Рука запулила уборщицей словно метательным ядром. Лариса пролетела метров десять, снеся собой несколько стеллажей и больно приложилась головой об угол морозильного холодильника. На некоторое мгновение мир вокруг потемнел. Лариса схватилась за голову. А Рука уже неслась к ней через весь торговый зал. Лариса заставила себя очухаться и встать. Руки она не увидела, зато услышала. Та хозяйничала в кухонном отделе, где продаётся всякая посуда; тарелки, кружки, ложки и ножи. Брякнуло что-то звонкое. Лариса поспешила унести ноги, придерживая ушибленную голову, но далеко убежать не удалось. Рука выскочила перед ней, как чёрт из табакерки, крепко сжимая мясницкий нож. Лариса побежала в обратную сторону. Рука за ней. Бегала Лариса всё же медленно. Никогда не отличалась быстротой, даже в молодости. Рука вовсе не бегала, она подпрыгивала высоко как попрыгунчик. Ей хватило всего двух прыжков, чтобы вонзить уборщице длинное острое лезвие в спину. Лариса вскрикнула, повалившись вперёд на стеллажи с пачками печенья. Коробки с верхних полок попадали ей на голову. Она хрипло закричала. Рука подползла к ней, запрыгнула на спину, вытащила нож и нанесла новый удар. Лариса даже не успела спросить: «За что?» Да и какая разница? Из изрешечённого тела бежала кровь, орошая краснотой пачки с печеньями. Какая разница, за что? Это проклятье, которое будет мстить всегда.