– Улица Красная, дом пять, квартира три, – отвечала Юля, и тетки удовлетворенно поправляли на ней пальто, потуже затягивая завязки на шапке, пусть идет, умница какая.

К несчастью, имя и адрес – это единственное, что говорила дочка Юры-водителя, и когда он, опомнившись, повел записывать ее в школу, дочку не приняли и отправили к врачу. Она не умела читать, считать и писать, только глядела на всех пустыми глазами, повторяя, как заведенная, свое имя и адрес, о чем бы ее не спросили. Юре-водителю выдали кучу справок и направлений, заниматься всем этим ему было некогда, а соседки у подъезда, хоть и кивали сочувственно, дальше застегивания пуговиц и завязывания шнурков не шли.

Впрочем, много ходить по врачам не пришлось: дочке поставили диагноз «умственная отсталость», определив в коррекционную школу-интернат. Юра-водитель облегченно вздохнул, довольный, что теперь дочка будет под присмотром, и даже, возможно, выучит еще что-нибудь, кроме имени и адреса. А тут и начальник колонны пошел ему навстречу, поставив рейсы только по рабочим дням, чтобы выходные Юра-водитель мог проводить с ребенком.

В пятницу вечером он оставлял свой грузовичок во дворе и шел в интернат. За ним привычно струилась цементная пыль, с которой боролась, но так и не смогла победить покойная жена, поэтому пыль, а не водка, свела ее в могилу. Юра-водитель брал дочку за руку и молча уводил домой. В квартире они сидели, не разговаривая, потушив ради экономии свет, каждый в своем углу. Юра устраивался на кухне, подняв глаза на тускло мерцающее око телевизора под потолком, а дочь, прижавшись к ковру на стене, призванному скрадывать всякие звуки, хотя такого гробового молчания, как в их квартире, еще поискать.

Привычный уклад их жизни изменился, когда Юра-водитель познакомился с соседями и начал по выходным играть в преферанс.

Картежники жили недалеко, в соседнем поезде, интеллигентные и не такие шумные, как доминошники, собиравшиеся летом в парке. Это была сплоченная мужская компания, почти секта, но Юра-водитель влился в их ряды неожиданно легко. Он нашел в посиделках за карточным столом тот сорт дружбы и почти братства, приправленного азартом, без лишних слов и эмоций, которого ему так не хватало в кабине грузовичка, пока он мотался со стройки на стройку.