Колдовской мир. Год Единорога

И он не увидел! Я юркнула в боковой коридор и прислонилась к каменной стене. Обессилевшая, не смея до конца поверить в случившееся, я с наслаждением смаковала это новое для себя ощущение – смесь удивления, восторга и триумфа. Потом я поднялась по лестнице и очутилась на открытой террасе. Небо было затянуто рваными облаками, сквозь которые просачивался серебристый лунный свет. В лицо мне дул свежий ветер, навевавший мысли о далеких землях, диких и свободных. Вот только я больше не чувствовала ни восторга, ни радостного предвкушения, погнавших меня сюда, – лишь пронизывающий холод, от которого наброшенный на плечи плащ ничуть не спасал. Я поежилась на ветру и попятилась к двери.

– Что ты здесь делаешь?

Я не могла бы спутать этот голос ни с чьим другим. По непостижимой воле случая лорду Имгри сегодня тоже не спалось.

– Хотела подышать свежим воздухом… – выпалила я первое, что пришло в голову.

Обернувшись, я заслонила глаза рукой, потому что он направил на меня ослепительный свет ручной лампы. Очевидно, он рассмотрел герб на плаще, потому что его рука метнулась вперед и схватила меня за плечо с карающей силой, притягивая ближе к себе.

– Глупая, глупая девчонка! – В стальном голосе на сей раз проскользнули нотки тревоги.

Отчего-то это придало мне уверенности. Я убрала руку от лица и смело взглянула ему в глаза.

– Ты не Мэрим. – Не отпуская меня, он поднес лампу ближе. – Тебя вообще не было среди невест. Кто ты такая?

Его пальцы, словно стальные когти, впились в мою плоть, и я едва сдержалась, чтобы не взвыть от боли.

– Я одна из них, господин. Я Гиллан из Норстеда…

– Так эти мерзкие ведьмы меня обманули…

– Вовсе нет, господин. – Я не стала высвобождаться из его железной хватки – это было бесполезно, – но, как могла, расправила плечи. Думаю, он никак не ожидал, что я стану ему перечить, потому на мгновение замешкался. – Они здесь ни при чем. Я все сделала сама…

– Ты? Да что ты о себе возомнила? Ты горько пожалеешь о содеянном.

Я снова призвала на помощь всю свою волю. Не для того, чтобы заставить этого человека, подобно тому стражнику, подчиниться моему желанию (я знала, что на сей раз у меня ничего не выйдет), но для того, чтобы защитить себя.

– Время для сожалений уже прошло. Или еще не наступило. – Я тщательно выбирала слова, стремясь завладеть его вниманием. – Однако в любом случае, господин, сейчас оно не на вашей стороне. Задумаете повернуть назад или отослать меня в Норстед с кем-то из ваших людей – и позора вам не избежать. В Глотке ястреба ждут невест – и их должно быть ровно тринадцать.

Лорд Имгри с силой тряхнул меня, а потом отшвырнул от себя с такой легкостью, будто я была не тяжелее тряпичной куклы. Я упала на колени в снег, у самого парапета. Думаю, если бы я перелетела через край и исчезла в пропасти, лорд Имгри не стал бы возражать против такого исхода.

Я поднялась на ноги. Пусть я была до смерти напугана, тело мое сотрясала дрожь, а плечо пылало от боли, я вскинула голову и встретилась взглядом с лордом Имгри:

– Мой господин, вы обязались предоставить одну из невест. Вот она я. И если потребуется, я присягну, что оказалась здесь по вашей воле. Мэрим же, эта необычайная красавица, остается у вас, и рано или поздно вы подыщете ей удачную партию. Так неужто вы считаете, что и правда понесли урон?

Лорд Имгри тяжело дышал, словно человек, долго преследуемый неприятелем и наконец загнанный в угол. Однако я не ошиблась: он был из тех людей, кто умеет забыть об унижении и обуздать эмоции, если они мешают осуществлению его планов. Высоко держа лампу, он не спеша направился ко мне. Я знала, что самое страшное позади и лорд Имгри уже раздумывает над моими словами.

– Так, значит, Гиллан. – Мое имя из его уст прозвучало грубо и мрачно. – Но можешь ли ты быть невестой?

– Я девственница, мой господин, и мне навряд ли больше двадцати лет. Я была пленницей Ализона. Лорд Фурло из Тэнтопа освободил меня и взял к себе на воспитание. Он полагал, что Гончие оставили меня в живых неслучайно. Возможно, причиной тому было мое благородное происхождение.

Лорд Имгри тем временем нахально разглядывал меня с головы до ног. Это было гадко и непристойно, и он это прекрасно сознавал. Думаю, о том, что внутри у меня все кипит от гнева, он тоже догадывался. Впрочем, навряд ли мои переживания были хоть сколько-нибудь ему интересны.

– Ты права – время не ждет. Они получат тринадцать невест. Готовься, девочка: все может обернуться вовсе не так, как ты надеялась.

– Тот, кто ничего не ожидает, не ведает разочарования, – резко ответила я.

По его лицу пробежала легкая тень.

– Откуда Гончие взяли тебя? – Впервые в его голосе прозвучал интерес ко мне как к личности, а не безликой пешке в его игре.

– Этого я не знаю. Я помню лишь, как плыла на каком-то корабле, его бросало на волнах, словно щепку. Помню порт, где нашел меня лорд Фурло. Больше ничего.

Это была чистая правда.

– Гончие ведут войну и за морем. Эсткарп! – Последнее слово он произнес резко и громко, словно желая увидеть мою реакцию, может, даже уличить меня во лжи.

– Эсткарп? Это враги Ализона? – предположила я, поскольку понятия не имела, что означает это слово.

Лорд Имгри пожал плечами:

– Так говорят. Но сейчас это не имеет значения. Ты сделала свой выбор и исполнишь то, что должна.

– Большего я и не прошу, мой господин.

Зловеще ухмыльнувшись, он отвел меня назад в спальню. Втолкнув меня внутрь, он приказал стражнику ни на шаг не отходить от двери. Я пробралась к своему матрасу и легла. То, чего я страшилась больше всего, позади, теперь можно поразмышлять и о другом… Теперь я думала о том, кто будет ждать меня у Глотки ястреба.

Живя в аббатстве, я видела мужчин очень редко, лишь когда родственники мужского пола наносили визит девушкам, нашедшим здесь временное убежище, – да и то издалека, поскольку во время таких визитов я, как и почтенные дамы, не выходила из своей комнаты. Поэтому о мужчинах я не знала ровным счетом ничего, что, впрочем, было обычным делом и среди благородных девиц.

В сознании каждой девушки смутно маячит мысль о замужестве, но чаще всего оно кажется делом слишком уж отдаленного будущего. Бывает, однако, и так, что судьба девицы решается чуть ли не с детства, и тогда, слушая разговоры о предстоящем ей выгодном союзе, она узнает о замужестве намного больше сверстниц. Можно смело сказать, что я в нашей компании была самой несведущей, ведь почтенные дамы, среди которых я воспитывалась, были бесконечно далеки от этого вопроса. Поэтому, когда я пыталась нарисовать себе, что меня ожидает, мне было совершенно не на что опереться. Страхов невест я не разделяла, ибо и обычные мужчины, и Всадники были для меня выходцами из одного и того же непостижимого племени. Оставалось лишь следовать собственному совету: не бояться того, что еще не наступило.

Поутру мы тронулись в путь. Лорд Имгри не обронил ни слова о том, что произошло между нами ночью. Я снова тщательно укрыла лицо вуалью, чтобы не вызвать подозрений среди девушек, но, думаю, все они были столь глубоко погружены в себя, в собственные надежды и страхи, что, даже не сделай я этого, никто бы не обратил на меня внимания.

Насколько мне позволяла судить моя осведомленность, мы были уже далеко за пределами Долин. Тропа, достаточно широкая, чтобы по ней могли пройти два пони в ряд, вела нас по крутому склону вниз, в мрачную, припорошенную снегом равнину. Деревья здесь были низкорослые, с кривыми стволами; кое-где сквозь тонкий слой снега щетинился кустарник, то тут, то там проглядывали пучки жухлой травы.

Через реку был перекинут мост – грубое творение рук человеческих из досок и вогнанных в дно столбов, – но на другом берегу мы не встретили никаких следов людского присутствия. Нам снова предстоял подъем, на сей раз более крутой, чем раньше. Преодолев его, мы увидели некое подобие укрытия, сложенное из камней, и яму, почерневшую от огня. Здесь мы остановились. Вскоре к нам подъехал лорд Имгри с проводником и одним из провожатых.

– Вы останетесь здесь, – объявил он.

С этими словами он развернулся и вместе со своими спутниками поскакал к видневшейся впереди расселине между двумя высокими скалами. Мы спешились. Двое оставшихся мужчин разожгли костер и выдали нам еды, однако мы были так вымотаны дальней дорогой и взволнованы, что едва к ней притронулись.

– Это и есть Глотка ястреба, – сказала Килдас, показывая рукой на расселину. – Но что-то я не вижу женихов, радостно приветствующих своих долгожданных невест.

Едва она договорила, как из расселины, разгоняя сгустившийся мрак, брызнул свет. Не желтый свет лампы и не красноватые отблески костра, а зеленоватое сияние, подобного которому мне еще никогда не доводилось видеть. На его фоне чернели три знакомые фигуры, но больше никто не появлялся.

– Да уж, – буркнула Килдас. – Гостеприимство у них явно не в чести.

– А вдруг… – пролепетала с надеждой Солфинна, – вдруг они решили…

– …что и без невест обойдутся? И не мечтай, – жестко отрезала Килдас. Лицо ее внезапно будто постарело. – Мы не в сказке, глупо ждать счастливого конца. А напрасные надежды в итоге лишь разобьют тебе сердце.

Мы еще долго стояли у костра, с благодарностью принимая его тепло, однако вздрагивали всякий раз, как обращали взгляды на расселину, озаренную странным зеленоватым светом.

4
Дары Единорога

– Знаете, какая сегодня ночь?

Девушка, задавшая вопрос, откинула вуаль и сдвинула назад капюшон. Пряди светлых волос свободно упали на лицо. Я ее узнала: это была Алдит – прошлой ночью она спала на матрасе слева от меня.

Килдас ответила:

– Если ты о том, что сегодня последняя ночь уходящего года…

– Именно об этом. Наступает год Единорога.

– Некоторые расценят это как добрый знак, – сказала Килдас. – Ведь Единорог – хранитель дев и невинных душ.

– Сегодня ночью, – едва слышно произнесла Солфинна, – мы бы собрались в главном зале, увешанном гирляндами из плюща и остролиста. Остролистом бы украшали себя мужчины, а плющом – девушки. Вместе мы подняли бы чашу во славу грядущего года и предали бы пламени соломенного человека. Мы жгли бы благоухающие травы, чтобы уродились хлеба, а удача не обходила стороной наш дом…

Однажды мне довелось побывать на таком празднике и видеть обряды, о которых говорила Солфинна, – бесхитростные, но столь важные для тех, кто зависит от благосклонности природы. Сегодня ночью их будут справлять в каждом жилище – и в крестьянском доме, и в богатом поместье, и лишь в аббатстве не будет ни веселья, ни ритуального сожжения соломенных кукол – почтенные дамы не признают языческих традиций.

– Хотела бы я знать, похожи ли их обычаи хоть в чем-то на наши. – Голос Килдас отвлек нас от воспоминаний. – Пламени они не поклоняются – сама его природа чужда их миру. Каким богам молятся эти Всадники? А вдруг у них и вовсе нет никаких богов?

Солфинна тихонько ахнула:

– Нет богов? Но как может человек жить, не полагаясь на силу более великую, чем он сам?

Алдит презрительно рассмеялась:

– Ты судишь их по нашим меркам, но кто тебе сказал, что они люди? Глупышка, ты до сих пор ничего не поняла? Давным-давно пора забыть о доме и прошлой жизни. Тебя, как и всех нас, ждет совсем иной мир – такова уж немилосердная воля звезд.

– Почему ты убеждена, что иное непременно таит в себе зло? – спросила я ее. – Если повсюду выискивать одних лишь недругов, в конце концов начнешь шарахаться от собственной тени. Сами подумайте: если отбросить все домыслы и слухи, что нам в действительности известно о Всадниках?

Девушки наперебой принялись отвечать. Килдас, послушав этот невразумительный хор, рассмеялась:

– «Говорят»? А кто говорит? Назовите мне хоть одно имя! Нет, права наша подруга. О Всадниках мы знаем лишь то, что донесла до нас молва. На деле же мы не видели от них никакого зла, напротив, они согласились отомстить за нас нашему врагу и заключить с нами договор. Скажите мне: чем вольный странник, черноволосый и одетый в серое, отличен от белокурого Всадника в алом плаще? Ведь внутри и того и другого течет красная кровь, а в телах из одной и той же плоти обитает душа, и оба они важны для земли, которая их носит. Так почему же Всадники должны быть от нас отличны и внушать нам ужас?

– Да потому, что они не люди! – воскликнула Алдит.

– Откуда ты это знаешь? Да, они наделены Силой, которой нет у нас, но разве таланты, присущие людям, каждый разделяет в равной мере? Положим, одна из нас вышивает столь искусно, что кажется, будто цветы на ее канве источают аромат, а птички вот-вот зальются трелями; другая, стоит ей тронуть струны лютни и запеть, способна погрузить нас в сладкие грезы или глубокую тоску. Есть великое множество талантов, о которых мы даже не слышали, но означает ли это, что тот, кто владеет ими, – не человек?

Верила Килдас сама в то, что говорила, или нет, но от ее слов всем нам стало немного легче.

– Госпожа Алдит, – вступила я в их разговор, – на вашем табарде я вижу саламандру, уютно свернувшуюся среди языков пламени. Скажите, вы видели подобное существо в природе? Или, быть может, для вас и вашего дома – а также его друзей и недругов – это изображение означает нечто большее, нежели обычную горящую в огне ящерку?

– Оно означает: «Мы можем оказаться в опасности, но нас не уничтожить», – последовал быстрый заученный ответ.

– Я также вижу здесь василиска, феникса, виверну… Должна ли я заключить, что все эти создания действительно существуют? Навряд ли. Скорее они несут в себе некое послание, идею, отразившую дух каждого из домов. И если это так, разумно предположить, что у тех, к кому мы идем, тоже есть особые символы, непонятные и пугающие для тех, кто в них не разбирается. Согласны?

Так я, воодушевившись речью Килдас, попыталась рассеять страх, сгустившийся в девичьих сердцах. Не думаю, однако, что я преуспела: свет в расселине по-прежнему не угасал, лорд Имгри со своими спутниками все не возвращался, и единственное, что оставалось этим бедным пташкам, – истязать себя мыслями и бояться еще больше.

Мы сидели на камнях вокруг костра, когда наконец вернулся один из спутников Имгри и сказал, что мы должны немедленно отправляться в Глотку ястреба. Взволнованные и испуганные, мы последовали его приказу.

Однако и там нас никто не встретил. В глубине расселины было раскинуто несколько шатров. Пол и скамьи в них были устланы звериными шкурами, а в самом большом стоял низкий длинный стол, заставленный яствами.

Мы расселись и принялись утолять голод. Хлеб с ягодами, копченое мясо, орехи в меду – наши гостеприимные хозяева устроили нам настоящий пир. Я завороженно пробежала пальцами по устилавшей скамью серебристой шкуре с темно-серыми пятнами: мех был нежен, точно шелк, наряд из такого с гордостью носила бы даже самая знатная дама.

Когда мы закончили трапезу, лорд Имгри, сидевший во главе стола, поднялся со своего места. Я вдруг почувствовала, как между нами и этим хмурым человеком выстраивается невидимая стена. Он покидает нас, мелькнула в моей голове мысль, но на сей раз она не вызвала страха, наоборот, я снова ощутила этот странный порыв – нужно куда-то бежать, что-то делать… Но куда и что – в этом я не отдавала себе отчета.

– Послушайте меня. – Голос его прозвучал слишком резко и мрачно, и все мы тут же притихли. – Завтра поутру вы услышите, как трубит горн. Это условный сигнал. Ступайте по тропе, что начинается от этого шатра, и придете к вашим мужьям…

– Но постойте… – запротестовала Солфинна. – Как же церемония, благословение Чашей и Пламенем…

Губы Имгри изогнулись в бледном подобии улыбки.

– Вы покинули мир, где чтут Чашу и Пламя, госпожа. Здесь царят другие обычаи, но брак, заключенный в соответствии с ними, столь же свят и нерушим. Итак… – Он умолк и посмотрел по очереди на каждую из нас, включая меня, впрочем на мне его взгляд остановился не дольше, чем на остальных. Потом поднял руку, в которой, отразив зеленоватый свет ламп, блеснул кубок. – Сейчас я говорю с вами как отец! Да будет благосклонна к вам судьба!

И, не дожидаясь ответа на свое отеческое благословение, лорд Имгри быстро удалился.

– Да будет так. – Я поднялась со своего места, и все двенадцать пар глаз с изумлением воззрились на меня. – Думаю, лорда Имгри мы больше не увидим.

– Так что же – нам идти к этим Всадникам в одиночку?.. – послышался чей-то ропот.

– В одиночку? – недоуменно переспросила я.

Тут мне на помощь поспешила Килдас:

– Что ты такое говоришь, глупышка? Нас тринадцать! К тому же оглянись – неужто ты считаешь, что нам оказали недостойный прием?

Она поднесла к лицу край покрывала из черного меха, в ворсинках которого, казалось, переливаются крошечные бриллианты.

Вопреки моим опасениям, брошенные на произвол судьбы невесты не взбунтовались. Поговорив немного, они начали готовиться ко сну, причем вели себя так, будто наутро их ожидала самая настоящая свадьба. Каждая была погружена в собственные мысли, и время от времени на лице то одной, то другой появлялась тень улыбки. Я же, накрывшись серебристым мехом, почти сразу погрузилась в сон.

Спала я крепко и проснулась лишь с первыми лучами солнца.

– Гиллан!

У входа в шатер стояла Килдас, и вид у нее был встревоженный.

– Взгляни на это.

Я нехотя покинула свое уютное меховое гнездышко и подошла к ней. Наши лошади исчезли, а второй шатер был пуст.

– Похоже, они испугались, что мы вздумаем бежать, – заметила я.

Килдас улыбнулась:

– Как по мне, то напрасно. А ты как думаешь, Гиллан?

Она была права: даже если бы мне посулили золотые горы за возвращение в Норстед, я и тогда не согласилась бы свернуть с избранного пути.

– Хорошо еще они не забрали с собой наши наряды, – Килдас кивнула на лежащие на земле свертки, – и нам не придется краснеть за себя перед нашими мужьями. Что ж, не будем терять время.

И, повернувшись к невестам, которые уже начали пробуждаться ото сна, воскликнула:

– Вставайте! Приветствуйте Единорога и принимайте его дары!

В пустом шатре для нас были приготовлены чаши из странного материала, с виду напоминающего рог, и кувшины с теплой ароматной водой. Мы умылись, затем разделили между собой содержимое свертков и переоделись, так что теперь каждая из нас, даже та, что покинула отчий дом в лохмотьях, выглядела как наследница знатного рода.

Мы с аппетитом позавтракали. Килдас предложила пригубить вина за удачу, и, едва мы поставили кубки на стол, вдалеке протрубил рог. Это не было сигналом к началу охоты, вовсе нет – скорее в нем слышалось дружеское приветствие и приглашение.

– Идем?

– Да, медлить нет нужды, – промолвила Килдас. – Пора нам встретиться с судьбой лицом к лицу.

Мы вышли из шатра – и очутились в облаке густого тумана. Весь мир скрылся за непроницаемой белой пеленой, лишь тропа по-прежнему была хорошо видна. Мы с Килдас пошли первыми, за нами, опустив вуали и придерживая юбки, чтобы они не подметали землю, поспешили остальные. Никто из нас уже не испытывал страха и сомнений.

Всего рог трубил три раза. Второй сигнал мы услышали, когда расселину за нашими спинами поглотил туман, а третий – когда тропа оборвалась. Но в это же мгновение белая завеса перед нами отступила, словно ее отдернула гигантская рука, и нашим взорам предстало удивительное зрелище. Перед нами расстилалась ярко-зеленая поляна, на дальнем ее краю рос кустарник, образуя стену с аркой, увешанную цветами – белыми и золотыми колокольчиками. От них исходил тонкий аромат свадебных венков.

Но самым поразительным было другое. Повсюду на земле лежали плащи, прекраснее которых никому из нас в жизни не доводилось видеть. Каждый был сшит из великолепной ткани и украшен изумительным, неповторимым узором и драгоценными камнями.

И вдруг случилось и вовсе невероятное: пока я созерцала эту картину, она изменилась. Я словно бы видела два слоя, наложенные друг на друга: верхний – зеленая трава, цветущая арка и плащи невероятной красоты, но под ним – бурая земля, устланная жухлой травой, ощетинившийся голый кустарник, а плащи… под сияющими камнями и вышивкой темнело грубое полотно, того же цвета, что и земля, с вереницами рун, значение которых было мне неизвестно.

Однако, взглянув на своих подруг, я поняла, что их зрению доступна лишь иллюзия: позабыв обо всем на свете, они, с жадностью и восхищением смертных созданий, взирали на предложенную им роскошь, и лица их светились от счастья. Я знала, что не смогу вырвать их из власти чар, да и не хотела этого.

Первыми на поляну поспешили Килдас и Солфинна, через мгновение, влекомые каждая к какому-то одному из плащей, их примеру последовали и остальные. Килдас выбрала голубой, с прекрасным неведомым зверем, вышитым драгоценными камнями. Прижимая его к груди, точно самое дорогое ее сердцу сокровище, она решительно направилась к арке и, шагнув в нее, растворилась в тумане. За нею ушла Солфинна, потом Алдит, и так, одна за одной, все они покинули меня. Я растерянно огляделась: если не потороплюсь – могу навлечь на себя беду, но как же сделать выбор, если все плащи одинаковые? Однако, присмотревшись внимательнее, я поняла, что надписи на них отличаются числом и размером рунических знаков.

И тут мое внимание привлек плащ, лежавший в стороне от прочих, на самом краю поляны. Руны на нем были начертаны отдельно друг от друга, а не связаны в единую строку. Я сосредоточилась, пытаясь увидеть наведенную на него иллюзию. На мгновение мне почудилось какое-то крылатое существо из кристаллов на голубом или зеленом фоне, но затем видение исчезло. Этот плащ, единственный из всех, привлек мое внимание. Отчего-то я знала, что действовать нужно быстро, иначе мое отсутствие вызовет подозрения.

Я пересекла скованный морозом клочок земли, подняла плащ и поспешила к арке из голых переплетенных ветвей. На поляне осталось еще с полдюжины плащей: руническая вязь на них побледнела, а потом и вовсе исчезла.

Войдя в арку, я услышала заливистый смех – где-то за этой белой пеленой пировали и веселились. Однако я никак не могла определить, откуда исходят эти звуки, – стоило мне двинуться в их направлении, как они раздавались уже с другой стороны. Я угодила в ловушку! Мое беспокойство росло, и все самые жуткие слухи о Всадниках всплывали в памяти. Тяжелый плащ оттягивал мне руки, жесткий серо-белый мех опушки неприятно колол кожу. Я продрогла, а тонкое промокшее платье ничуть не спасало от холода.

Вдруг в тумане перед собой я увидела черный силуэт. Кто-то подкрадывался ко мне, словно дикий зверь, – а может, это и был зверь? Существо шло на двух ногах, как человек, – но вдруг у него звериный лик? Ведь Всадники – оборотни, это каждому известно. Но если мои подруги повстречали здесь чудовищ, отчего же тогда то и дело доносятся до меня радостные девичьи голоса?

Существо приблизилось, и мне стало ясно, что на плечах у него вполне человеческая голова. Я опустила глаза: плащ, который я удерживала в руках из последних сил, был по-прежнему бурого цвета, а значит, сейчас я видела незнакомца в его истинном обличье.

Наконец завеса тумана между нами истончилась и окончательно рассеялась, и я смогла рассмотреть того, кто пришел за мной. Довольно высок, но воины-горцы намного выше; тело стройное и гибкое; лицо с острым подбородком гладкое, словно у юноши, вот только зеленые глаза под косыми бровями вовсе не юные – в них будто скопилась тысячелетняя усталость. На лбу лежала прядь черных густых волос. Я не могла бы назвать его красивым, равно как и некрасивым. Попросту он был другой.

Он был одет в кольчугу, которая доходила ему до середины бедер, и плотно прилегающие бриджи из серебристой шкуры с коротким мехом – такую же я видела в шатре. На ногах была обувь из шкуры чуть более темного оттенка. Талию обхватывал ремень из какого-то мягкого материала с большой пряжкой, украшенной неведомыми мне молочно-белыми самоцветами.

Таким впервые предстал передо мной Херрел, Всадник-оборотень.

– Мой господин? – пролепетала я, решившись первой нарушить молчание.

Он улыбнулся, хотя улыбка эта походила скорее на кривую ухмылку.

– Моя госпожа. – В его голосе слышались насмешливые нотки, но почему-то я знала, что причина насмешки вовсе не во мне. – Если ты и вправду держишь в руках мой плащ, значит мне удалось совершить невозможное. – Он забрал у меня плащ и пару раз его встряхнул. – Я Херрел.

– А я Гиллан, – ответила я и растерянно умолкла. Я понятия не имела, что теперь должна делать, ведь так далеко я не заходила даже в своем воображении.

– Добро пожаловать, Гиллан.

Он развернул плащ и накинул мне на плечи, завернув меня в него от горла почти до самых пят.

– Я беру тебя в жены, Гиллан, если таково твое желание.

Он ясно давал мне понять, что я вправе отказаться от своего выбора, но я была твердо намерена довести начатое до конца.

– Таково мое желание, Херрел.

Некоторое время он стоял не шевелясь, как будто ожидая чего-то, а потом вдруг подался вперед и резко произнес:

– Что у тебя на плечах, Гиллан?

– Плащ цвета земли, отороченный мехом…

Он издал тихий возглас:

– А кто я в твоих глазах, Гиллан?

– Мужчина, юный лицом, но древний душой; на тебе меха и кольчуга с поясом, на нем серебряная пряжка с белыми камнями; у тебя черные волосы…

Слова мои гулко отдавались в зловещей тишине. Рука его вдруг метнулась к моему лицу и сорвала вуаль с такой силой, что волосы, заплетенные в косу, разметались по спине и плечам.

– Кто ты такая?

Голос его теперь звучал почти так же жестко, как у лорда Имгри во время нашей с ним встречи на террасе.

– Мне лишь известно, что имя мое – Гиллан. – Я решила, что скрывать от него правду бессмысленно. – Пленницей я прибыла издалека на вражеском корабле, лорд из Высшего Холлака удочерил меня, а здесь я нахожусь по своей собственной воле.

Он бросил вуаль на землю и принялся чертить в воздухе линии, которые, слабо мерцая, складывались в какой-то непонятный мне знак. Улыбка слетела с его губ, лицо сделалось суровым, словно он приготовился к битве.

– Не случай свел нас, Гиллан, а судьба. Но послушай меня: ты должна видеть обычным зрением – истинное зрение сейчас опасно.

Как это сделать, я не знала, поэтому просто попыталась увидеть под ногами зеленую траву, яркие краски вокруг себя. Сначала у меня ничего не выходило, но затем картина перед моими глазами снова как будто расслоилась. Через несколько мгновений я уже стояла посреди дивной поляны, где царила весна, с плеч моих ниспадал роскошный сине-голубой плащ, усыпанный сияющими самоцветами, а мужчина, которого я видела перед собой, был пленительно красив. И все же я отметила про себя, что предыдущий его облик нравился мне больше.

Он молча взял меня за руку, и, пройдя сквозь арку, мы очутились в месте еще более чудесном. Здесь, среди цветущих деревьев, на ковре из изумрудной травы, сидели мои подруги, каждая в компании мужчины, наружностью схожего с Херрелом. Муж и жена ели из одного блюда – таков же был и свадебный обычай Долин.

Поодаль от них стояли мужчины, которым посчастливилось меньше, но их, казалось, никто не замечал. Все они повернули голову, удивленно глядя на нас, а один, что-то сдавленно крикнув, бросился было к нам, но другие оттеснили его назад. Херрел привел меня на крошечную полянку, огороженную сладко пахнущим кустарником, и исчез, но совсем скоро вернулся с хрустальными бокалами и золотым блюдом с яствами.

– Смейся, – тихо приказал он мне. – Разыграй из себя счастливую невесту. Вокруг много лишних глаз, а нам нужно о многом поговорить – но ни слова из нашего разговора не должно достичь чужих ушей.

Я отщипнула кусочек хлеба и, с трудом проглотив его, заставила себя улыбнуться и даже рассмеяться, ни на мгновение не упуская из виду все, что происходило вокруг.