– Правда? Гоша, родной, я тебя тогда поздравляю! Это же так здорово, тебя по вещанию покажут! А на работе твоей как к этому отнесутся? – Светлана Петровна радостно суетилась, наливая всем чай.

– Нормально. С пониманием.

– Что же, сын, и я тебя поздравляю. Ты смог эту ситуацию повернуть в нужное русло, в положительное, то есть. Знаменитостью теперь станешь. Хоть бы к нам репортеры не полезли. А может, даже лучше, пусть лезут – я им как что-нибудь хорошее скажу, правду, например, так они подавятся! – Отец разразился в смехе. Вся веранда залилась раскатами его голоса. Гоша улыбнулся. Откинулся на стуле, достал из кармана пачку сигарет, взял одну и закурил. Веранда мгновенно стала немой. Светлана Петровна медленно села и спросила:

– Гоша, сын, а ты давно? Давно куришь?

– Давно. Десять лет назад, считай, начал. – Ленка смотрит на Лешу.

– Выброси это. Сейчас. Тем более, даже не думай курить в доме. Совсем уже нонсенс! – Михаил Юрьевич не выдержал.

– А то что? Что сделаешь? – Гоша улыбнулся и затянулся.

– Дурак ты, дурак! Что с тобой стало? После этого прибора несчастного на себя не похож! Таким хорошем парнем рос!

– А стал?

– А стал, как этот твой неуравновешенный! Всем нервы треплешь.

– Не советую продолжать, пап. Я ведь могу о тебе плохо отозваться на шоу. Да что уж о тебе, обо всех вас. Из-за тебя, папа, могут и другие люди пострадать.

– Даже не думай! Что с Лешиной работой будет?

– Гош, на нем семья. Ты знаешь, я не работаю. Пока. А у него начальство сейчас может опять смениться, и что будет – не понятно. – Ленка сидела напротив, их разделяла гладкая столешница. Гоша, прищурившись, посмотрел на нее и выдохнул сигаретный дым. Леха молчит. Думает.

– Я сейчас приду. – Леша встает, берет куртку, выходит на улицу, снова не закрывая дверь. Лена посмотрела ему в спину, намереваясь что-то сказать, но Леша в дверях обернулся, перехватил ее взгляд и покачал головой. Лена опустила взгляд. Гоша, наблюдавший за этой сценой, с удовольствием докуривал так приевшуюся сигарету и думал: он знает, куда пошел Леха. Стоит сейчас за домом и тоже курит. Может, про него тоже сказать? А толку. Гоша докурил, потушил сигарету о блюдце и допил чай. Белая аккуратная кружка стояла в окружении пепла на блюдце и бычка, взгляды присутствующих были задумчиво прикованы к этому натюрморту. Гоша посмотрел в окно – березы все также стояли на своих местах, подпирая горизонт событий.

Шоу начнется через полчаса. Гоша вырвался из гримерки и шел по коридору студии, рядом с ним, немного отставая, шел один из ведущих.

– Желательно, чтобы ты всегда знал, что в тебе есть маньяк. Пристрастия к насилию в детстве были?

– Нет.

– Были. Ты кошек мучал. И в детском саду тебе мальчик нравился. Мы его нашли.

– Уверены?

– Абсолютно. Ты к нему приставал даже.

– Боже.

– Не боже, а да. Там еще будет несколько нюансов, ты на все кивай и сиди с серьезным лицом. Сценарий же читал ведь? Кроме этих поправок, про которые я тебе сейчас сказал, больше ничего не изменилось. Иди нос припудри. И не забудь, в середине у нас рекламная вставка – рекламируешь тоже по сценарию. Охранные системы и готовые завтраки. Текст учил?

– Оплата будет такая же? Или поднимите?

– Можем поднять, но не на много. Тысяч на семьдесят.

– Текст учил.

– Отлично. Скоро увидимся.

Ведущий поправил пиджак, сбавил шаг и свернул в одну из комнаток по правую руку от Гоши. Гоша остановился. Идти больше не было смысла – не от кого было убегать. Подумав пару секунд над диалогом с ведущим, Гоша развернулся и пошел обратно к гримерке. Его окликнули. По коридору шла девушка, судя по одежде, одна из координаторов, а за ней шли родители Гоши. Гоша поднял бровь. Кашлянул. Он не знал, что происходит. Девушка, показав рукой на Гошу и, сказав родителям пару слов, спешно скрылась в глубине коридора. Гоша аккуратно приблизился к ним.

– Привет! – Светлана Петровна обняла Гошу.

– Здравствуй. Как вы тут оказались?

– Нас тоже позвали на это шоу. Тебя обсуждать. Но мы отказались. Леша тоже отказался. Зато нам достали места в зале. Леша в пробке стоит. А мы пораньше приехали, решили тебя навестить. – Отец протянул руку Гоше. Гоша пожал ее, смотря отцу в глаза.

– Я не только курю. Я еще работу потерял.

– Да? Давно? Ну, благодаря всем шоу у тебя будет прилично денег и на жизнь, и на капитал на будущее, надеюсь.

– А я по-прежнему тот, кого нельзя простить? Не то, что ты или Леша.

– Может, и да. Но мать права – ты, в первую очередь, мой сын. И я тебя люблю как сына в любом случае. Ладно, мы пойдем пока места занимать. А ты готовься. Настраивайся.

– Да, не будем тебе мешать. Все будет хорошо.

И две фигуры покинули Гошу, оставив его наедине с ворохом мыслей.

Координатор дал отмашку, перед Гошей открылся выход на сцену, на которой уже громогласно объявляли его приход ведущие. Яркий свет бил в глаза, Гоша в нерешительности стоял, потирая руки. Его окрикнули. Гоша понял, что сейчас выбор сводится к деньгам или сохранению непорочности – заработать ли на собственном имени или оставить историю своего прошлого незапачканной сплетнями или пересудами. Вспомнились родители, сидящие в зале, Леха, который тоже уже, наверное, приехал. Всем нужны деньги. В темные времена информационного переизбытка и анонимной безнаказанности твое имя запачкают и без твоего разрешения или знания. Гоша уверенно мотнул головой, отгоняя последние сомнения. Он еще напишет правду о гнили в мире вокруг, но уже в своем сценарии. А сейчас нужно играть. Он выдохнул и пошел на сцену, навстречу аплодисментам и крикам.

Глава 2. Гоша не понимает.

– Я не понимаю, ну серьезно! Почему они решили забрать именно Свету. – Гоша недовольно стукнул кулаком по столу, затем, вспомнив, что он находится в ресторане, то есть месте общественном, быстро поправил скатерть и поднял взгляд на двух молодых людей лет двадцати пяти, сидящих напротив него.

– Ты знаешь, что показывал Рибус. Тебе бы не знать, что показал аРибор. Фактически, по их логике, были все обоснования. – Один из парней, в не глаженном бежевом пиджаке, развалился в кресле и крутил в бокале вино, даже не смотря на Гошу.

– Саш, так тоже нельзя. – Голос подал третий парень, скрестивший тонкие руки на груди. – Мы должны разобраться как минимум потому, что Гоша – наш друг, а Света – его девушка. Я уже не говорю о необходимости того, чтобы восторжествовала банальная справедливость.

– И что ты предлагаешь? – Саша перестал крутить бокал с вином и аккуратно поставил его на стол, продолжая смотреть, как вязкие бордовые капли стекают по стеклу. – Вообще, забавно, что в этом ресторанчике мы нашли хорошее вино. У меня буквально недели три назад здесь была девочка, которая гастрономическими обзорами занимается у нас на канале, разнесла в пух и прах это место. Говорит, даже не попросили ее Персонализацию, хотя в узких кругах она узко известна. – Саша хохотнул и посмотрел на парня, сидящего слева от него. Тот убрал катышек со свитера и снова скрестил руки на груди. – Так что, Вань, раз сказал, так предлагай.

– Для начала нужно понять, почему они копают под Свету. Потом придумать элегантное разоблачение. Мы имеем дело с достаточно серьезной структурой, так что действуем тихо. План разработаем на ходу, пока даже не знаю, в какую сторону двигаться, но знаю точно, возможности есть, – значит прорвемся.

– Да сохранит «Клюква» наши помыслы! – Саша обвел глазами ресторан. Людей было немного, в основном женщины парами – подруги, знакомые, шумно обсуждавшие работу, детей и мужчин. Отрывки их озвученных мыслей сплетались в единый клубок и ложились туманом на барную стойку с неоновой подсветкой. На стенах были нарисованы медведи с балалайками, из колонок лилось соответствующее музыкальное сопровождение. За окном светилась Москва конца мая, с вечным потоком людей и порхающим мусором вперемешку с тополиным пухом под ногами. Той весной, почему-то, тополя решили разродиться раньше срока. Саша наконец дошел взглядом до Гоши. Гоша сидел молча, погруженный в свои мысли, и смотрел куда-то вниз. Воцарилась пауза. Наконец, Гоша тихо сказал:

– Я думаю, это все из-за Персонализации. Света никогда не смущалась выражать свое мнение в социальных сетях, вот и за ней пришли. А я говорил ей. Ваня прав, как бы там ни было, нужно ее спасать. У меня сейчас правда даже связи с ней нет. Как забрали в отдел, как я ей сумку в руки вручил, так и не видел больше. Даже обнять не дали.

– Пойдем на улицу. – Саша еще раз обвел взглядом ресторан и встал с кресла.

– Подожди, расплатимся. – Гоша нажал на кнопку на столе, и перед ними сразу материализовалась официантка. Гоша проникновенно посмотрел на протянутый ей белый прямоугольник, его лицо осветилось зеленым светом, и официантка, озарив их улыбкой, сообщила, что оплата прошла.

Трое вышли на воздух. Духота подкрадывалась от дорог, из-под колес автомобилей, и пряталась во дворах и арках, сменяясь легким ветерком. Москва цвела и полыхала.

– Расскажи нам все, что ты о Свете знаешь. Потому что того, что ты нам обычно про нее рассказываешь, не достаточно, уж извини. – Ваня закурил и посмотрел на Гошу. Гоша вздохнул и начал откручивать воспоминания, пытаясь поймать необходимое начало повествования.

Глава 3. Память.

Саша и Ваня сидели на лавочке и тихо что-то обсуждали, чтобы не отвлекать Гошу – за время его раздумий они успели дойти до Чистых прудов и устроиться под раскидистыми ветвями с видом на запорошенную пухом воду. Наконец, Гоша промотал последние годы своей жизни и наконец остановился на нужном моменте:

– Я пошел тогда на свое первое в жизни шоу, спасибо прошлому Небержицкого во мне. Ну и как вы уже знаете, Света была тем самым координатором с шоу. Мы с ней познакомились после программы и сразу как-то нашли общий язык. Примерно через месяц начали встречаться. Благодаря тебе, Саш, меня протолкнули еще на несколько шоу – странный доход, но вполне хороший.

– Друг-телевизионщик – счастье в семье! – Саша улыбнулся, снимая пиджак. Даже в тени становилось жарко.

– Параллельно меня еще, как вы знаете, меня взяли в отдел. Забавно получилось. Только пустили в массовую разработку аРибор, только сформировали отдел, и меня сразу туда позвали.

– Ничего удивительного. Не зря ты учился на инженера. – Ваня подал голос, пока снимал свитер и аккуратно выверенными движениями складывал рядом с собой.

– Радиотехника. – Гоша любил уточнять этот момент, чтобы придать лишний раз значимость своему направлению. Последние годы его нельзя было назвать популярным, да и ранее, честно говоря, тоже.

– Да, радиотехника. А потом по профессии еще отработал. Уволился сам, без скандалов, характеристика по тебе положительная была. Почему тебя взяли в структуру – возможно, хотели еще показать, что человек с темной прошлой жизнью, но хорошей настоящей имеет право на достойную должность. Это им выгодно транслировать, в этом и смысл. Только сколько ты им там в не проверял и не тестировал аРиборы, платить больше они не стали. Подумай о переходе ко мне, я поговорю, место в «Заслоне» для тебя найдется. Сколько лет они уже спокойно существуют, еще мои родители в юности проходили там практику. И к проверкам на модуляциях они спокойно относятся – им важно личное общение, по старинке собеседование ведут. – Гоша кивнул и продолжил:

– Я подумаю. Сам об этом задумываюсь. Как бы там ни было, благодаря работе в отделе мы съехались через полгода со Светой, денег хватило даже на путешествия, правда, по стране, но все же. Потом познакомил ее с семьей. Она им, в целом, понравилась, только Катя к ней прохладно почему-то отнеслась, и родители не до конца поняли ее увлечения Персонализацией и вегетарианством. Кто бы знал, что через полтора года это ее и погубит. – Гоша достал свой телефон, перевернул его и посмотрел на наклейку Персонализации на чехле. Она поблескивала белизной и не сулила своим видом ничего плохого. Обманчивая обложка технологий.

Персонализация предполагалась изначально как облегченный способ общения в социальных сетях. Чтобы взаимно подписаться, достаточно было соприкоснуться наклейками друг друга, поставить кому-то лайк – прикоснуться пальцем. Потом ввели дополнение лайка по сетчатке глаза для тех, кто был брезглив и не хотел трогать чужие наклейки. В любом случае, задумка была не плохой, она даже решала важный, по мнению Гоши, вопрос одиночества в сети – теперь для раскрутки при желании тебе предстояло контактировать с живыми людьми, а не только просить и молить на прямых эфирах и в историях. Социум оживился, загудел, Персонализацию быстро подхватили, настолько быстро, что никто не сомневался – массовая истерия с ней продержится не дольше нескольких месяцев. Но этот спрут внезапно начал щупальцами обхватывать разумы и укореняться в них. И вот уже вышло несколько обновлений Персонализации, под ее эгидой пошатнулась конфиденциальность социальных сетей, которая и так висела на волоске. Иронично, но вопрос защищенности данных постоянно был на повестке дня, вызывал много возмущений и даже идей заговоров, но при этом полноценное пренебрежение им из-за Персонализации было воспринято обществом как закономерная жертва за удобство. Все пароли и данные от разных социальных сетей хранились на общих серверах быстрого доступа, социальные сети ради этого частично или целиком интегрировались в единую экосистему. Пользоваться ими стало значительно проще, но при этом, если тебя касалась культура отмены, то за борт тебя уже выкидывали молниеносно и всем миром. Персонализация в жизнь Гоши вошла благодаря Свете – он долго сопротивлялся, но потом все же купил себе наклейку. Он ей, признаться, особо не пользовался, за исключением коммуникации со Светой. Также Гоша старался, как и раньше, подчищать историю поиска, но самое главное – в социальных сетях не выражать свою позицию ярко. Договариваться о встречах, советовать музыку и фильмы. Не более.

Света же была ярым пользователем экосистемы. Открыто транслировала свое недовольство жизнью и правительством (иногда – по любому случаю, даже из-за дождливой погоды в ее выходной), ей не нравилось умалчивание возможности межвидовой реинкарнации, а также дискриминация людей из-за аРибора. Недовольство перекочевывало во время ссор в пренебрежение и даже некую брезгливость к Гоше – ведь он, фактически был максимально причастен к экспертизе и наладке «чудищ человечества» (как Света называла аРиборы.

Гоша не разделял ее недовольств, но старался лишний раз не выступать, так как в ином случае Свету было просто не унять. Гошу скорее удручал факт, что общение становилось синтетическим и сфабрикованным ради выгоды, а не ради удовольствия или хотя бы интереса. Даже в домашних диалогах со Светой он улавливал интонации пластмассовых тематик – поддержать тред, пост, подписаться на очередных активистов просвещения ради. Гоше начинало казаться, что все ее фразы становились просто ловкими подводками к использованию Персонализации. Возможно, это было паранойей. А, возможно, одиночеством.