Учите матчасть – так скажет вам любой учёный муж. Да, изучайте летописи в оригинальных списках. Ещё одна слабость норманнской теории от Томсена (и его последователей) – это опора на вторичные источники знаний. Ежели б Томсен, как лингвист, просто бросил бы беглый взгляд на первоисточник, на оригинальные списки летописи, а не пересказывал толкователей, редакторов и издателей, то не пришлось бы ему выдумывать шведскую этимологию слова «русь», которой до сих пор нам морочат голову адепты норманнской теории.

Как бы там ни было, но глазам своим не верить можно лишь тогда, когда убеждают тебя веские аргументы против естественного восприятия: непреложные законы, с проверкой на практике, как в случае, например, с преломлением предмета (ложки в стакане с водой) на границе двух сред – воды и воздуха. А что мы слышим вместо закономерностей исторического развития языков? В результате, мол, языкового недоразумения, финны украли у шведов несколько слогов, сложили их вместе, а затем, как мешок с картошкой, почему-то передали это исковерканное слово славянам, и те приняли его как родное, при этом финны не понимали шведов, а славяне – финнов… и так, дескать, образовалось слово «русь».

Вместо нагромождения схоластических сентенций, Томсену и его последователям нужно было просто ткнуть пальцем в текст. И всё.

Надеюсь, читатель наберётся терпения и дочитает исследование то того места, где автор ткнёт пальцем в текст и укажет на первослово наше, воскликнув на русский лад: «Слона-то вы и не приметили!»

_______________________

Можно ли верить магометанам? Вопрос далеко не праздный. Методы научного познания действительности и вера в таковость мироздания не совместимы по сути, ибо на веру учёный муж не имеет права принимать ни одной догмы. Другое дело, когда ученик доверяет своему учителю, который знакомит того с научными истинами, признанными обществом на момент познания учеником окружающего его мира и прописанными в учебниках. Это вопрос доверия, но не веры.

Когда идёшь по следам Томсена и перепроверяешь факты, на которые он ссылается в своих исследованиях как на фундамент дальнейших теоретических выкладок (а затем его ученики хором повторяют на протяжении полутора сотен лет), то помалу убеждаешься в том, что Томсен, вопреки приводимым фактам, весьма предвзят в своих суждениях о корнях русской государственности. Не столько строит умозаключения на объективных фактах, сколько под умозрительные выкладки подкладывает перетолкованные свидетельства. Передёргивает, коротко говоря. Впрочем, человек слаб, подвержен каким-то симпатиям и антипатиям. Бывает пристрастен. Нет в том намёка на порок. Можно всегда сделать скидку на время, на естественные ошибки, даже налёт идеологических предубеждений можно понять и простить.

Однако! Если наталкиваешься в работе на откровенное передёргивание фактов и свидетельств, то теряешь доверие, сомневаясь уже во всём. Томсен таким вот образом ссылается на свидетельства магометанских авторов и делает выводы, опираясь на диссертацию Гаркави «Сказания мусульманских писателей о славянах и русских (с половины VII века до конца Х века по Р.Х.)»:

С. 35–36: Нет сомнений, что многие замечания (арабских авторов), которые говорят нам о манерах и обычаях в России, на самом деле не относятся непосредственно к Руси, но… к иным племенам, что скрываются за этим именем… Ввиду этих обстоятельств необходимо относиться к этим описаниям с предельной осторожностью… Однако ж, вне всяких сомнений, есть свидетельства, которые приложимы исключительно к скандинавам и таким образом могут подтвердить свидетельство Нестора о происхождении Руси⁹.

Открываем диссертацию и читаем – с точностью до наоборот:

«Царь Славян [называется] Кнадз (Кнад)… Что же касается купцов-Русских – они же суть племя из Славян»¹⁰.

И это не ошибка – это подлог в чистом виде. Томсен отвергает всё, что противоречит его взглядам на норманнские корни русской государственности, а иное приспосабливает, итожа: нет сомнений, что речь идёт о русо-шведах или скандинаво-русах, что одно и то же, дескать.

_______________________

Почему северо-западные финны употребляют слово Ruotsi (Ruotsalaiset да Ruotsalainen) по отношению ко всему Шведскому, а к русским и всему русскому – Vene (venät, venäät), Venäläiset и Venäläinen? Ответ на поставленный вопрос яйца выеденного не стоит – прост и понятен, как дважды два – четыре. Было бы желание понимать. Тем более, что большинство историков, включая норманнистов, и сам Томсен, как показано выше: «не в качестве национальной принадлежности, но по роду занятий или образу жизни… в соответствии с первоначальным значением слова, «гребцы», «моряки»», – согласны с тем, что «русь» не этническое понятие, а явление социальное, лишь только с течением времени приобретшее этническое смысловое наполнение. Таким образом, остаётся разве что распространить силлогизм, детализировав логическое умозаключение Томсена – и согласиться с ним.

Слово «русь» изначально не употреблялось в этническом смысле ни одним из племён, учреждавших Русь, потому что Русь – это политическое образование, это власть, это сила, это рука, под которой собрались земли и народы их населявшие, но не этнос, не племя, не род, не семейство. В результате смутных времён середины IX века враждующим племенам удалось договориться и прийти к компромиссу, учредив договорную форму надплеменной власти, с приглашением выборного князя со стороны. Этот межплеменной учредительный договор положил начало Руси – начало государственности.

Таким образом, Русь – это не славяне, не финны, не шведы… Русь не этнос, а власть. А русские – это те, кто назвался русскими, кто признал эту власть, а не другую. В этническом смысле – русского народа не было и быть не могло на заре местных цивилизационных процессов. В этническом смысле даже теперь мы можем говорить ещё о русских народах, объединённых по признаку языка, культуры и т.д., во множественном числе. Точно так же, как и понятия: «Российская нация», «Украинская нация» или в недалёком прошлом «Советский народ» – это идеологическая фигура речи, политическая воля, государственная установка, и не более того. Как разные страны, и народы их населяющие, могут лежать под одной рукой, так и одна страна может быть раздираема на части разными руками.

До 1918 года западные финны не знали собственной государственности.

Со времени учреждения державных основ Руси в IX веке и до века XII западные финны были под рукой русских князей. Для них Русь – это власть. А своих этнических соседей Vene финны не могли называть Ruotsi по той простой причине, что Vene не Ruotsi, а сами «под рукой», под властью русской, вернее – под властью Новгорода, или Пскова, где за столом сидели великие и светлые князья… Это сейчас историки, упрощая, называют государственные образования в виде волостей: Новгород, Псков, Смоленск, Киев, Чернигов и проч. – термином XIX в. Киевская Русь (см. труды Максимовича), изобретённым для обозначения временных пределов. Выдумал словосочетание – и тем словом всё якобы объяснил. Недопонимание главного русского вопроса по существу явления привело к тому, что до сего дня историки теряются в догадках, пытаясь локализовать Русь. Обычно указывают в сторону Киева, однако Киев – это Киев, а не Русь, как и Новгород – Господин Великий Новгород, а не Русь, Чернигов – Чернигов, Смоленск – Смоленск и т.д. Но всё это русские города – на земле Русской. Однако ж! Ежели, между тем, мы вложим в слово «русь» хотя бы одно из известных нам конкретных значений – ставка князя например, тогда, по меньшей мере, прояснится хотя бы, почему Русь перемещалась в пространстве. Где князь – там и Русь, там и стол, пусть даже под стенами Царьграда или посредь Дуная, а куда дотягивается рука долгая – там Русская земля. А русский тот, кто назвался русским. Вот это вот – важно.

Не потому ли академики, сбитые с толку, выдумали миф о едином государстве Киевская Русь, что нужна им была некая мыслительная категория, в русле которой было бы проще додумывать всякие небылицы про идею русскую?! Но в том искусственном термине, несмотря на его очевидную ущербность, был бы резон, ежели б в качестве переменной величины была введена этимология слова «русь». Тогда бы в отдельные времена этих «русей» (включая Швецию) насчитывали бы историки едва не под сотню – и всё это средневековые государства, вступавшие во временные союзы и воевавшие друг с другом пуще заклятых врагов. Типичная для Европы картина. Трудами советских историков Киевская Русь превратилась на бумаге в единое государство. Так и хочется воскликнуть: «О времена – о нравы!». Ежели б не нашествие Орды, преемницей одной из которых стала Москва, то сегодня историки, скорее всего, говорили бы не об усобице и удельности, а о 200-летней войне и образовании национальных русских государств. Например, как современная Литва.

А вот в течение XII века и позже, особенно во времена полыхавшей усобицы, шведские конунги распространили свою власть почти на весь прибалтийский регион. Любой швед для финна был власть имущим на протяжении 700 лет. Рука шведская, то бишь Routsi, для финна – власть, а власть – это закон, то есть тот порядок, который лежит ЗАобычаяКОНОМ. Даже имени собственного Suomi – финны были лишены. И язык шведский был единственным официальным языком на протяжении всех веков владычества шведов. И вера была навязана чужая, и обычаи чужие. По сути финны были лишены права на своё национальное самосознание. И так, под рукою шведской, продолжалось вплоть до века XIX. Понятно, что определение Ruotsi из поколения в поколение укоренялось в народном языке с этническим оттенком по отношению к государственной власти – шведской. Не шведов, а власти шведской, ну и, наконец, приобрело этнический оттенок.

В 1809 году Россия отняла Финляндию у Швеции, и только в политических рамках Великого княжества Финляндского сначала помалу, а затем всё быстрее и быстрее начало развиваться национальное самосознание, культура, язык, формы местного самоуправления. Времена изменились, а значения слов остались прежними. У нас, в России, давным-давно нет государя, однако властную надстройку над страной и народами её населяющими, мы по-прежнему называем «государством». И другие страны в пределах властных границ их правительств – мы тоже называем государствами, не подразумевая при этом присутствия там ни государя, ни царя, ни короля, ни императора. Словам свойственна смысловая мимикрия – дрейф значений… если за этим стоит социальный сдвиг.

_______________________

Хромой колосс норманнской идеологии в русском вопросе. Со времён Томсена, и особенно в последние десятилетия, сравнительной лингвистикой (и этимологией как наукой в частности) накоплен достаточный массив знаний о законах развития языков, чтобы было позволительно заглядывать в историю некоторых первородных слов на десятки тысяч лет в прошлое. Всего лишь две – три дюжины древнейших слов, но среди них мы находим и наше первослово, русское. Индоевропейское родство, и даже сродственные корни с иными языковыми семьями, и этимологию более ранних языковых пластов – всё это мы можем приоткрыть в свете нашего первослова. Не только звук восстановить – начертание слова-понятия на скалах возрастом под 30 тыс. лет мы можем воочию увидеть. Впрочем, это совершенно иная история – история равнодревних народов и языков.

В завершение же вопроса о шведской этимологии слова «русь» смею утверждать: одна нога колосса норманнской теории – глиняная. На поверку выходит хромой колосс. Ибо в основе теории положено не научное исследование, а идеология, милая сердцу исследователя и поддерживаемая корифеями от науки – сертифицированными авторитетами. Почему и зачем – это тоже отдельный и весьма прелюбопытнейший предмет для исследования. Не хотелось бы здесь бросать предмет исследования и переходить на личности – протоптанной тропинкой к психиатру.

Остаётся нам проверить, а вместо второй ноги – не протез ли у колосса норманнской теории в варяжском вопросе? А затем, памятуя, что критика без позитивной программы безнравственна, нам останется разве что спуститься вниз по этимологической лестнице, с тем чтобы, применив научные фильтры к родному языку, высветить в темноте веков первослово наше, русское, и составить русский пятистатейник.

Норманнская этимология слова «варяг»

Этимологический словарь Фасмера – «замечательного немца»:

Как можно заметить по ссылкам, норманнская этимология слова «варяг» основана на исследовании Томсена: «Заимств. из др.-сканд. *váringr, vɶringr, от vár "верность, порука, обет", т. е. "союзники, члены корпорации"».

Ежели слово «варяг» действительно не может быть объяснено ни из наречий балто-славянских, ни западнофинских – языков тех народов, руками которых была зачата русская история, то Томсен, должно быть, прав, утверждая древнескандинавскую этимологию, ибо в таком случае нет альтернативы поискам созвучий в иных языках, и, прежде всего, в скандинавских наречиях. Слову «варяг» гипотетически созвучна реконструированная древнескандинавская словоформа *váringr (из vɶringr). Априори корень «vár» отвечает семантическим установкам.

Однако ж! Прежде, чем принимать на веру утверждение, якобы «варяг» – это *váringr (из vɶringr), надо бы объяснить связь двух слов и понятий: «русь» и «варяг». Так почему варяги Русью звались? Да почему от тех варягов земля прозвалась Русской?

_______________________

Два независимых свидетельства о связи слов и понятий: русские летописи и синопсис Скилицы – оба требуют вразумительного, обоснованного ответа, доказательств либо опровержений. Томсен, увы ему, от порога отметает лингвистическую параллель и, присев на свой любимый конёк сентенций и отвлечённых умозаключений, упирает на перекличку двух слов – понятийную.

_______________________

Русские летописи. Прямая речь Томсена:¹¹

C. 13: Пошли за море к Варягам, к Руси, ибо так эти Варяги звались: они назывались Русь, как других называют Свеи, других Нурмане, других Готы. («And they went over the sea to the Varangians, to Rus, for so were these Varangians called: they were called Rus as others are called Svie (Swedes), others Nurmane, others Gote».)

Так Томсен переводит ключевой для русской истории эпизод из Лаврентьевской летописи. Мягко скажем – весьма небрежно для лингвиста. Ему показалось мало – и, ближе к концу своих лекций, он добавляет определённости своим суждениям:

С.112: Когда мы обращаемся к Русским летописям, то мы неизменно встречаем там слово Varangian (по-русски Варягъ, мн. ч. Варязи), употребляемое в этом значении; так, например, в том отрывке, где речь идёт об образовании Российского государства и где ясно сказано, что “некоторых из Варягов называли Русью точно так же, как других зовут Свеями, других Норманнами”, (some of the Varangians were called Russ, just as others are called Svie, others Nurmane) и прочее.

Неискушённый в славистике английский слушатель верно угадывает идейную подоплёку: все перечисленные имена – исторически лишь этнические оттенки. Именно эти самые «варяги», которые относились к исконному племени «Русь», шведским морякам стало быть, и пришли к словенам, кривичам, чуди и веси, чтоб навести порядок в варварской стихии и дать варварам то, чего сами на то время не имели – государственные начала мироустройства.

О чём же толкуют русские летописцы на самом деле? Лаврентьевская летопись, на которую непосредственно ссылается Томсен:

идаша за море къ Варѧгомъ к Русı сице бо сѧ звахуть и варѧзи суть яко се друзии зъвутсѧ Свое друзии же Оурмане Анъглѧне друзıи Гъте тако и си¹².

Подкрепим этот эпизод словами из Ипатьевской летописи:

идоша за море к Варѧго(м) к Руси сіце бо звахуть ты Вар(ѧ)гы Русь яко се друзии зовутсѧ Свеє друзии же Оурмани Аньглѧне инѣи и Готе тако и си¹³.

Поясняем историческую грамматику и семантику:

– «идаша/идоша» – пошли. Аорист¹⁴ – простое прошедшее повествовательное время, на современный русский язык обычно переводится глаголом совершенного вида, в летописном тексте указывает на временной радиус действия 862 года;

– «сице бо» – ибо так, потому что;

– «звахуть» – некогда, давно когда-то, бывало звали. Имперфект¹⁵ – тоже простое прошедшее время, но в сочетании с аористом должно указывать на более раннее действие, долготу действия, либо неполноту, неопределённость, либо многократность;

– «и» – они, муж р. ед. и мн. ч. Указательные местоимения и, я, е отсылали к ранее указанному лицу или предмету¹⁶;

– «ты Варѧгы» – тех варягов, В.п., мн.ч. «Указательные местоимения отражали три ступени удаленности предмета от говорящего. Местоимения сь, си, се указывали на предмет, близкий к говорящему; тъ, та, то – на предмет, удалённый от говорящего, но близкий к собеседнику; онъ, она, оно указывали на предмет, далёкий и от говорящего, и от собеседника»¹⁷.

– «тако и си» – нельзя переводить: так и эти, варяги мол. Во-первых, «си» – местоимение ж.р. ед.ч. Единственный субъект в тексте ж.р. ед.ч. – это Русь. Во-вторых, «си» – это с.р. мн.ч. В-третьих, «си» – это краткая форма возвратного местоимения «себе» или «себя». А варяги – это мужской род множественного числа, но не средний и не женский единственного числа¹⁸.

А теперь – подстрочник (и в скобках пояснения): «Пошли (в лето 862) за море к Варягам к Руси ибо так себя некогда звали они (упомянутые) варяги суть (или же бывало звали тех Варягов Русью) как это (то есть теперь, лет эдак через 200–500 после призвания Варягов) другие зовутся Свеи другие же Урмане, Англяне, другие Готы (иные и Готы) тако и си (тако и она – Русь?)».

На современный русский язык летописные строки мы можем переложить примерно следующим образом: «В 862 году пошли посольством за море к Варягам, то есть к Руси, ибо некогда себя называли они: Варяги суть (или же тех Варягов бывало звали Русь). Как это (сейчас) другие зовутся Шведы, другие Норманны, Англяне, иные и Готы, тако и она – Русь».

Зачем Томсен опустил во второй части указательное местоимение близости «се» – это (яко се друзии), зачем перенёс в первую часть с заменой ср. р. ед.ч. на мн.ч. муж.р, обозвав далёких Варягов – «этими» (these Varangians вместо те и варѧзи) ? А затем ещё и добавил – «некоторые из них»?! Впрочем, выражение «некоторые из них» по смыслу было бы верно употребить, если бы при этом он дал толкование имперфекту – неопределённому грамматическому времени глагола «звахуть». А он, напротив, глагол «звахуть» (имперфект от звали некогда, иногда, бывало) переместил в тот же временной пласт и ту же кратность, что и «идаша» (аорист пошли), заретушировал разницу между аористом (пошли за море в лето 862) и имперфектом (некогда или бывало звали). «Некоторые из них» вполне уместное определение в том случае было бы, если б слово «русь» было верно определено в контексте и глагол некогда звали был бы помещён в неопределённое прошедшее время, предшествующее, скажем, времени глагола пошли. Английский язык обладает весьма развитой системой грамматических времён, и англичане поняли бы его с полуслова, используй он английскую грамматику по своему прямому назначению при переводе такой же сложной временной системы древнерусского языка. А он всё зарядил в Past Indefinite Tense. Временные параллели перевёл в этнические, акцентируясь на сравнительной конструкции: дескать, как эти варяги назывались Русью, так теперь они называются Шведами, Норманнами и прочими Скандинавами – и расставляет знаки равенства в двухчленной системе.

Томсен – лингвист, причём не абы какой, не заштатный, чтобы допускать столь вопиющие огрехи в материале, на котором строится вся его доказательная база. Очевидно! Он пытается выдать желаемое за действительное – и выдумывает.

С. 12: Коротко говоря, нет сомнений в том, что раз Варяги упомянуты в Русских документах как наёмники в составе Русской дружины, что вполне естественно для более ранних времён, или как мирные коммерсанты, что характерно для 12–13 веков, то это слово означает не что иное, как именно Скандинавов, в частности – Шведов. Такая географическая интерпретация является единственно приемлемой для каждого из примеров¹⁹.

Ничего подобного летописцы не утверждали. Это Томсен пытается подогнать доказательную базу под заранее сформулированную идею.

Утверждая варяго-шведов в качестве единственного государство Русь образующего фактора, он обращается за примерами в будущее время на 700–750 лет от призвания варягов, которые прежде Русью звались, ко временам Ивана Грозного, при дворе которого служили шведы, и даже поминает осаду шведами Тихвинского монастыря в 1613 году: шведов-де варягами назвали. И что с того?! Разве у Шведского короля не было наёмников? Как и в составе любой армии, собравшейся в поход, отряды наёмников были и у шведов, и у русских. Разве в варяги нанимались только шведы? Сам ведь обмолвился, что в Константинополе варяги почему-то были англоязычными.

Варяги – наёмники, отряд профессиональных воинов. Это форма – сосуд понятийный, который можно наполнять любым этническим материалом в зависимости от времени, места и обстоятельств.

_______________________

«…На простонародномъ нарѣчіи… называется Варангами». Не умея или не желая объяснить языковую связь двух слов «варяг» и «русь», Томсен, говоря попросту, заговаривает аудитории зубы – уводит своё исследование далеко в сторону от главного вопроса: сіце бо звахуть ты Варѧгы Русь. Между тем, ещё за год до его курса Оксфордских лекций, которые по сути можно назвать творческой переработкой работ Куника, Ариста Аристовича, – тот самый академик Куник разыскал в греко-римской литературе конца XII века (XII – !!!) прямое свидетельство в пользу русских летописей: «варяги» суть «русь» в языковом смысле, в этимологическом, а не этническом. Греки, мол, относили слово «русь» к литературному словнику, а «варяги» – это просторечное словечко. Год публикации, 1875, – как раз то горячее время, когда Томсен штудирует труды Куника, готовясь к лекциям, и не знать Томсен просто не мог, ибо это было свежайшее открытие, нашумевшее, близкое к сенсации.

Куник пишет: «Прежде нерѣдко удивлялись, что въ византійскихъ лѣтописяхъ и сборникахъ, дошедшихъ до насъ, …названіе Варангъ въ первый разъ упоминается не ранѣе 1034 года… Эту причину намъ сообщаетъ Іоаннъ Скилицій. Въ продолженіи своего Синопсиса (напіс. подъ конецъ 12-го вѣка), въ которомъ три раза упоминается о Варангахъ, онъ находить нужнымъ… въ первый же разъ сообщить въ скобкахъ своимъ читателямъ, получившимъ эллинское образованіе, что отрядъ, о которомъ онъ говоритъ, на простонародномъ нарѣчіи… называется Варангами. Это признаніе служитъ для насъ вѣрною исходною точкою и дѣлаетъ намъ понятнымъ, почему другіе Византійцы… не употребляютъ имени “Варанговъ”, а замѣняютъ его другими…