Читать книгу: «Будни самогонщика Гоши», страница 3

Возчики загомонили и побежали к побоищу. Клай с воинами двинулись следом. Вид у них был довольный.

Я оперся на бортик повозки. Пронесло. Вот ведь народ! Помогай таким! Едва не зарезали. Надо было сигать в кусты. Эх, жаба, жаба! Я поискал глазами и нашел кег. Подошел, скрутил пробку и плеснул в стакан от души. Глотнул. Крепкий сэм скользнул в пищевод и растекся внутри теплом.

– Не злись на отца! – Мюи встала рядом. – Он ненавидит колдунов. Они извели мою мать – наслали порчу. Мать заболела и умерла. Отец хотел их поймать, но они сбежали. Говорили, их натравил глей.

Весело тут у них. И зачем я влез? Ладно…

– Покажешь свое оружие? Хочу посмотреть. Они там нескоро.

– Идем! – сказал я.

***

Мародерство шло долго. Обобрать столько трупов – это время. Возчики сбили в табун трофейных быков. Их расседлали, упряжь сложили в повозку. Навалили с верхом. В других лежали оружие и доспехи. Поверх кегов бросили одежду. Та была в крови, но это никого не смутило. Возчики щеголяли в обновках. Выглядели довольными. Теперь они в сапогах, узких штанах и куртках. Вместо суконных колпаков круглые шапки, как у господ. А то, что в кровавых пятнах – пустяк. Отстирают.

Раздетые трупы стащили с дороги. Мажору одежду оставили. Ему даже прикрыли лицо тряпкой, прижав камнями от ветра. Дюлька сказал мне, что так принято. Благородный труп, тьфу! Я закопал бы его по пояс посреди дороги и выкрасил бронзовой краской, чтоб все видели. Сволочь! Погубил столько людей. Хотя те знали, на что шли. И кому служат…

Я в этом празднике не участвовал. Объяснял Мюи устройство карабина и пистолета. Дал подержать их в руках, подарил девушке патрон от ТТ. Здесь можно. Полиция не найдет, срок не выпишет. Подарок был принят и спрятан в кошель на поясе. Заодно я снарядил магазины и присоединил их к оружию. Девушка забросала меня вопросами. Где я живу, откуда прибыл, есть ли семья? Любопытная. От прямых ответов я уклонился. Посетовал на слабое знание языка. Говорил я и вправду плохо. Понимал легко, а вот сказать затруднялся. Непривычный к местным звукам язык цеплялся за зубы, вместо слов шла каша. Понимали меня через раз. Я сказал, что живу далеко, в эту местность попал случайно. Никого здесь не знаю, денег нет. Но у меня был товар, и я предложил его бренту. Получу деньги, а дальше будем решать.

Мюи объяснение не понравилось. Она сморщила нос и ушла к табуну. Вернулась на пегом некрупном бычке. Спрыгнув, вручила мне повод.

– Это тебе. Подарок.

– Я не езжу верхом! – растерялся я.

– Ничего сложного! – возразила она. – Я покажу. Корова смирная.

Я буду ездить на корове? Дожил…

Мюи оседлала корову, помогла отрегулировать стремена. Корова вела себя флегматично. Ощутив меня на спине, она сделала шаг и шумно вздохнула. Дескать, нашли чучело на мои рога! Они у нее, кстати, были. Не слишком большие, но вполне грозные. Ковырнет раз – кишки наружу.

– Сожми ей бока! – велела Мюи.

Я подчинился. Корова пошла шагом.

– Потяни повод.

Корова остановилась.

– Захочешь повернуть, потяни повод с нужной стороны. Вперед!

Я сжал колени… У меня стало получаться. Корова шла, поворачивала, останавливалась. Мюи выглядела довольной. Она принесла ломоть хлеба и вручила его мне.

– Дай ей!

Я так и сделал. Хлеб корова сжевала, мыкнула и слегка ткнула меня рогом в плечо. Я испуганно отскочил. Мюи засмеялась.

– Это она признала тебя, – сообщила, утихнув. – Угощай ее чаще, и она станет тебя защищать. Это коросский кхар, они такие. Дай ей имя!

Я почесал в затылке.

– Буренка?

– Бюрьенко? – Мюи задумалась. – Странное имя. Но красивое. Мне нравится. Ей – тоже, – она указала на корову.

Та выглядела довольной. Я думаю, из-за хлеба, однако спорить не стал. Тем временем с мародерством покончили. Груженый караван тронулся в путь. Возчики шли рядом с повозками, клыкастые ехали впереди. Я двигался сбоку, Мюи ускакала к отцу. Было время подумать. Ситуация мне не нравилась. Клыкастые смотрят косо. Исключение – Мюи, но она здесь не главная. Сделка под вопросом. Эх, жаба… Что делать? Развернуться и ехать к проходу? Останавливать не станут. Хрен с ним, золотом! Я посмотрел в небо. Вечереет. До темна не успею. Ночевать в чистом поле не комильфо. На пути могут встретиться нехорошие существа. Я-то вооружен, но одинокого путника можно пристрелить из засады. И никто не узнает, где могилка моя…

Внезапно я разозлился. Чего я скукожился, в самом деле? Подумаешь, феодалы! Видали мы вас! Сколько я положил сегодня наемников? Двадцать точно, и один из них сын глея. Так что примите и распишитесь. Мои предки все из крестьян, «голубой» крови у нас не было. Но крестьяне в солдатских шинелях побеждали в войнах. Они совершили революцию, и дворяне им подчинились. О «голубой» крови забыли и старались не вспоминать. Дворянки шли замуж за пролетариев и почитали это за счастье. Потому что давало шанс. А я этим кланяюсь: «Господин!» Тьфу! Да пошли вы!..

В сумерках караван свернул в рощу и встал на поляне. Место явно натоптанное. Круги от костров, стопки хвороста. Неподалеку ручей, я заметил его с седла.

На стоянке поднялась суета. Возчики занялись обустройством лагеря. Быков распрягли и отогнали к водопою, в том числе и трофейных. Подумав, я поступил также. Буренка потянулась к воде и пила долго. Я отвел ее на поляну, расседлал и оставил пастись. Не убежит. Сам отошел к возам. Надо думать об ужине, кормить вряд ли будут.

Парень я зоркий, потому кое-что заприметил. Среди сваленных в повозку седел имелись переметные сумы. Я прошерстил их и нашел медный котел. Небольшой, литров на пять, но вполне годный. Котел даже вычистили, хвала бывшим владельцам. Еще в сумах нашелся хлеб, окорок и мука. Более ничего. Ладно, сойдет.

Я отсыпал в котел муки, взял окорок и хлеб. Отнес все это к одному из кострищ. Вырезал в кустах две стойки с рогатками и одну перекладину. Сходил к ручью за водой, заодно и умылся. Скоро котел висел над костром, а в нем булькал кулеш. Не знаете это блюдо? Рецепт проще некуда. Мука, сало и вода. Кипятим, помешивая, и получаем кашу. Густую или редкую – это на ваш выбор. Вкусно и сытно, крестьяне придумали. Я сделал кулеш густой – муки много. Сало заменил окорок. Еще лучше. Жирное мне нельзя – сарказм. Расстелив на траве марлевую салфетку, я сложил на ней нарезанный хлеб.

Кулеш я мешал ложкой. Где взял? В переметной суме. Ложка была большой и медной. Ничего, в рот влезет. Я сходил к повозкам и притащил кег. Гулять так гулять!

У костра возник Дюлька.

– Есть хочешь? – спросил я.

Он закивал головой.

– Зови возчиков, я приготовил на всех.

Продукты клал от души, в компании веселее. Дюлька кивнул и исчез. Я снял котел с перекладины, примостил его на земле. Пусть стынет. Притащил седло – на земле сидеть холодно. Появились возчики. Они робко встали, поглядывая на меня.

– Садитесь, друзья! – пригласил я. – Будем пить и есть. Ложки имеются?

Они закивали. У крестьян все есть, особенно для себя. Я открутил пробку с кега, наплескал в стакан сэма. Граммов сто на глаз.

– Первый – Кинреку! Он у нас раненый, заслужил.

Кинрек с радостью взял стакан и осушил в два глотка. Протянул мне.

– Следующий!..

За распитием познакомились. Двух взрослых возчиков звали Мурр и Кирр. Именно так – с двойной «р». А что, нормальные имена. Дюльке решили не наливать – молод еще. Зато он первый залез ложкой в котел и бросил кулеш в рот.

– Скусно как! – сказал, прожевав. – Мяса много.

Он откусил от краюхи. Другие не заставили себя упрашивать. Я накатил стакан сэма и включился в процесс. Ели возчики аккуратно, зачерпывая кулеш строго по очереди. Дули на содержимое ложки, подставив снизу кусок хлеба, чтобы капли не пропадали. Крестьяне. Так ел мой дедушка.

– По второй? – предложил я, утолив первый голод.

Возчики закивали. Стакан вновь пошел по рукам. Мне стало хорошо. Зачерпнув из котла несколько раз, я дожевал хлеб и вытер ложку краем салфетки. Счас спою! А кто запретит? Что-нибудь такое к случаю, где друзья сидят хорошо так. И опрокидывают. Подошла очень старая песня «Белая река» группы ДДТ, там как раз о встрече с другом, что родня по юности, сидели, ухмылялися, да стукали в две рюмочки, как-то так.

Петь я умею, и голос у меня сильный. В Дымках в застольях с соседями всегда начинал. А они подтягивали. Возчики перестали есть и уставились на меня.

Хорошая песня, душевная. Вроде по-русски пою, но получается со всеми местными хрр-прр. Вижу – парням понятно каждое слово. Оттого старался.

Я допел и смолк. На поляне стояла тишина. Возчики смотрели на кого-то за костром. Я поднял взгляд – Мюи!

– О чем твоя песня, Гош? – спросила она.

Ага. Некоторым нужно объяснять. Не обязательно так, как задумал Шевчук.

– О встрече друзей, которые могли погибнуть, но победили в бою. И еще один бой предстоит. Смерть их ждет. А пока друзья пьют крепкий белый нир и печалятся.

Удивительно, но я сказал это на одном дыхании. И язык за зубы не зацепился. Алкоголь – лучшее средство для закрепления навыков.

– Грустная песня, – сказала Мюи, и глаза ее блеснули.

– Присаживайся, госпожа! – сказал я, освобождая седло. – Попробуй наш кулеш, выпей нира.

Мюи чиниться не стала, угнездилась на предложенном месте. Я плеснул в стаканчик сэма и протянул ей. Она глотнула и закашлялась.

– Закуси!

Я сунул ей в руку ложку. Она зачерпнула из котла и торопливо прожевала.

– Вкусно! Как это называется?

– Кулеш. Каша из муки и окорока.

– А мы ели вяленое мясо с хлебом, – сказала она. – Мясо жесткое, хлеб черствый.

– Надо было взять из трофеев. Вот! – я отчекрыжил от окорока кусок, положил его на ломоть хлеба и протянул ей. Мюи взяла, понюхала и с удовольствием откусила. Возчики смотрели на нее с благоговением. Ну, да, госпожа не чурается их компании. А что тут такого?

– Мюи!

Я поднял взгляд – Клай. Брент стоял перед костром и хмуро смотрел на дочь.

– Ты что здесь делаешь?

– Ем, – Мюи пьяно хихикнула. Мда, зря столько наливал.

– С хрымами?

– У них вкусно. Лучше, чем у нас. А Гош красиво поет.

Брент бросил на меня злой взгляд.

– Зачем ты угостил ее ниром? Да и других тоже? Это мой напиток!

– Ты за него не платил, брент. А раз так, то нир мой, и я могу угощать им, кого пожелаю.

– Ты мог разделить пищу с нами, – буркнул он, – а не с хрымами.

– Меня не звали, – сказал я. – К тому же я хрым. Мне с ними хорошо, – я указал на возчиков. – Они не пытались меня убить в благодарность за спасение. Наверное, недостаточно благородны.

Он насупился и положил ладонь на рукоять меча. Я отстегнул клапан кобуры. Нас разделяет костер, патрон у меня в казеннике. Чтобы выдернуть и взвести курок, нужно мгновение. Если брент выхватит меч, буду стрелять. И плевать на последствия! Достал он меня.

– Идем! – Клай убрал руку с меча, сделал шаг и сдернул дочку с седла. Приобняв ее за плечи, увел в темноту. Возчики проводили их взглядами и посмотрели на меня.

– Ну, что, друзья? – сказал я. – Еще по сто грамм?..

4.

Проснулся я от холода – весной по утрам свежо. Клацнув зубами, приподнял голову. Спал я на чей-то сермяге, под головой – седло. Кто и как меня уложил, помнилось смутно. Последний стакан был лишним. Голова, впрочем, не болела, но во рту наблюдался сушняк. Не беда. Ночью не зарезали – то счастье. А ведь могли…

Я сел и осмотрелся. Рядом, зарывшись в сермяги, спали трое возчиков. Четвертый сидел у костра, нахохлившись.

– Кинрек? Что не спишь?

– Рука болит, господин! – вздохнул он. – К утру начала дергать.

– Посмотрю, – пообещал я. – Вода есть?

– Там, в котле, – указал он. – Я подумал, что вы захотите пить и принес.

Есть же люди! Это не брент… Я встал и проковылял к котлу. Его вдобавок помыли, костел сиял начищенными боками. Я приложился к краю. Вода была холодной и необычайно вкусной. Благодать! Плеснул на руки, затем – на лицо. Вытер их носовым платком и отыскал взглядом рюкзак.

– Показывай руку!

Бинт успел пропитаться кровью, но отодрался легко – Кирек его намочил. При свете костра я рассмотрел рану возчика. Края ее покраснели, ладонь опухла. Воспаление. Пока не гангрена, но все равно плохо. Я порылся в аптечке. Что тут у нас? Анальгин. Древнее и не полезное для здоровья болеутоляющее, зато действенное. Мне всегда помогало. Эритромицин. Надо же, завалялся! Не помню, когда покупал. Как у него со сроком годности? Я поднес блистер ближе к огню. На грани, но годится. Вообще-то, и это говорила мне мать, фармацевтические компании подстраховываются со сроками – указывают их поменьше. Так они избегают проблем, заодно стимулируют людей покупать свежие лекарства. Если хранить правильно, то срок можно продлить.

Я отложил таблетки, достал йод, бинт и салфетки. Кинрек морщился и кряхтел, пока я обрабатывал рану, но вел себя смирно. Я завершил перевязку и ткнул пальцем в бинт.

– Руку не мочить. А еще ею не работать.

– А как же?.. – удивился он.

– У тебя есть семья? Жена, дети?

Он кивнул.

– Что будет с ними, если умрешь?

– Понял, господин! – вздохнул он.

– Повязку будешь менять раз в день. Промывай рану кипяченой водой, бинт тоже кипяти.

Он кивнул.

– А сейчас проглоти и запей!

Я выдавил ему на ладонь по таблетке из блистеров и поднес котел. Он послушно проглотил. Я достал перочинный ножик, он у меня хороший, швейцарский, с большим числом лезвий. Парни в армии подарили, когда получил звание, со значением. Нож – «сержантский». Полезная вещь. Есть пассатижи, отвертки и ножнички. Я отщелкнул их и разрезал блистеры. Начатые половинки вложил возчику в ладонь.

– Пей по таблетке в день. Видел, как я делал? Выдавишь пальцем – и в рот. Обязательно запивай!

– Спаси тебя светлый Моуи, господин!

– Ага, – кивнул я. – Пусть спасет.

Убрав лекарства, я сделал зарядку. Кинрек наблюдал за мной с изумлением. Я взял полотенце и сходил к ручью. Там облился до пояса ледяной водой, растер докрасна кожу. Зубной щетки и пасты не было – не рассчитывал быть в этом мире долго. Ничего, у меня жвачка есть.

Вернувшись к костру, я оделся, отыскал в рюкзаке кусок хлеба и пошел к Буренке. Корова нашлась у кустов. Она лежала и что-то жевала. Увидев меня, встала на ноги. Я протянул ей хлеб. Она сжевала и ткнула рогом – мало.

– Прокурор добавит! – осадил ее. – Не заработала.

Буренка вздохнула, но спорить не стала. Я отвел ее к костру, где оседлал. Кинрек подсказал как. За седлом я примостил переметные сумы – пригодятся.

Тем временем возчики пробудились, и не только они. Лагерь ожил. Я угнездил над костром котел. Вода быстро вскипела – ее мало. Всыпал в котел кофе из разовой упаковки – нашлась в рюкзаке. Кофе, естественно, растворимый, зато с сахаром. Хлеб был, а вот окорок кто-то прибрал. Я не стал проводить розыск – незачем. Перекусил вместе с возчиками. Они ели хлеб и запивали его водой. От кофе отказались. Ну, и правильно, у меня его мало.

– Нужен? – спросил я Дюльку, указав на опустевший котел.

– Да, господин! – просветлел он. Другие возчики смотрели на пацана с завистью. Извините мужики, но котел один.

– Забирай! – сказал я. А что? Я участвовал в битве, могу взять трофей и подарить его по желанию.

Дюлька сунул котел в мешок и утащил к повозке. Пусть радуется…

Спустя полчаса телеги уже катили по дороге. Ехали быстро – спешили домой. К полудню замок показался вдали. Хрымы называли его уважительно – Корун. Почти коронный!

Замок… Я представлял его, как в кино. Каменные стены с зубцами, высокие башни. Внутри обязательный донжон. Счас! Замок брента представлял собой вал с частоколом. Стен никаких. У вала – ров, сухой и не сильно глубокий. Короче, загон для скота.

Подъемного моста не было. Ворота – с деревянными створками. При нашем приближении они поползли в стороны. Мы въехали внутрь, я огляделся. Посреди круглой площади стоял дом. Два этажа, узкие окна со ставнями. Бойницы, а не окна. Крыша низкая, укрыта дранкой. Справа у вала – длинное здание. Казарма, или помещение для слуг. Слева – сараи или конюшни. Коней, впрочем, здесь нет, значит, хлев. Вдали вроде кузня. Не замок, а хутор, причем, не слишком большой.

Нас встретили воины и слуги. Забрали быков брента и увели их хлев. Слуги стали разгружать повозки, им помогали возчики. Барахло частью тащили в сарай, частью – в дом. Двое слуг побежали к трофейному стаду – осталось за валом. Брент, Мюи и все воины ушли в дом. Слуги бегали. Работа кипела, никому не было дела до меня. Я слез с Буренки и стал ждать.

Наконец ко мне подбежал какой-то пузан. Я видел его с Клаем. Пузан ушел с брентом в дом, и появился снова. На нем был какой-то длиннополый кафтан и шапка вроде берета.

– Купец Гош? – спросил он.

Я подтвердил.

– Я кмит брента Кухай. Господин повелел заплатить за нир. Вот! – он протянул кожаный мешок. – Здесь сто золотых.

В другой ситуации я бы не стал, но после всего… Я развязал кожаный ремешок и стал считать монеты, бросая их в рюкзак. Отдельные пробовал на зуб. Кмит воспринял это спокойно.

– Все правильно, – подтвердил я, завершив счет.

– Тогда я пошел.

– Э-э! – возмутился я. – Как тебя там… Кухай! Брент обещал мне вернуть бочки и отвезти их назад.

– Брент сдержит слово, – успокоил меня кмит. – Мы перельем нир, а бочки вернем. Отвезем завтра. Пока можешь отдыхать.

– Где?

– За замком – деревня, там тридцать домов. Выбирай любой. Заплатить чем у тебя есть.

Мне показалось или губы его тронула улыбка? Дать что ли в лоб? А что толку? Он выполняет приказ. Это Клай велел спровадить меня. Припомнил вчерашний разговор. Ну, и хрен с ним!

– Свободен! – сказал я кмиту и осмотрелся. Повозки уже разгрузили, они тянулись наружу.

– Дюлька! – окликнул я. – Есть дело.

Парень натянул вожжи.

– Могу я остановиться у вас до утра? Дам золотой.

– Конечно, господин! – заулыбался Дюлька. – Мать обрадуется.

Я вскочил на Буренку. Деревня оказалась неподалеку. Представляла она собой улицу с поставленными вдоль нее домами, верней, хатами. Рубленые из почерневших бревен стены, маленькие окна, крытые соломой кровли. Заборы из жердей. Скотину не пустят, а человеку не препятствие. Во дворах – куры. Они бродили по улице, порская из-под копыт быков. Здесь же бегали дети. Завидев нас, они жались к заборам. М-да… Ранняя весна, едва снег сошел, а они все босиком. На девочках – мешковатые платья до щиколоток. У мальчиков – штаны и рубахи. Нищета.

Караван таял. То один, то другой возчик сворачивал к дому. Наконец, мы остались одни. На краю деревни повозка встала у хаты. Дюлька слез и пошел открывать ворота. Те были легкими, из жердей, так что справился он легко. Мы въехали внутрь. На шум из дверей хаты выглянула женщина.

– Дюлька! – всплеснула руками она и побежала к подростку. – Вернулся! А мы заждались. Вчера ждали. А что это за одежда на тебе?

– Брент с воинами разбойников побил, – сказал Дюлька и приосанился. – Нам позволил одежду их взять. И обувку, – он вытянул ногу в сапоге. – Я двое штанов и две куртки надел на себя. Перешьем их или поменяем. Жаль, сапоги одни. А еще – вот! – он достал из мешка котел.

Женщина всплеснула руками.

– Какой ты у нас!

– Котел мне купец Гош дал, – сообщил Дюлька и указал на меня. – Он лекарь. Кинреку стрелой руку пробило, так он лечил.

– Спаси тебя Моуи, господин! – поклонилась женщина.

– Господин Гош переночует у нас, – сказал Дюлька.

В глазах женщины отразилось смущение. Я понял его.

– Не беспокойтесь, почтенная, заплачу.

Я слез с коровы и протянул золотой.

– Хватит?

– Да, господин! – она схватила монету и сжала ее в кулаке. – Располагайтесь! Дюлька поможет и покажет. Я – скоро!

Она выбежала за ворота. Дюлька стал распрягать быка. Из дома высыпали дети, трое. Все девочки, мал мала меньше. Старшей на вид было лет десять, другим пять и три. Младшая, сунув палец в рот, цеплялась за платье старшей. Я подумал и пошарил по кармашкам рюкзака. Початая упаковка леденцов нашлась в боковом. Рюкзак у меня разъездной, в машине вожу. Мятные леденцы приятно сосать в жару – не так пить хочется. Кондиционера в УАЗе нет.

Я подошел к детям и протянул леденец маленькой. Та спряталась за сестру.

– Это вкусно! – объяснил я старшей. – Берешь в рот и сосешь. Вот так! – я бросил леденец в рот и протянул ей другой. – Держи!

Та взяла и осторожно лизнула. Глаза у нее стали большими.

– Майка! На!

Малышка выглянула из-за сестры и протянула ручку. Рассмотрев леденец, сунула его в рот и захрустела.

– Его не нужно жевать, – засмеялся я. – Сосать лучше. Берите.

Девочки взяли по конфете.

– И для нее, – я указал на Майку. – А то свой она сгрызла. Пусть учится. Позже еще дам.

Тем временем Дюлька отогнал быка в хлев. Расседлал Буренку и повел туда же.

– Бык не обидит? – озаботился я.

– Нет, господин! – успокоил Дюлька. – Он холощеный. Я им сена задам, у нас есть. К вечеру мать сварит пойло. Вам баню топить?

– Конечно! – сказал я.

Баня обнаружилась в огороде. Маленький сруб с крышей из дранки.

– Отец ставил, – сказал Дюлька, – и печь клал. Он много умел. Летось умер, – он вздохнул.

Топилась баня по-черному. Ну, хоть так. Дюлька натаскал воды в бочку. От моей помощи он отказался – негоже гостя припрягать. Подумав, я попросил тряпку и сел чистить оружие. Ружейное масло нашлось в рюкзаке. Раскидав «Сайгу» и ТТ на повозке, я приступил к процессу. Рядом крутились девочки, тут же получившие по леденцу.

– Не балуйте их, господин! – посоветовал подошедший Дюлька. – Я их накормлю.

Он достал из мешка окорок. Так вот кто его прибрал! Дюлька вытащил нож и напластал мяса. Отрезал по куску хлеба – он его тоже прихватил. Хозяйственный мужичок! И одежды взял два комплекта. А куда денешься – глава семьи. Вроде моего деда в войну.

Получив по куску мяса с хлебом, дети убежали в дом. Тем временем пришла мать Дюльки. В одной руке она несла за ноги двух куриц, в другой – каравай хлеба. Ясно. В доме еды нет, вот женщина и тревожилась.

Тем временем истопилась баня, мы с Дюлькой пошли мыться. Веников не было – здесь не парились. Воду Дюлька грел просто. Брал с печки щипцами горячие камни и бросал их в бочку. Вода получалась мутной, с пеплом, зато теплой. Мыла здесь не имелось, но у меня нашлось. Я говорил, что рюкзак у меня разъездной? Без мыла в машине нельзя.

– Купцы мыло возят, – сообщил Дюлька, – но просят дорого. Пять медяков за горшок! А это ползолотого, – он вздохнул.

Странные у них цены.

– Мать с сестрами будут мыться? – спросил я.

– Конечно! – сказал Дюлька. – Я ж истопил. Зря, что ли, дрова жег?

– Тогда оставлю…

Запасных носков у меня не было – не рассчитывал задержаться. Я простирнул свои, отжал и надел. Высохнут. В армии так делали.

Пока мать с дочками мылась, мы поужинали. Вареная курица, хлеб. Помня голодные глаза девочек, ел я мало. Куриная ножка, ломоть деревенского каравая. Вернулись женщины. Мать усадила дочек за стол, налила в глиняную миску куриный бульон. В нем плавали куски потрохов. Дети хлебали жадно. Я попросил Дюльку показать хозяйство. М-да… Соха, деревянная борона, повозка. Один бык и более никакой живности. Со смертью отца семье трудно. Кур съели зимой, новых купить не за что. Зерна остался мешок. Мать мелет его жерновами, печет хлеб. Тем и живут. Еще были корнеплоды – что-то вроде репы, но она кончилась – уродилась плохо. Правда, брент обещал помочь с семенами. Если сдержит слово, они выживут. Трава, корешки, грибы… Дюлька умеет ловить рыбу, словом, не пропадут.

– Занять тебе денег? – спросил я. – Золотой? Купите кур, хлеба.

– Нет, господин, – сказал Дюлька. – Отдать трудно. А просто так не возьму. Ты и так много дал.

– Ладно, – сказал я. – Мы это обдумаем. Пошли в дом.

Спали здесь на полатях, проще говоря, нарах, настеленных от печи до стены. «В покат», как говорят у нас. То есть, все в ряд. Мне отвели место у печи, постелив какое-то рядно поверх свежего сена. Спалось на нем хорошо. Но перед сном мы с Дюлькой поговорили. И он кое-что рассказал…

***

Утром во двор явились два воина. Я как раз вышел из дома подышать свежим воздухом – внутри он спертый. Воины были не знакомы. Люди, не анты, как звали клыкастых, одеты единообразно. Одинаковые кольчуги, тесаки на поясе, в руках – короткие копья. На головах – шлемы.

– Кто тут купец Гош? – спросил один.

– Я.

– Пойдешь с нами.

– Куда?

– Там узнаешь, – буркнул воин.

– Я соберу вещи?

– Потом, – он ткнул копьем в сторону улицы. – Пошел!

Выбора не оставалось, и я подчинился. Мы шагали по улице, на нас смотрели селяне и их дети, и я чувствовал себя преступником под конвоем. Злился. Застали со спущенными штанами! Оружие в доме, даже нож и ТТ. Без них я телок, которого ведут на убой. Затевать драку глупо. Копья воины держат ловко. Ткнут разок – и прощай Гоша! Сходил за золотом…

Я заставил себя успокоиться. Да, меня куда-то ведут, но вряд ли на смерть. Хотят что-то спросить или предложить. Я убеждал себя в этом, поскольку иного не оставалось.

Во дворе замка я увидел две группы воинов. Одни походили на шедших со мной конвойных. Похоже одеты и вооружены. Другие – разномастно. Кто с копьями, кто с мечом. Последние встретили меня злыми взглядами. Это с чего?

Меня завели в дом. Мы оказались в большой комнате первого этажа. В ней было многолюдно. Слева я разглядел брента, знакомых мне воинов, кмита и Мюи. Справа стоял старый ант в дорогой одежде и с мечом на поясе. Пояс и ножны отделаны серебром. На голове анта красовался берет с медальоном из серебра. Рядом стоял воин пониже и одетый беднее. На его поясе висел нож. Старик встретил меня злым взглядом, его спутник – испуганным. В центре комнаты за столом сидел полный мужчина лет сорока. Не ант. Черная мантия, такая же шапка на голове. Выглядел он добродушно, но, поймав его взгляд, я съежился. Взгляд толстяка не сулил счастья.

– Купец доставлен! – доложил приведший меня воин.

– Встаньте у двери! – приказал толстяк. – И будьте наготове, – он посмотрел на меня. – Назовись!

– Гош.

– Занятие?

– Купец.

– Я судья Мюррей, – сообщил толстяк. – Прибыл по заявлению достопочтенного глея, – он указал на старика. – Провожу следствие о смерти его сына. Глей утверждает, что тот вместе с воинами был убит неким колдуном. Что скажешь, Гош?

– Это ложь.

– Мерзкий хрым! – глей схватился за рукоять меча.

– Стой смирно! – рявкнул судья. – Здесь мне решать, кто мерзкий. Еще раз возьмешься за меч, и я прикажу вышвырнуть тебя вон.

Глей сверкнул взглядом и убрал руку. Хм, а судья хорош.

– Расскажи нам, Гош! – судья посмотрел на меня, – и подробно. Как ты познакомился с брентом, почему оказался вместе с ним на дороге, что видел и слышал.

– Я прибыл из дальних краев, ваша честь, – начал я.

– Как ты меня назвал? – встрепенулся судья. – Ваша честь?

– В моих краях это обращение к судье.

– Хм! – он почесал подбородок. – Звучит хорошо. У нас говорят «достопочтенный судья», но мне твое обращение нравится. Продолжай!

– У меня был товар, который следовало продать.

– Что за товар?

– Нир.

– Здесь нечего пить? – засмеялся Мюррей.

– Такой вы не пробовали.

Он уставился на меня.

– Я продал бренту сто фляг чудного нира. Прикажите принести на пробу.

– Прикажу! – согласился Мюррей. – Брент?

Клай посмотрел на кмита, тот вылетел из комнаты. Обратно вернулся с кувшином и кубком. Поставил их перед судьей. Тот указал пальцем на кубок. Кмит плеснул в него из кувшина. Мюррей взял кубок и сделал глоток.

– Хух! – сказал изумленно. – И вправду чудно. Такого прежде не пил. Крепкий и ароматный напиток. Ты удивил меня Гош. Кто посоветовал тебе обратиться к Клаю?

– Никто, ваша честь. Встретил его случайно.

Судья поднял бровь.

– Я не знал никого в ваших краях, поэтому вышел к дороге. Клай и его воины проезжали мимо. Они направлялись в город. Я предложил им нир. Брент и его воины попробовали и купили флягу. Брент дал мне золотой, пообещав, что купит товар на обратном пути.

– Покажите флягу! – Мюррей посмотрел на брента.

Кмит вновь вылетел из комнаты и вернулся с трехлитровой банкой в руках. Поставил ее перед судьей.

– Странный сосуд, – удивился судья, – никогда не видел таких. Чужеземный, из стекла… В нем шесть питов, не меньше. Цена справедливая. За такой нир можно и больше. Продолжай, Гош!

– Брент сдержал слово, вернувшись в назначенный срок. Но не смог заплатить мне, поскольку потратился в городе. Предложил ехать с ним и рассчитаться в замке. Я согласился. Мы погрузили товар…

– С этим ясно, – перебил судья. – А что насчет сына глея?

– В пути я говорил с возчиком. Он поведал, что было в городе. К Клаю подошел сын глея и потребовал отдать ему дочь. Просто в девки.

– Не было этого! – воскликнул старик.

– Неужели? – хмыкнул Мюррей. – У меня есть свидетели этого разговора. Они слышали, как твой сын угрожал бренту, а наутро во главе воинов поскакал ему вслед. Это тоже видели. Дальше, Гош!

– Сын глея и его воины нагнали нас на половине пути. Брент и его слуги развернули повозки поперек дороги. Молодой глей подъехал и потребовал отдать ему девушку. В противном случае обещал всех убить, списав злодейство на разбойников. А Мюи отдать воинам на потеху.

Старик зашипел. Мюррей бросил на него ироничный взгляд. «А ведь он на стороне Клая, – догадался я. – Видимо, сынок всех достал. Это хорошо». Судья сделал знак продолжать.

– Брент отклонил предложение. Дальше был бой, где воины Клая победили.

– Пять воинов побили три десятка наемников?

А вопрос-то с подвохом. Клай смотрит умоляюще.

– Не могу сказать, как, ваша честь. Бой я просидел под повозкой. Видел, что все стреляли. Дочь брента – из лука, воины – из арбалетов. Потом они полезли через повозки. Когда я набрался смелости и посмотрел, все было кончено.

– Хм! – сказал Мюррей. – А вот глей говорит, что там был колдун. Он убил всех. Колдун изрыгал грохот и дым. Есть свидетель, – судья указал на спутника старика. – Он единственный уцелел. Смотрел за кхарами. Увидев гибель отряда, поскакал к глею сообщить весть. Что скажешь?

– У страха глаза велики.

– Как? У страха большие глаза?

– Да, ваша честь. Этот воин бросил товарищей, сбежав с поля боя. Ему нужно оправдать свою трусость. Вот и придумал колдуна, – я вперил взор в спутника глея. Тот испуганно заморгал.

– Это так? – судья посмотрел на свидетеля.

Тот втянул голову в плечи и что-то пробормотал.

– Не слышу!

– Я… – выдавил воин и замолк.

– Понятно, – сказал судья и повернулся ко мне. – Скажи, Гош! Не давал ли тебе брент что-либо из добычи? Ну, там доспехи, оружие?

А голос-то вкрадчивый. Так…

– Ничего, ваша честь. Только деньги за нир. А Мюи подарила кхара.

– За что?

– Я дал ей напиток и не взял платы. Флягу нира специально для женщин.

– Принесите!

Кмит метнулся из комнаты и вернулся с банкой. Наливки в ней менее половины. Дает девка! То-то язык заплетался. А я думал, что это из-за меня. Судья снял крышку, отхлебнул прямо из банки.

– Сладко! В самом деле, для женщин. Кхар за такой нир будет много, но это трофей. Ты говоришь правду, Гош. Готов поклясться, что ты не колдун?