Колдовской мир. Год Единорога

5
Испытание магией

Херрел тоже улыбнулся и поднял кубок, наполненный янтарным вином.

– Со мною тебя ждет счастливая судьба! – нарочито громко провозгласил он.

– Постой, – тихо произнесла я, – почему ты сказал, что вокруг много лишних глаз и ушей?

Он осушил кубок, я сделала то же самое, но, пока пила, не отрываясь смотрела ему в глаза.

– Потому что, миледи, так оно и есть. Он не должен был приглянуться ни одной из вас. – Херрел провел рукой по плащу из восхитительной ткани, спадавшему с моих плеч. – По закону Стаи мне не могли запретить оставить на поляне свой плащ. Однако ни Халс, ни Хирон не верили, что я заполучу невесту, – я ведь здесь самый бестолковый и неудачливый. Вот кого ты выбрала себе в мужья, Гиллан.

В его словах не было ни стыда, ни боли, словно он уже давно смирился с когда-то вынесенным ему приговором.

– Этого не может быть…

– Не забывай улыбаться! – Он отломил кусок лепешки. – Ты говоришь это из чистой вежливости, госпожа.

– Я говорю то, что думаю.

Лицо его внезапно стало серьезным, и он посмотрел мне прямо в глаза. Казалось, он глядит в самую мою душу и беспрепятственно читает даже те мысли, в которых я сама себе пока не отдаю отчета. Вдруг из груди его вырвался тяжелый вздох.

– Ты ошибаешься. Пусть я и одной с ними крови, но не такой, как они. Они без труда добиваются желаемого, я же вечно терплю неудачу, а Сила, которой наделены мы все, временами мне не повинуется. Ты вышла замуж за того, кто всеми презираем, Гиллан.

Я прикоснулась к плащу:

– Похоже, на сей раз тебе удалось подчинить эту Силу.

Херрел кивнул:

– Тем самым я преступил грань дозволенного.

– И потому боишься, что грядет нечто ужасное?

Навряд ли он действительно боялся. Что бы он о себе ни думал, это был настоящий воин – из тех, что храбро встречают врага лицом к лицу.

– Ты ничего не знаешь, – сказал он спокойно. – Но уже совсем скоро поймешь, что путь, уготованный нам с тобой, не будет легким. Мы просили тринадцать невест, но мужчин в отряде вдвое больше. Потому мы предоставили магии решить нашу судьбу. Однако среди нас есть те, кто никогда не примет иной исход, кроме желаемого. Ты говоришь, что прибыла из далекой страны на вражеском корабле и тебя удочерила знатная семья. Родом ты не из Высшего Холлака, это ясно, – люди оттуда не владеют истинным зрением. Кто знает, может, ты и вовсе из племени, родственного нашему… А значит, тоже не человек?

– Я не знаю, кто я, Херрел. Я помню, как плыла пленницей на корабле Ализона, помню порт, где меня нашли. А сюда я прибыла по собственной воле, вместо другой, которая до смерти боялась этой доли…

– Будь осторожна: никто не должен узнать, что ты владеешь истинным зрением. Всадники в последние годы и без того чересчур подозрительны к чужакам, а уж с той, кому приглянулся мой плащ, они и вовсе глаз не спустят. – Он замолчал, глядя в кубок, на дне которого осталось немного вина, словно силился увидеть на янтарной поверхности будущее. – Если враг дремлет неподалеку, ступай бесшумно… Мои речи пугают тебя, Гиллан?

– Не настолько, чтобы мне потребовалось держать перед твоим лицом зеркало.

– Зеркало?

– Зеркало – это защита от демонов. Собственное отражение вселяет в них такой ужас, что они бегут прочь либо тут же умирают от страха. Как видишь, я тоже кое-что смыслю в магии.

Он рассмеялся, и на сей раз совершенно искренне.

– Похоже, это мне не помешало бы вооружиться зеркалом, миледи. Впрочем, против столь прекрасного создания оно было бы бесполезно.

Лицо мое запылало от смущения.

– Так это… это ваш лагерь?

– Разве что на пару часов.

Он по-прежнему улыбался. Мое замешательство не ускользнуло от его взгляда, но, по счастью, он согласился переменить тему разговора.

– Если ты грезила о маленьком уютном гнездышке или величественном замке, то будешь разочарована. Сейчас у нас нет другого дома, кроме пустоши.

– Куда же мы тогда направимся?

– На север – далеко на север, потом на восток. – Пальцы его гладили молочно-белые драгоценные камни на пряжке пояса. – Мы изгнанники, Гиллан, и хотим наконец вернуться домой.

– Изгнанники? Откуда же вы пришли? Из-за моря? Быть может, из той же страны, что и я?

– Нет, мы испокон веков живем на этих землях. Наш род древнее людского рода Высшего Холлака. Наши женщины и мужчины обладали Силой: им ничего не стоило обратиться в зверя или птицу, если такова была их прихоть. Кто-то, приняв обличье сокола, летал в небесах, другой, превратившись в быстроногого коня, привольно скакал по полям и долинам. Если кому-то хотелось окружить себя роскошью, он мог наколдовать себе великолепный наряд и украшения из бесценных камней и металлов и носить его, пока не наскучит. Однако эта Сила несет с собой и великую опасность: когда все дозволено, в конце концов наступает пресыщение и ничто больше не радует глаз, не воспламеняет сердце. И тогда, в погоне за еще неизведанным, открываются двери, открывать которые не следует, и на свободу вырывается то, что обуздать невозможно.

Это с нами и произошло. Мы старели, росли наша усталость и скука. И тогда те из нас, кому мятущийся их дух не давал покоя, совершили то, чего делать было никак нельзя. После этого нашу страну поразила смерть – и кое-что похуже смерти. Наши души исполнились подозрением и ненавистью, и мы стали убивать тех, кого раньше называли братьями. В ход шли не только мечи, но и оружие гораздо более страшное.

Однажды разразилась великая битва, после которой был принят закон: отныне все наделенные от рождения неуемным духом должны отправляться в изгнание, дабы не навредить благополучию нашего племени. Они будут скитаться по миру до тех пор, пока звезды не изменят своего положения на небесном своде, и лишь после этого смогут найти ворота в свою страну. Если изгои справятся с испытанием, им будет дозволено вновь увидеть родную землю.

– Но в Высшем Холлаке говорят, что не было такого времени, когда бы люди не знали о Всадниках…

– Потому что в мире людей время течет по-другому. Однако близится день, когда мы достигнем ворот. И даже если с испытанием мы не справимся – наш род не будет прерван. Когда мы исчезнем, вместо нас здесь будут жить наши дети.

– Дети-полукровки. Но разве чистая кровь не сильнее?

– Так и есть. Но не забывай, миледи: мы искусны не только в наведении чар.

– И сколь долговечна власть этих чар? – спросила я, обводя взглядом моих счастливых подруг. Каждая из них с обожанием взирала на своего спутника, не замечая ничего и никого вокруг.

– Сколько того пожелают хозяева плащей.

– А я?

– Ты? Пожалуй, заклинание, сплетенное несколькими колдунами, и могло бы ввергнуть тебя во власть иллюзии, но я не уверен. Одно могу сказать наверняка: лучше притворись, что ты уже в этой власти. Ибо среди нас есть те, кто не обрадуется присутствию существа, волю которого они бессильны подчинить себе. И это великое счастье, госпожа моя!

Перемена в его словах и голосе была столь внезапной, что я вздрогнула и насторожилась. Позади нас кто-то стоял. Однако я не подала вида, что знаю об этом, и, подобно своим заколдованным подругам, во все глаза смотрела лишь на мужчину рядом с собой.

Некто за нашими спинами не издал ни звука, но я отчетливо ощущала его эмоции. Это была не ненависть – столь сильное чувство мы приберегаем для равных себе или тех, кто превосходит нас, – а скорее ярость. Ярость, вызванная тем, что недостойный посмел встать на пути воли, доселе считавшейся непререкаемой. Не знаю, почему я так была в этом уверена, – возможно, магия этого места обострила мои чувства.

– Приветствую, Халс! – обратился Херрел к тому, кто стоял у меня за спиной. – Присядь, выпей за невесту!

Как-то раз во время праздничных гуляний в Норстеде мне довелось увидеть, как двое мужчин сошлись в шуточной схватке…

– За невесту? – переспросил глумливый голос. – В кои-то веки Херрел Криворукий не опростоволосился с заклинанием. Ну, давайте взглянем на ту рыбку, что прельстилась твоей приманкой.

Херрел молниеносно вскочил на ноги. Будь у него в руках меч, он бы обнажил его, не раздумывая.

– Господин? – Изо всех сил разыгрывая из себя ничего не понимающую невесту, ослепленную своим избранником, я взяла Херрела за руку. Кожа у него была прохладная и гладкая. – Что с тобой, господин мой?

Он рывком поднял меня на ноги, и теперь наконец я смогла обернуться. Подошедший к нам мужчина был немного выше Херрела, такой же стройный и мускулистый, но намного шире его в плечах. Одежда его отличалась лишь по цвету: штаны и сапоги были сшиты из ржаво-коричневого меха, а на пряжке ремня поблескивали маленькие красные камешки. Лицом мужчина походил на Херрела – они могли бы быть братьями или близкими родичами, – однако сходство было лишь внешним. От незнакомца веяло такой непримиримой злобой, гордыней и высокомерием, что на ум мне тут же пришла мысль об изгоняющем демонов зеркале – сейчас оно было бы весьма кстати. Я почувствовала себя беспомощной мышкой, что вот-вот погибнет в хищных когтях птицы, однако именно этот страх придал мне сил. Я приготовилась защищаться.

– Госпожа. – Херрел крепко сжал мою руку. – Позволь представить тебе Всадника из нашего племени. Это Халс Сильнорукий.

– О мой господин, – ответила я, мужественно играя свою роль, – для меня большая честь познакомиться с вашим славным соратником.

В глазах Халса вспыхнули красные огоньки. Он улыбнулся, и улыбка эта была равносильна удару тонкого хлыста по обнаженной коже.

– Какая красавица. Воистину, Херрел, в кои-то веки удача от тебя не отвернулась. Но что скажете вы, миледи? Не считаете ли вы, что вас удача обошла стороной?

– О чем вы говорите, господин? Клянусь милосердным Пламенем, сегодня счастливейший день в моей жизни!

Теперь, сама того не желая, удар нанесла я. Губы его по-прежнему были растянуты в улыбке, но я-то видела, что за ней бушует настоящий ураган чувств, который он сдерживает лишь усилием воли.

– Да продлится это счастье вечно, госпожа.

Он поклонился и, не сказав больше ни слова, ушел.

– Чему быть, того не миновать, – произнес Херрел. – Война началась. Отныне, Гиллан, будь осторожна. Следи за каждым своим словом, взглядом, улыбкой – и даже мыслью. Халс был уверен, что уж он-то уедет отсюда с невестой, но там, где победа его была несомненной, преуспел не он и не кто-то иной, а я – и оттого он взбешен еще больше.

Тут я увидела, что остальные пары поднимаются со своего травяного ложа.

– Пора в путь?

– Да, идем.

Он обнял меня за талию и повел прочь от цветущих деревьев, к месту, где стояли лошади.

Мы снова очутились во владениях зимы. Скакуны, ожидавшие нас, имели странный окрас: шкура их вперемешку была покрыта черными и серыми пятнами, отчего животные, стоило им шевельнуться, до того сливались с зимним ландшафтом, что становились невидимы человеческому глазу.

Лошади были под стать самим Всадникам: высокие, стройные, тонконогие, – в Долинах я таких никогда не встречала. Седла, покрытые меховыми шкурами, были меньше обычных и не столь громоздкие. К некоторым были привязаны сумки, но я не заметила, чтобы кто-то торопился наполнить их тем, что осталось от нашего пиршества на поляне.

Херрел остановился возле одной из лошадей. Та повернула голову и окинула меня внимательным, разумным взглядом.

– Это Раткас, – сказал Херрел. – Она будет служить тебе.

Кобыла по-прежнему смотрела на меня так, будто оценивала, достойна ли я этой чести. Я приблизилась и положила ладонь ей на шею. По коже животного пробежала дрожь. Раткас вскинула голову и тихонько заржала. Остальные лошади – все как одна – повернули морды в нашу сторону.

Херрел быстро положил свою руку поверх моей, и Раткас тут же низко опустила голову. Ее соплеменницы, мгновенно утратив к нам интерес, снова отвернулись. Однако лицо Херрела сделалось суровым, а в глазах вновь появилась настороженность бойца, ожидающего нападения. Он быстро оглянулся через плечо, но, похоже, никто из Всадников не обратил внимания на то, что произошло.

– Будь начеку, – шепнул он, помогая мне взобраться в седло.

Мы тронулись в путь. Пусть свадьба и свершилась, я совершенно не ощущала себя невестой, а Херрела – своим женихом. Остальным невестам подобные сомнения явно были чужды. И вновь я, пусть и окруженная людьми общей со мной судьбы, оказалась одна. Мы мчались вперед с головокружительной быстротой, однако лошади под нами не выказывали ни малейших признаков усталости. Во времени я совершенно запуталась. Когда мы дошли до поляны с зачарованными плащами, было утро, но что сейчас – все еще утро или уже вечер? А может, с того момента вообще миновало несколько дней? Угадать было невозможно, ведь Всадники – в этом я ничуть не сомневалась – умели наводить иллюзию не только на пространство, но и на время.

День дважды сменился ночью, а мы все скакали куда-то не останавливаясь. Я не чувствовала ни голода, ни усталости – причиной тому, видимо, были яства, которыми нас угощали на свадебном пиршестве. Подруги мои вовсе не замечали хода времени, храня на лицах неизменное выражение блаженной неги. Я пыталась подражать им, но давалось мне это непросто: как бы я ни заставляла себя видеть одну лишь прекрасную иллюзию, сдерживать истинное зрение подолгу я не могла.

Всадники, оставшиеся, подобно Халсу, без невест, разделились на два отряда. Один скакал впереди, второй – позади нас, словно их целью было защищать нас от опасности, хотя на многие мили кругом не было никаких следов ни дикого зверя, ни человека. Эти земли, хоть и назывались пустошью, вовсе не выглядели враждебно (как я рисовала себе в своем воображении) и напоминали мне малые долины. То тут, то там проглядывали сквозь снег верхушки пригорков, покрытые бурой прошлогодней травой, иногда попадались маленькие рощицы и густые кустарники.

Однако вскоре меня охватил безотчетный страх, и чем больше мы углублялись в пустошь, тем мне становилось страшнее. Я хотела закричать, прогнать этот чудовищный морок и лишь неимоверным усилием воли смогла удержать себя от этого. Наконец мы въехали на какой-то холм. Я увидела каменную стену высотой примерно в два человеческих роста, над ней нависала неопрятная крыша из соломы и веток.

– О господин, какое великолепие! – воскликнула Килдас.

Я снова напрягла всю свою волю, пока наконец не увидела то, что восхитило мою подругу. Мы въехали во двор, где стояло несколько прекрасных домов: стены их были выложены из ровных камней, а деревянные крыши украшены хитроумной резьбой.

– Это наше временное убежище, моя госпожа, – пояснил Херрел.

Едва я ступила на землю, как вся усталость, накопившаяся за бесчисленные часы, проведенные в дороге, разом навалилась на меня, и я рухнула на руки вовремя подоспевшего Херрела. Что случилось потом, я помню плохо. Я была как в дурмане, не понимая, происходит ли это на самом деле, или я брежу… В конце концов я провалилась в сон.

Когда я проснулась, было темно. Некоторое время я лежала неподвижно, настороженно вслушиваясь в размеренное дыхание того, кто лежал рядом. Потом осторожно поднялась и села на кровати, ни на секунду не прекращая прислушиваться к вдохам и выдохам слева от себя. В комнате было тепло, как будто недавно здесь на совесть протопили печь, но, несмотря на это, меня трясло от холода. Я вдруг поняла, что мне во что бы то ни стало нужно увидеть не столько обстановку, сколько того, кто лежал рядом со мной. Я спустила ноги с кровати, и они утонули в густом мягком ворсе ковра. Шажок за шажком, выставив руки перед собой, я начала продвигаться вперед, отчего-то уверенная, что обязательно отыщу источник света.

Как я ни старалась сохранять спокойствие, удавалось мне это скверно. Лихорадочно шаря по стене руками, я наконец нащупала окно и отбросила щеколду. Тут же ставни распахнулись, впустив в комнату лунный свет. Он оказался столь ярким, что на мгновение ослепил меня. Вдруг я услышала какой-то новый звук. Он походил на человеческий стон – или звериный рык?

Я обернулась. У существа, смотревшего на меня, была большая голова, покрытая гладким блестящим мехом, горящие зеленым огнем глаза и острые обнаженные клыки. Горная кошка! Или сама смерть?.. Верхняя губа сморщилась. Поползла вверх, открывая глазам ряд смертоносных зубов. Чудовищная пасть распахнулась. Сейчас оно кинется на меня, разорвет на куски…

«Смотри! Вот каков твой избранник!»

Едва эти слова пронеслись в моей голове, как злые чары ослабли, и видение расслоилось. Под меховой шкурой проступила гладкая кожа, под кошмарной маской зверя – человеческое лицо. Глаза тоже стали человеческими, и хотя один из них по-прежнему оставался зеленым, это были глаза не бездумного чудовища, а мыслящего существа.

Я приблизилась к кровати. Теперь, когда я видела его человеческий облик, мне не было страшно – но в меня вселяло ужас то, что пробудило меня и увлекло к окну.

– Я знаю, что это ты, Херрел. – Едва я произнесла эти слова, как звериная оболочка исчезла. Существо, лежавшее передо мной, было полностью человеком.

– Но ты видела меня… в другом обличье, – утвердительно произнес он.

– Да. Когда в комнату проник лунный свет.

Он выбрался из кровати. Стоя спиной к окну, я наблюдала, как он быстро водит руками, что-то бормоча на незнакомом мне языке.

Вдруг в воздухе у двери разлилось зеленоватое мерцание. Из этого цветного облака побежали тоненькие ручейки света: один – к кровати, на место Херрела, другой – к моим ногам.

И вновь поверх человеческого лица возник искаженный яростью звериный лик, однако Херрел быстро совладал с собой. Схватив плащ, он накинул его на плечи и двинулся к двери. Он уже собирался отодвинуть задвижку, как вдруг обернулся.

– Наверное, так будет лучше… – проговорил он, словно его осенила какая-то мысль. – Да, так и поступим… Послушай, – теперь он обращался ко мне, – ты должна сделать вид, будто смертельно напугана. Сможешь закричать?

Не представляя, что он задумал, но всецело ему доверившись, я закричала – пронзительно, с неподдельным ужасом.

Херрел распахнул дверь и подбежал ко мне. Он прижал меня к себе, словно успокаивая, и шепнул на ухо: «Помни, ты до смерти испугалась».

Раздались громкие возгласы, в коридоре послышался топот бегущих ног, и через несколько секунд на пороге нашей спальни возник Хирон с фонарем в руке. Предводитель Всадников незамедлительно потребовал объяснений:

– Что тут творится?

Благодаря Херрелу ответ у меня уже был готов:

– Я проснулась оттого, что в комнате было слишком душно. Я подумала, хорошо бы открыть окно… – Тут я поднесла ладонь ко лбу, делая вид, что вот-вот потеряю сознание. – А потом я обернулась – и увидела громадное чудовище…

Повисло молчание, которое нарушил Херрел.

– Посмотрите сюда! – грозно сказал он, указывая на побледневшую, но все еще видимую полосу света, тянущуюся ко мне.

Хирон помрачнел:

– Ты требуешь поединка?

– С кем, Предводитель? У меня нет доказательств.

– Верно. И сейчас лучше не заниматься их поисками.

– Так ты ничего не предпримешь? – Голос Херрела звучал холодно и отстраненно.

– Ты сам знаешь, куда мы направляемся и для чего. Сейчас не время для личных обид.

– Обиду затаил не я, ты это знаешь.

Хирон кивнул, но мне показалось, что он слушает Херрела с неохотой и лишь потому, что так велит ему его долг.

– Но больше никаких игр, – продолжил Херрел. – Мы все принесли клятву не препятствовать тем из нас, кому улыбнется удача.

– Этого не повторится, – снова кивнул Хирон.

И слова его тоже прозвучали как клятва.

– Какого зла удалось нам сегодня избежать? – задумчиво произнес Херрел, когда мы вновь остались одни. Он испытующе посмотрел мне в глаза. – Почему ты не убежала, увидев чудовище?

– Потому что я видела и человека, а человека я не боялась. Однако объясни мне, что это было?

– Кто-то напустил морок, чтобы ты испугалась меня, а может, даже бросилась бежать – и угодила в объятия того, кто ждал за дверью. Зачем тебе понадобилось открывать окно?

– Я… я будто повиновалась чьему-то приказу. – Теперь-то я поняла, откуда взялось это чувство, погнавшее меня из постели. – Это дело рук Халса?

– Его или кого-то другого. Я ведь говорил тебе – никто из них не верил, что мне удастся заполучить невесту. Но ты выбрала мой плащ, и это унизило их в собственных глазах. Теперь они жаждут унизить меня, затем и показали тебе мой звериный облик.

– Ты хочешь сказать, что и правда умеешь обращаться в зверя?

Херрел долго молчал, глядя в окно.

– Это тебя пугает?

– Не знаю. Мне стало страшно, когда… Но, думаю, я смогу сделать так, чтобы видеть тебя лишь в человеческом обличье.

Он повернулся ко мне, но лицо его оставалось в тени.

– Клянусь тебе, Гиллан, никогда по своей воле я не поселю страх в твоем сердце!

На мгновение мне показалось, что на плечах его блестит мех, а вместо лица – морда горной кошки… Но я пожелала видеть перед собой лишь мужчину – и мне это удалось.