С людьми случается то же, что и с животными: умирают и те, и другие, и дыхание у тех и других одно, и ничем человек не лучше животных, ибо всё – пустое.

Всё уходит туда же: из пыли земной всё явилось и всё возвращается в пыль.

Я понял, что лучше тем, кто уже умер, чем тем, кто ещё жив.

Книга Экклезиаста. Ветхий Завет.

Я посадил дерево.

Я знаю – моё дерево не проживёт и недели.

Я знаю – моё дерево в этом городе обречено,

Но я всё своё время провожу рядом с ним,

Мне все другие дела надоели.

Мне кажется, что это мой дом.

Мне кажется, что это мой друг.

Я знаю – моё дерево, завтра, может сломает школьник.

Я знаю – моё дерево скоро оставит меня.

Но, пока оно есть, я всегда рядом с ним.

Мне с ним радостно, мне с ним больно.

Мне кажется, что это мой мир.

Мне кажется, что это мой сын.

Виктор Цой

Предисловие

Начну сразу, как говорят, с порога – книга будет про мертвецов, уважаемый читатель.

И, прежде, чем читать, хочу рассказать, зачем и почему я вдруг решил написать книгу про мир, охваченный этой странной пандемией.

Понятное дело, что бывалому читателю знакомо во вселенной зомби многое, а человеку, искушённому фильмами Ромеро и его последователей, удивить мне, возможно, покажется что уже нечем.

Кто знаком с комиксами (и сериалом по их мотивам) Роберта Киркмана «Ходячие мертвецы» – эта книга и вовсе может показаться слишком простой. Ну а со своей колокольни скажу, что я на лавры вышеупомянутых людей и не претендовал.

Моя история более проста. И скорее не такая масштабная, а мизерная, помещённая в бетонную коробку, средь бушующей волны эпидемии. История одного человека, чудом оставшегося в живых.

Я, наверное, с десяти лет мечтал написать, что-то про зомби. Когда, в те далекие времена, я играл в компьютерные игры из вселенной «Resident Evil» у меня от радости замирало сердце. Мысли об истории про мертвяков витали у меня и позднее, но, когда я начал всерьёз заниматься творчеством, старые идеи растворились во времени, как сахар в кипятке.

В 2008 году я думал над идеей рассказа, повествующего о нашествии живых мертвецов, и даже есть один знакомый, который вспомнит, что я много об этом дискуссировал, делился своими мыслями. Но как-то не пошло тогда, не сложилось.

Сейчас, когда я сказал близким и друзьям, что следующей моей книгой станет роман про зомби, они удивлённо посмотрели на меня. Да-да.

Это же не серьёзно, писать про мертвецов, скажут все. Тема эта, как заезженная пластинка, скажите вы.

Я, конечно, никого не послушаю и попробую. Всё-таки это мечта. Так почему бы и не осуществить её прямо сейчас? А теперь о самой книге.

Данная книга содержит сцены жестокости, а также сцены насилия и кровавые подробности. Я категорически против, что бы данное произведение читали дети, и, люди, впечатлительные, как моя жена. Если была возможность вместо 18+ поставить возрастное ограничение 21+ – я бы сделал это безоговорочно.

Данное произведение – плод фантазии. Все характеры и персонажи вымышлены и читатель не должен искать сходства с реально существующими людьми.

Имена персонажей в книге, коих немного, английские. Часто слышу упрёки по этому поводу. Могу пояснить – русские имена сюда не подходят. Английские имена на русские с лёгкостью может заменить редактор – по сути, это дело десяти минут. Но зачем? Смысл произведения от этого не изменится, да и делать я этого, в общем-то, друзья мои, и не собирался – да и напарника-редактора у меня нет (смеюсь).

Ну может теперь уже начнём?

На дворе 11 марта и моя ночная смена на работе вновь принесла плоды. На перерыве я дописал концовку и это вступление. На данной ноте я отлучаюсь и оставляю вас наедине с главным героем.

P. S. В данное печатное издание, что вы держите у себя в руках, я решил включить мой свежеиспечённый рассказ «Чертог». Почему бы и нет? С ним никто ещё не ознакомился, так что здесь ему самое место. После «Зубы» вы сможете его прочесть.

«See no evil, hear no evil, speak no evil…»
Monkey Shines, 1988

Глава первая

Коробка

Спайк осмотрел комнату, где, когда-то царила жизнь. Обычная такая жизнь, переполненная хлопотами и, возможно, суетой и заурядным бытом. Сейчас же здесь царила лишь мёртвая тишина – в прямом смысле этого слова. Диван был опрокинут на спину, кресло, стоящее рядом, последовало той же участи, лежало на боку, как уставший, присевший передохнуть путник. На кофейном столике, который украсила трещина, очень похожая на паутину, стояла клетка.

Спайк сделал осторожные движения вглубь комнаты и смог разглядеть чёрный комок, с едва заметным оперением: это была мёртвая птица.

Жившие здесь люди уехали впопыхах, на полу лежали сумки с клубками из вещей, один открытый чемодан с бельём наружу и надувным матрасом: он был спущен и скручен в некое подобие свёрнутого одеяла. Пылинки летали в тусклом свете от почти полностью завешанного окна.

Спайк не удивился, если бы встретил здесь бездомного, забравшегося переночевать. Единственная проблема была одна: людей он не видел уже пару недель. Последний был мальчишка, в руках которого сверкала какая – то игрушка, не то шаттл, не то звездолёт. На вид лет восемь, может все девять. Он споткнулся о разбросанный под окном мусор, тем и разбудил Спайка. Спайк высунулся в окно, потирая глаза костяшками пальцев. Мальчишка бежал вниз по кварталу. Следом за ним двигались чёрные тени. Двое или трое мертвецов, медленно переставляли ноги, противно шоркающие по асфальту. Сложно было разобрать, как выглядят трупы, но кажется запах от гниющих тел поднялся даже сюда, внутрь комнаты, где устроил ночлег себе Спайк.

Они пробрели мимо, словно шайка местных запивох, которым тяжело было переставлять ноги.

Спайк вспомнил, как на той неделе кто-то сначала стучался, но не дождавшись ответа, стал ломиться в дверь.

Спайк оборудовал дверь двумя латунными задвижками, одним замком на ключ изнутри, на уровне глаз (замок был на этом месте, когда он пришёл, остальное он прикрутил сам, сняв с соседней двери) и цепочкой, тонкой, но на ощупь прочной.

Спайк не ответил незнакомцу. Неизвестный снаружи просил его впустить. Стучал в дверь. Дрожащий голос загнанного человека.

– Есть кто живой? Эй! Прошу, впустите! Я знаю, что вы там! Я слышу ваше дыхание!

Спайк подошёл к двери своего убежища, глянул сначала, что задвижки продеты в отверстия, а потом уже прислонился к глазку.

На площадке стоял мужчина. Полысевший, на вид потрёпанный. Он был босиком, один рукав некогда белой рубахи отсутствовал, вместо него болтались лоскуты ткани. Штаны обычные, кажется, в грязи, трудно было разобрать.

– Они идут за мной! – замолил незнакомец с той стороны. – Прошу вас…

Когда незнакомец вновь забарабанил в дверь, Спайк разглядел большую кровоточащую рану на запястье руки. Кажется, это был укус, красная окружность со следами зубов.

Значит инфицирован, пронеслось в голове у Спайка.

Он изначально не думал впускать мужчину, а сейчас и вовсе отпрянул от двери. Единственное, что он понял, что все-таки дверь не такая прочная, как казалась сперва.

Нужно будет заколотить её досками. Не так, чтобы потом не выйти, а так, чтобы укрепить само полотно. В итоге он это потом и сделает.

– Впустите меня! – безумно вопил незнакомец. Теперь он в панике долбился в соседнюю дверь, рядом.

Шум их привлекает, мужик.

Спайк запер ту дверь, у него были от неё ключи.

Где-то две недели назад, до эпидемии, он услышал жуткий хлопок, оторвался от компьютера и направился тогда к источнику звука. Кажется, хлопок был в соседней квартире. Спайк постучал в дверь, но ему никто не ответил.

Здесь жил Гарри, работавший на доставке пиццы. Бывало, когда заказчики давали отбой, Гарри угощал соседа «пепперони» или «гавайской».

Соседом его являлся как раз Спайк.

Квартира Спайка была через одну дверь, тогда он ещё не перекочевал в эту комнату, ставшую ему убежищем до сегодня.

Гарри кажется не было дома.

Спайк постучал ещё и заметил щель в двери: она была не заперта. Он приоткрыл легонько дверь, зовя хозяина квартиры по имени, но тот не отзывался. Запах пороха витал в прихожей. Брошенные ботинки Гарри напоминали лягушек, замерших на полу. В свете лампы на столе, единственного источника света (жалюзи были опущены), он разглядел своего соседа. Часть черепа отсутствовала, в одной руке, согнувшись сидя на стуле, Гарри всё ещё сжимал пистолет девятого калибра. Он вышиб себе мозги.

Сама картина до ужаса напугала Спайка, но больше всего его поразил укус на шее, огромный, будто тигр или ещё какой хищник нанесли это жуткое увечье, вырвав кусок плоти.

Дверь позади скрипнула, это поднялся консьерж, видимо тоже услышав выстрел. Свет ещё сильнее осветил комнату, когда тот попытался заглянуть в помещение.

Теперь Спайк разглядел, что Гарри был совсем ногой, сидел обнажённый на стуле. Спайк увидел на коже мёртвого соседа вздувшиеся волдыри, жёлтые, чёрные, разных размеров. Они опоясывали всё тело, были на ногах, руках. Вздутые шишки с неизвестной субстанцией росли по всему телу Гарри, словно его поразила чума.

Кажется, даже сейчас, Спайку почудилось, что они, эти жуткие подобия прыщей, еле заметно двигаются, пульсируют.

Они пульсируют почти на каждом, кого он видел. На телах тех, кого все СМИ прозвали «заражёнными».

– Что здесь случилось? – раздался позади голос консьержа, старого мужчины, чью голову венчала седина, и он чаще передвигался с тростью, чем без неё. Спайк сколько жил здесь, имени его так и не знал.

– Самоубийство, – сглотнул ком в горле Спайк. – Звоните в полицию.

Консьерж выглянул из-за плеча Спайка, словно, не поверив в его слова. Спайк сам не верил, но только не в слова, а в представшую его взору картину, в соседской квартире, куда он забрёл.

Спайк вспомнил, как тогда приехали не только полицейские, были ещё люди в жёлтых костюмах химзащиты, в противогазах. Они попросили всех соседей, включая и самого Спайка, оставаться в своих квартирах и пока что никуда не выходить из дома.

Он так и сделал, вернулся к себе и запер дверь. Отсюда можно было услышать диалог за стеной, шумоизоляция была в их доме так себе.

Спайк тогда слышал через стену едва различимую речь этих людей, неизвестно к какой структуре принадлежащих. У них в руках он видел и счётчик Гейгера, и ещё различные непонятные приблуды с маленькими дисплеями.

Спайк подумал, что они возможно учёные, полицейские их вызвали, когда увидели то, чем покрылась кожа Гарри.

Это же ненормально? Грибок? Что это такое?

– Это уже десятый случай, зафиксированный в индустриальном районе.

– Вспышка. Чёрт бы побрал это всё. Как бы не распространилось дальше, – отозвался второй учёный.

– Сейчас в мешок уберём, главное перчатки не снимай, прикасаясь. Эта мерзость лопается и так и хочет угодить тебе на кожу. Внимательней, хорошо? – сказал первый учёный своему напарнику.

Больше ничего Спайк не слышал. Через минуту до него донеслась какая-то возня на площадке. Он глянул в глазок, как сейчас.

Ребята в костюмах химзащиты упаковали Гарри, так как упаковывал Спайк свои обеды, обматывая плёнку слоями, собирая их на работу в пластиковые контейнеры.

Тело лежало в прозрачном подобие целлофана, от соприкосновения с которым на коже мёртвого соседа полопались все волдыри. Жёлтая жидкость, очень похожая на гной, заполнила весь пакет. Парни в коридоре застегнули чёрный длинный мешок надев его поверх тела на молнии, а потом положили упакованное тело на носилки, которые притащили полицейские. На лицах служителей закона сейчас уже были одеты маски, белые, закрывающие рот и нос. Потом тело Гарри унесли, а квартиру полицейские запечатали. Буквально через полчаса на площадке не было ни одной живой души. Будто ничего и не происходило.

Спайк сделал себе растворимого кофе, размешав в холодной воде, и вспоминал, о чём последний раз говорил с соседом, покончившим с собой.

Вспомнил.

Гарри говорил, что почти накопил на яхту. Спайк ещё вспомнил, что Гарри был почти без пяти минут счастлив, что он рассказывал, что так близок к своей мечте, как сейчас, он не был никогда.

И зачем было себя убивать?

Его кто-то укусил. Ты видел эти волдыри.

Спайк вспомнил тот страшный укус в области шеи. Слепок от зубов какого-то хищника. И чуть позже он увидел такой же укус у парня, долбящегося во все двери на четвёртом этаже его жилого дома. Только кровавый отпечаток зубов у незнакомца был гораздо меньше, будто его сделал кто-то вовсе небольшой.

Ребёнок?

Спайк отошел от глазка, как тогда, когда унесли тело Гарри.

Мужчина ломился теперь в его старую квартиру. Ему всё-таки удалось вынести дверь, приложившись с разбега плечом, хотя, если вспомнить, Спайк и не старался её особо запирать. Один поворот ключа, всего-то!

Замок был там слабый, но не это была основная причина, по которой он покинул эту квартиру «воспоминаний». Она была для него и остаётся как реквием по мечте.

Место несбывшихся надежд и иллюзий.

Мужчина тогда скрылся в глубине комнаты. Дверь прикрыл, но полностью запереть он бы её не смог, так как замок он выбил и тот лежал поверженный на бетонном полу.

Спайк бы на его месте подвинул комод, заблокировал вход. Но мужчина этого не сделал, и вскоре об этом пожалел.

Зря он так шумел, подумал тогда Спайк, и оказался прав.

На шум пришли эти твари. Двое.

Первый возник с лестничной площадки, передвигался быстро. Спайк смотрел в глазок. Он мог бы предупредить человека, который сейчас пребывал в его бывших апартаментах, но смысл, если тот был заражён?

Заражен значит мёртв.

Он уже не жилец.

Тогда Спайк видел, как костлявые ноги, через кожу которых просвечивались сухожилия, направились прямо к двери, за которой исчез мужчина с залысиной.

Спина у мертвеца покрыта коростами, усыпана волдырями, руки непослушно болтаются будто у марионетки. Челюсть клацает и висит на черепе на лоскуте кожи. Ощущение такое, что этот мертвец только что вылез из могилы, в которой провёл не одну тройку лет, успев подразложиться. Сгнить.

Мертвец ударился со всей дури головой в незапертую дверь. Незапертую, потому что отсутствовал замок.

Как можно было её не запереть? Как?!

На полотне осталось жёлтое пятно с кровоподтеками. Жёлтое, потому, что на коже, которая сгнила и обтягивала череп, остались волдыри, лопнувшие как арбуз от удара об полотно. Дверь ушла внутрь, и мертвец последовал за ней следом.

Спайк услышал тогда лишь сдавленный отчаянный крик. На этот крик со стороны лестницы пришёл ещё один труп.

Этот был в костюме-тройке, чёрном, как сама смерть. Белые зрачки в ямах вместо глаз. Живот распорот в области паха, может выше. Внутренности волочатся по полу следом за их владельцем. Спайк тогда узнал этого парня. Это был сменщик того старика консьержа, который пришёл на хлопок в квартире Гарри. Звали его Чет, и Чет тоже был по-видимому давно инфицирован, и ещё, по внешнему виду сложилось впечатление, что он полежал пузом на циркулярной пиле.

Чет тоже пропал в комнате, где скрылся сперва неизвестный, а следом разложившийся мертвец. Всё смолкло, будто все войдя в комнату, сели в поезд, и он их умчал в неизвестном направлении.

Спайк тогда уснул, хотя выпил столько кофе, что должен был быть бодрым, активным, а не выбившимся из сил, словно после изнурительной работы.

На следующий день мертвецы ушли.

Он кинул в проём от приоткрытой двери пустую банку из-под консервов, и та громко ударилась об бетонный пол четвертого этажа.

Шум привлекает этих тварей.

Но на шум никто не пришёл. Из комнаты никто не вышел. Мертвецы ушли.

Сейчас же он спокоен, если в умирающем мире вообще можно быть таковым. Спокойным.

Скорее «покойным», подумал Спайк и улыбнулся, оголив зубы.

Он побрёл к зеркалу.

На полу не было ни вещей предыдущих жильцов, ни мусора. Он тут прибрался, днём, не тратя свечей, которые он выудил из праздничного торта на столе. Кому-то исполнилось двадцать.

Торт прокис и над ним кружили мухи.

Сейчас в зеркале на него смотрел незнакомец. Обрюзглый, заросший щетиной. Глаза шальные, будто под наркотой, которую он никогда не пробовал, но видал, как на железнодорожной улице толпятся наркоманы, этакие зомби без будущего, которых сейчас сменили настоящие мертвецы.

Двадцать лет было парнишке, имени которого он не знал, они один раз столкнулись при выходе из дома. Он жил в этой квартире. Он переехал с семьёй сюда за пару дней до вспыхнувшей эпидемии, с женой и двумя мальчишками, лет шести. Теперь Спайк не знал, где они, и, возможно, их уже нет на этом свете. Никого.

Спайк считал, что они бы не стали злиться, что он теперь живёт в их квартире. Теперь все вещи в мире обесценились. Все, кроме еды. И оружия.

Спайк жалел, что тогда не забрал пистолет у Гарри. Жалел, но знал, что не мог его присвоить себе, потому, что оружие было предметом самоубийства. Это он прекрасно понимал, но всё равно мечтал о стволе, с которым чувствовал бы себя гораздо защищённым, чем сейчас.

Сейчас у него есть лишь кухонный нож, да молоток. Лучше, чем ничего.

Спайк присел на диван, смотря на кофейный столик, где, когда-то стояла птичья клетка. В эту квартиру из своей он притащил лишь постельное бельё и свою одежду. Из запасов еды, что раньше хранились у него дома, всё было съедено.

Электричество выключили пару дней назад. Что бы это значило? Спайк думал, что точно ничего хорошего.

Выглянул через жалюзи в переулок, куда выходили окна.

Кровь на асфальте. Брошенный автомобиль, въехавший в мусорные баки, дверь распахнута. Он помнил, что фары машины горели, а сейчас нет: видимо аккумулятор сел.

К слову об аккумуляторе. Заряд на телефоне, как он помнил, находился на 46 процентах, он вырубил смартфон до лучших времён, потому что это было единственное, что ещё как – то связывало его с внешним миром. Он сохранил видео новостей.

Пересмотреть надо, подумал Спайк.

Хоть что-то приведёт его в чувство от накатившей безысходности.

Всем, кому раньше он звонил, были или недоступны, или не отвечали на звонки.

Или отправились к праотцам.

Последний раз он звонил брату дней десять назад, и кто-то тогда даже взял трубку. Спайк обрадовался, но, видимо, поспешил. По ту сторону линии раздались лишь жуткие чавкающие звуки, звуки хруста костей. Будто чёртов мертвец на том конце провода нечаянно нажал на кнопку ответа во время кровавого пиршества. Это было на второй день начала эпидемии.

Отец с матерью звонили ему последний раз неделю назад, и он на всякий случай с ними простился.

– Приезжай к нам, – говорил отец. – У нас есть еда, вода. Работает генератор. Мы же за городом, здесь их меньше. Здесь мы протянем гораздо дольше, тем более находясь все вместе, сынок.

– Если раздобуду машину, – соврал Спайк. Он боялся до жути покидать своё нынешнее убежище. – Береги маму.

Больше отца он не слышал. Он звонил и ему, и матери, спустя некоторое время, но голос робота отвечал, что абонент вне зоны действия сети. Возможно у родителей сел мобильный.

Они мертвы, идиот.

Спайк включил телефон. Ни смс о пропущенных вызовах, ничего. Сеть работает, а интернет нет. Ничего нового. Он скользнул пальцем по сенсору и запустил в темноте комнаты видео, сохраненное на телефон.

Женщина с усталым лицом по ту сторону экрана:

– Жители нашего города! Запритесь дома, никуда не выходите! Забаррикадируйте окна и двери. Уверяю вас, это для вашей же безопасности.

Оператор с камерой взял немного влево и глазам Спайка открылась картина с сотнями чёрных мешков, уложенных штабелями прямо на городской площади какого-то городка. Такие же мешки, как в том, в котором унесли беднягу Гарри.

Женщина продолжила, не уходя из кадра:

– Мы не знаем, как происходит процесс передачи вируса, но один способ заражения известен! Это непосредственный контакт с инфицированным. Через кислород вирус не передается! Проверено! Что по поводу заражённых, они очень агрессивны.

На заднем плане появляются «учёные» в жёлтых комбинезонах и масках. Подъезжает грузовик, и они забрасывают в него мешки с трупами.

– Будьте осторожны, – повторят женщина, – все заражённые очень опасны. Вакцины от этой болезни нет. Летальный исход возникает очень быстро. Живой человек превращается в мёртвого за сутки. Жители нашего города и близлежащих районов. Это не проверка! Опасность реальна и…

Видео оканчивается. Спайк смотрит на заряд в верхнем углу экрана: 45 процентов.

Он заходит в сохранённые контакты и набирает номер отца. Абонент не доступен, как и прежде. Мама тоже.

Листает дальше. Брат. Он нажимает вызов. В ответ тоже, что и при вызове отца.

Почему ты сразу не рванул к отцу?

Ладно, ты знаешь, что до них ехать далеко, около сотни километров. А к брату? Его дом же ближе, чем живут родители, но ты же его любил…

Не надо думать о нём в прошедшем времени, одергивает сам себя Спайк.

Вновь выглядывает в окно. Пусто как на кладбище. Тихо.

Солнце садится.

Он видит, что дверь автомобиля кто-то захлопнул. Присматривается.

Когда это произошло?

Чёрт! Надо сперва выключить мобильный.

Спайк выключает телефон, чтобы сберечь оставшийся заряд. Потом вновь присматривается через опущенные жалюзи. Дверь закрыта. Он видит через заднее стекло кого-то внутри.

Человек? Или это ребёнок, чёрт побери?

Может ему кажется?

Он видит какую-то возню в салоне, но не может разобрать кто-там. Одно он знает точно – в машине кто-то есть. Кто-то живой. И он прячется, как и Спайк. Прячется от ужасного мира, где шествуют мертвецы. Гнилые разложившиеся трупы с болтающимися кусками плоти из бренных тел, ищущие пропитание.

Забирающие живых в мир мёртвых.

Как это плохо, сидеть одному в темноте, в этой чёрной бетонной коробке. Видеть переплетение теней, гуляющих по комнате, от которых Спайк иногда шарахался. Иногда ему казались в темноте мерцающие глаза: он понимал, что это лишь плод воображения, но всё равно думал о смерти, о морщинистом теле, в которое он превратится.

Иногда ему чудились мертвецы. Точнее, их колеблющиеся тени, медленно крадущиеся из угла в угол. Скрипела где-то половица и Спайку казалось, что мёртвые пришли по его душу.

Ведь мёртвые же всегда тянутся к живым?