Читать книгу: «Очкарик из Кудымкара», страница 3
Здравствуй, Кудымкар!
Итак, из Чердыни нас просто выгнали. Не представляю, как бы мы там жили, если бы родители не перевелись в Кудымкар. Я позднее заметил, что все мои переезды были каким-то логическим завершением периода жизни в разных городах: обокрали Чердынскую Нефтеразведку – нас выгнали из Чердыни, в Кудымкаре меня поперли из педучилища – переехал в Пермь (правда, благодаря тому, что матери там дали квартиру), развелся с женой – переехал в Питер. Жаль, что нельзя увидеть варианты жизни а-ля «если бы остался».
В Кудымкаре живут коми-пермяки. Добрые люди, если их не злить. Я пришел в класс и сразу испытал на себе, каково это – быть новеньким, да ещё очкариком. Перво-наперво мне сказали, что, поскольку мест за партой свободных только одно, я должен спросить у соседки, согласна ли она сидеть со мной, а спросить надо непременно по-коми-пермяцки. Фраза звучала как-то странно, до сих пор запомнил, что-то вроде «Вай толява, копейку сета».
Чувствуя подвох, я все-таки подошёл к однокласснице и произнёс эту белиберду. Бедная девочка покраснела и выскочила из класса, а кругом все заржали. Оказывается, я сказал: «Дай пое*ть за копейку». Наверное, если бы это была русская девочка, залепила бы мне пощечину, а коми-пермячки, как мне кажется, более терпеливы.
Вспоминается один случай. Дом у нас был на две квартиры, с одной стороны жили мы, с другой – семья коми-пермяков. И этот сосед поколачивал жену, а иногда даже выгонял ее. Один раз прохожу мимо дома, а дело было зимой, вижу, она без пальто стоит во дворе и стучит в дверь, а ей никто не открывает.
Заметила меня, взяла лопату и давай снег чистить с крыльца, будто для этого и вышла. А сама в носках. Не побежала к нам погреться и пожаловаться на мужа. Мать сама вышла, привела её дом. По-моему, и татарские женщины тоже такие. У моей жены есть немного татарских кровей, ровно столько, чтобы терпеть меня.
В детских воспоминаниях у меня сохранились в памяти некоторые смешные моменты.
Одно время мы жили в Кудымкаре без мамы, она куда-то уезжала, и мы оставались с отцом. Однажды отец пришел с работы голодный, сделал себе бутерброд с тушёнкой, а тут Андрей чем-то вывел его из себя. Папаша смотрит на Андрея, смотрит по сторонам – что бы в него кинуть, а ничего рядом нет, смотрит на бутерброд, не выдерживает и запускает бутербродом в Андрея. Тот вопит: «Псих!» и выскакивает на улицу.
Мы в окне с Лёхой, как в телевизоре, наблюдаем следующую картину – Андрей в расстёгнутой рубахе с воплями: «Псих! Псих!» летит в носках по липкому чернозёму, а дело было весной, за ним папаша. Через десяток метров возникло ощущение, что они уже бегут обутые, но это просто грязь налипла на носки. Батя проявил чудеса скорости и схватил Андрея за рукав, но тот проявил чудеса ловкости и вырвался. Папаша шлепнулся плашмя в грязь. Посмотрев весь этот спектакль через окно, мы с Лёхой, на всякий случай, не дожидаясь возвращения отца, тоже свалили из дома.
Еще одно воспоминание о Кудымкаре, не самое веселое. Удивительно, как по-разному оно воспринималось тогда и сейчас. А случилось вот что.
Мы и так-то чистюлями не были, а пока мать была в отъезде, совсем запустились, по крайней мере, могу это сказать о себе. Но, как говорит моя жена, я – свинья известная, да и еще и близорукая, поэтому и ничего не заметил. Заметили другие. В школе на соседней парте сидел какой-то рыжий пацан, который донимал меня больше всех. И в этот день он долго приглядывался к моим волосам и вдруг заорал: «Вошь! По нему вошь ползет! Он вшивый. Я с ним рядом сидеть не буду!» Вскочил и показывает на меня пальцем.
Он и так-то сидел за другой партой. Учительница пытается его усадить, а он всё орет, радостный такой, вот, мол, бывают же такие уроды – новенький, очкарик, да ещё вшивый!
Собрал я учебники в ранец и потопал из школы. Родители ещё с работы не пришли, сижу дома, думаю, что делать. Очень, конечно, заманчиво было приказать всем, так сказать, долго жить (всегда нравилось это выражение). Но, видимо, специально природа так устроила, что переход в царство мертвых связан с какими-нибудь неприятными ощущениями, иначе бы самоубийц было бы гораздо больше. Да я и серьезно об этом не думал, иначе кто будет смотреть на заплаканные лица одноклассников, растерянного директора и… кого бы ещё в мечтах позвать на свои похороны?
И вдруг в дверь постучали, я вышел и увидел весь класс во главе с учительницей. Впереди всех стоял рыжий с невесёлой физиономией, он тоскливо посмотрел на меня и протянул: «Ты, это, извини…» Стало неловко всем, кроме училки (как мы её называли), она вдохновилась ролью миротворца и начала говорить что-то типа: «Вот, Ваня попросил у тебя прощения, прощаешь ли ты его?» Я, конечно, начал говорить: «Да, разумеется, конечно, прощаю», чувствуя такую неловкость от происходящего, что мысль о том, что рановато я отказался от суицида, моментально вернулась в мою голову. И вылетела. А какой смысл теперь-то?
Я думаю, Лев Николаевич с его «Детством» или Гарин-Михайловский с его «Детством Темы» ужаснулись бы, прочитай они выдержки из этой книги. И не только из-за безграмотности автора, но из-за таких проделок, о каких они и помыслить не могли. В те времена, как описано у них, была традиция целовать папочке ручку по утрам, мы удивились, когда прочитали об этом.
У нас отношения были проще, и мы любили разыграть отца. У него была такая черта: приготовит, например, мама пельмени, он, проходя мимо, схватит один пельмень из общей тарелки и всё, наелся. Мы изготовили ему специальный пельмень из теста, горчицы, перца, соли и что-то ещё, по вкусу. Без фарша. Сварили и положили его в общую тарелку прямо в ложку. Пробегая мимо, папаша как всегда ухватил ложку, пельмень в рот и умчался. Но недалеко. Вначале до помойного ведра, а потом вернулся к нам. И сказал фразу, которую я не могу здесь воспроизвести, но смысл, думаю, понятен.
О некоторых случаях даже писать неловко, так они выпадают из жизнеописания благовоспитанных детей. Ну, как будто у Гекльберри Финна было ещё два брата.
Как-то раз батя нас удивил и повез ужинать в ресторан. Мать была в командировке, так что мы мужской компанией пошли в самый крутой ресторан «Иньва». Назван ресторан по имени реки в Кудымкаре, а крутым он был потому, что других в городе нет.
Папаша заказал себе вина, нам лимонад и мороженое. Почему-то мы сидели одетые, а Лёшка шапку держал на коленях. И не помню чем, но Андрей так рассмешил Лёху, что… тут особо брезгливых прошу не читать… итак, чем-то Андрей так рассмешил Лёшку, что у того из носа вылетает, извините, сопля и летит на стол. Но за долю секунды младший брат выхватывает шапку, которую держал на коленях под столом, ловит свою злосчастную соплю, я бы сказал, подсекает ее шапкой и моментально прячет шапку под стол. И невинно смотрит на отца. Помните фрагмент из фильма «Королева бензоколонки», где батюшка чуть не подавился водкой и произнес фразу: «Фу, Господи, чуть всю обедню не испортили». Папаша тоже чуть всю обедню не испортил и, боюсь, не один он. Больше отец в ресторан нас не водил.
Ружья, коты и собаки
Отец был охотник, поэтому ружья у нас были в доме всегда. Никакого сейфа не было, а ружей имелось целых три, одно всегда всегда на стене, и это была большая провокация, как для отца, который, хорошенько выпив и вспомнив, что жить надо до пятидесяти и он уже просрочил, хватал ружье со стены и радостно заявлял: «Как раз два патрона». Радость эту мы не разделяли, правда, и особо его как-то не боялись.
Помню, отец как-то по пьянке решил застрелить нашего собакена Дружка, и я встал под ружье. Папаша сам испугался, заорал: «Ты что, дурак? Оно заряженное!»
Как-то, устав от пьяных концертов отца, мать вызвала милицию. Узнав, что в доме есть три ружья, те мигом приехали, а папаша к этому времени ушел в свою любимую разливочную. Менты выбрали меня, чтобы я показал, где этот шалман, и я, как Павлик Морозов, привел их туда. Там куча народа, подхожу к отцу и говорю грустно: «Там, это, за тобой пришли…»
Он выходит, хоть и пьяный, но такой солидный, милиционерам как-то неудобно его задерживать, но всё равно говорят, мол, поступил сигнал, проедем в отделение. Отец говорит, да, сейчас, я только на одну минутку вернусь и выйду. А сам через забор и ходу! Даже менты растерялись, но все ружья всё равно конфисковали.
Всегда я любил котов. И, по-моему, это взаимно. Когда мы с женой стали путешествовать, в каждой стране я находил кота и обстоятельно его расспрашивал о житье-бытье, не обижают ли его и, по возможности, подкармливал. У нас был кот Васька и пёс Дружок. Дружок жил в сарае, но когда наступали жестокие холода, его пускали в дом, и Васька любил по нему ползать. Мы считали, что наш Дружок дворняга, это был толстый добродушный пёс, всегда довольный жизнью, но кто-то нам сказал, что он из породы русских гончих. По-моему, это удивило не только нас, но и самого Дружка, и было решено взять его в лес, проверить.
Мы поехали все вместе за грибами на автобусе от Нефтеразведки. В дороге Дружка укачало, и он, не меняя своего радостного выражения морды и помахивая хвостом, начал блевать. Остальным пассажирам это не понравилось, и нас высадили где-то в лесу. Пока мы собирали грибы, Дружок исчез в кустах, и вдруг мы услышали вдалеке его лай, какой-то странный, даже какое-то взвизгивание.
Звук то приближался, то удалялся. Отец сказал, что действительно, видимо, Дружок гонится за зайцем и надо встать на круг, так как они бегают по кольцу. А Дружок уже просто визжал: «Держите его, держите, ай-яй-яй, да где же вы ходите, вот же он, рядом». Через полчаса Дружок прибежал, весь запыхавшийся, с языком в полметра, выхлебал лужу и упал замертво.
Пришлось делать привал и ждать, когда он отдохнёт.
У нас по посёлку ездили «собачники», как мы их называли, и отстреливали бродячих собак. Видимо, оплата у них была сдельная, потому что стреляли они и домашних, в ошейнике. И однажды Дружок пропал, кто-то из парней сказал, что видели, как его собачники застрелили и грузили в машину. Горе у нас было неимоверное, где искать этих собачников никто не знал, да и что было толку? И вдруг на следующий вечер Дружок, раненый, приполз домой. Он лизал нам руки и скулил: «Люди, вы звери…» Он выжил, но всё равно через какое-то время сволочной сосед застрелил его.
Трусость, как простейший способ выживания
Стыдно признаться, но зачастую внутренними мотивами моих поступков правила трусость. В первую очередь – боязнь драки. Вопрос только в том, что либо я оправдывал свою трусость вероятностью того, что в драке мне разобьют очки и стекла попадут в глаза, либо очки были совершенно ни при чем и это просто свойство характера.
Однажды в магазине я столкнулся с парнем приблизительно моего возраста, и мы, не поделив очередь, стали толкаться, а потом, выйдя на улицу, он спокойно поставил бидон с молоком на землю и сказал: «Ну давай проверим, какой ты храбрый, давай махаться». Понятно, что махаться – это драться. Вот это спокойствие меня испугало. В общем, я, как говорят китайцы, «потерял лицо», начал кого-то искать, что-то говорить, и этот пацан с искренним недоумением воскликнул: «Да ты же трус!»
И я удрал. Но от судьбы не уйдёшь. Он учился в нашей школе и, что позорнее всего, на класс младше. Он начал доставать меня в школе, дразнил трусом. Сколько раз я хотел влепить ему изо всей силы, но его спокойная уверенность меня просто гипнотизировала.
Один раз всё-таки не выдержал, когда он выглядывал из класса и привычно обозвал меня трусом, я размахнулся и… Он уклонился, тогда я начал молотить его по голове, по лицу, но, похоже, не попал ни разу. Он подставлял руки, как я сейчас понимаю, блок, видимо, он где-то занимался, так что ни одного удара не пропустил, а когда я выдохся, он сказал: «А теперь держись», но ничего сделать не успел, нас растащили учителя.
И я понял, что в школу я вернуться не смогу. Я учился уже в девятом классе, учебный год только начался, и я решил попробовать перевестись в педучилище на отделение «Учитель начальных классов». В Кудымкаре был только Лесной техникум или Педучилище, да ПТУ ещё. Вроде еще было медучилище, но у нас говорили: «Стыда нет – иди в мед, ума нет – иди в пед». Ну, я от небольшого ума и пошел.
Педучилище
Большинство учащихся в педучилище было приезжих из сёл и деревень Коми-Пермяцкого округа. Они знали, что вернутся домой учителями, и это будущее их устраивало, тем более, что в основном там обучались девушки. Я быстро понял, что учитель из меня никакой не получится, и единственное, что меня там держало, – это ансамбль или ВИА, вокально-инструментальный ансамбль. Ещё в школе я начал учиться играть на гитаре и играл уже довольно неплохо.
В педучилище был ансамбль, и мне предложили играть на бас-гитаре. Руководил им Сашка Федосеев, человек очень неординарный, сделавший впоследствии и много хорошего, и много плохого для меня. Но тогда он сделал главное – взял меня в ансамбль, а когда гитарист сказал, что уровень у меня не тот, Сашка ответил: «Погоди, скоро он нами руководить будет». И правда, через месяц я стал полноправным участником этого ВИА, а потом и руководителем.
В педучилище мне нравилась преподаватель музыки, и единственный предмет, по которому у меня были пятёрки, – это музыка. У нас был обязательный инструмент, на котором нужно было учиться играть, я выбрал аккордеон.
Но ноты давались с трудом, да и трудно мне их с моим зрением было разобрать, поэтому когда надо было сдавать экзамен, я просил кого-нибудь из студентов сыграть мне из того, что они сдали, подбирал на слух и играл, правда иногда удивлял экзаменаторов новой трактовкой, когда забывал тему и приходилось как-то выкручиваться. Жить было весело. Я всё время пропадал в общежитии, там было голодно, но интересно.
Однажды в лютые морозы в самый Новый год в общаге лопнули батареи отопления, и все ходили в пальто и шубах друг к другу в гости, собирали спиртное и закуску по всему общежитию, а потом спали вповалку, но без всяких там дел. Я позвал в наш ансамбль двух девчонок, и мы многие песни пели на три голоса, часто просто под гитару на кухне в общежитии, там акустика хорошая.
Один раз попели, выходим из кухни, а там человек десять в коридоре стоят, нас слушают. Приятно.
Случился у меня роман с симпатичной девушкой Любой, она была отличницей и секретарем комсомольской организации училища, а я был двоечником и не комсомольцем. Видимо, противоположности притягиваются. Роман был без продолжения, она уехала в Смоленск, а я в Пермь.
Как я в первый раз попал в Ленинград
Помню, на зимние каникулы родители купили мне путевку. Это было целое путешествие по разным городам на поезде. Так я впервые попал в Ленинград. Вначале город после Москвы не произвёл впечатление: серые невысокие дома, ни одного небоскреба, местами узкие улочки. Но походив по этим узким улочкам, я просто влюбился в город и обязательно решил в него вернуться.
Впечатление о Питере испортил мне один странный тип. На вокзале он подошел ко мне и начал расспрашивать, откуда я приехал. Узнав, что из Перми, начал рассказывать о Пермском балете и что-то еще. Потом предложил отойти пописать, и вдруг, помню, мы стоим в каких-то кустах, а он наглаживает мне, извините, член, причём так невозмутимо и продолжая что-то там плести про балет. Но тут мне начали кричать мои попутчики по турпоездке: «Мишка, ты где?» Я им в ответ, стараясь говорить басом: «Да всё в порядке, мы тут …про балет разговариваем». После этого странный тип исчез.
Проезжали мы Латвию и Литву. Помню, на русский язык аборигены отвечали неохотно, но если их спрашивали по-коми-пермяцки, они очень оживлялись и улыбались в ответ, правда, ничего не понимали.
Как в любом уважающем себя посёлке, в нашем Юрьино был Дом культуры, где я тоже стал играть на танцах и даже получать за это деньги. Андрюха стал мной гордиться – братан на танцах играет! Иногда и заходил в ДК, когда я работал. Но перед танцами требовалось «накатить».
Помню, решил он заправиться бражкой у одного нашего приятеля. Пьет и говорит: «Да ну, это квас какой-то, давай ещё кружечку». Приятель отвечает: «Ты осторожней, она с подвохом». Андрей кружки три выпил и пошел домой переодеться. Идёт через поле, приятель говорит: «Смотри, что будет». А что будет? Есть Андрей в поле, нет Андрея. До танцев не дошел.
На танцах же я встретил своего врага, благодаря которому я в педучилище поступил. Ничего он не сказал, как-то с удивлением посмотрел, но трусом уже не дразнил. Из-за моего носа меня нередко путают с евреем, и это бывает как в плюс, так и в минус. После окончания университета я хотел устроиться на какую-то базу, причем сразу замдиректором, и меня спросили, еврей ли я? Услышав, что нет, сказали – не справишься.
А в Питере в пивбаре чуть морду не набили за то, что я евреев защищал и сам «жид пархатый». В общем, натерпелся и от сионистов, и от антисемитов. Но, видимо, сама музыкальность этого народа есть некая форма защиты от агрессии к ним иноверцев.
Вспомните Сашку из «Гамбринуса» Куприна: когда был еврейский погром, Сашку-скрипача из кабака не трогали: «Это же Сашка!» Собачку его, правда, убили.
Возможно, и у меня музыка была неким замещением храбрости, ну и чего там ещё не хватало. По крайней мере, морду мне никто не бил. Хотя вру, один раз было, да ещё именно так, как я и боялся.
Осенью все студенты ездили на картошку, а мы с однокурсником как-то задержались, и пришлось нам в колхоз, куда нас направили, добираться самим. Мы шли по дороге и голосовали, но ни одна машина не останавливалась. В результате мы встали чуть ли не посреди дороги, так что объехать нас было сложно.
Какая-то машина остановилась, и из неё выскочили два мужика, мы – наутёк. Когда бежал, я подскользнулся в грязи, и мужик зарядил мне сапогом прямо по очкам. Я подумал, что эта сволочь выбила мне глаз и заорал так, что мужик рванул обратно в машину, а мой однокурсник вытащил перочинный нож, и второй водила побежал за рукояткой для завода машины. Но, видимо, поняв, что переборщили, сели, гады, в машину и уехали. Чудом стекла от разбитых очков не попали мне в глаза, были только порезы на лице и здоровенный фингал. Но эту сволочь я бы убил тогда, если бы у меня было ружье.
Разумеется, и в Кудымкаре я, как «Очарованный странник», снова «и погибал, и погибал…», вечно влезал в истории, где до смерти было совсем недалеко. Работали мы на строительстве, а вернее, ремонте моста через реку Иньву в стройотряде. Река там протекает через весь Кудымкар, не особо широкая, но и не узкая, чтобы переплыть, надо потрудиться.
И вот как-то, проходя по мосту, пришла мне в голову гениальная идея пройти весь мост снизу, вернее изнутри, там можно было передвигаться по внутренней балке моста, упираясь руками и ногами.
Залез под мост, уперся ногами в одну сторону, руками в другую и начал потихоньку, перебирая конечностями, двигаться. И вдруг, пройдя больше половины, почувствовал, что эта чертова балка расширяется. А уже устал, руки и ноги ходуном ходят, обратно не доползу. Остановился и давай орать. А что толку? По мосту машины ходят, шумят, да и кому в голову придет, что какой-то очкастый чудак на букву «М» висит под мостом, а под ним бетонные плиты, да ладно если бы еще ровные, а это какие-то цементные квадратные сооружения, наваленные как попало. Еще очки стали соскальзывать от пота. Картина маслом.
Поняв, что спасать меня никто не придет и что обратно доползти сил не хватит, я полез вперед. Когда долез, с меня ручьём тек пот и руки тряслись, как у запойного алкоголика, а на балке остались мокрые следы от рук. И тут увидел, что когда лез, я изменил положение тела: вначале полз в горизонтальном положении, а потом руки начал задирать вверх, поэтому и показалось, что балка начала расширяться. Ну, не дурак ли? Жена меня иногда так и называет – «дебелоид». Надеюсь, ласково.
Дом, в котором мы жили, особыми удобствами не отличался. Да я думаю, пол-России и сейчас так живёт. Отопление печное, к утру дом выстывает, и вылезать, растапливать печь – то ещё удовольствие. За водой на колонку ходить метров двести, и ладно, когда на коромысле принесешь пару ведер, а когда надо для стирки натаскать! Но самое тяжелое, по-моему, это когда надо было полоскать выстиранное белье. Мы относили его на колонку, и в этой ледяной воде мать там же его полоскала.
Как-то родители в очередной раз уехали на буровую, а мы позвали приятелей, девчонок, ну и прилично напились, благо к тому времени мы были почти взрослые. Утром все встают, пить хочется, воды нет. И одна девчонка говорит брату Андрею: «Принеси воды, а то всем расскажу, что ты вчера сделал». Он спрашивает: «А что я вчера сделал?» Она говорит: «Ну вот всем расскажу и вспомнишь». Он: «Да ладно, ладно, сейчас принесу». Принес, спрашивает: «Ну, расскажи, что я сделал?» Она в ответ: «Да ничего не сделал, разве вас, мужиков, что женщины существа хитрые и коварные».
Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.
Участвовать в бонусной программе
