Путешественница во времени. Воспоминания о будущем

© Сычёва Анастасия

© ИДДК

Пролог

Валери Андерс злилась.

Ну почему, почему жизнь так несправедлива?! Почему именно ей, умнице, красавице, колдунье, обладающей огромным магическим потенциалом, так сильно не везло? Почему всякий раз, когда до желанной свободы оставалась самая малость, буквально руку протянуть, в последний момент всё срывалось и летело в тартарары?

А ведь она заслуживала счастья как никто другой! Никто другой в этом чёртовом ковене магов никогда не был настолько талантлив и умён, как она, никто другой не прикладывал таких усилий для развития своих способностей! И ведь это было так правильно – чтобы именно её магические силы были настолько велики, чтобы именно она обладала такой властью! Совет ковена – сборище самовлюблённых идиотов – всё время твердил, что надо быть осторожнее, но ей хотелось большего, и уж она-то точно знала, что сможет этого добиться! Тёмная магия открыла ей новые, недоступные остальным горизонты, и саму Валери мало смущал тот факт, что для обретения большего могущества необходимо было идти на человеческие жертвы. Вот только вести себя следовало осторожнее. Какая досада, что ковен сто тридцать лет назад разоблачил её новое увлечение! Вся её жизнь круто изменилась в худшую сторону. Впрочем, из-за этого она уже почти не переживала, поскольку осознавала, что сама была виновата. Как же самонадеянно, неосторожно она себя тогда вела! И за эту ошибку ей приходится расплачиваться по сей день!

Но как она позволила тогда этому человеку обрести над ней такую власть? Почему не сбежала сразу, а потратила драгоценное время на месть обидчикам? Спору нет, месть удалась, и воспоминания о том убийстве до сих пор приносили удовольствие и чувство глубокого удовлетворения, но… Сбежать после уже не удалось. Её очень быстро настигли и предложили выбор – либо суд и вечное заточение, либо верная служба. Знай она тогда, что эта служба обернётся пожизненной каторгой, то согласилась бы на суд Совета…

– Тяжёлые мысли? – непринуждённо осведомился её собеседник, сидевший напротив.

Валери торопливо сделала глоток из бокала. В этих словах ей отчётливо послышалась скрытая насмешка. Ни в коем случае нельзя было дать понять, как сильно её уязвляли подобные замечания. Крепкий алкоголь обжёг горло, но колдунья и глазом не моргнула.

– Нисколько, – выдавила она. Горло саднило, но ей удалось произнести эти слова ровно. Только не показывать собеседнику свою неуверенность!

– Врёшь, – равнодушно отозвался человек напротив. Обмануть его Валери не удавалось ни разу – ложь он чуял мгновенно.

Боже, как же она ненавидела его! Это он лишил её свободы, оставил в подвешенном состоянии на сто тридцать лет и мог распоряжаться её жизнью любым угодным ему образом!

– Не беспокойся, – деловито посоветовал тот ей, словно она произнесла это вслух. – Скоро всё закончится, и ты сможешь идти на все четыре стороны.

Проклятье! Как этому человеку всегда удавалось читать по её лицу, точно по раскрытой книге?!

Но произносить это всё же не стоило, так что она огромным усилием взяла себя в руки и закинула ногу на ногу. Оценила результат – ноги, дорогущие туфли на четырёхдюймовой шпильке, юбка коктейльного платья – всё выглядело безупречно. Эта мысль слегка улучшила настроение.

– Как скоро? – поинтересовалась она, настраиваясь на деловой лад. – Нас хоть и не разоблачили, но ритуал в Эйлсфорде всё равно сорвался. Что вы намерены делать теперь?

– Проводить его, разумеется.

– Но маги…

– Слишком сильно заняты своими делами и поисками лазутчика. Нам это сейчас только на руку. Плюс Искательница им больше не помогает – значит, их шансы на успех ещё немного снизились.

Валери уставилась в лицо собеседника с жадным вниманием.

– Она мертва?

– Впала в кому, – уточнил тот. – Разумеется, было бы лучше, если бы та авария сделала из неё отбивную, но тут уж ничего не поделаешь. Живучая оказалась…

– Так может, ей… помочь? – осторожно уточнила Валери. – Добить в больнице, чтобы она уже наверняка не помешала?

Признаться, именно это задание она бы выполнила с огромным удовольствием – уж очень её раздражала эта бледная невыразительная дылда. Ну что, что Джеймс нашёл в ней такого, чего не было в ней, Валери?!

Её собеседника это предложение внезапно развеселило.

– Не спорю, с этой задачей ты бы справилась блестяще! Уильяма ты устранила просто отлично, не подкопаешься! Однако не думаю, что в этом есть необходимость, – весёлый тон сменился на задумчивый. – Врачи говорят, что вероятность того, что она очнётся, невелика. Я же сомневаюсь, что её семья будет долго уповать на чудо. Они сами отключат её от аппарата жизнеобеспечения. И мы тут будем вовсе ни при чём.

Колдунья с лёгким разочарованием кивнула.

– Мы же возвращаемся к ритуалам. Слушай внимательно…

Глава 1

В коридоре заскрипели старые половицы, и я торопливо повернула голову к окну. На всякий случай прикрыла глаза и сосредоточилась на том, чтобы дыхание было ровным и размеренным. Шаги приблизились, щёлкнула ручка, и с тихим шорохом дверь приоткрылась. Кто-то остановился на пороге, и я почувствовала на себе чужой внимательный взгляд. Должно быть, моя имитация здорового сна была достаточно убедительной, потому что через несколько секунд дверь закрылась, опять заскрипели половицы, и всё стихло.

Я вздохнула с облегчением и перевернулась на спину, бездумно уставившись в потолок. По нему местами змеились тонкие паутины трещин, пересекая расписные узоры, и их разглядывание стало моим единственным способом развлечься, поскольку вставать с кровати мне почти не разрешали. Полный человечек среднего возраста в тёмно-коричневом сюртуке и с небольшим саквояжем, которого здесь почтительно именовали «доктор», и которого я видела дважды, прописал мне постельный режим. Сказал, что с полученной травмой головы мне необходим покой. Лично я чувствовала бы себя гораздо спокойнее, если бы мне сделали МРТ перед тем, как ставить диагноз, но что-то подсказывало, что в этой реальности до изобретения томографа пройдёт ещё не один десяток лет.

В комнате было полутемно и душно – мало того, что окна были закрыты, так ещё и ставни были наглухо заперты изнутри. Предписание всё того же доктора, который уверенным тоном объявил, что уличный шум, как и свежий воздух, больной только навредят. Я пробовала осторожно возразить, но меня никто и слушать не стал, решив, что я всё ещё не пришла в себя. Кроме врача я видела только высокую худую женщину с собранными в высокий узел чёрными волосами, которая, кажется, была здесь главной, и девушку в чёрном платье до пят с белым воротничком, переднике и в белом чепце. Девушка держалась очень тихо и в разговор со мной не вступала, хотя я ей улыбалась и всячески демонстрировала дружелюбие, надеясь получить ответы на свои вопросы. Высокая женщина говорила холодным, резким голосом, отдавая кому-то распоряжения, на меня смотрела без капли сочувствия и обращалась ко мне «мисс Барнс». И, как я понимала, в доме был ещё мужчина – поскольку именно мужской голос назвал меня «Бетси», когда я только очнулась. Этим мой нынешний круг общения исчерпывался.

Я не сразу поняла, что со мной случилось. Воспоминания о том странном перекрёстке отпечатались в сознании очень отчётливо и не были похожи на сон, который стирается из памяти вскоре после пробуждения. Но случившееся было настолько нереальным, необъяснимым, что поначалу я решила, что это всё было лишь фантазией. Когда я открыла глаза, то в первый момент испытала огромное облегчение от того, что выжила, поскольку после «света в конце тоннеля» я была уверена, что моё тело так и осталось лежать в исковерканной машине. Но затем, медленно, шаг за шагом, я начала осознавать, что влипла гораздо серьёзнее, чем могло показаться. У меня несколько дней очень сильно болела голова, словно кто-то пытался проломить мне череп. Болели также руки и ноги, хотелось пить, и всё это было странно. Своё состояние после аварии я представляла себе совершенно по-другому – гораздо тяжелее. Затем я обнаружила, что украшенный росписью потолок над головой совершенно не напоминает белый больничный, что не слышно писка приборов, а в воздухе не пахнет больницей. Вместо этого был застоявшийся спёртый запах, словно помещение давно не проветривали. Рядом с кроватью почему-то горели свечи, которые вдобавок ко всему чадили, и, присмотревшись, я обнаружила, что они стояли в старинном подсвечнике. В довершение картины, люди, появившиеся вскоре рядом со мной, меньше всего походили на медперсонал. Меня о чём-то спрашивали, что-то восклицали, но голова продолжала трещать, и соображала я по-прежнему плохо, так что вскоре меня оставили в покое. Высокая женщина перед уходом бросила кому-то в коридоре: «Пошлите за доктором!», а после этого я то ли заснула, то ли потеряла сознание – не знаю.

В следующий раз я проснулась днём. Судить о времени суток было тяжело, потому что закрытые ставни не позволяли определить, день сейчас или ночь, но до меня доносился приглушённый уличный шум, да и вошедшие вскоре в комнату люди не были похожи на тех, кого только что подняли с постели. Тогда я впервые увидела доктора, хотя прежде, чем его впустить, высокая женщина убедилась, что я как следует укрыта одеялом, так что оставалась видна только голова. Доктор расспросил меня о моём самочувствии, называя меня всё так же «мисс Барнс», поговорил с высокой женщиной и удалился. Я же в тот момент была настолько потрясена тем, как сильно внезапно изменился мой голос, что не стала никому доказывать, что я вообще-то «мисс Эшфорд», отвечала односложно и в дискуссию не вступала.

Когда они ушли, и я снова осталась в полумраке, то проверила себя на наличие травм. К моему удивлению, я не нашла никаких видимых повреждений – ни переломов, ни порезов, ни искалеченных конечностей. На руках и ногах, а также на боку обнаружилось несколько ушибов, но больше ничего, что напоминало бы о той аварии.

Глаза постепенно привыкли к темноте, и я смогла разглядеть окружающую обстановку. Новым невероятным открытием для меня стало то, что внезапно я с удивительной чёткостью увидела предметы, которые раньше ни за что не смогла бы различить из-за плохого зрения. Ни очков, ни контактных линз на мне не было – я даже пальцем в глаз себе аккуратно потыкала, чтобы убедиться, что линз действительно нет – и это внезапное обретение зрения вывело меня из равновесия ещё на час. Немного успокоившись, я решила всё же разведать окружающую обстановку и быстро убедилась, что находилась не в больнице и даже не у себя дома. Более того – окружающие предметы, казалось, были взяты из какой-то давно ушедшей эпохи, и у меня возникло впечатление, будто я попала в музей. Кровать с пологом, украшенные резьбой и завитушками комод и шкаф орехового дерева, вычурный туалетный столик с круглым зеркалом, софа у изножья кровати… Решив в первый момент, что у меня галлюцинации, я протёрла глаза и обнаружила, что одета в длинную, до пят, плотную ночную рубашку, начинавшуюся сразу у горла. В душной комнате, да ещё в этом балахоне, было невыносимо жарко, но я была так ошарашена внезапной догадкой, что позабыла о дискомфорте. Не может такого быть… Это невозможно! Подобное случается только в сказках!

Когда на третий день головная боль начала отступать, я решительно откинула одеяло и с трудом поднялась на ноги. Каждое движение давалось с усилием, но я, хватаясь за окружавшие меня предметы мебели, добралась до туалетного столика и буквально упала на стул перед ним. А когда взглянула на своё отражение в зеркале, не сдержала вскрика.

Оттуда на меня смотрела та самая девушка, которую я встретила на перекрёстке, и которая исчезла в ярком свете. Абсолютная нереальность происходящего оглушала, и я почувствовала себя так, словно меня стукнули по голове пыльным мешком. Не в силах поверить, я прижала ладонь ко рту, загоняя крик обратно – и девушка в зеркале сделала то же самое, с ужасом взирая на меня. Без сомнения, это было то же самое лицо, только сейчас она – или теперь уже я? – выглядела бледной, осунувшейся и похудевшей. Давно не мытые светлые волосы свалялись и были похожи на паклю, большие синие глаза запали, под ними залегли тени, губы бантиком выглядели каким-то бесцветными. Фигуры за тканью длинной просторной ночной сорочки было не разглядеть, но мне показалось, что девушка была худенькой и тоненькой, как тростинка. На вид ей было лет восемнадцать-девятнадцать, и до болезни она, наверное, была прехорошенькой. Что же с ней произошло? Я разбилась в автокатастрофе, а с ней что случилось? Как она оказалась прикованной к постели?

Что же мы имеем? Если до этого у меня были какие-то сомнения, то после того, как я увидела себя в зеркале, они отпали. Меня забросило в другой мир, в другое тело. Не знаю, как это работает… как это получилось, но, если только я не сошла с ума, то вот результат. Что же в таких случаях полагается делать?

Фэнтези-книг о попаданцах мною в своё время было прочитано достаточно, чтобы всё же поверить в происходящее, а не списать это на помрачнение рассудка и плод воспалённого сознания. Да и учитывая всё то сверхъестественное, что наполнило мою жизнь в последний месяц, я уже была способна поверить во что угодно. Большинство книжных сюжетов о попаданцах развивалось по одному сценарию: вскоре после «перемещения» герою являлся некий маг или мудрец и сообщал, что тому каким-нибудь невнятным пророчеством суждено победить некое великое зло. Но сперва герою надо пройти обучение добыть оружие, чтобы сокрушить это самое зло, совершить подвиг, или каким-нибудь иным способом доказать, что он действительно Избранный и достоин спасти мир. Герой отправлялся в странствие, по пути обзаводился компанией верных друзей и в четырёх случаях из пяти обнаруживал у себя магический дар. В итоге он побеждал главного злодея, а сам становился королём, или архимагом, или народным героем. Если попаданец был мужчиной, то нередко он получал в качестве бонуса гарем из эльфиек, а если женщиной – то прекрасного принца на белом коне, с которым они потом жили долго и счастливо. Впрочем, в последнее время прекрасные принцы были уже не в моде, так что героини переключались на опасных и, в общем-то, отрицательных героев, которых они перевоспитывали в принцев.

Надо будет потом поискать в доме и мудреца, и злодея, и прекрасного принца. И коня.

А если серьёзно, то я совершенно не представляла, что делать дальше. Никакими особенными знаниями и необходимыми для выживания навыками я не обладала. В некоторых случаях герой в книгах получал память человека, в тело которого он вселялся, но никаких чужих воспоминаний в моём собственном сознании не всплывало. И сколько же я смогу обманывать окружающих, что я не та, за кого себя выдаю?

И… Кто мне вообще смог бы помочь? Все мои близкие… Мои родители, Тея, Шарлотта, Алекс, Мартин… Для них я так и погибла в той аварии. Как я буду дальше без них? Пусть я весьма уверенно доказывала Джеймсу, что необщительна и прекрасно справляюсь со всем самостоятельно, но ведь я никогда не оставалась одна. Моя семья и друзья всегда присутствовали в моей жизни. Пусть не всегда рядом, но они были, и я точно знала, что, если что-то случится, они помогут и поддержат! А теперь? Как я буду жить дальше? Совсем одна?..

На глаза сами собой навернулись слёзы, которые мне не удалось сдержать. Я хочу обратно! Хочу домой! Я не просила отправлять меня в другой мир!

Где-то через полчаса, когда глаза уже жгло и я наревелась почти до икоты, слёзы начали иссякать. Я неловко стёрла мокрые дорожки широкими рукавами ночной сорочки, стараясь не коситься на своё новое отражение в зеркале. Кстати… Тут я нервно дёрнулась, только сейчас сообразив, что эгоистично позабыла о ещё одном очень важном моменте.

Что произошло с Ричардом? Выжил ли он? Или тоже погиб, только ему повезло меньше, и его земной путь именно тогда и закончился? Этого я никогда не узнаю…

А мои родители? Они же с ума теперь сойдут! Каково им было, когда в Турин позвонила Тея с заявлением, что я разбилась в автокатастрофе?

В этот момент мне стало понятно, что слёзы вылились ещё не все, и снова взять себя в руки я смогла далеко не сразу. Больше всего мне хотелось залезть с головой под одеяло, чтобы весь этот незнакомый мир со своими законами остался где-то в другой реальности, которая мне лишь привиделась в страшном сне. Но, если задуматься… Выбор у меня не такой уж большой. Там, на перекрёстке, как я в итоге поступила? Ведь у меня уже был шанс закончить всё и умереть!

Именно так поступила настоящая «мисс Барнс», когда пошла дальше, к свету. Я выбрала другой путь, захотела жить. Вот он, мой второй шанс – пусть и такой… своеобразный. Не упусти его! Моё настоящее тело, тело Джейн Эшфорд, должно быть, так и погибло в той аварии; мне же дали ещё одну возможность. Пускай в другом месте, в другом мире, в другом теле… но я её не упущу. Я приспособлюсь. Научусь и выживу.

Новые впечатления, как и принятие этого решения, отняли у меня слишком много сил. Едва добравшись до кровати, я снова отключилась и проспала почти целый день.

* * *

Головная боль постепенно уходила. Через три дня разглядывание трещин и узоров на потолке мне надоело окончательно и, когда горничная принесла мне на подносе бульон на обед, я потребовала ванну. Не мыться почти целую неделю – ужас какой… Девушка исчезла, и чуть погодя вернулась в сопровождении всё той же высокой женщины, которая остановилась у кровати, буравя меня строгим, недовольным взглядом. Вблизи я рассмотрела, что она была далеко не старая, но своей сухостью напомнила мне воблу. На ней было тёмно-зелёное платье с длинными рукавами и высоким глухим воротником, к которому была приколота брошь из оникса. У меня немедленно возникла ассоциация с вредной гувернанткой. Я сделала максимально честные глаза, но ту это нисколько не впечатлило.

– Значит, вы уверены, что чувствуете себя хорошо, мисс Барнс? – и голос такой резкий, словно я перед ней в чём-то провинилась!

– Гораздо лучше. Спасибо, – прошелестела я, понятия не имея, как к ней обращаться.

Та неодобрительно покачала головой, но внезапно пошла на компромисс:

– Я пошлю за доктором Митчеллом.

– Вы очень добры.

Доктор появился через пару часов. «Гувернантка» вновь сначала тщательно проверила, чтобы я была до подбородка укрыта одеялом, и только потом пропустила уже знакомого толстячка с саквояжем.

– Как вы себя чувствуете, мисс Барнс? – спросил он, даже не пытаясь провести осмотр.

Я мысленно пожала плечами и ответила:

– Более чем сносно.

– Вызывает ли что-нибудь беспокойство? Что-нибудь болит?

Это был как раз тот момент, над которым я размышляла последние сутки. Раз мне предстоит выживать в совершенно незнакомом мире, нужно максимально упростить себе задачу. Пожалуй, стоило рискнуть. Ведь, судя по ощущениям, что бы ни произошло с настоящей мисс Барнс, больше всего пострадала её голова…

– У меня провалы в памяти, – выдавила я.

У молоденькой горничной расширились глаза, женщина в зелёном платье сохраняла бесстрастное лицо, а доктор отреагировал совершенно спокойно.

– Это не удивительно, ведь вы ушибли голову во время падения. Какого рода провалы в памяти вас беспокоят?

– Я не помню имена… – осторожно, словно пробуя зыбкую почву, начала я, пристально следя за реакцией присутствующих. – Не помню последних событий.

Доктор Митчелл смотрел на меня с самым живым интересом.

– И при этом вы чувствуете себя намного лучше?

– Да.

– Весьма любопытно, – пробормотал он, изобразив сочувственное выражение лица. – Мисс Барнс, пускай это вас не тревожит. Небольшая потеря памяти вполне ожидаема после этого несчастного случая. Полагаю, что память в скором времени вернётся. Мисс Грэм, – обратился он к вобле. – Полагаю, мисс Барнс может подняться с постели. Разумеется, она не должна волноваться и нервничать. И выходить из дома в ближайшее время я бы не советовал…

– Благодарю вас, мистер Митчелл, – вежливо отозвалась та, и доктор, слегка поклонившись мне на прощание, пожелал скорейшего выздоровления и удалился.

Ещё через час я уже нежилась в горячей ванне. На практике это оказалась бадья, которую две горничные с трудом затащили в мою комнату и ещё полчаса наполняли горячей водой, таская тяжёлые вёдра. Закончив это дело, одна ушла, а та, которую я уже запомнила, осталась в комнате, явно ожидая от меня каких-то действий. В первый момент я растерялась, поскольку в своей реальности привыкла мыться одна, но потом вспомнила, что в старые времена (а меня, похоже, забросило в параллельный мир, отстававший от нас в развитии минимум на столетие) прислуга помогала господам при водных процедурах. Потом я подумала, что тело, в общем-то, всё равно не моё, так что стесняться особо нечего, и сбросила ночную рубашку, надоевшую мне хуже горькой редьки.

Горячая вода и ощущение чистоты позволили мне вновь почувствовать вкус к жизни. Горничная помогла мне вымыть голову, потом я долго сидела у разожжённого камина и сушила волосы, потом та же девушка (во время купания я выяснила, что её зовут Сара) причесала меня. Моё отражение в зеркале после купания заметно похорошело: светлые волосы распушились и вьющимися волнами обрамляли привлекательное личико, которое слегка вернуло краски. В этот момент я подумала, что, пожалуй, всё складывается не так уж и плохо. По крайней мере, я попала в тело девушки из привилегированного сословия, что позволяет мне сидеть на месте и ничего не делать, пока всю работу за меня выполняют слуги.

Затем начался процесс одевания, в котором я почти не участвовала, поскольку та же Сара помогала мне одеться. Вот на этом этапе я подумала, что не так уж мне и повезло с обретением нового тела. Увидев собственными глазами количество одежды, которую на меня вознамерились надеть, я потеряла дар речи и только молча глазела на происходящее.

Сперва шла лёгкая сорочка без рукавов. Поверх неё надевался корсет, на который я уставилась, как на средневековое орудие пытки, поскольку была наслышана о том, какие травмы женскому организму он наносил. Чтобы горничная зашнуровала его, мне пришлось ухватиться за столбик полога кровати и терпеливо перенести экзекуцию, после которой дышать мне удавалось неглубоко и с трудом. Я немедленно почувствовала себя героиней Киры Найтли в фильме «Пираты Карибского моря». Потом шла ещё одна сорочка – приталенная, потом странного вида подкладка, которую мне закрепили сзади ниже талии, потом нижняя юбка… В итоге, когда на меня наконец-то надели весь наряд целиком, я обнаружила на себе чёрное строгое платье с турнюром, которые носили у нас конце девятнадцатого – начале двадцатого века. Что ж, по крайней мере, меня не занесло в дремучее средневековье, где меня вполне могли бы сжечь на костре как ведьму. И на том спасибо.

Голова кружилась от недостатка воздуха, двигаться под несколькими слоями ткани было тяжело, да и весило всё платье целиком килограммов десять. Пожалуй, теперь я могла представить себе, почему дамы раньше обязательно носили с собой нюхательные соли и по любому поводу падали в обморок. Это была не блажь, а настоящая жизненная необходимость…

Впрочем, оглядев себя в зеркало, я констатировала, что выгляжу не так уж и плохо. Ношение корсета меня по-прежнему смущало… Но зато с уверенностью можно сказать, что в своём родном двадцать первом веке о такой тонкой талии я могла только мечтать.

Пока я ходила взад-вперёд по комнате, привыкая к собственной неповоротливости и стараясь найти нормальный ритм дыхания, в комнату снова зашла мисс Грэм. На меня она смотрела по-прежнему недружелюбно, но мне показалось, что она относилась к той породе людей, которые в принципе очень редко бывают чем-то довольны. В руке она держала распечатанное письмо, а на её поясе я только сейчас заметила связку ключей.

– Ваш кузен будет очень рад услышать, что вам лучше, – чопорно сообщила она. – А ваш жених прислал письмо, в котором осведомляется о вашем здоровье. Полагаю, я могу ему ответить, что опасность миновала, и свадьбу можно не переносить?

Она кивнула на лист бумаги в руках, а я ощутила острое желание изобразить умирающего лебедя и объявить, что я ещё слишком слаба для подобных новостей. Так у меня, оказывается, ещё и жених имеется?

– Ж-жених?.. – переспросила я, стараясь говорить как можно равнодушнее.

Но от мисс Грэм мой растерянный вид не укрылся, и мне показалось, что она лишь в последний миг спрятала саркастическую усмешку:

– Вы и его не помните?

Я промолчала, а она продолжила, причём на секунду мне почудилась в её голосе неприкрытая ирония:

– Рекомендую вспомнить. Весь Лондон ждёт вашей свадьбы, как самого значительного события в этом сезоне.

В этот момент в коридоре раздался какой-то шум и звон. Как выяснилось, одна из горничных позабыла в коридоре ведро, в котором носила горячую воду, а сейчас в темноте кто-то налетел на него, не заметив. На лице «гувернантки» на секунду отразилось раздражение, и она устремилась к дверям, оставив распечатанное письмо на туалетном столике.

Не обращая ни малейшего внимания на её гневный голос, доносившийся из коридора, я торопливо схватила письмо. Слова расплывались перед глазами, не желая складываться в предложения, так что в итоге я смогла разглядеть лишь дату вверху страницы.

«10 мая» – было написано там. – «1885 год».