– Никак нет, товарищ майор. Во – первых, я уже говорил – такое массовое движение с целью именно перекрыть границу – не скроешь. Даже если их не успеют оповестить, столкнувшись лоб в лоб с заслоном, они, наверняка, не будут вступать в бой, а развернутся. Сил заслона вряд ли хватит на их задержание. А к приходу мангруппы они могут оторваться от преследующего заслона и уйти обратно. А что ещё хуже – в этом случае неизбежны жертвы с нашей стороны. При моём плане мангруппа выходит на некие «учения» в тыл и только с наступлением темноты передислоцируется к месту засады. Обстановка будет совершенно ясна и доступна для разведки врага. Если эта разведка и сообщит о передвижениях, ничего страшного – наша цель просто скорректирует маршрут. Это даже нам на руку, так как наши гости сразу пойдут в нужном нам направлении.

– Ну, тогда можно пойти ещё одним путём. – Майор явно не хотел, чтобы план этого выскочки был принят сразу и на «ура». По всей видимости, он уже почувствовал в нём угрозу. – Мы разворачиваем силами застав и комендатуры широкую сеть секретов. Их задача – пропустить сквозь себя банду и сообщить нам, где именно они прошли. И тогда маневренная группа встретит их.

– К сожалению, товарищ майор, этот вариант ещё более не приемлем. – С этими словами капитана майор просто побелел, но всё- таки сдержался, дослушал до конца, увидев, с каким вниманием слушает доводы капитана полковник.

– Ответьте мне на вопрос: сколько у нас в отряде мобильных и компактных радиостанций, которые может взять с собой секрет?

– Ни одной, – ответил за майора полковник.

– Следовательно, пограничнику в секрете, когда мимо него пройдёт группа нарушителей, необходимо дождаться, когда они удалятся на километр или около того, иначе он не сможет скрытно передвигаться. И потом скрытно и тихо доставить сообщение. Где в это время будут нарушители? Кого и где будет брать мангруппа?

– Так. Мне всё ясно. Я прекращаю дебаты. Вариант капитана Старикова мне нравится. Времени у нас нет. Надо срочно отправлять комендатуру, чтобы их резервная застава после обеда уже начала шуметь и светить в установленных местах. Всех прошу остаться пока здесь. Перерыв пять минут. – С этими словами полковник подошёл к столу, бросив на него так и не прикуренную папиросу, взял трубку телефона:

– Начальника штаба – ко мне. Срочно. Свяжитесь с комендатурой в Витлинках, пусть будут на связи у телефона. По секрету скажите, что будет учебная тревога, пусть, пока их не вызовут, начинают собираться. По заставам Витлинской комендатуры сообщить, что ввиду учений комендатуры в ближайшие двое суток формировать усиленные тревожные группы. Минимизировать движение по границе, максимум пограничников включить в число тревожной группы. Приказы оформите позже. Сейчас всех оповестить.

Ещё минут сорок ушло на утряску всех нюансов плана – начальник штаба сразу оценил замысел капитана и, обладая более точными знаниями местности, внёс некоторые незначительные коррективы. По завершении начальник отряда отдал приказ комендатуре, куда выдвигаться. В отряде была так же объявлена учебная тревога для маневренной группы. Начальник мангруппы вошёл с докладом в кабинет начальника отряда.

– Товарищ полковник, маневренная группа для проведения учений построена. Начальник маневренной группы старший лейтенант Мякишев!

– Садитесь, Мякишев, – начальник отряда посадил за большой стол лейтенанта, где уже у груды карт сидели начальник штаба подполковник Симохин, капитан Стариков и майор Климчук.

– Учений не будет. Будет боевая задача. Но о том, что она боевая, до двадцати ноль-ноль никто в вашем подразделении, кроме Вас и лиц, которых мы сейчас определим, знать не должен.

– Товарищ капитан, доведите до старшего лейтенанта замысел операции.

Стариков, в который раз за последний час, проговорил что, как и почему, что от кого требуется. Закончил он словами:

– От вас, товарищ старший лейтенант, прямо сейчас необходимо определить, кто из ваших бойцов немедленно будет отправлен для организации ложных засад.

– У меня найдётся четыре – пять человек, не больше. Тут, я думаю, лучше привлечь заставских – они лучше знают местность.

– Не скромничайте. Для ваших бойцов заслон – один из самых частых видов наряда. В кои – то веки им предстоит сидеть в нём не совсем тихо. Я бы даже сказал, совсем не тихо, что только облегчит задачу, – попытался подбодрить его Стариков.

– В том – то и дело, что заставить сидеть тихо – сложно. Но шуметь вдвоём, так, как будто вас десять, не каждый может. Разрешите вызвать отделённого командира Петрова? Он опытный боец, служит тут третий год, кроме того, сибиряк – охотник. Я думаю, что он точно справится, может, он назовёт кого-то, кто ещё точно сможет. Тут ведь от этих бойцов зависит вся операция.

– Вызывайте – разрешил начальник отряда.

Старший лейтенант подошёл к окну, распахнул его, высунулся по пояс в окно – оказывается группа стояла на плацу прямо под окнами: – Отделённый командир Петров!

В ответ прозвучало на плацу: – Я!

– В кабинет начальника отряда! Бегом!

Через пару минут в дверь постучали, и вошёл высокий широкоплечий боец. В качестве форса к обычному ремню через плечо, на манер офицерской портупеи, у отделённого был пропущен ремешок от нагана. Хоть и нарушение устава, но на подобные шалости у хороших бойцов, особенно сверхсрочной службы, начальство смотрело сквозь пальцы.

– Отделённый командир Петров по вашему приказанию прибыл!

– Товарищ полковник, разрешите, я введу в курс? – подал голос капитан.

– Разрешаю.

– Садись. – Стариков хлопнул ладонью по стулу, стоящему рядом, и быстро изложил ту часть задачи, которая ложилась на плечи ложных засад. Старший лейтенант, кажется, с какой-то мольбой взглянул на Петрова.

– Слушай, Василий Алексеевич, я знаю – ты смогёшь. Но надо человек восемь собрать, чтобы тоже смогли. Кто?

– Зачем восемь? Я тут вижу два фланга этого вашего загона. Как воронка в фитиле для карася. Так вот на правый фланг этого фитиля, действительно, надо не меньше двух ложных заслонов. Итого четыре человека. А вот левый фланг я вдвоём с одним бойцом беру на себя. Тут большое количество холмиков и ложбинок – есть где скрытно передвигаться. Ночка будет, конечно, та ещё, набегаемся вдвоём-то, зато ещё людей освободим. Себе в помощь прошу рядового Порошина, он хоть и молодой, но башковитый. Из него толк будет. А на другой фланг старшими Сухинина и Мелкумяна, в подчинение им, думаю, Карпова и Горидзе, только Горидзе с Мелкумяном вместе нельзя, обязательно сорвут операцию, а порознь они – дельные ребята.

– Ты уверен, что закроешь участок почти в шесть километров? – спросил начальник отряда, подняв вверх брови, так что шрам растянулся на всё лицо.

– Так, товарищ полковник. Вы учтите ночную слышимость! Если правильно и в нужном месте чихнуть, на два килоʹметра будет слышно. Потом, главное, тихонько перейти. Ну, и я в нужных местах оставлю свежие следы присутствия людей. Сам я не курящий, но прихвачу с собой окурки и, подогрев их спичкой, брошу как свежие, где надо. Где-то бумажку оставлю или тряпицу белую, чтобы в темноте видно было, где-то свежую ветку сломаю. Человек знающий сразу поймёт – тут кто-то только что был, или ещё есть. А их проводник должоʹн быть знающим в таких вот делах.

– Не боишься, что он будет слишком знающим и раскроет тебя? – спросил полковник, явно покорённый обаянием Петрова.

– Никак нет, товарищ полковник. Будьте покойны, я-то оставлю ему всё, как надо. Мне бы только снарядиться чуток, мусора нужного пособирать, сапогов или ботинок разных размеров штук пяток. Я с вечера наслежу. И мне бы ещё, вместе с Порошиным, по плащ-палатке офицерской и по маскхалату «амёбе». Мы то там, то тут в разных обличиях появимся, глядишь, решат, что целый полк прячется. – Закончив свою речь, Петров, улыбнулся от уха до уха. – Будьте покойны, товарищ полковник. Развернём куда надо.

Секунду помявшись, он продолжил:

– Только у меня ещё просьба есть. Мне недавнось «А-Вэ-эС тридцать шестую» выдали (автоматическая винтовка) – значится, как наиболее опытному и подготовленному, а вот у Порошина – трёхлинейка. Разрешите на всякий случай его ручником вооружить?

– Где ж я тебе возьму лишний ручной пулемёт? Нам они на месте будут позарез нужны, – возразил начальник мангруппы.

– А вы, товарищ старший лейтенант, обратитесь к товарищу полковнику. Пусть он разрешит со склада выдать мне Льюис, один из тех, что сдали после прибытия на замену им ДП? Ну, и дисков штук пять к нему.

– А не много – пять? – вмешался начальник штаба.

– Никак нет. Не много. Вы ведь возьмите в расчёт: если что не так – нам же пропустить – то их нельзя, а вот с ручником и с моей винтовочкой мы их будем держать хоть до следующего вечера.

– Не боитесь с такой старой машиной на бой-то? – задал вопрос уже начальник отряда, – они же ещё дореволюционные?

– Да нет, машинка неплохая, я быстренько осмотрю те, что есть, выберу менее изношенный. Да, и будем надеяться, что нам он не потребуется.

Немного ещё поспорив, согласились с предложением Петрова, и тот бегом понёсся с письменным требованием от начальника отряда на склад, за пулемётом и прочим хозяйством.

Тем временем манёвренная группа, хотя в отряде её всегда называли через «е» – «маневренная», направилась в глубокий тыл под видом внеплановых учений и с шумом и песнями прокатилась на имеющихся в её распоряжении целых двух грузовиках по городу изначально в направлении другого фланга. Только отъехав от города, сменила направление и, дав крюк, двинулась в уже в нужном. Сами же Петров с Порошиным, упаковав всё хозяйство в тюки и, взвалив их на лошадь, так же верхом направились прямиком в нужном направлении, не особо заботясь о сокрытии направления, считая, что для окружающих два пограничника, да ещё с вьючными тюками, идут или на работы какие-то, или просто доставляют груз. Тем более пулемёт был замотан в вещи, и на виду была только винтовка Петрова.

После обеда были уже на месте. Петров начал с того, что развёл лошадей и спрятал их в разных ложбинках, примотав их так, чтобы они были друг от друга в пределах слышимости. Таким образом, он надеялся, что кони будут «шуметь» не только фыркая или жуя траву и периодически позвякивая сбруей, но и изредка «поддерживать связь друг с другом» ржанием. А это – демаскировка на многие километры ночью. Остаток дня прошёл в хлопотах. Надо было распределить точки, где они будут базироваться, их должно быть на такой участок не менее двух десятков, определить скрытые и открытые маршруты движения, добиться от Порошина понимания, когда надо будет передвигаться скрытно, когда открыто, разложить по этим точкам имущество, привезённое с собой, для устройства показухи. В нужных местах, определённых Петровым, они оставили следы, используя сапоги и ботинки разных размеров, прихваченные с собой. Точно определив высоту и расположение, сломали, наверное, десятка два различных веток и прутиков. Последним этапом было оставление вещественных следов.

Петров вместе с Порошиным, пока нисколько не скрываясь, шли через горбушку холмика, которыми изобиловала эта местность.

– Товарищ отделённый командир! А почему мы ходим по верху у всех на виду сейчас? Противник не раскроет наши действия?

– Вот переживалкин. Не переживай, исходя из вводной, наши нарушители выйдут не раньше, чем ночью. С сопредельной стороны нас не видно. Гражданских тут тоже не много. Здесь выпасаʹ. На дворе сентябрь, даже если кто и появится, им не будет никакого дела до нас. Наши схроны с вещами в глаза не бросаются. Если какой колхозник тут и проедет, увидит он двух пограничников, чем-то занятых. Даже если именно он окажется сотрудником польской разведки – ему мы будем не интересны. Вот если бы мы явно тянули линию связи – он нас бы отметил. А так ходят, бродят два человека. А по горбушке идём, потому что здесь земля суше, следов почти не оставляем. Трава не то что к утру, уже ночью распрямится, и странной паутины одинаковых следов не будет. Будут только те, что нам надо. И вот пора один такой оставить.

С этим словами Петров спустился в ложбинку между холмиками, достал из кармана тряпицу, в которую было завёрнуто несколько окурков, взял один из них, зажёг спичку и аккуратно стал греть окурок со стороны нагара. Когда он прогрелся, Петров встал вдоль ложбинки, так как будто идёт по ней, и кинул окурок под ноги, после чего наступил на него. Сделав ещё несколько шагов в выбранном направлении, резко шагнул в сторону, наверх, и вернулся к Порошину.

– Запомнил, как надо?

– Да, а зачем их греть?

– Вот ведь, ещё пограничник называется. Пройдёт тут разведчик наших гостей, увидит в темноте окурок. Наклонится к нему, а он даже не пахнет. Ну, ясно – куривший человек был давно. А если возьмёт его в руки, а запах табачной гари свежий, грязь от наступившего на него сапога свежая – сразу станет ясно, что не давеча, а только что кто-то тут хаживал. А это заставит его задуматься – «кто»? Будет внимательнее смотреть, слушать. А тут мы: то стукнем, то брякнем, то кони заржут – всё ясно, людей много. А если он в ночи ещё услышит вдалеке что-то типа «стой», «вольно» или стук железа о железо, а ещё лучше – как затвор чакнет – всё, значит, тут войска, ну, и повернёт отседова. И посоветует своим идти в обход.

– Ясно.

–Ну, а раз ясно, то вот тебе шесть окурков и мне семь. Выбирай низкие места – ночью они будут жаться к низинам. И там, таким макаром, намусори между точками пятнадцать, двенадцать, восемь и пару окурков между седьмой и девятой. Потом верхами встречаемся у точки номер пять. – Пограничники разошлись.

Боец Порошин Виталий был человеком хоть и «башковитым», как его охарактеризовал Петров, но абсолютно городским. И хотя в целом боевая и политическая подготовка у него была на отлично, следовое дело давалось ему с трудом. Он, не привыкший видеть следы на мягком грунте или траве, никак не мог запомнить всю премудрость этого дела. Вот сейчас, например, они выискивали места с мягким грунтом и ставили там следы взятой с собой обувью. И отделённый даже пару раз его обругал, когда он, например, решив, что вручённые ему старые ботинки на него не налезут, надел их на руки и чуть не начал ставить следы. Получил затрещину. Оказывается, так можно поставить один след, максимум. И надо ставить правильно, а то опытный следовик заподозрит подвох, так как отпечаток и сам лёг не так, и с другими связан не верно. А когда Виталий – таки нацепил на себя эти малые ботинки, выяснилось, что его шаг слишком широкий для такого размера, и надо ставить ноги ближе. Когда он закончил цепочку следов, по его следам тут же прошёл Петров, потом обежал по траве босиком в начало участка и, надев офицерские сапоги, прошёл ещё раз – Порошина поразило то, что он явно менял походку каждый раз, чтобы, как потом объяснил отделённый – рисунок следов был разный.