Колдовской мир. Хрустальный грифон

После падения я, видимо, покатился в пропасть, и только кусты остановили меня и спасли. Нападавшие наверняка решили, что я разбился насмерть. А может быть, они спускаются, чтобы добить меня камнями?

Но я думал лишь о боли во всем теле и хотел только изменить позу, чтобы стало полегче. Я долго барахтался, прежде чем осознал, что́ нужно сделать. И тут снова покатился вниз, во мрак.

Второй раз я очнулся оттого, что ледяная вода горного источника заморозила мне щеку. Со стоном я приподнял голову, пытаясь откатиться от ручья. Увы, руки не слушались, и я упал лицом в воду.

Жгучий холод пробрал еще сильнее, зато вода прояснила рассудок, привела в порядок мысли.

Сколько времени я валялся без сознания – неизвестно. Взошла луна, необычайно яркая и чистая. Я с трудом сел.

На меня напали, конечно же, не преступники Пустыни, так как они наверняка постарались бы забрать кольчугу и оружие. Неужели подозрения лорда Имгри подтвердились так быстро? Неужели захватчики уже двинулись на Ульмсдейл и я наткнулся на первый отряд разведчиков?

Да, но западня была устроена так искусно!.. Вряд ли это дело рук тех, с кем я воевал на юге. Нет, здесь что-то не то…

Я ощупал свое тело и с радостью понял, что все кости целы и серьезных повреждений нет. Похоже, отделался ссадинами и раной на голове. Возможно, меня защитили кольчуга и кусты. Тем не менее я дрожал от холода и возбуждения, а когда попытался встать, то обнаружил, что ноги не держат. Я снова рухнул на землю и судорожно ухватился за валун.

Где лошадь? Увели нападавшие? Куда они ушли? Эти мысли заставили меня обнажить меч. Так я и лежал, тяжело дыша и прижав меч к себе. До крепости было недалеко. Если бы я мог встать и идти, то быстро добрался бы до первых пастбищ. Но каждое движение причиняло мне невыносимую боль. Дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы. Я до крови прикусил губу и лишь тогда взял себя в руки.

Мне здорово повезло, что я остался жив. Пока я не наберусь сил, нужно двигаться очень медленно и осторожно.

Вокруг раздавались обычные ночные звуки – птицы, звери… Ветер стих, и ночь была неестественно безмолвной. Она как будто выжидала.

Кого? Чего?

Я осторожно менял положение тела, тщательно проверяя мышцы, и наконец встал, хотя земля уходила у меня из-под ног. Вокруг царила тишина, лишь мирно журчал ручеек. Никто не мог подобраться ко мне незамеченным.

Я сделал пару шагов, стараясь твердо ставить ноги на каменистую почву и хватаясь руками за ветки деревьев, чтобы не упасть. И вдруг увидел стену. Луна заливала ее серебряным светом. К ней я и направился, а затем пошел вдоль нее, то и дело останавливаясь, чтобы прислушаться.

Добредя до открытого пространства, я опустился на четвереньки и пополз между камнями.

Невдалеке паслось стадо овец, и эта мирная картина меня успокоила. Если бы здесь появились пришельцы, долина была бы уже разграблена. Вот только настоящие ли это овцы? У нас говорили, что многие пастухи видели стада овец-призраков, которые иногда даже смешивались с настоящими овцами. А глухой ночью или туманным утром ни один пастух не мог, дважды считая овец, получить одинаковое число. Гнать такое стадо в деревню нельзя: если реальных овец поместить в одну овчарню с фантомами, все они обратятся в призраков.

Я отбросил эти фантастические бредни и сосредоточился на первоочередной задаче: доползти до стены.

Вскоре я добрался до места, откуда мне была хорошо видна крепость, стоявшая на каменистом холме над дорогой в Ульмспорт. Яркого лунного света было достаточно, чтобы разглядеть знамя лорда на башне. Но что-то с ним было не так. И словно бы для того, чтобы все мне объяснить, подул ветер с востока. Он шевельнул полотнище, висевшее на шпиле, и на мгновение развернул его. Этого мгновения мне хватило, чтобы все увидеть и понять.

Не знаю, вскрикнул ли я вслух, но внутри у меня все кричало. Знамя лорда могло быть так изодрано только по одной причине.

Значит, мой отец…

Я ухватился за стену, не смог удержаться и упал на колени.

Ульрик из Ульмсдейла мертв. Зная это, я мог предположить, почему была устроена засада. Меня, очевидно, поджидали. Если сообщение о смерти отца и послали, то оно почему-то меня не нашло. Те, кто хотел схватить меня, должно быть, перекрыли все южные дороги в долину, чтобы я наверняка не миновал засады.

Действовать сейчас означало подвергнуться страшной опасности, к которой я еще не был готов. Я должен убедиться в правильности своего пути, прежде чем отправлюсь по нему.

8
Джойсан

Хоть я и решила отослать Торосса и его родственниц прочь из Иткрипта, это было не так легко сделать. Торосс все еще был прикован к постели. Не могла же я отправить его на носилках? Но я больше не заходила в его комнату. С Ислогой и Ингильдой я тоже не разговаривала. Хорошо, что забот у меня хватало и мне редко приходилось оказываться с ними рядом.

В юбке для верховой езды, захватив хлеб и сыр на обед, я в сопровождении оруженосца объезжала поля, проверяла посты в горах. Теперь я не снимала кольчугу и не расставалась с мечом, который подарил мне дядя. И никто не указывал мне на неподобающее одеяние – в такое время каждый обязан делать все, что в его силах.

Болезнь настигла нас внезапно, принеся лихорадку, озноб и глубокий мучительный кашель. По какой-то милости Пламени сие испытание меня миновало, и поэтому управление замком перешло в мои руки, ибо госпожа Мэт была одной из первых заболевших. И хотя с постели она тоже встала одной из первых, она была еще очень слаба, но, несмотря на это, старалась помочь мне и больным. Маршал Дагэйл тоже заболел, его люди получали приказы от меня. Мы выставили часовых в горах и в то же время старались убрать урожай.

Приходилось очень трудно: дел было невпроворот, рабочих рук не хватало. Все, кто держался на ногах, работали. Даже маленькие дети выходили в поле со своими матерями и помогали, чем могли. Но силы наши были на исходе, и урожай собрали небольшой.

В середине лета, вместо традиционного пира, я собрала всех, кого наметила отправить в Норсдейл. И они пошли на север, в основном пешком, так как лошадей мы дать не могли.

Торосс не поехал с ними. Он мог бы перенести путешествие – рана зажила, – и я надеялась, что у него хватит здравого смысла уехать. И все же Торосс остался. Он даже стал другом маршала Дагэйла и его ближайшим помощником, когда маршал поправился и приступил к исполнению своих обязанностей.

В те недели мне было неспокойно. Хотя Торосс не искал встреч со мной, я постоянно ощущала на себе его взгляды, а его воля опутывала меня невидимыми нитями. Я могла только надеяться, что у меня хватит сил для сопротивления. Торосс мне нравился с самой первой нашей встречи. Тогда я увидела веселого, жизнерадостного юношу, столь не похожего на угрюмых занятых людей, окружавших меня всю жизнь. Он был умен, интересно рассказывал, великолепно умел поддерживать беседу, чувствовал себя свободно в любой компании. Я видела, как девушки не сводят с него глаз, и сама ощущала его очарование.

Ранение сказалось на его характере. И все же Торосс облегчал наше существование в те суровые дни. Он был уверен, что рано или поздно я приду к нему. Однако на чем была основана эта уверенность?

Наши мужчины смотрели на женщин как на собственность. Сначала, конечно, мужчина ухаживал за дамой, потакал ее капризам, но когда вводил в дом, жена становилась вещью: как охотничий сокол, гончая собака, лошадь. Женщина служила средством заключения союзов между лордами и не могла протестовать, даже если намеченная свадьба была ей не по душе.

Если какая-либо женщина пыталась восстать против своей судьбы, то считалось, что она примкнула к Темным Силам. От бунтарки отворачивались даже кровные родственники.

Моя жизнь складывалась сравнительно просто и легко – до этого момента. Госпожа Мэт, умная и энергичная, хорошо знала место, которое женщина долин должна занимать в доме. Брат доверил ей управление хозяйством. От госпожи Мэт я узнала многое, что было совсем необязательно знать девушке, которой предстоит войти в дом мужа. Изредка я присутствовала на совещаниях дяди и госпожи Мэт. Правда, я не осмеливалась по собственной инициативе высказывать свое мнение, но госпожа Мэт нередко обращалась ко мне с вопросами. По ее словам, будущая хозяйка должна принимать решения, однако для этого ей нужно немало знать и уметь.

Мой дядя считал своим правом отдавать приказы, которым все должны повиноваться, но он часто полагал необходимым объяснять их причину, хотя у него был скверный характер и он мог быть резким. Но по мере того, как я становилась старше, он стал интересоваться моим мнением даже в мелочах и позволял мне открыто высказывать его. Я знала, что среди жителей долин ходили слухи обо мне. Мне досталось наследство от моего отца, кроме земли, так как он был вторым сыном и сводным братом Кьярта. Кьярт мог, по обычаю, назвать меня наследницей, хотя я была девушкой, но выбор также мог пасть на Торосса как на мужчину.

До бегства с юга Торосс был прямым наследником своего отца. Теперь он потерял право на трон. И постоянные его разговоры о том, чтобы я оставила Керована, зародили в моей душе подозрение, что главная его цель не я, а право стать наследником Кьярта.

Вероятно, и Ислога лелеяла такую мысль. Поэтому она пыталась скрыть свою неприязнь ко мне и часто оставляла нас с Тороссом наедине, думая, что он сможет уговорить меня разорвать брачный договор с Керованом. Этим летом я чувствовала себя зайцем, которого стараются загнать две собаки. Все чаще и чаще приходилось спасаться от них, отговариваясь хлопотами.

Когда мы отправили на север первую партию беженцев, стало полегче, но ненадолго. Прибавились заботы о госпоже Мэт. Хотя она делала, что могла, работа давалась ей с трудом. Она худела, кожа стала совсем прозрачной. Часто она перебирала пальцами четки и безмолвно молилась.

Я старалась проводить с ней как можно больше времени. Нам не нужно было ни о чем спрашивать друг друга, все было ясно без слов. Но теперь госпожа Мэт стала говорить намного больше, чем раньше. Как будто чувствовала, что конец близок, и хотела передать мне все, что знала. О целительстве и травах я уже немного знала, так как это было частью ее уроков еще с моего детства. Кроме того, она говорила о других вещах, некоторые из них были очень странными, и поэтому я узнала многое из того, что, возможно, редко передавалось от одного поколения к другому.

Мы все знали, что живем в странном мире. Стоит только повернуть голову – и увидишь остатки жилищ Древних. Там царит мертвое спокойствие, будто ждущее чего-то. Госпожа Мэт открыла мне тайну. Оказалось, что Пламя, которому она посвятила жизнь, не обладает Силой Древних. И те, кто поклоняется ему, порой вынуждены идти в горы, чтобы искать Силу, которая могла бы противостоять Злу. Даже монастырь обращался к помощи не только своего божества – Пламени.

Однажды госпожа Мэт пришла ко мне рано утром. И застыла, перебирая четки и глядя куда-то в стену, как будто боялась встретиться со мной взглядом.

– Джойсан, с Кьяртом что-то случилось…

– Вы получили письмо?

Я удивилась, что не слышала рога. Теперь все были обязаны оповещать о своем приближении к крепости.

– Да, только не словами и не буквами. Оно у меня здесь. – Госпожа Мэт оставила четки и тонкими пальцами показала на лоб.

– Сон? – Неужели она тоже?..

– Не такой, как ты думаешь. Весьма расплывчатый. Знаю лишь, что Кьярту сейчас плохо. Я должна пойти к лунному колодцу.

– Сейчас не ночь и не полнолуние, – напомнила я ей.

– Но воду из колодца можно использовать. И я должна это сделать. Боюсь только, что не дойду. Слишком далеко. – Госпожа Мэт покачнулась и оперлась рукой о стену. – Я должна идти… должна.

Ее голос возвысился, и в нем была скрытая тревога, которая напугала меня. Когда тот, кто всегда был тверд как скала, становится слабым, кажется, что сами стены вот-вот рухнут.

– Хорошо. Вы в состоянии ехать верхом?

На ее верхней губе блестели капли пота. Я вдруг увидела, что госпожа Мэт, строгая и чопорная госпожа Мэт, превратилась в старуху. Груз прожитых лет обрушился на нее, пригнул к земле.

Но ее твердая воля сделала свое дело. Госпожа Мэт выпрямилась, расправила плечи:

– Дай мне одного из пони, Джойсан.

Тяжело опираясь на меня, она вышла во двор. Я послала мальчика на конюшню за пони. Этих смирных животных мы держали для перевозки грузов.

Когда мальчик вернулся, госпожа Мэт уже преобразилась, как будто выпила укрепляющее средство. С легкостью села в седло, и я повела пони через поля к тому самому колодцу, куда частенько бегала и сама.

Никто не заметил нашего ухода. Было раннее утро, и, наверное, еще не закончился завтрак. Я шла за пони и ощущала голод.

– Кьярт… – прошептала госпожа Мэт.

Я никогда не думала о том, что связывает этих двоих, кроме имени. И теперь, услышав ее голос, многое осознала. Хотя они и относились друг к другу по-деловому, на самом деле брат и сестра нежно любили друг друга.

Колодец был выложен камнями, за ним росли кусты. К веткам были привязаны кусочки ткани, потерявшие свой первоначальный цвет под действием ветра и дождей. Висели еще фигурки овец, лошадей… и все это покачивалось на ветру. Много лет приходили сюда люди в поисках Силы.

Я помогла госпоже Мэт спуститься на землю. Она отказалась от моей поддержки и пошла вперед сама, как будто при виде колодца к ней вернулись силы.

Из глубокого кармана юбки госпожа Мэт достала чашу размером не больше, чем могло бы вместиться в ее ладонь. Я знала, что серебро – любимый металл Древних, так же как опал, жемчуг, нефрит и янтарь были их любимыми драгоценными камнями.

Госпожа Мэт жестом подозвала меня и показала на неизвестное мне растение, которое росло возле колодца. У него были широкие темно-зеленые листья с белыми прожилками.

– Сорви лист и налей воды в мою чашу, – велела она.

Сорванный лист распространял приятный аромат и как будто сам, по собственной воле, скрутился в чашу для зачерпывания воды. Я зачерпнула три раза, и госпожа Мэт остановила меня. Она взяла чашу, подняла и легонько подула на ее поверхность.

– Это, конечно, не вода Девятой волны, которая лучше всего подходит для подобных целей, но ничего иного у нас нет.

Она перестала дуть, и поверхность воды успокоилась. Затем госпожа Мэт бросила на меня один их тех взглядов, которые сковывали мою волю:

– Думай о Кьярте! Создай мысленно его портрет!

Я попыталась нарисовать перед глазами изображение дяди, и это мне удалось. Я увидела его в момент, когда он во дворе пил из чаши, которую я поднесла ему перед отъездом. Я была удивлена, что всего несколько месяцев спустя уже с трудом вспоминаю его лицо. Ведь я же знала дядю всю жизнь.

– Что-то тебе мешает. – Госпожа Мэт строго посмотрела на меня. – Что, Джойсан?

Что? Моя рука потянулась к груди, где прятался хрустальный грифон. Неохотно, подстегиваемая взглядом госпожи Мэт, я достала шар.

– Повесь его туда.

Я не посмела ослушаться и повесила шар на одну из веток, где уже висело много безделушек. Госпожа Мэт проследила за мной, затем вновь стала смотреть в чашу:

– Думай о Кьярте!

Теперь как будто бы через отворенную дверь я увидела дядю четко и ясно.

– Брат! – вскрикнула госпожа Мэт. И замолчала, только всхлипывала. – Пусть так и будет! – Она сделала шаг, затем другой, перевернула чашу и выплеснула воду в колодец.

Резкий, удивительно чистый звук раздался в утреннем воздухе: гонг тревоги с крепостной башни! То, чего мы так долго боялись, пришло – враг рядом!

Пони ржал и бился, мне пришлось схватить его за уздцы. Я старалась успокоить испуганное животное, а в утреннем воздухе гулко разносились звуки гонга – тяжелые удары, предвестники близящейся грозы. Госпожа Мэт протянула чашу, словно подавая ее кому-то, и выронила ее в колодец. Затем она подошла ко мне.

Ее хрупкое тело горело жаждой действий, опасность пробудила в ней молодость. Но на ее лице нельзя было прочесть надежду; нет, я смотрела в лицо человека, глядящего в нескончаемую ночь.

– Кьярт видел это в своем последнем сне, – сказала она, садясь в седло.

Больше о брате она не говорила. Что же она увидела в чаше? Тревога вытеснила из моей головы все, кроме необходимости поскорее вернуться.

Вести были действительно плохие, и Дагэйл быстро изложил нам все, одновременно отдавая распоряжения своим людям. Воинам надлежало сделать отчаянную попытку, чтобы выиграть время и спасти остальных. Враги шли вдоль реки: это был самый простой путь от побережья.

Мы уже давно решили, что оставаться в крепости и погибнуть в ней – неразумно. Тем, кто не мог сражаться, лучше было уйти в горы и пробиваться на запад. И мы тщательно спланировали это бегство.

При первых звуках гонга пастухи погнали стада, женщины и дети тоже собирались в путь.

Я прошла в свою комнату, натянула кольчугу, тяжелый плащ, взяла меч и заранее упакованные необходимые вещи. Ингильда уже ушла. В ее покоях как будто похозяйничал враг: все было в полном беспорядке.

Я побежала через холл в комнату госпожи Мэт. Она сидела в кресле с высокой спинкой, держа в руке незнакомый мне жезл – цвета слоновой кости, с вырезанными письменами.

– Ваш плащ, вещи!.. – Я быстро огляделась, однако не увидела никаких приготовлений к бегству. – Нужно уходить!

Госпожа Мэт медленно покачала головой. Она тяжело дышала, как будто ее измученным легким не хватало воздуха. Она с трудом прошептала одно слово:

– Иди… – И затем: – Иди… быстрее, Джойсан!

– Я не могу оставить вас здесь. Крепость нам не удержать. Вы же знаете, мы давно так решили.

– Знаю… И… – Госпожа Мэт подняла жезл. – Я долго поклонялась Пламени и старалась забыть иные учения. Но когда уходят надежда и жизнь, каждый должен бороться, как может. Теперь мне ясно, что делать. Надеюсь, я смогу отомстить за Кьярта и за тех, кто уехал с ним. – С каждым словом голос ее становился крепче, она выпрямилась, хотя вставать с кресла не собиралась.

– Мы должны идти! – Я положила руку на ее плечо. Оно было твердое и сильное.

– Уходи, Джойсан. Ты молода, у тебя есть будущее. Оставь меня. Это мой последний приказ. Оставь. Пусть враги идут сюда… на свою погибель!

Ее губы шевелились, произнося неразборчивые слова. Видимо, она молилась. Она не перебирала четки, а крепко сжимала жезл. Он двигался в ее руках, будто им водила неведомая Сила.

Конец посоха скользил по полу, вырисовывая какие-то письмена, но следов не оставлял.

Я знала: ничто не изменит ее решения. Госпожа Мэт даже не взглянула на меня и не ответила на мое прощание. Словно ушла куда-то невообразимо далеко и полностью забыла о моем существовании.

Может, кликнуть людей, чтобы вывести госпожу против ее воли? Я была уверена, что сейчас она не отвечает за свои слова и поступки. Госпожа Мэт будто прочла мои мысли: широко открыла глаза и повернула посох в мою сторону, как будто нацелилась на меня копьем:

– Дурочка, я скоро умру… Доверь мне нашу честь, и враги пожалеют, что пришли в Иткрипт. Они уже задолжали мне, и я заставлю заплатить этот кровавый долг. Достойный финал для человека из рода Сломанного Меча!.. Постарайся заслужить такой же, когда придет твое время, Джойсан.

Жезл грозно указывал на меня. Я повернулась и пошла. Не могла поступить иначе: меня словно заколдовали.

– Джойсан! – Гонг стих, и я услышала свое имя. – Джойсан, где ты?

Я сбежала по ступеням и увидела Торосса в надвинутом на лоб капюшоне.

– Чего ты ждешь? – сердито спросил он и, схватив меня за руку, потащил за собой к двери. – Садись на лошадь и уезжай!

– Госпожа Мэт… Она не хочет уходить…

Торосс посмотрел на лестницу, затем на меня. Покачал головой:

– Пусть остается! У нас нет времени. Дагэйл с отрядом уже на берегу реки. А те… Они сами похожи на реку в половодье! У них есть оружие, которое стреляет дальше, чем любой лук.

Он вывел меня на улицу. Там стояла лошадь, другая была у ворот. Торосс с силой закинул меня в седло:

– Поезжай!

– А ты?

– Я к реке, куда же мне еще? Начнем отступать, как только получим сигнал, что вы вошли в ущелье. Все по плану.

Он стегнул лошадь, и та рванулась вперед. Мне пришлось призвать на помощь все свое умение, чтобы удержаться в седле.

Сзади донеслись крики и какие-то резкие хлопки – загадочные, никогда не слышанные мною звуки. К тому времени, как я справилась с лошадью, Торосс уже скакал во весь опор в противоположном направлении, к реке. Мне очень хотелось поехать с ним, но я понимала, что буду только помехой воинам. Мне предстояло вести тех, кто не мог сражаться. Поднявшись в горы, мы разделимся на маленькие отряды, каждый из которых поведут по своему пути пастухи и лесничии. Все должны были пробираться на запад – единственное место в Высшем Холлаке, где было еще безопасно.

Однако, пройдя немного, я вдруг вспомнила: хрустальный грифон! Он остался на ветке возле колодца! Нужно забрать его! Я повернула лошадь и понеслась назад по хлебному полю, не думая о том, что топчу посевы. Вот и кольцо деревьев. Схвачу шар – и тут же обратно.

Я въехала под деревья и спрыгнула на землю, не дожидаясь, пока лошадь остановится. Но у меня хватило здравого смысла привязать поводья к веткам.

Я обошла вокруг куста, отыскивая среди множества фигурок свой шар. Вот он! Как я могла забыть его? Я не стала расстегивать кольчугу, а просто сунула шар за ворот, перекинув цепочку через шею.

Затем я повернулась и поспешила к внезапно заржавшей лошади. Возбужденная тем, что грифон снова у меня, я ни на что не обращала внимания и шла прямо навстречу опасности, как глупое животное.

Враги, должно быть, заметили, как я ехала сюда, и устроили мне западню. Как только я взяла поводья лошади, меня окружили – очень быстро и четко. Вероятно, большая практика. Откуда-то прилетела петля и опустилась мне на плечи, крепко стянув руки. Я попала в плен к ализонцам – из-за собственной глупости!