Читать книгу: «Драгун. Крест за Базарджик», страница 2

Глава 3. На балу

Как и было приказано Подлуцким, полковой обоз вышел из Елисаветполя утром двадцать седьмого ноября. Накрапывал не прекращающийся который уже день холодный мелкий дождь, и под этим дождём интендантские повозки и подразделения эскадрона Кравцова, вытягиваясь через ворота крепости, занимали свои места в длинной колонне. Четвёртому взводу прапорщика Гончарова надлежало идти в тыловом охранении до Шамхора и уже после него менять в авангарде драгун Маркова.

– Привет, Захар Иванович, как ты?! Поправился?! – проезжая от командира эскадрона обратно в хвост колонны, крикнул земляку Тимофей.

– Да всё хорошо, вашбродь! – отозвался тот. – Отступила вроде лихоманка! Фуражировка эта дурная в горах, чтоб ей! Промок сильно, а потом ещё и продуло, вот и захворал, аж огнём ведь две недели горел. Антипушки нет, так Фома за мной приглядывал. – Он кивнул на сидевшего рядом в повозке нестроевого. – Ничего-о, выкарабкался с Божьей помощью, слабость вот только осталась.

– Ты это, Иванович, брось – «слабость». – Тимофей погрозил ему шутейно пальцем. – Тебя там, в Тифлисе, семья дожидается. Марфа все глаза, небось, проглядела. Чтобы как огурчик был!

– Слушаюсь, вашбродь! – растянулся в улыбке дядька. – Буду. Жду не дождусь, когда Кура покажется. Хоть вперёд каравана беги. Вы с Лёнькой обещали сразу в гости зайти!

– Зайдём, Иванович, непременно зайдём, – заверил офицер и тронул поводья. – Но-о, пошли, Янтарь!

– Вместе в рекрутах были. – Захар кивнул вслед отъехавшему прапорщику. – Сначала в Уфимском депо, а потом в Астрахани. Шибко грамотный Тимоха, с того и в господа вышел. Помнится, в Астраханском учебное наставление наизусть по памяти сказывал. Ажно сам князь Цицианов на большом смотре целый рубь ему за радение в службе подарил. Царствие небесное его светлости! – И сдёрнув фуражную шапку, дядька истово перекрестился. – Тихонько! – крикнул он, когда арба подпрыгнула на ухабе. – Ты не спеши так, Фома, не гони лошадок, они ведь разумные, сами знают, как им лучше идти.

– Так от Сидора ажно на десять саженей отстали. – Возничий кивнул на следовавшую впереди повозку. – Игнат Матвеевич будет объезжать, заругает ведь.

– Ну и пусть ругает, догоним, – проворчал Морозов. – А лучше будет, ежели колесо собьём?! Вот уж где намаемся, а перед этим ещё и выслушаем всякое.

Второго декабря, когда колонна проходила селение Газах, резко похолодало и пошёл снег. За неделю пути, пока не спустились в Тифлисскую котловину, все изрядно промёрзли.

– Четвёртый взвод прапорщика Гончарова встаёт на постой на своём прежнем месте у площади Ираклия, ближе к Куре, – зачитывал места квартирования своему эскадрону капитан Кравцов. – Коней, так же как и все остальные взводы, держите на старых царских конюшнях. Главнокомандующим Кавказскими силами империи генералом от кавалерии Тормасовым Александром Петровичем даны три дня отдыха всем вышедшим с юга войскам. Значит, по тринадцатое декабря включительно на гарнизонные работы и службу наш эскадрон привлекаться не будет. Приводите в порядок своё обмундирование и амуницию, обихаживайте коней, правьте эскадронное и артельное имущество. В преддверии рождественских праздников состоится большой войсковой смотр, и к нему мы должны быть подготовлены. Так что отдых отдыхом, а о службе тоже не забывайте думать. Никакого небрежения и беспорядка я у себя в эскадроне не потерплю, командирам же приказываю всемерно усилить надзор за своими подчинёнными. Помните, большое начальство сейчас рядом, и всякие дурные мысли советую всем из головы выбросить. Ну, вроде всё. – Капитан оглядел замерший перед ним в шеренгах строй кавалеристов и вскинул ладонь к каске. – Командирам взводов развести своих людей по местам квартирования!

Пролетели данные командованием дни отдыха, и у драгун началась обычная гарнизонная жизнь. Взводы по очереди заступали в караулы, уходили в дальние и ближние разъезды, участвовали в эскадронных и полковых учениях. За неделю до Рождества прошёл большой войсковой смотр. Серьёзных замечаний к нарвцам не было, полк показал себя перед начальством достойно, и оно им было довольно. За два дня до праздника во всех полках Русской императорской армии начали выдавать денежную «треть», а с учётом того, что предыдущую задержали из-за боёв на дальнем пограничье, получали драгуны в этот раз прилично.

– Ну что, Тимофей, завтра в свет выходим, – подмигнув Гончарову, сообщил квартирующийся вместе с ним в одном доме Марков. – Объявили, что после торжественного ужина будут танцы. Господи, я уже два года не вальсировал, а из музыки только и слышал лишь одну барабанную дробь да сигналы эскадронной трубы. Говорят, что на балу будут прелестные дамы. Только вот откуда им взяться здесь, за Кавказскими горами? Местные своих жён и дочерей никому не показывают, они у них взаперти на женской половине дома сидят или замотанные в десять платков на улицу выходят. А знакомец мой Семён, который из главного штаба, уверяет, что пара десятков очень даже достойных дам на балу будет присутствовать. Причём половина из них, по его словам, так и вообще девицы. Ну вот откуда здесь взяться девицам, а Тимоха?! Я ещё понимаю, в Воронеже, в Киеве, в том же Смоленске, да в любом другом губернском городе России. Но тут, в Тифлисе! На южных азиатских окраинах!

– Я тебе умоляю, Димка! – Гончаров поднял глаза от книги. – Уже десять лет, как наши войска во главе с генералом Лазаревым сюда зашли, и восемь, как здесь саму губернию провозгласили. Неужто думаешь, что за это время тут чиновничество не успело осесть? Да и полковые командиры или штабные офицеры, припомни, сколько сюда семей из центральных губерний перевезли? Вон даже к моему земляку, который сейчас в полковом интендантстве, и то жена с детьми переселились. А он ведь из нижних чинов сам, вот только позавчера унтерский чин каптенармуса получил. Так что девицы будут, не сомневайся.

– А ведь ты прав, – осматривая себя в небольшое круглое зеркало, произнёс Марков. – У полкового командира кавказских гренадеров, поговаривают, дочка красавица, трое уже в этом году к ней сватались, так от ворот поворот женихам дали. Там запросы знаешь какие? Чтобы чин не ниже майорского и Владимир или Георгий был на груди! Куда уж нам, простым прапорщикам, даже и Анненского креста на эфесе нет.

– Зато у тебя есть одно неоспоримое преимущество перед ними, – иронично хмыкнув, заметил Тимофей.

– Это какое же? – полюбопытствовал Марков, поправляя на мундире эполет.

– Ты, Димка, молод, а я что-то ни одного майора с Георгием или Владимиром не припомню без седин, – ответил тот. – Хотя нет, подожди, из семнадцатого егерского полка Одиноков Пётр Александрович есть, но и он, увы, в Елисаветграде остался.

– Молодость здесь не преимущество, Гончаров, а скорее недостаток, – с грустью в голосе проговорил товарищ. – Когда вокруг столько претендентов на руку девицы и на её приданое, отбор становится особенно жестоким, не давая и малейшего шанса нам, простым офицерам.

Денщики в очередной раз натёрли пуговицы на мундирах, отполировали до блеска сапоги, поправили у их благородий ремни амуниции.

– Красота! – вынес свой вердикт Клушин, придирчиво оглядывая стоявшего перед ним Тимофея. – Хоть к самому государю ампиратору на приём. А ну-ка, ну-ка, чегой-то эту чуть вбок, на Аннинскую скосило. – И слегка сдвинул ленту медали «За взятие Гянджи» вправо. – Во-от, а теперь хорошо. С Богом, ваше благородие!

Ко дворцу наместника три десятка нарвских драгунов подъезжали небольшой колонной во главе с полковым командиром и его штабом. По ступенькам в это время уже поднимались офицеры из Тифлисского гренадерского полка, а на площадь меж тем вступали ещё две воинские команды.

– Пойдёмте, господа! – Подлуцкий призывно махнул рукой. – А то нас вон егеря с мушкетёрами опередят. Не пристало славной армейской кавалерии да после пехоты плестись! – И, подкрутив усы, решительно пошёл по ступеням.

– Держи, любезный. – Тимофей подал поводья подбежавшему нестроевому и пристроился вслед за Марковым.

Из распахнутых дверей выскочил распорядитель во фраке и в пышном парике, коротко переговорив с подполковником, он подозвал к себе человека в ливрее, лакея, который провёл драгун к большой гардеробной комнате. Уже снявшие свои шинели гренадеры выходили в это время из неё, весело переговариваясь.

– Пожалуйте, господин подполковник. – Лакей сделал вежливый поклон. – Ванька, Стёпка, а ну-ка, принимайте всё у их высокопревосходительства!

Подлуцкий прошёл в гардеробную комнату, и двое нестроевых, подскочив, помогли ему снять верхнюю одежду.

– Пожалуйста, господа, будьте любезны и вы раздеться, – предложил после командира всем ожидающим лакей.

Прислуга была расторопная, не прошло и пяти минут, как у Тимофея выхватили из рук шинель и каску, а в ладонь вложили номерок. Так же как только недавно гренадеров, поджидающий лакей повёл внутрь дворца и драгун, а с улицы уже заходили егеря.

Из большого зала звучала музыка, у его забранного в малиновый бархат стен группами и в одиночку стояло множество военных в мундирах самых разных цветов, и лишь кое-где виднелись одетые в чёрно-белое статские. Женщин было мало. Они в основном сидели на диванчиках, обмахиваясь веерами, или же выглядывали из небольших боковых комнаток.

– Вон, вон она! – Марков толкнул локтем Тимофея.

– Кто-о? – не понимая, о чём речь, переспросил тот.

– Да дочка гренадерского полковника, про которую я тебе рассказывал, – возбуждённо частил товарищ. – Ну к которой трое уже сватались.

– А-а-а, вон ты про что-о? – протянул Гончаров. – Да ничего особого. Платье, конечно, интересное, красивое, эдакое пышное, а так чернявая, худая какая-то, глазом зацепиться не за что, да и лицо у неё надменное, злое.

– Эх, Тимоха. – Димка неодобрительно покачал головой. – «Глазом зацепиться не за что, надменная». Это же не деревенские посиделки, а большой светский приём. Ты меня прости, конечно, не хотел тебя обидеть.

– Да больно мне нужно обижаться, – отмахнулся Гончаров и окинул взглядом стоявших по бокам зала людей. Напротив оживлённо переговаривалась группа офицеров из какого-то мушкетёрского полка. Рядом с ними стояли драгуны с белыми обшлагами и погонами на мундирах – нижегородцы, прибывшие полгода назад от Кавказской линии. Из бокового зала рядом с ними вышла группка господ в военных и статских одеждах. Тимофей уже пробежал было глазами далее, но что-то его зацепило, и он снова перевёл взор на вышедшую группу. Переговариваясь с важным седым господином, к нему чуть боком стоял моложавый мужчина во фрачном костюме. Словно почувствовав на себе пристальный взгляд, он повернул голову и с вальяжным видом окинул взглядом стоявших напротив русских офицеров.

Их глаза встретились. Тимофея кинуло в жар. Напротив него стоял он, человек, убивший у Аракса Хрисанова Яшку и пытавшийся застрелить его самого, – монсеньор Клермон. Французский шпион, маскирующийся то под местного торговца, то под учёного-натуралиста. Как видно и сам несколько озадаченный встречей, француз непроизвольно потёр левой рукой правую и, поморщившись, отвёл взгляд.

– Пётр Сергеевич, а это кто такие? – Тимофей, пододвинувшись к Копорскому, кивнул в сторону группы из военных и статских.

– Да это всё иностранные атташе, что при ставке главнокомандующего состоят, – ответил тот. – А с ними ещё и наши штабные офицеры любезничают.

– Господа, внимание! – На середину зала выбежал распорядитель. – Их высокопревосходительство генерал от кавалерии Тормасов Александр Петрович!

По залу пробежал шелест, и офицеры приняли строевую стойку. Под руку с немолодой, но всё ещё привлекательной дамой зашёл сам главнокомандующий всеми войсками империи на Кавказе.

– Здравствуйте, господа! – Генерал, окинув взглядом стоявших, сделал величественный поклон.

– Здравжелаювашвысокопревосходительство! – рявкнули военные.

– Тише-тише, господа, у нас ведь сегодня светский праздник, а не манёвры, – изволил пошутить Тормасов. – Передаю бразды правления уважаемому распорядителю и хозяину сегодняшнего вечера. Пожалуйста, командуйте, Виктор Ипатьевич. – Он кивнул господину во фраке, и тот вышел на середину зала.

– Господа, с милостивого разрешения их высокопревосходительства я объявляю сегодняшний бал открытым! – И по взмаху его руки с верхней галереи грянул музыку оркестр.

По традиции конца восемнадцатого – начала девятнадцатого века танцы на балах начинал полонез. Торжественное шествие возглавил со своей дамой сам Тормасов. Танец исполнялся в умеренном темпе, как бы подчёркивая возвышенный характер праздника. Танцующие пары двигались в нём по установленным правилами геометрическим фигурам, словно нанесённым на паркет.

– Гляди-ка, наш, наш, пошёл! – воскликнул стоявший слева подпоручик Дурнов. – Ах ты, какую себе даму Пётр Сергеевич отхватил!

– Да ничего особенного, – фыркнул Зимин. – Эта дама, небось, лет на десять его старше. Это ведь жена подполковника Бибикова. У того нога простреленная, вот он и не может танцевать, а наш тут как тут.

– Ну и молодец Петя, – пожав плечами, произнёс с улыбкой подпоручик. – А нам даже и такой не досталось.

– Конечно, был бы я из княжеского рода, глядишь, и не такую старушку на полонез повёл, – заметил недовольно Зимин. – И чего суетился, всё равно ведь скоро в Западную армию убывает.

– Ну и хорошо, вот наконец-то и ты, Николай, свой штабс-капитанский чин получишь, – заявил Дурнов. – Твой ведь он теперь по старшинству.

– Ещё бы его соблюдали всегда, это старшинство, – проворчал Зимин. – А то некоторым из высоких фамилий всё сверх очереди достаётся.

«Копорский убывает в Западную армию?» – выхватил новость слушавший краем уха Тимофей. «Не может быть! Так вот почему он бумаги в штабе выправлял! И вьючных коней на базаре присматривал, – мелькали в голове мысли. – Это что же получается, Пётр Сергеевич уедет переводом в Румелию и в заместители эскадронного командира переместится Зимин? Вот ведь накомандуется, дорвётся тогда до власти! Да-а, худо дело!»

Следом за манерным полонезом пары закружил весёлый вальс. Кавалеры на балах заранее приглашали дам на все танцы. Дамы вместе с веером носили на запястье специальную книжечку, в которую записывали имена кавалеров, пригласивших их на определённый танец. Каждый новый на балу всё меньше напоминал торжественный балет, всё больше в нём было танцевальной игры и свободы движений.

Тимофей на этом празднике чувствовал себя лишним, танцевать он не умел и наблюдал за всем со своего места, стоя в группе таких же молодых офицеров. Он как мог пытался отвлечься, но взгляд его то и дело выхватывал в зале фигуру француза. Клермон танцевал уже пятый танец кряду, как видно, отбоя и трудностей с поиском партнёрш у монсеньора никаких не было.

Примерно около девяти часов смолкли последние аккорды, и распорядитель пригласил всех отужинать.

– Господа, наш зал по главному проходу прямо и налево! – провозгласил подполковник Подлуцкий. – Имейте в виду, с нами ещё офицеры трёх полков, а также будет наш шеф генерал Портнягин и генерал Небольсин. Так что ведём себя прилично и на крепкое спиртное сильно не налегаем. Особенно это взводных командиров касается. – Он окинул взглядом молодых офицеров. – Вперёд! – И зашагал к выходу из танцевального зала.

Как часто бывает в таких случаях, в дверях возникла небольшая сутолока. Людей было много, а выход слишком узок. Тимофея резко подтолкнули сзади, и он налетел на вынырнувшего откуда-то сзади господина в статском.

– Прошу прощения! – только и успел он произнести, как вдруг господин впереди завопил во весь голос.

– Вы отдавили мне все ноги! Ужасно! Как грубо! Как так можно?! Да вы чуть меня не свалили, подставив свою ногу! Это унизительно!

– Простите велико… – начал было опять свои извинения Тимофей и замер на полуслове. На него с негодованием взирал повернувшийся Клермон.

– Или русских офицеров совсем не учат вежливости и правилам приличного поведения?! – почти без акцента резко бросил француз.

– Господа, господа, ну что вы, право слово?! – воскликнул подскочивший Марков. – Тут такая страшная сутолока! Я уверен, что мой друг сделал это не намеренно!

– А у ваш друг есть свой язык?! – протиснувшись сквозь толпу, чопорно произнёс ещё один важный господин в статском.

– Я ведь уже извинился и готов ещё принести свои извинения, если, по вашему представлению, повёл себя грубо, – выдавил из себя Тимофей. – Это вышло совершенно случайно.

– Вы хотите сказать, что я лгу, когда утверждаю, что вы пытались меня уронить, намеренно подставив ногу?! – воскликнул горячо Клермон.

«Господи, какой бред, – мелькнуло в голове у Тимофея. – Главное – только держать себя в руках, всё это явно неспроста».

– Господа, господа, давайте отойдём в сторону, не будем создавать сутолоку и мешать проходу другим, на нас и так все смотрят, – предложил Марков.

– Я вижу у вашего друга солдатские награды на мундире? – отходя к большому зеркалу, задал вопрос важный господин и кивнул на Тимофея. – Скажите, господин прапорщик, неужели все русские офицеры столь неучтивы или это касается только тех, кто вышел, как он, из солдат?

– И хватает ли у них духа отвечать за себя, или они привыкли, когда за них делают это их друзья? – произнёс, глядя с ухмылкой в глаза Гончарову, Клермон.

– Я всегда готов ответить за себя сам, – твёрдо сказал Тимофей. – И русские офицеры, даже если они и вышли из солдат, всегда учтивы с теми, кто и сам с ними учтив.

– Это обвинение в мой адрес?! – воскликнул француз. – Неслыханная дерзость! Монсеньор, вы слышали?! – Он повернулся к стоявшему рядом господину. – Теперь уже я никак не могу просто так это оставить!

– Штабс-капитан Копорский, Нарвский драгунский полк, – щёлкнув каблуками, представился подскочивший драгун. – Я командир этих офицеров. Что-то случилось, господа?! Прапорщик Гончаров, что тут у вас?!

– Ничего особенного, господин штабс-капитан, – приняв строевую стойку, ответил Тимофей. – Я случайно толкнул при выходе этого господина. – Он кивнул на француза. – После чего перед ним извинился. Надеюсь, что его честь после этого восстановлена и мы совсем скоро сможем присоединиться к офицерам полка.

– Граф Клермон Жан-Луи-Поль-Франсуа. – Француз сделал учтивый поклон. – Гость и добрый друг помощника атташе Французской империи при вашем командующем.

– Жан-Фредерик де Шабанн, – назвал себя, кивнув, второй француз. – Первый помощник и секретарь атташе.

– Я вижу, вы из благородной фамилии, господин штабс-капитан, – произнёс, оглядывая с головы до ног Копорского, Клермон. – Так вот, к моему большому сожалению, я должен констатировать, что ваши подчинённые не отличаются большой учтивостью и весьма дурно воспитаны, особенно этот. – Граф кивнул на Тимофея. – Чуть было не свалив меня под ноги толпы намеренной подножкой, он ещё и сам обвинил нас с моим другом в неучтивости. Неслыханная дерзость!

– Дорогой граф, он ещё так молод, давайте мы с вами сами уладим это дело, – предложил Копорский. – Прошу вас, господа. Ну что вы, право слово, гневаетесь в такой славный день. А мы с вами сейчас выпьем доброго вина и решим все вопросы. Согласитесь, ведь я и сам, как командир этих молодых офицеров, могу принять вину на свой счёт? Давайте же уладим все вопросы со мной. Прапорщик Марков, прапорщик Гончаров! – не дожидаясь ответа от французов, рявкнул он. – Шагом марш в расположение эскадрона! И чтобы сегодня ни ногой из своей квартиры!

– Есть! Есть! – отозвались офицеры и, понурив голову, пошли в сторону гардеробной.

Глава 4. Дуэль

– Ну прости ты меня, Димка, ну никак не мог подумать, что так получится, – винился за завтраком Тимофей. – Кто же знал, что этот француз и прямо передо мной окажется! Лучше бы я в бальном зале подождал, пока все пройдут. Да не пытался я его свалить, вот честное слово!

– Ага, после того как ты рассказал, что это тот самый, который у Аракса был и который на тебя штабных натравил, даже я стал в твоих словах сомневаться, – покачав головой, укоризненно произнёс Марков. – Признайся, что не сдержался, когда узнал его, вот и толкнул в сердцах. Чего уж тут такого. Я бы и сам, небось, не смог бы с собой совладать, коли он передо мной маячил. Без подножки, конечно, но уж в спину точно бы подтолкнул. Эх, такой день нам эти французы испортили! Караульные сказывают, что наши офицеры до самого утра гуляли, вот уже перед самым сигналом побудки с песнопениями в расположение явились. Теперь, небось, целый день будут отлёживаться.

– Да ладно, не особо много мы и потеряли, – высказал своё мнение, вставая из-за стола, Тимофей. – Зато выспались, голова свежая, а они с похмелья будут маяться. Так что ищи во всём плюсы, Димка.

– Философ, блин, – хмыкнул тот. – А то, что опять целый год из всего светского общества только мордастый унтер и рябой денщик будут, это тоже плюс? Хоть какое-то развлечение намечалось, и то загубили.

Послышался стук в дверь, и из сеней в господскую комнату заглянул денщик Маркова.

– Ваше благородие, там это, там какой-то господин про Тимофея Ивановича спрашивает. Важный такой, в шубе и с тростью, а на голове у него кожаный горшок.

– Кого это там принесло? – проворчал прапорщик. – Ты никого не ждёшь, Тимох?

– Да нет. – Тот пожал недоумённо плечами. – Ну запускай в дом его, чего на улице держать?

Денщик выскочил наружу, и вскоре в сенях послышались шаги. Дверь распахнулась, и в комнату зашёл вчерашний знакомец.

– Жан-Фредерик де Шабанн, – представившись, француз отвесил лёгкий поклон вставшим при его виде драгунам.

– Прапорщик Гончаров, прапорщик Марков, – щёлкнули те каблуками, приветствуя.

– Господа, я прибыл к вам по поручению своего друга графа Клермон Жан-Луи-Поль-Франсуа, – произнёс француз с лёгким акцентом. – Ему угодно сообщить русскому офицеру Гончарову Тимофею, что он хотел бы получить сатисфакцию, то есть по-русски – удовлетворение, за оскорбление своей чести. Граф Клермон требует дуэли с господин Гончаров, и в данном случае я выступать в качестве его секунданта. Право выбора оружия и место для дуэли граф оставляет за вами. Единственная его просьба – это провести поединок не позднее сегодняшнего вечера, ибо уже завтра ему надлежит убыть на родину. У вас есть тот человек, которому можно доверить быть секундантом прямо сейчас?

– Дмитрий? – посмотрев на Маркова, глухо проговорил Тимофей. – Мне только тебя и просить.

– Монсеньор, а нельзя ли это дело как-то уладить без дуэли? – обратился тот к французу. – Вчера ведь мой друг при мне и при других свидетелях принёс графу извинения. Ещё и наш командир штабс-капитан Копорский обещал все спорные вопросы решить.

– Увы, но нет, господа, – покачав головой, ответил Жан-Фредерик. – Это дело чести, и мой друг видит только лишь один способ для её восстановления – это дуэль. Прапорщик Гончаров, конечно, вправе отказаться… – проговорил он с ироничной улыбкой. – Но он должен понимать для себя все последствия такого отказа. Он ведь, если я не ошибаюсь, по законам вашей страны, получив свой первый офицерский чин, уже является дворянином и должен соблюдать кодекс чести? Не так ли?

– Я принимаю вызов, – произнёс глухо Тимофей. – Дуэль так дуэль.

– Очень хорошо! – воскликнул обрадованно француз. – Тогда, с вашего разрешения, осмелюсь предложить вашему секунданту обговорить её правила. Выйдем на улицу, господин прапорщик? – И он отвесил церемонный поклон Маркову.

– Пойдёмте, – печально вздохнув, сказал тот, накинул шинель и вышел следом.

«Да-а, неприятная ситуация», – присев за стол, думал Тимофей. «В любом случае моя позиция проигрышная, как бы и чем всё ни обернулось. Отказаться от дуэли – значит быть отвергнутым обществом как трус и получить пятно несмываемого позора на всю жизнь. Принять в ней участие и убить соперника – значит быть подвергнутым преследованию властей. Что-то такое я слышал мельком про обещание каторги и разжалование дуэлянтам. Ну, или как вариант – проиграть самому и быть убитым. Вот этого уж точно не надо! Попасть сюда из другого времени и мира и пасть от руки какого-то хитромудрого француза? Боже упаси, глупее судьбы не придумаешь! А ведь всё может быть. Клермон, похоже, весьма искусен в таких поединках, вон как он уверенно всё к нему сводит. Да-а, ну что же тут поделать? Какой выход?» – лихорадочно бежали в голове мысли. «А-а, будь что будет», – решил молодой офицер и тяжело вздохнул.

Стукнула входная дверь, и, протопав через сени, в комнату зашёл Марков.

– Всё обговорили, Тимофей, – стряхивая с фуражной шапки снег, заявил он. – Традиционная дуэль на пистолетах и у барьера стоя во фрунт. Сходиться будете по команде. Между барьерами расстояние двадцать шагов. Место каждого определяет жребий. Так, что ещё? Осечка не в счёт, должен быть настоящий выстрел. У каждого поединщика он один. Пистолетам положено быть новыми, нестреляными, поэтому придётся их купить. Условились с этим французом через час встретиться у входа на рынок и совместно их приобрести. Заряжать уже будем прямо перед самой дуэлью, и каждый секундант своему стрелку. Вроде всё. А-а-а, да, самое главное! Присутствуем только мы четверо и по одному слуге с каждой стороны, чтобы не было лишних глаз и никто бы не мог помешать поединку! – воскликнул возбуждённо Марков. – Французы тоже не горят желанием предавать это дело огласке. Место мы тоже определили, оно у Куры, ниже по течению, в паре вёрст от ворот, там ещё ровное поле такое за поворотом в леске. Лишь бы погода не подвела, а то, я гляжу, ветерок поднялся и время от времени снег идёт. Да-а, этот самый Жан раз пять мне успел сказать, какой Клермон хороший дуэлянт. С его слов, он уже несколько дюжин своих соперников из пистолета ухлопал или шпагой заколол. Дескать, очень сочувствует молодому русскому офицеру и для него он уже покойник.

– Пугает, чтобы нервозность и страх вызвать, – определил Гончаров. – Если заранее противника испугал, считай, половина успеха уже у тебя.

– Ну не знаю, не знаю, уж больно уверенно они держатся, – заметил Марков. – Похоже, и правда опытные дуэлянты. Там во Франции такое весьма распространено. Может, ещё раз извинишься, Тимофей? Глядишь, и оставят свою затею?

– Не-а, не оставят они, Дима. У Клермона это, похоже, дело принципа. Свою обиду, которая не здесь, а там, у Аракса, была, хочет моей кровью смыть. Будем стреляться.

– Ну-ну. – Товарищ пожал плечами. – Тогда доставай серебро. Рублей пять пистоль точно у торговцев оружием будет стоить.

Весь день с близких к Тифлису гор дул порывистый ветер. Несколько раз начинал идти снег, и его порывы кидали колючие снежинки в лица людям.

– Врача не захотели французы звать, – сообщил, кивнув на стоявшие в отдалении две фигуры, Марков. – Дескать, ни к чему, если что – до города недалеко, а значит, и так подстреленного можно довезти. А если с врачом – раньше времени до властей весть о дуэли может долететь, и помешают. Как я понял, свидетель вчерашнего, Пётр Сергеевич, пребывает в полной уверенности, что он уладил ссору. Жан, когда мы пистоли покупали, невзначай обмолвился, что они до полуночи с ним были и чуть ли не лучшими друзьями расстались. А тут раз – и уже с утра француз к нам с вызовом на дуэль явился.

– Предусмотрительные, – отметил Гончаров. – Чувствуется богатый шпионский опыт.

– Ну, я не знаю, какой там шпионский, – произнёс неуверенно Димка. – Может, ты всё сгущаешь, Тимох? С виду ведь воспитанные, благородные господа. О, меня Жан зовёт. – Он показал в сторону французов и, перехватив кожаный свёрток с дуэльным оружием, поспешил к ним.

После традиционных в таком случае вопросов и получения ответа о невозможности примирения оба секунданта начали зарядку доставшихся им по жребию пистолей. Затем была размечена дистанция открытия огня с барьерами, определены точки начала схождения к ним, и наконец, поединщиков развели по своим местам.

– По моей команде начинаем сходиться! – выкрикнул возбуждённо Марков. – Ну, Тимофей, Бог тебе в помощь. Внимание, господа! – Он поднял руку с платком.

Рукоятка пистоля холодила ладонь. Ветер чуть стих, и с неба на окружавшие поляну деревья и на стоявших напротив друг друга людей падали снежинки. Совсем скоро раздастся роковой выстрел – и кому-то из них с большой вероятностью придётся упасть на этот белый снег, окрашивая его в красное. Глупо, как же глупо вот так умирать.

– Сходимся!

Десять шагов до утоптанной площадки и до воткнутого в снег прута. Тимофей шёл медленно, с поднятым вверх дулом пистоля. С противоположной стороны от большого куста в его сторону двигался, иронично улыбаясь, его враг – граф де Клермон. Вот он замедлился и встал вполоборота, прямо посередине дистанции схождения, тем самым давая возможность произвести первым выстрел сопернику.

«Хитро, новички в таком случае обычно не выдерживают и в горячке подходят к барьеру первыми, сразу же стреляя, – бежали в голове у Тимофея мысли. – А тут лишние пять шагов к тем двадцати основного расстояния. Да и не достигнув ещё барьера, можно вот так вот стоять боком, сильно уменьшая площадь поражения. И ничего ведь не скажешь, француз же к своему барьеру ещё не подошёл, а значит, и никаких нарушений здесь нет». И Гончаров остановился, так же как и его соперник, на середине дистанции схождения с поднятым вверх пистолем. Было отчётливо видно, как граф усмехнулся и иронично покачал головой.

– Идём, идём, не бойся! – поманил он свободной рукой русского. – Ну что же вы замерли, сударь?! Вам страшно?

– Разговоры во время дуэли запрещены! – крикнул стоявший сбоку Марков. – Монсеньор, я протестую! Боюсь, что я не смогу скрыть этого нарушения от общества!

Улыбка сошла с лица француза, было видно, как на нём мелькнула гримаса удивления и недовольства. Этот молодой русский офицер делал всё не так, как он предполагал. Очень странный русский. Хорошо, он застрелит его и так. Клермон повернулся и сделал шаг в сторону барьера, ещё шаг, ещё, и уже на четвёртом, видя, как начал движение Тимофей, он вытянул руку с пистолем. Пятый шаг – и он у самого барьера. Дуло направлено прямо в центр фигуры соперника, палец плавно начинает выбирать свободный ход спускового крючка. Ну вот тебе и конец, русский!

Резкий порыв ветра швырнул горсть снега прямо в глаза графу, и он слегка качнул головой. На больной руке, раненной у дальней, южной речки, непроизвольно сократилась мышца, и палец резко дёрнул крючок. За мгновение до огненной вспышки ствол слега «клюнул», и вылетевшая пуля оцарапала бедро русского драгуна.

– Merde! Idiote!¹ – воскликнул в сердцах граф. – Эта дрянная азиатская погода!

– Ах ты гад… – сквозь зубы проворчал Тимофей, ощупывая ногу. На пальцах у него была кровь, бедро саднило, но он был живой, и у него был выстрел.