Перед грозой так пахнут розы

М. Х.: Пройдём по слухам, что ходят об ополчении. Есть ли среди ваших бойцов женщины?

Л. Р.: В моём взводе нет, а вообще в ополчении есть. Например, лучший снайпер батальона «Призрак», где я служу – совсем молоденькая девочка Ксюша, позывной Завиток. Особо хочу сказать про женский батальон из временно оставленного нами Северодонецка. Командир у них колоритный. Полина, позывной Чёрная вдова. Она и вправду вдова. В один прекрасный, а точнее, ужасный день пошла с утра на воскресную службу в храм. Возвращается, а на месте дома – воронка. Погибла вся семья. Тогда она побежала назад в церковь, что есть мочи, упала на колени перед священником, который ещё не ушёл, обхватила руками его за ноги и как закричит:

– Батюшка! Делайте со мной, что хотите, но я вас не отпущу, пока не благословите воевать.

Объездила всю Донечину и Луганщину, выискивая готовых пойти добровольцами девушек.

Бесстрашия в ней не меньше, чем во всём моём взводе. Я имел возможность оценить её в деле – мы вместе совершали диверсии в Лисичанске в первые двое суток после взятия его украми.

Вы, наверно, задали вопрос про женщин, потому что после свадьбы Моторолы вам интересно, не собираюсь ли я пойти по его стопам. Мой ответ – категоричное нет. Полина пыталась ко мне клеиться в Лисичанске, когда мы ночевали вдвоём в тесном схроне. Но безуспешно. Я люблю своих соратниц, но только как сестёр во Христе и сестёр по оружию. У меня была только одна любимая женщина, которая сейчас ждёт меня на том свете. Если Господь сподобит дожить до победы, то я уйду в Свято-Успенский монастырь в Бахчисарае и стану иеромонахом.

М. Х.: Вы затронули тему православия. Я вижу у вас на плече шеврон «Православие или смерть». Значит, вы носите эту нашивку не для красоты, а по убеждению, так?

Л. Р.: Именно. Хотя, выглядит этот знак действительно красиво.

М. Х.: И вы делом доказываете свою позицию, отстаивая православие на Донбассе не на жизнь, а на смерть. Расскажите о наиболее запомнившемся вам подвиге.

Л. Р.: Где тут подвиг? Тут работа. Как говорится, «Делай, что должен, и будь, что будет» (неловко улыбается).

Помню, брали мы Кружиловку. Это на самом краю Луганской Народной Республики. Первый прорыв ополчения к границе, когда мы опрокинули украинскую пограничную заставу и открыли возможность переправлять гуманитарные грузы из России.

В ночь на 22 июня.

Нас было всего 20 бойцов со стрелковым оружием. Их что-то около 130 человек, причём, у них была даже пушка. Мы подъехали на пяти машинах – шли без света, на предельно малом ходу, чтобы шума поменьше. Едем вверх, на холме их казармы, дальше – крутой спуск и река Северский Донец, по которой и проходит граница. Встали мы, значит, вокруг них полукругом. И в последний момент резко врубили дальний свет и включили автомобильную акустику на полную мощность. У кого панк-рок, у кого хэви-метал. У меня – пауэр-метал про геноцид индейского населения Америки, устроенный янки, с которых укры берут пример. Идея не моя была. Новенький в нашем отряде придумал. Мы после этого хотели присвоить ему позывной Артист, но такой уже есть у актёра харьковского театра, перешедшего на нашу сторону ещё в апреле. И назвали паренька Ди-Джей.

Хохлы повскакивали с постелей в трусах и майках, не понимая, что происходит. А мы начали палить беспорядочно из автоматов и орать во все свои лужёные глотки: «Меч Господа и Гедеона!». Они отложили тонну кирпичей и открыли по своим же дружественный огонь. Часть из них хотели завести грузовик и сбежать – так по ним шмальнули из ихней пушки. Никого не осталось. Через несколько минут всё было кончено. Остатки уплыли на катере вниз по Донцу, но недалеко. В панике они завернули в левый приток реки, на территорию Ростовской области, где их повязали российские погранвойска.

А мы ударно трудились под палящим солнцем весь самый длинный день в году и на следующее утро навели понтонный мост. Радиосвязи с другими взводами и ротами не было. Как мне рассказали после нашей встречи, подошли к Кружиловке ещё две роты, со стороны Пархоменко. Не зная, какой именно из взводов «Призрака» вышел на задание, и успешно ли мы выполнили боевую задачу или полегли. Стали смотреть в бинокль и спорить между собой. А мы выкрасили простыню в синий крест на красном фоне и повесили её на флагштоке вместо жовто-блакитной тряпки. И вот, смотрят, значит, два ротных командира на понтонный мост, на боевое знамя Новоросии, и один говорит:

– Я слышал от Алексея, что зачищать границу в этом секторе выдвинулась группа Рамиреса.

А второй возражает:

– Рамирес поднял бы «Весёлого Роджера».

То есть, я уже месяц назад ассоциировался со знаком «Православие или смерть». На пиратский флаг похоже, скажете. А я и не возражаю. Мы тоже мятежники. Объективно. Впрочем, боевое знамя Новороссии на основе “Rebel flag of Confederate States¹⁹” – более красноречивая пощёчина янки, спонсирующим Петро Потрошенко. У меня и такой шеврон нашит на форме – на другом плече, для симметрии (улыбается).

М. Х.: Я только заметила, что у вас татуировка на правом предплечье, латинскими буквами. Что там написано?

Л. Р.: Cristeros libertadores. В переводе с испанского – «Воины Христовы, освободители». В двадцатых годах прошлого века, когда в Мексике правили троцкисты, местные католики подняли против них восстание, называя себя так. И мы воюем против бандеровской хунты, насильно обращающей православных христиан в секту «Киевский патриархат», сравнимую с так называемой «Церковью Рейха» в нацистской Германии, где в храмах вместо статуй Христа ставили бюсты Гитлера. А среди этих кристерос был священник Викториано Рамирес, отсюда и мой позывной. У меня был родственник, священник отец Виктор, убитый во время националистических погромов в Киевской области весной. И я хочу, чтобы при монашеском постриге, когда будут менять имя, меня назвали именно Виктором.

М. Х.: Но ведь татуировка – не совсем православное явление. Точнее, совсем не православное.

Л. Р.: На день рождения наколол, который совпал с днём провозглашения Луганской Народной Республики. Покуражиться перед сослуживцами захотелось. Батюшка, окормляющий наш батальон, конечно, не одобрил. Но сводить не буду. Может быть, в одном из боёв эту руку оторвёт.

М. Х. (поёжилась): Чёрный юмор.

Л. Р. (ледяным тоном): Какая жизнь, такой и юмор.

М. Х.: И всё-таки, несмотря на всю трагичность текущей ситуации, можете ли вы припомнить какой-нибудь курьёзный случай на вашем боевом пути?

Л. Р.: Пару недель назад заглянул на сайт СБУ – чисто поржать. И увидел, что там вывесили списки террористов, сепаратистов и прочих противников режима Порошенко, то есть, нас. Не знаю, что курит составитель этого «хит-парада», какие грибы. Игорь Стрелков, герой из героев, всего лишь на пятом месте. Мозговой, выдающаяся личность, равная Стрелкову, вообще, в первую десятку не попал. Но сильнее всего меня возмутило то, что моя фамилия там вообще отсутствовала.

Там был так называемый телефон доверия, по которому можно позвонить и сдать сепаратистов. Я и позвонил. На том конце провода обрадовались – подумали, кто-то из гражданских хочет заложить партизан. Спросили, кого я желаю назвать. А я ответил:

– Я – сепаратист. У меня в подчинении три десятка удалых молодцов, а меня нет в списке лиц, опасных для Порошенко. Безобразие.

М. Х. (едва сдерживая смех): И что они вам ответили?

Л. Р. (спокойно): Поблагодарили за звонок. Обещали исправить свою оплошность. Через три дня я снова посмотрел списки – не обманули.

М. Х.: Нам поступает информация, что про войну уже анекдотов всяких насочиняли. Вы знаете хоть один?

Л. Р.: Знаю, и не один. Мой любимый таков:

Киевлянин живёт и работает в Донецке уже не первый год. А прописка киевская. Вдруг ему на мобильный звонок – киевский военкомат. Военком начинает ездить по ушам, что, мол, должен он явиться через два дня в военкомат с вещами для отправки на войну.

Тот отвечает:

– Вообще-то я не в Киеве и уже воюю.

У военкома появилась заинтересованность:

– Когда призывались? В какой части служите? На каком участке фронта? Кто командир?

Тот отвечает:

– Доброволец. Батальон подполковника Кононова. Шахтёрск. Ополчение ДНР.

На том конце провода – кататонический ступор. Потом робкий вопрос:

– А в Киев когда собираетесь?

– Вот освободим Славянск и Краматорск, и сразу к вам. Прямо к военкомату на танке подкачу.

М. Х.: А мой любимый:

Армянское радио спрашивают:

– Почему бойцы национальной гвардии Украины во время интервью прикрывают лица масками?

Ответ:

– Им ещё в Россию гастарбайтерами ехать.

Л. Р.: Такого я ещё не слышал.

Оба смеются. Журналистка возвращается на деловой лад первой.

М. Х.: Продолжим разбирать слухи об ополчении. Есть ли у вас несовершеннолетние?

Л. Р.: В моём взводе один сын полка. Родился в день нападения Соединённых Штатов на Югославию в 99-м году. Учился в школе в Мариуполе, никого не трогал. 13 июня он сдавал экзамен. И тут тревога – укры начали зачистку города. Жители спустились в подвалы, а солдаты завязали с нашими бой. Его школа была на правом берегу реки Кальмиус, где шла регулярная армия – эти гражданских не тронули. А его семья оставалась дома на левом берегу, где шёл правый сектор. Те забрасывали подвалы гранатами. И остался он круглым сиротой. Прибился к отступающей роте Бабая и шёл с ними до самого Антрацита, где я взял его под своё крыло. Оружие малолеткам мы не даём. Вася, например, ведёт разведку. Юркий подросток, идеально знающий местность, в этом деле незаменим. Он объездил на своём велосипеде весь юг Донецкой и Луганской республики. Был даже в двух сёлах Бердянского района Запорожской области. Вот такой сын полка. Да он и вправду мне почти что в сыновья годится. Если бы я залетел на первом курсе института, у меня бы мог быть сын такого возраста (смеётся).

М. Х.: Но у вас нет ни жены, ни детей?

Л. Р.: Не успел я завести детей. Я – вдовец (резко мрачнеет).

М. Х.: Эту войну называют братоубийственной. У вас есть родственники в противоположном лагере?

Л. Р.: Есть. Точнее, был один. Мамин двоюродный племянник, Юра Грищук, из Хмельницкого. Девичья фамилия матери – Олеся Грищук. Так вот, этот Юра был главным специалистом по пыткам в карательном батальоне. Отпетый садист. Был в моём взводе боец, Дима – виртуозно играл на гитаре Битлов, у него и позывной был Маккартни. Попал в плен. А Юрик придумал изощрённое издевательство – во время жестоких допросов над заключёнными измывались под звуки музыки. А между этими допросами прокручивали им в камере те же песни, что звучали во время пыток. И когда мы обменяли Диму на их пленника, его трясло мелкой дрожью от первых же аккордов некогда любимой песни “In my life” – его под неё месили, как боксёрскую грушу. Неделю назад Юра попал ко мне в плен сам. Вспомнив, что он сделал с Маккартни, я лично пустил ему пулю в лоб без суда и следствия.

М. Х.: Есть ли у вас родственники в ополчении?

Л. Р.: У меня остался один близкий человек – мама. Остальных я потерял. В середине марта во время погрома в Киевской области погиб двоюродный брат. По дороге из Киева в Крым попала под горячую руку бандеровцев жена. А я, оставшись один, как перст, взялся за пистолет. Я сражаюсь не за то, чтобы Донецк и Луганск писались без мягкого знака на географической карте. А за то, чтобы никогда, вы слышите, ни при каких обстоятельствах весёлые аполитичные панки и рокеры не становились суровыми мстителями за смерть друг друга. Вот за что я сражаюсь! (стучит кулаком по столу)

М. Х.: Вернёмся к вопросу о составе ополчения. Насколько охотно записываются в него жители Новороссии? И каков процент сочувствующих вам среди тех, кто не воюет?

Л. Р.: В разных городах по-разному. Помню, ехали мы как-то вечером на БТРе по улицам Луганска. И видим, развалились на скамейке несколько рыл, пиво дуют. Проезжаем мы мимо них, а они одобрительно кричат пьяными голосами:

– Молодцы, ребята, так держать!

Я не выдержал и наорал на них:

– А вы что сидите? Вместо того чтобы отстаивать свою свободу, пивные сиськи отращиваете!

И грязно выругался.

А комбат Полина в Северодонецке так напутствовала своих девиц:

– Пока мужики смотрят чемпионат мира по футболу под пивко, кто будет защищать Родину, если не мы?

Но есть и другие примеры. Когда весь город, до последней бабушки, вставал на свою защиту.

В Славянске жила старшая сестра моей матери, тётя Света.

И когда там появились первые каратели, она с подружками весь день пекла пирожки. Начиняя их снотворным.

Ближе к вечеру они вышли навстречу солдатам и так нежно стали ворковать:

– Ой, какие худенькие голодные мальчики. Устали, наверно, с дороги. Мы вам покушать принесли.

Отведали они, значит, отравленные пирожки, а наутро, когда проснулись, обнаружили, что стали безоружными военнопленными.

М. Х.: Славянск сейчас оккупирован украинской армией. Вы в курсе, действительно ли укры подвергли жестоким репрессиям местных жителей, единодушно поддерживавших ополчение?

Л. Р.: Я не скажу за всех жителей, а тётю Свету казнили. Семидесятилетнюю старушку и других бабушек затравили собаками, согнав народ на зрелище для острастки. Исполнители кровавой расправы известны нам поимённо. Трое уже ликвидированы. Одного из них я собственноручно повесил на линии электропередач. Учитывая, какой бардак на оккупированных территориях, может быть, он до сих пор там висит.

М. Х.: Вы говорили, что родом из Лутугино. Насколько мне известно, в Лутугино сейчас идут бои. Ваша мать там?

Л. Р.: Лутугино под контролем укров. Маму я заблаговременно вывез. Она живёт в черте Луганска, в Каменном Броде. В этом доме раньше жили вдвоём отец и сын. Они оба у меня во взводе, а дом остался пустым. Теперь бойцы спокойны за то, что есть, кому поддерживать порядок в доме, а я спокоен за мать.

М. Х.: Но ведь Каменнобродский район Луганска находится под артиллерийским обстрелом.

Л. Р.: Весь город под обстрелом. Увы и ах, в Новороссии сейчас нет безопасных мест. Но мы работаем над тем, чтобы изменить ситуацию к лучшему. Может быть, не так эффективно, как хотелось бы, но работаем.

М. Х.: А как, вообще, настроение бойцов? Не теряют веру в победу?

Л. Р.: Как написано у апостола Павла: «Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены. Мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся».

М. Х.: Как вы относитесь к тому, что стали знаменитым?

Л. Р.(поморщился): Я не ищу известности. До войны я был очень общительным и честолюбивым. Но, потеряв больше половины близких и дорогих людей, весельчак и балагур замкнулся в себе и превратился в интроверта.

М. Х.: По вашей манере держаться во время интервью, я бы не сказала, что вы необщительный.

Л. Р.: Со стороны, наверное, виднее.

М. Х.: Одна студентка с западной Украины весной написала стихотворение «Никогда мы не будем братьями», посвятив его русским. В то же время, большинство россиян, несмотря ни на что, считают русский и украинский народы братскими. А что скажете вы?

Л. Р.: Я бы назвал повальную русофобию на Украине массовой одержимостью. Это прискорбно, но излечимо. Скоро к ним придут экзорцисты с калашами. Не хотят по-хорошему, тогда мы по-плохому заставим их признать очевидное:

«Россия, Украина, Беларусь: вместе мы – Святая Русь».

М. Х.: Как вам с Моторолой удалось отстоять Шахтёрск при десятикратном превосходстве противника?

Л. Р.: Прежде всего, из-за нежелания украинских солдат наступать. Мало кто действительно готов умирать за олигархов, идиотов и клоунов в Верховной Раде, которую за глаза называют «Верховна зрада».

Видел на днях эссе одного из блогеров, то ли Эль-Мюрида, то ли Кассада, о поведении Порошенко в Европе и США, кратко умещающееся в одной фразе: «Мы великие – дайте денег».

Мне его характеристика из этого эссе очень понравилась: «Муссолини сделал фашизм модным, Гитлер сделал фашизм страшным, Порошенко сделал фашизм ничтожным. Если Гитлер – железный кулак фашизма, то Порошенко – это его жидкий стул».

М. Х.(хихикнув после предыдущей фразы лейтенанта): Благодарю за такие развёрнутые ответы. Не могу не задать ещё один вопрос, наверно, уже набивший оскомину всем – в чём смысл вашей жизни?

Л. Р.: Развёрнутого ответа не будет. Ограничусь краткой, но ёмкой фразой: не так важно, ради чего вы живёте, как то, ради чего вы готовы умереть.

М. Х.: Время нашей рубрики заканчивается. Напоследок – опросник, предполагающий краткие ответы. Блиц. Ваше любимое блюдо?

Л. Р.: Вафельные трубочки с масляным кремом. До войны меня часто кормили ими мать и жена. И их мне не хватало, когда в киевской тюрьме подавали на ужин тухлую баланду.

М. Х.: Любимый спиртной напиток?

Л. Р.: Сейчас не пью – в ополчении сухой закон. До войны предпочитал виски «Джим Бим».

М. Х.: Любимая книга?

Л. Р.: Последняя книга Библии, «Откровение Иоанна Богослова». Об окончательной победе добра над злом.

М. Х.: Любимый фильм?

Л. Р.: «Аты-баты, шли солдаты». Советская трагикомедия об Отечественной войне. Там есть ефрейтор Святкин – в нём раскрыта вся сущность славянского воинства.

М. Х.: Любимая песня?

Л. Р.: Группа «Кукрыниксы», песня «Солдатская печаль» (помрачнел и отвёл глаза).

М. Х.: На этом всё. С вами была рубрика «Наши крупным планом» – корреспондент канала “Anna News” Марина Харламова и офицер ополчения лейтенант Рамирес. Спасибо за беседу, Андрей Владимирович. Надеюсь, мы с вами ещё увидимся.

Л. Р.: Конечно, увидимся. Все мы там будем. Двум смертям не бывать, а одной не миновать.

М. Х.: Есть такая песня: «Жить быстро, умереть молодым – красивый девиз, но я хочу быть живым».

Л. Р.: Я тоже хочу, если честно. Прошу прощения за переизбыток чёрного юмора.

29 июля – 12 октября 2014 г.

Калининград, Россия

Notes

[

←1

]

Мама, закопай моё оружие…

Больше я не могу стрелять из него…

Опускается большое чёрное облако…

Такое чувство, что я стучусь в небесные врата…

Из песни группы Guns N’ Roses “Knocking on Heaven’s door”

[

←2

]

Разновидность корпоративного портала на базе серверного программного обеспечения с таким же названием.

[

←3

]

Обсуждение технического задания с использованием профессиональных терминов из области информационных технологий.

[

←4

]

Дословный перевод – «Старая школа рока». В соответствующей среде так называют рок-музыкантов 20 века и их творения.

[

←5

]

Мы молоды, мы зелены,

Встречаем мир своими белозубыми улыбками,

Встречаемся с друзьями, смотрим мир, мы в полном порядке.

Мы просыпаемся, мы выходим, закуриваем сигарету,

Тушим её, встречаемся с друзьями,

Смотрим мир, мы в полном порядке.

Из песни группы Supergrass “Alright”.

[

←6

]

Дословный перевод – «Эмансипированная девушка». Ироническое название женщин, интересующихся сферами деятельности, традиционно считающимися мужскими.

[

←7

]

Я,

Я помню,

Как мы стояли у стены,

И ружья

Палили поверх наших голов,

А мы целовались,

Как будто

Ничего плохого не могло случиться.

А позор

Был с другой стороны.

Мы можем победить их

Навсегда,

Мы можем быть героями

Хотя бы один день.

Мы можем быть самими собой

Хотя бы один день.

Из песни Дэвида Боуи “Heroes”

[

←8

]

Дословный перевод – «Любовная история». Традиционное название жанра художественной фотографии – фотосессии влюблённой пары.

[

←9

]

У меня нет страха – у меня есть пиво (англ.).

[

←10

]

Дословный перевод – «Занимайтесь любовью, а не войной». Один из главных девизов движения американских хиппи 1960-х годов против войны во Вьетнаме. И современных пацифистов тоже.

[

←11

]

Ежедневно, когда я далеко,

Я думаю о тебе.

Каждый может вести,

Кроме нас двоих.

И вы знаете, что наша любовь,

И вы знаете, что я,

И вы знаете, что наша любовь не умрет.

Из песни группы Slade “Everyday”

[

←12

]

Я – Андрей, сисадмин.

Вы знаете, что я имею в виду (англ.).

[

←13

]

Радуйся, Цезарь, император – идущие на смерть приветствуют тебя (лат.).

[

←14

]

Мой городок также стар,

Я вернулся из дальних стран,

И меня встречают, это мама и папа,

А вот я вижу, бежит моя Мэри,

Златовласка, губ черешни,

Как хорошо прилечь в траве у дома.

Из песни Тома Джонса “Green green grass of home”.

[

←15

]

Тут просыпаюсь, нары жесткие,

Вокруг четыре стенки камеры.

И я понял вдруг, что мне всё это лишь снилось.

В дверь стучат стража и старый падре,

Чтоб меня взять на закате

И уложить навек в траву вдали от дома.

Да, пришли, чтобы взять и

В густой тени от дубовой ветви

Уложить здесь меня в траву вдали от дома. (Из песни Тома Джонса “Green green grass of home”).

[

←16

]

Любить друг друга прямо сейчас (англ.).

[

←17

]

Всегда и ещё чуть дольше (англ.).

[

←18

]

Перевод гимна нацистской партии “Die fahne hoch”, сделанный коллаборационистами из армии генерала Власова.

[

←19

]

Флаг мятежной конфедерации штатов (англ.).