возразил. О каких русских могла идти речь, когда первыми жителями Рутенийской Директории были колонисты из десятка стран земной Европы, Азии и даже Латинской Америки? Конечно, мы были единственным государством, пережившим «Малое Мредневековье», и многое из культуры живо и теперь. Но за четыре с лишним века всё перемешалось. Мы не славяне, а метисы, разноцветные и разноволосые. Даже я, троечник по древней истории, это хорошо понимал, глядя на своё отражение и сверяя его с фотографиями древних землян. Слишком смуглокожий, не похож, не чистокровный. То ли дело «генетически чистые» деннийцы или амирланцы…

Язык прямо-таки зачесался сказать что-то едкое. Но спорить на национальную тему с сотрудниками правопорядка я не рискнул, хмуро ответил «угу». Парня тем временем несло.

– Вот я – младший сын в семье, мой отец воевал в мировой войне. Говорил – это была великая война, почти такая же, как вторая и третья мировые на Земле. Да, мы проиграли, амирланцы победили, но без такой войны мы никогда бы не сплотились, не сохранились как народ! Как крупнейшее человеческое государство на планете!

– Не крупнейшее, – не выдержал я. – Амирлания с колониями больше нас по населению. И Бриззская империя с Новой Персией в спину дышат.

– Ну и что? По площади – крупнейшее. А без колоний мы больше их континентальной части! И у нас тоже есть семь колоний в южном полушарии. И соседний Конзатан тоже, он же ассоциированное государство. Вместе с ними мы до сих пор крупнейшие! Сто семь миллионов!

– Угу, – повторил я, внутренне усмехнувшись. Мальчишка, ему нет и двадцати пяти. Максималист. Я даже удивился, как его с такими взглядами держат на службе.

– Ведь мы же до сих пор не изменили форму правления. У всех соседей деградация, вернулись всякие древние королевства, республики, княжества, федерации. Тьфу! А у нас – Директория!

– Ты помолчишь, Стас, может быть? – сказал пилот.

Прозвучало бесцеремонно – пилот был младше по званию, но лейтенант заткнулся. К счастью, дальше мы летели молча. Терпеть не могу трёп на политические темы с незнакомыми людьми.

Глава 2. Ферма

Всего же путь до фермы занял всего двадцать минут – чуть меньше трёх рекреаций.

Фермерское хозяйство оказалось небольшим – скромная двухэтажная усадьба, гаражи для агротехники, пара производственных построек непонятного назначения и большой коровник. На полянке для посадки резвилась небольшая стайка мохнатых степных мартышек, увидев приближающийся сферолёт, они испуганно убежали в сторону плодовых кустарников. За последний век, когда технология сферодвигателей была восстановлена, смышлёное зверьё научилось не попадать под «киль» летающей техники – сила отталкивания у поля была достаточной, чтобы переломать хрупкие кости обезьянок. Вдалеке паслась стреноженная лошадь.

Хозяин фермы, слегка полноватый старик в потёртой кожаной безрукавке, вышел на крыльцо с импульсным ружьём – таким же «Христофом-35», как у меня. Следом из дома с негромким рявканьем выбежал ручной хорзь – я чуть не принял бурого зверя за средних размеров собаку. Этого родича земных куньих, как и степных павианов, смогли одомашить только в Новоуральи – своего рода маленькая региональная гордость.

– Доброго неба, солдатики, – хриплым баритоном приветствовал хозяин. – Стас, кого ты к нам привёз? Чего пожаловал?

– Добрый день, старик, – погранец, похоже, фермера знал давно. – Во-первых, нужно заправится. Биотопливо на исходе. Во-вторых, дружба-дружбой, а служба-службой – велено обыскать. Формально, конечно, в вас я верю, вы никого укрывать не станете. Ищем беглых каторжников.

– Слышал в новостях… – кивнул старик. – А парень-то чего?

На середине фразы он замер и очень странно стал сверлить меня взглядом. Мне не нравилось, когда люди так делали. В последнее время мне казалось, что это происходит всё чаще и чаще. Вспомнились старые фильмы про гипнотизёров-психоиндукторов, превращающих при помощи одного взгляда человека в зомби.

– Вам не нужен механик? – предложил Стас. – Батрак. Поручиться не могу, но он только что освободился из кабалы в Александрите-пять, а там бы ненадёжных держать не стали.

В другое время я бы мог поблагодарить лейтенанта за такую рекомендацию, но оставаться на местной ферме мне вовсе не хотелось. Я твёрдо решил уехать из Уктусской субдиректории на восток. Домашний хорзь подошёл ко мне и стал обнюхивать ноги. Крохотные глазёнки на полосатой голове смотрели доверчиво, почти по-собачьи.

– Хм, – фермер насупился. – Техники у нас не так много, почти вся новая, да я и сам хороший механик. Сынишка неплохо понимает. Постоянный механик нам за ненадобностью. Нам бы в коровник оператором, но вы туда вряд ли согласитесь. Как звать?

– Антон, – представился я. – Мне бы только переночевать, честно говоря. К вам же летают курьеры? Я бы попросился с ближайшим до Шимака.

Курьеры к ним летали раз в сутки или двое, утром. Переночевать меня пустили, взамен попросили помочь по хозяйству. В усадьбе, помимо фермера, жили ещё восемь человек. Супруга – моложавая, восточных кровей, сын лет пятнадцати, двадцатилетняя дочь, четыре батрака-конзанца и круглолицая кухарка-иасканка. Дочь с кухаркой тут же принялись строить мне глазки и говорить с матерью с северным акцентом, на манер киношных дворянских родов. Подобное, конечно, льстит, но моя внешность обманчива. Как только девушки узнают, что мне уже сорок, интерес к батраку-скитальцу заметно угасает.

Да и мне, признаться, зрелые женщины более интересны.

Накормили за общим столом хорошим наваристым борщом и ковыльниковым хлебом. По такой еде я к тому времени изрядно соскучился. Вторая моя супруга, с которой я три года прожил в Александрите-пять, готовила из рук вон плохо, но когда она сбежала из нашего закрытого посёлка с первым попавшимся моряком, со столовской едой стало ещё хуже. Тарелка деревенского борща показалась сказочным блюдом, достойным стола божественных Собирателей. А сливовое варенье с душистым чаем на десерт было лучше любых синтетических сладостей.

Погранцы тем временем закончили обыск, заправились биотопливом, распрощались и улетели, а мы с фермером – его звали Радмир – отправились смотреть сферогенератор. Устройство у таких штуковин простое – миниатюрный сферодвигатель, прикреплённый тросами и системой блоков к ротору, движется по заданной программе вверх-вниз, или вправо-влево, как маятник. Из-за свойств сферополя тросы периодически перетирались, и их регулярно приходилось сдвигать, менять и перевязывать. Потому такие приспособы уже почти не использовали даже в глубинке, предпочитая добывать электричество более древними и надёжными способами – от топливных элементов, ветряками и даже дизелями. Но на этой стоял сферогенератор, который, похоже, принадлежал ещё деду Радмира и от того исправной работой не отличался – отключался на рекреацию вдвое раньше обычного времени и сильно дымил.

Сын Радмира, Артём, оказался среднего роста – метр восемьдесят, не больше, но не по годам широкоплечий и крепкий. Сначала они вместе с отцом через радиопульт отключили сферодвигатель. Я отметил, что внутренний приёмник, который принимает сигналы управления, ни к чёрту, потому что пришлось подойти к работающей установке очень близко. Радиочастотный диапазон и без того плохо доступен изнутри сферополя.

Затем залезли наверх, спустили его с тросов и остудили. Неисправность оказалась банальной – на двух обручах из перетёртых охлаждающих трубок вытек весь хладогент, компрессор толком не работал, и в момент рекреаций аппарат не остывал. К тому же мощность поля по незнанию выставили втрое больше нужного – оттого и радиопередатчик плохо пробивал. Конечно, запасного хладогента нужного состава на ферме не оказалось, и пришлось залить потёкшие трубки гелем из собственного рюкзака. Закрепили сферодвигатель обратно, запустили, стало работать не намного лучше, но тут я развёл руками – как говорится, не волшебник. Спорить хозяева не стали.

* * *

«…И шёл двадцать первый век Эры, называемой Нашей, и была на Старой Земле Великая Зима, наступившая после извержения сотен огнедышащих гор.

В Великую Зиму ту, продолжавшуюся четыре года, на планете погибло много из роду людского, пятая часть суши стала непригодной для жизни, льды сковали море, и было плохо это; и умирали люди, треть всего населения планеты померло. И хоть сказано было: плодитесь и размножайтесь, но негде стало плодиться и размножаться, холод убивал людей и скот, и многим нечего было есть.

И наступила весна года две тысяча шестьдесят четвёртого, и яркая вспышка озарила небосвод на утренней стороне и на вечерней. И явились в тот день миру новые одиннадцать планет вокруг Солнца, и встали в круг на орбите, и стала Земля нулевой и двенадцатой планетой, по числу месяцев в году. И счастливы стали люди, ибо сказано: плодитесь и размножайтесь, и стало где плодиться и где размножаться…»

(Из первой главы каждой второй апокрифической книжонки сект эпохи Малого Средневековья)

* * *

Спать постелили на веранде, на втором этаже. Сон был неровным и неприятным. Опять, как это было со мной всегда в переломные моменты жизни, снилась Ирэна, первая супруга. Её зелёные глаза напротив моих, растворяющиеся в звёздном небе. Снилась старая карта Земли на стене в нашей квартире и какие-то огромные города из синего стекла, явно не земные и не человеческие. Проснулся, похоже, за час до полуночи. Земля – тусклый голубая точка раз в шесть меньше Лунара – зависла на западе, готовясь скрыться за горизонтом, а другая планета-сосед, утренний Дарзит на востоке ещё не взошёл.

Я поднялся и опёрся на парапет, глядя на фермерские угодья за стенкой. Из-за угла дома тускло светил фонарик генератора, где-то вдалеке небо перечеркнула трасса межконтинентального сферолёта – быстрого и очень дорогого корабля, билет на который был сравним с моим месячным жалованием.

Чуть не проронив банальное «красота!», я уже хотел лечь обратно спать, но тут моё внимание привлекли три красные точки, приближавшиеся с юго-запада. Судя по неровному движению, это были какие-то допотопные сферобайки – самые легкие летающие аппараты, рассчитанные на одного человека. Примерно в километре от дома один из шариков погас, а два других повернули немного в сторону. Почуяв неладное, я подобрал ружьё и спрыгнул по лестнице вниз. Бесцеремонно застучал в дверь спальни хозяев.

– Радмир, вставайте! К вам гости.

Разбуженный хозяин пробурчал что-то невнятное, но потом спохватился, поднялся и открыл дверь.

– Не показалось?

– Три сферобайка с юго-запада. Один упал в поле, два повернули на юг. Погранцы говорили про каких-то каторжников, вот я и подумал.

Хозяин подбежал к окну в коридоре. За окном было тихо. Из спальни выглянула заспанная жена.

– Вы зачем будите! На дежурстве Хользан, он заметит, если что.

Радмир включил ближайший настенный проектор и включил камеру.

– Хользан, ты на посту? – спросил Радмир конзанца-батрака. – Всё в порядке? Ты слышишь меня, Хользан?

В камере перед экраном было пусто, доносился храп.

– Хороший охранник, – усмехнулся я и направился к выходу. – Пойду проверю двор.

На посадочной площадке было тихо. Где-то вдалеке, за оградой на кукурузном поле виднелись сверкающие глаза каких-то мелких хищников. Я осторожно отошёл от двери и заглянул за край дома. В проезде перед гаражом и дальше, за курятниками, всё было тихо. Меня окрикнул Радмир, вышедший из дома. В его руке был «Христоф-35», вместе с фермером вышел второй конзанец – в трусах, безоружный.

– Надо проверить, там чьи-то силуэты видны. Пойдём до коровника.

– У вас что, только одно ружьё?

– У Хользана на въезде, на посте охраны второе. Ещё револьвер дедовский.

Мы миновали небольшой сад с плодовыми деревнями и подошли к производственным постройкам.

– Так дайте его коллеге! Если это каторжники, то лишним не будет.

– Раритетный! – возмутился фермер. – Ничего, в поза-том году тоже беглые наведались. Мы им отпор дали, правда их…

Договорить фермер не успел – со стороны коровника вылетел плазменный шарик и угодил в ногу батраку. Обожжённый конзанец с истошным криком повалился в траву, мы шарахнулись к стенке гаража.

– Илюмжан! – фермер попытался подтащить его в нашу сторону, но пара шаров разрядились у его ног, обжигая ступни.

Я послал очередь средней мощности выстрелов в сторону коровника. Стрельба прекратилась, лишь разбуженные бурёнки подняли гул. Мы подтащили раненого батрака к гаражу. Мышцы на его икрах были прожжены до кости, ноги выше покрывали волдыри, но он был в сознании, тихо стонал и ругался на своём наречии.

– Если у них стандартные аккумуляторы, то это был самый мощный разряд, от трёх выстрелов у них половина…

– У них наверняка армейский импульсник, там батареи раза в четыре мощнее, – покачал я головой. – Чего ты двух остальных не разбудил?

Наверняка мы оба тогда даже не заметили, что перешли на «ты».

– Откуда ж я знал! Да сейчас они наверняка уже проснутся…

– Радмир! – послышался крик жены со стороны усадьбы. – Что там?!

– Лия, не высовывайся!! – прокричал фермер в ответ. – Буди рабочих!

В следующий миг над коровником медленно поднялся сферобайк. Полутораметровый аппарат двигался медленно, тяжело, и скоро я увидел, в чём дело – на тросе под ним была привязана какая-то большая тяжёлая бочка, раскачивающаяся, как маятник, под килем летающей машины. Сферополе, терявшее мощность из-за просунутого через неё троса, искрило внизу.

– Чего они делают?! – воскликнул фермер и выстрелил по байку – скорее рефлекторно, чем действительно собираясь сбить. Против сферодвигателей импульсники – что мёртвому припарки, пробить поле можно только гаубицей или телом, сопоставимым по весу с аппаратом. Вспомнив это правило, я тут же понял, что они собираются сделать.

– Стреляй в бочку! – крикнул я и начал целиться, но было уже поздно. Аппарат в этот момент уже завис над генераторной установкой, потом сидевший в сферобайке пилот отцепил трос, и бочка с грохотом свалилась на маленький сферодвигатель, который мы только что починили. Полностью сломать аппарат налётчикам не удалось – опора погнулась, в двигателе, отклонившемся в сторону, сработал датчик касания, и поле отключилось. Бочка вместе с погасшим шариком упала на землю, и из неё разлилось то ли масло, то ли бензин. В аккумуляторах установки ещё оставался заряд, но заворчала сирена неисправности, освещение везде переключилось на резервную схему.

Сферобайк тем временем из-за потери массы резко отлетел наверх, затем повернул к дому и прилетел к крыше дома ровно над тем местом на веранде, на котором я спал. Что было дальше – непонятно, из-под гаражного козырька высовываться не хотелось.

– Лия! – фермер не выдержал и рванул к усадьбе.

Я прикрыл его, стрельнув пару раз по коровнику. Оттуда послышался выкрик и выстрелы – более громкие, похожие на автоматные. У них есть огнестрелы? Значит, пока туда лучше не соваться, понял я и остался сидеть с раненым, оттащив его под навес.

– Тебя зовут Антон? – зачем-то спросил он. Он был почти ровесник со мной, но выглядел, как и большинство, старше меня.

– Да. Лежи спокойно.

– Антон, если я помру, забери моё жалование у Радмира… Чтобы не присвоил. Отдай их Хользану, или кому из наших, они передадут…

– Ты бредишь. В худшем случае – потеряешь ногу. А их сейчас научились отращивапть.

Наступила тишина, очень неприятная и волнительная. Потом у дома послышались голоса – резкие, слов я не разобрал. Сидеть и ждать у моря погоды надоело.

– Где будка, в которой сидит ваш Хользан?

– Сзади, за коровником, у выезда на дорогу. Это он сейчас стрелял…

– Так это его автомат? Чёрт, что же вы сразу не сказали!

Я осторожно вышел из-под навеса и добежал до сломанного генератора, затем осторожно, чуть ли не ползком, до сливовых деревьев.

На поляне перед домом было пятеро. На крыльце лежал Артём, сын фермера был ранен и прижимал рукой к животу перепачканную в крови тряпку. Рядом с ним сидела мать, она молча глядела в одну точку и даже не плакала, настолько была шокирована. В середине двора стоял каторжник – низкорослый, худой, в светоотражающей полосатой робе. В его руках была дочь Радмира, Марианна, заплаканная, в одной сорочке, испачканной в грязи – похоже, она пыталась убежать. Каторжник приставил к горлу жертвы нож, прикрываясь её телом, а другой рукой задирал подол сорочки и безобразно щупал девушку. Иного оружия, кроме как холодного, при нём не было.

– Только тронь её, паскуда, – фермер стоял ближе всех ко мне, наставив дуло импульсного ружья на каторжника. – Я тебя этим же ножом…

– Чёрт с тобой, ничего такого мне не нужно, вот, смотри, – заявил каторжник и одёрнул подол сорочки, чуть не оборвав его. – Мы жрать хотим. И топливо нам нужно. До границы дотянуть, уж там-то я девок пощупаю. Дайте еды!

– Да чтоб я таких уродов как ты ещё кормил. Ни хрена ты не получишь! – процедил Радмир. – Живым мы тебя не отпустим. Я за сына…

Глупо. Как глупо и неразумно.

– Да я его немного совсем порезал! – с неожиданной обидой, словно школьник парировал бандит. – Нефиг было лезть!

– Радмир, отдай им всё, что просят, – сказала жена стеклянным, отстранённым голосом. – Пусть уйдут.

Кажется, меня до сих пор не заметили.

– Ну чего ты на меня пушку свою наставил! – каторжник крепче схватил Марианну. – Стрельнешь – и дочурку свою поранишь, с такого-то расстояния…

«Где батраки Радмира, чёрт возьми? – злясь, подумал я. – Струсили, прячутся?» Ведь у нас был простой численный перевес, шесть мужчин против трёх…

В этот момент с кровли дома с грохотом скатился и упал у края крыльца выключенный сферобайк, до того неустойчиво зацепившийся на козырьке. Преступник повернулся на звук. Я решил воспользоваться моментом и перебежал правее, чтобы подойти с тыла и взять вместе с Радмиром каторжника в «вилку». К тому же, не хотелось оставлять позади проезд от коровника, где прятались ещё двое подельников.

Добежать не успел – сзади послышались автоматные выстрелы и свист пуль в кронах кустов. Похоже, дошли и до Хользана. Одна из пуль обожгла плечо, но я вовремя пригнулся, и меня не задело. Парой секунд спустя в стороне коровника зажёгся шарик второго сферобайка, пролетел над домами и завис над посадочной площадкой.

Я решил не мешкать, выскочил из-за кустарника и подошёл к зависшему в двух метрах над землёй аппарату. Внутри сидел второй каторжник – старше первого, смуглый, весь в наколках и со шрамом на щеке. Главарь, почувствовал я.

Лицо его показалось неприятно похожим на моё – таким я мог стать в лет пятьдесят.

Одной рукой он держал автомат, во второй – перчатку-джойстик сферобайка. Целиться при таком раскладе он не мог. Увидев меня, он развернул аппарат ко мне лицом и опустил его ниже, зависнув в полуметре от поверхности. Его штанина была в корке запекшейся крови. Похоже, один из моих выстрелов со стороны курятника попал по ноге. Значит, будет мстить. Каторжник поставил двигатель на автопилот, перехватил автомат, нахмурился и направил дуло мне в лицо.

Выстрелил.

Пуля как в замедленной съёмке застряла в полупрозрачной пелене сферополя, а потом, сменив траекторию и потеряв скорость, упала у моих ног. Сферолёт дёрнулся назад, затем вниз – сферополе потеряло часть мощности, погасив энергию выстрела. На лице каторжника на миг отразилось недоумение, он послал ещё два выстрела, чуть выше. Одна из пуль ударила в ногу и отскочила, оставив лёгкий синяк, даже не пробив штанину. Похоже, каторжник впервые стрелял из подобного огнестрела через сферополе и понадеялся, что силы автомата хватит, чтобы пробить поле. Не хватит. Это же не ракетник и не станковый пулемёт.

Я прикинул – период рекреаций у таких машин от силы минуты три-четыре. Я поставил регулятор мощности ружья на низкий уровень и стал стрелять по сферобайку одиночными, с периодичностью в секунд десять. Убивать я его не хотел, достаточно было обжечь и оглушить. Температура внутри сферы медленно повышалась, по лбу каторжника потекли струйки пота, и он стал дышать чаще, но всё ещё держал ствол нацеленным на меня.

Скоро поле погаснет, и мой выстрел придётся по его груди. С другой стороны, во время рекреации и он мог выстрелить из огнестрела. Патовая ситуация.

– Э, парень, не дури! – послышался крик второго каторжника. – Не трожь Стояна, а то я девку… А!!

На секунду обернувшись, я увидел, как подкравшийся сзади конзанец-батрак ударил преступника по спине поленом, сбивая с ног. Лезвие ножа скользнуло по шее девушки, оставив кровавую чёрточку, одновременно с этим она освободилась от захвата и прыгнула к крыльцу. Похоже, жива.

Главарь банды нахмурился. Он остался один – третьего подельника не было слышно.

Рулевая панель между его ног замигала красным, он выругался, неудобно перехватил автомат левой рукой и воткнул пальцы в перчатку-джойстик. Аппарат дёрнулся вперёд, отталкивая меня своим полем, и свечкой взмыл вверх. Сферодвигатель наверху выключился, и аппарат стал падать вниз, но немного правее, чем я лежал. Я повалился на спину и отправил залп разрядов, но промазал – все шары попали по корпусу или распались в стороне. В ответ автоматная очередь коротко чиркнула по земле в метре от моих ног.

«Они пришли за топливом… У него скоро закончится топливо!» – промелькнула мысль. Взыграл спортивный азарт. Я быстро поднялся, продолжая посылать одиночные в сторону аппарата.

Я побежал в сторону поля. Аппарат приземлился в метре за решётчатой оградой, и двигатель снова заработал. Правда, полёт продолжался недолго – буквально через метров тридцать сферополе вспыхнуло и медленно погасло. Аппарат повалился в траву, спустя секунду после падения показалась фигура каторжника, тут же скрывшаяся в траве. Я послал пять выстрелов максимальной мощности, не надеясь попасть.

Но послышался короткий крик, трава качнулась и успокоилась. Всё.

* * *

Стали считать потери. Третьего каторжника у коровника застрелил батрак Хользан, которого, в свою очередь, убил главарь банды. Сын фермера и ещё два батрака были серьёзно ранены. Остальные – целы.

Главаря мы нашли в траве с обжаренной до костей головой.

Медицинская служба – надо отдать должное – прибыла из Шимака достаточно быстро, всего через полчаса. Пяти большим сферолётам не хватило места на посадочной площадке, и двум пришлось сесть на поле, у коровника. Первыми оказали помощь детям фермера, сына сразу увезли на операцию. Связанного живого каторжника врачи осматривать не стали, дождались прокуратора. Поняв, что выспаться мне уже не дадут, я остался ждать властей, чтобы дать показания.