Взлет и трагедия «ЧМЗ» (краткая история приватизации)

Продвигалась очередь медленно, хотя и работали над оформлением договоров два оператора и брокер. Составлялись они в двух экземплярах, но многие пункты приходилось заполнять вручную: стороны договора, паспортные данные и юридический адрес покупателя, количество продаваемых акций, цена, сумма и ряд других. Мы строго следовали требованиям закона, и не поддавались на уговоры продавцов, что, дескать, давайте укажем количество акций, цену, мы распишемся, получим деньги, а все остальное вы сами заполните потом.

БЕЗДЕНЕЖЬЕ – ОСНОВНОЙ МОТИВ

Частично психологию людей того времени и обстоятельств, при которых они вынуждены были продавать свои акции, можно выразить следующими наблюдениями. Заводчанам крайне нужны были деньги. Зарплата задерживалась по несколько месяцев, а если выдавалась, то небольшими авансами, до пяти выплат в месяц, иногда натуральными продуктами, приобретенными заводом по бартеру в обмен на металлопрокат, рессору и другие изделия. Люди были измотаны хроническим безденежьем в то время, как, к примеру, на предприятиях железной дороги подобного не наблюдалось. Правда, в Чусовом это была единственная отрасль, находившаяся на плаву, на остальных всё было так же печально, как и на заводе. У многих усиливало депрессию и безнадёгу обстоятельство, которое в хорошие времена считалось примером для подражания, но в первой половине 1990-х годов играло отрицательную роль: семейные династии, работа близких родственников на одном предприятии, порой в одном цехе и в одной бригаде. Если не было денег, то перехватить их до получки было не у кого.

Сентябрь 1994 года был одним из тяжелейших для семей с детьми. Невозможно нормально, как это было раньше, подготовиться к школе: купить одежду, обувь, учебники, тетради, ранцы и многое другое, оплатить питание в школьной столовой, взять проездной на общественном транспорте. И когда появилась возможность продать акции, получить хоть какие-то «живые» деньги, заводчане ринулись в офис «Финансового Дома», беспокоясь об одном: «Лишь бы не кончились деньги!».

В подавляющем большинстве, наверное, процентов на 90, они не сознавали, что продают своё имущество. Половинка листа формата А4, первоначально выданная заводом, служившая в качестве официального документа, подтверждающего, что у гражданина имеются акции, или свидетельство о владении акциями, полученное ранее уже в нашем офисе, были для них просто бумажкой, которая, на удивление, способна превратиться в деньги. Люди прямо говорили нам, что продажа акций ничего не меняет в их жизни. Они как работали, так и будут работать на заводе, а кто хозяин – государство, как раньше, сами они как арендаторы ещё совсем недавно, или коллективные собственники как сейчас, или какой-нибудь хозяин в будущем – для них совсем не важно. Поэтому торопили операторов с оформлением договоров, сердились, что не успевают продать акции до начала рабочей смены или в обеденный перерыв, когда был к нам особенно большой наплыв. В один из дней люди сами подсказали нам, как поступить, чтобы ускорить процесс. Они сдавали паспорта, сами уходили в цеха на рабочие места, мы оформляли договора, после окончания смены они заходили в офис, расписывались в обоих договорах, получали деньги и свой паспорт.

ОТГОЛОСОК «ШОКОВОЙ ТЕРАПИИ»

Спустя годы, мне нередко приходилось слышать, что обстановка, вынуждавшая людей расставаться со своими акциями, была создана И.Губайдуллиным сознательно. Мол, специально задерживали зарплату, выдавали её небольшими долями, чтобы такие люди, как Р.Абрамович, могли за бесценок скупать заводы. Это неправда. Неправда абсолютная. Говорю об этом потому, что за десятилетия работы и близкого общения с Иреком Насыровичем убедился в том, что в основе его деятельности были профессиональное исполнение своих обязанностей как директора и забота о людях. Он был коммунистом в хорошем значении этого слова, был убеждён в том, и сам мне это говорил, что лучшей общественной формацией для рабочего человека был и остаётся социализм, при котором справедливости и равноправия больше, чем при капитализме. О негативных тенденциях и причинах тяжёлой социальной обстановки, которая сложилась на заводе к середине 1994-го года, хорошо и точно сказал на собрании акционеров 11 марта 1995 года начальник доменного цеха Геннадий Григорьевич Гаврилюк. Он предъявил И.Губайдуллину серьезную претензию в том, что как президент акционерного общества он избрал неверную стратегию и не туда завёл коллектив. Но до этого этапа, ставшего ключевым в судьбе завода, мы с вами, уважаемый читатель, еще дойдём. А пока говорим о том, мог или не мог директор, будучи в сговоре с Р.Абрамовичем, специально создать на заводе такую обстановку, при которой люди бегом понесли бы акции на продажу. Я уверенно и ответственно заявляю – нет!

Он сознавал свою негласную роль хозяина в этом городе. Я специально не стал это слово обрамлять кавычками. Он реально был хозяином, без которого не проводились ни крупные кадровые перестановки, не принимались значимые решения на бюро городского комитета КПСС. Помимо мощного административного ресурса, которым он обладал и пользовался сознательно, он знал, что является авторитетным руководителем и не делал ничего, что умаляло бы его честь и достоинство в глазах других руководителей и населения Чусового. Если он не был в отпуске или в командировке, то приём граждан по личным вопросам всегда проводил сам. Уж насколько значима была тогда роль бюро горкома партии, но если заседание затягивалось, или было назначено на день или часы приёма по личным вопросам, Ирек Насырович извинялся перед другими членами бюро и уезжал на завод. При нём, его активном участии была построена новая часть города со всей социальной инфраструктурой, что, безусловно, отражает и его характер. И еще один существенный штрих. С января 1992 года экономика России, благодаря «шоковой терапии» председателя правительства Егора Гайдара и его команды, стала существовать в условиях рыночной экономики. До этого был социализм с жёстким регулированием всего и вся, и вдруг с января – свободное плавание. Как говорили тогда: «Если не запрещено, значит, разрешено!».

Это «разрешено» сразу стало зеленым светом для жадных и корыстолюбивых руководителей многих предприятий бывшего СССР, ранее вынужденных жить под присмотром народного и партийного контроля, государственного регулирования окладов и зарплат. Они в первую очередь озаботились личным благополучием. Безусловно, такая возможность открылась и перед И.Губайдуллиным, но он ею не воспользовался. Как жил в трехкомнатной квартире на втором этаже старого дома по Челюскинцев 12, так и продолжал в нём жить. И оклад у него не изменился. Как не изменились характер и мировоззрение. ОН НЕ ВЕРИЛ В СИЛУ НОВОГО СТРОЯ. Видя разбалансированность экономики, слабость политической системы и органов управления, он считал, что ВСЁ ЕЩЕ ВЕРНЕТСЯ! А если вернётся, то с него спросят за многое. И прежде всего за то, что государственное предприятие, пусть и принадлежавшее акционерам, он за бесценок спустил безответственным «новым русским», не способным ни на что, кроме как купить-продать.

Каждый вечер я звонил в Москву и информировал Е.Швидлера о количестве заключенных договоров и купленных акций, о финансовых расходах. Временами возникали перебои с деньгами, но через несколько дней их привозили снова. Так шло до конца сентября.

РАЗВОРОТ НА 180 ГРАДУСОВ!

В начале октября меня пригласил к себе И.Губайдуллин. «Амир Михайлович, всё, сворачивайте работу с «Петролтрансом», будем сотрудничать с «Металлинвестбанком». На мой изумлённый вопрос «Почему?» ответил: «Р.Абрамович не выполнил свои обязательства. Месяц прошел, миллиард рублей на завод не перечислен. Будем ориентироваться на «Металлинвестбанк». Это коррумпированный банк, за ним стоит Олег Николаевич Сосковец. К тебе приедут его представители, переговори с ними, организуй покупку акций для них. А «Петролтрансу» – больше ни одной акции!». Эта новость огорошила меня, на какое-то время выбила из колеи. О.Сосковец в то время был первым заместителем председателя правительства РФ Виктора Степановича Черномырдина. Бывший министр черной металлургии СССР он обладал среди металлургов колоссальным авторитетом, и нет ничего удивительного в том, что когда перед И.Губайдуллиным встал выбор, с кем идти дальше, он выбрал компанию, за «спиной» которой стоял человек, которого он лично знал и уважал. Тем более, что обещанный Р.Абрамовичем миллиард не появился.

Команда «Металлинвестбанка» прибыла на завод и стала сразу вести себя по-хозяйски. Всей группой во главе с А.Седых они появились у меня и разговаривали в таком тоне, я бы не сказал плохом, но без должного в таком случае уважения. Предложили заключить договор, в котором будут оговорены комиссионные за работу на них. Интересовались объемом приобретенных «Петролтрансом» акций, но я вежливо напомнил, что говорить посторонним о счетах других запрещено законом. «Когда Вы откроете счёт и купите акции, можете так же быть уверены в том, что только Вам или доверенным Вами лицам будет доступна эта информация», – сказал я Анатолию Михайловичу. Сейчас я не помню, каким было основание, но от заключения договора и получения комиссионных наш офис отказался. Эта команда не произвела на меня такого впечатления, как команда Р.Абрамовича. Я не увидел причин для 100-процентного доверия им, и с этой минуты решил, что по-прежнему в основном будем работать на «Петрролтранс». Потому что дал Р.Абрамовичу слово, и оно было для меня равнозначно сбережению чести.

НАЧАЛО КОНФЛИКТА

Так возник конфликт между мной и И.Губайдуллиным, еще неведомый никому, в первую очередь ему, убежденному, что я буду поступать так, как он меня просил – работать только на «Металлинвестбанк». Судя по поведению команды банка, и она была уверена, что решающее слово здесь не за мной, а за И.Губайдуллиным. Мол, как он скажет, так и будет. Тем более, что назначение меня на должность директора Чусовского филиала ИК «Финансовый Дом» в феврале 1993 года было осуществлено учредителем «ФД» Д.Рыболовлевым с его согласия и по рекомендации Бориса Викторовича Гельфенбуйма. И.Губайдуллин считал меня своим человеком в «Финансовом Доме» и не мог представить себе, чтобы я пошёл поперек его воли.

А я пошёл.

Операторам и брокеру было сказано, что мы не отказываем «Металлинвестбанку в сотрудничестве, будем оформлять договора купли-продажи акций и регистрировать сделки, но при условии, что продавец будет сам называть эту компанию в качестве покупателя. Если не называет, говорит, что ему безразлично кому продать, что для него важно как можно скорее получить деньги, то договор оформляем на «Петролтранс». О том, что у этой компании появился довольно сильный конкурент, я сразу известил Р.Абрамовича и Е.Швидлера. Они выразили благодарность за верность данному слову.

Теперь в течение дня на регистрационном столе брокера лежали две пачки договоров: скромная принадлежала «Металлинвестбанку», более существенная «Петролтрансу». И.Губайдуллин со свойственной ему прозорливостью то ли догадался о чём-то, то ли кто-то сказал ему, что филиал по-прежнему большую часть договоров оформляет на «Петролтранс», решил принять организационные меры. Пригласил меня к себе и сказал, что в качестве контролёров и наблюдателей за нашей работой приняты два человека: Николай Тимофеевич Рудаков и Геннадий Дмитриевич Паньков. Это были его личные многолетние друзья, они уже находились на пенсии. До этого Н.Рудаков много лет работал директором Чусовского завода ЖБК-5, был участником Великой Отечественной войны, скромным, авторитетным и исключительно порядочным человеком. Такими же словами можно охарактеризовать и Г.Панькова, бывшего третьего секретаря ГК КПСС, директора торга. Они хорошо знали меня, я – их, и когда они оба пришли ко мне и представились в качестве контролеров от «Металлинвестбанка», мы, конечно, дружески заулыбались, стали вспоминать какие-то общие моменты в нашей жизни, в результате они остались убежденными в том, что только на «Металлинвестбанк» мы и работаем. Я предоставил им отдельное помещение рядом с нашим, там они находились до полудня. Иногда выходили то Н.Рудаков, то Г.Паньков с вопросом: «Ну, как идут дела? Пополняется счёт «Металлинвестбанка»?», на что всегда получали положительный ответ. И тот, и другой по жизни были ответственными, порядочными, требовательными, но одновременно с этим и очень добрыми, душевными людьми. Буквально через несколько дней их «работы» я нашёл у них слабость: пропустить рюмку-другую. Это стало поводом для звонка Е.Швидлеру. Буквально на следующий день из Перми приехал П.Дроздов и привёз с десяток ящиков качественной водки фабрики «Исток». Мне разрешили использовать часть средств на покупку закуски. И день наших ветеранов начинался замечательно. С шутками-прибаутками они уходили к себе, не торопясь «приговаривали» бутылку и часов в 12 отправлялись по домам, будучи уверенными в том, что счёт «Металлинвестбанка» пухнет, как на дрожжах.

Однако, по отчётам, которые мы представляли ежедневно «Металлинвестбанку», выходило, что металлурги не очень рвутся расставаться со своими акциями. Возможно, они догадывались, что мы по-прежнему в основном работаем на их конкурентов, но если бы даже выразили недовольство, оно ушло бы в пустоту. Моё начальство в лице учредителя Д.Рыболовлева и генерального директора «Финансового Дома» В.Карпова находилось в Перми, с их стороны о моей работе я слышал только хорошие отзывы, а остальные руководители бизнес структур были для меня в статусе клиентов. Включая А.Седых.

«ПООЩРИТЕЛЬНЫЙ РОЗЫГРЫШ» ОТ БАНКА

Но его команда не сидела на месте. Уже в 20-х числах октября, во время очередного прибытия в Чусовой, эти ребята задумали организовать лотерею, в которой разыгрывались бы дефицитные на то время вещи, а так же деньги и главный приз – автомобиль. Участвовали в ней все номера счетов депо, с которых были проданы акции АО «ЧМЗ» структурам Анатолия Седых и его компаньонов. О том, что проводится лотерея, были даны объявления по местному радио и в газетах. Итоги публиковались в газете «Чусовской рабочий». С позиций сегодняшнего дня те призы сейчас не представляют ценности, а часть из них как вид материальных благ вообще канула в прошлое. Называлась лотерея «поощрительным розыгрышем», и, конечно, была направлена на стимулирование продаж собственниками акций. Итоги первого «тиража» были опубликованы в газете за 20 октября. Что дарили банкиры продавцам акций? 82 приза, из которых 26 денежных по 50 тысяч рублей, три телевизора, 32 блока аудиокассет, 11 блоков видеокассет, четыре магнитолы, три видеоплейера, два пылесоса и главный – автомобиль. Я помню, выпал тогда автомобиль на акции, проданные Георгием Шашиным. Работал он в ферросплавном цехе, руководил которым в то время его отец – Анатолий Кузьмич Шашин. Автомобиль был заменен деньгами, которые пришлись Георгию очень кстати. Вручение призов было организовано работниками банка с 28 октября.

Второй поощрительный розыгрыш состоялся 10 ноября. Автомобиля на этот раз не было, но количество призов они увеличили. Среди них появились новые товары: видеомагнитофоны, наручные и настенные часы, фены, калькуляторы, электронные игры, радио с часами и автомагнитолы вдобавок к тому перечню, который был сохранен и во втором тираже.

Однако, эти компании хоть и дали некоторый эффект, но он был далёк от ожидаемого, что вызывало тревогу у представителей «Металлинвестбанка». Вероятно, они полагали, что И.Губайдуллин ведёт двойную игру, говорит им о том, что филиал «Финансового Дома» и он лично работают на банк, а в действительности занимается чем-то другим.

А он реально уже смотрел в другую сторону.

НОВАЯ «ИДЕЯ» И.ГУБАЙДУЛЛИНА:

ЗАВОД – АКЦИОНЕР!

То, что задумал И.Губайдуллин дальше, говорило об одном: он не верил ни Р.Абрамовичу, ни А.Седых. Лишь себя он считал правым и ответственным за дальнейшую судьбу завода. Он лично сказал мне об этом, когда в 20-х числах октября пригласил к себе и попросил открыть счёт на металлургический завод как юридическое лицо. В связи с этим хочу ещё раз подчеркнуть особенность приватизации Чусовского металлургического завода. Его имущество было выкуплено всеми работниками предприятия в тот момент, когда они, пользуясь прогрессивными изменениями в законодательстве, стали его арендаторами. В период между арендой и акционированием была создана такая финансовую «кубышка», которая позволяла без вклада собственных средств каждому, включая пенсионеров, стать долевым собственником предприятия. Ни одна акция не ушла на сторону. Это значит, что и сам завод как юридическое лицо не имел ни счета у реестродержателя, ни акции. Всё принадлежало народу! Завод реально был народным предприятием, управляемым президентом общества и советом директоров. Понимая, что сцепившиеся друг с другом две московские структуры со временем не оставят ему шансов на стиль управления, к которому он привычен, и ему, в угоду «новым русским», придется менять своё мировоззрение, в основе которого коммунистическая идеология, Ирек Насырович задумал следующий шаг.

Никого о том не извещая, в том числе совет директоров, в тайне от крупных акционеров открыть на завод отдельный счёт депо и покупать за наличные акции у работников предприятия. Он всех хотел оставить с носом. Под словом «всех» имея ввиду структуры Р.Абрамовича и А.Седых. Он задумал «Петролтранс» и «Металлинвестбанк» втянуть в инвестирование, вынудить их хорошо потратиться, но при этом не допустить их до управления предприятием, включая вхождение в состав совета директоров. Управление, как и прежде, он хотел оставить за собой.

– Амир Михайлович, мы должны сделать так, чтобы успеть купить 25 процентов акций на заводской счёт. Такой пакет акций позволит нам блокировать любое не устраивающее нас решение крупных акционеров, – сказал он мне. – В кассе завода Вы будете получать наличные деньги и на них покупать акции для завода. И еще: поместите у себя там, прямо на стойке, объявление следующего содержания за моей подписью: «Уважаемые акционеры! Убедительно прошу вас не продавать свои акции! В действительности они стоят гораздо дороже не только нынешней рыночной цены, но и номинала. И.Н.Губайдуллин».

Мной были получены соответствующие распоряжения по заводу, позволяющие открыть счёт и покупать акции. В отдельные дни мне звонила кассир Валентина Николаевна Голяс, я подходил к кассе и получал деньги, которые направлялись на покупку акций. Время от времени я предоставлял директору свежую выписку со счёта о наличии акций. Настроение у И.Губайдуллина стало подниматься.

Но сложность в том, нынешнее поколение этого не может себе даже представить, что у завода, как и у любого юридического лица не только в нашем городе, но и во всей России, были жёсткие правительственные ограничения по получению наличных денежных средств в банке. По-моему, в пределах 500 тысяч рублей в день.

1994-й год – это время разгула гиперинфляции. Не знаю, сколько фабрик типа «Гознак» в нашей стране, но ни одна из них не справлялась с выпуском наличных денежных средств. Их печатали тысячами тонн, развозили по стране в железнодорожных вагонах, но денег все равно не хватало. Тогда-то и ввели ограничения именно на наличные средства. Вне зависимости от того, большим было предприятие или малым банки выдавали в сутки не более 500 тысяч наличными. Никого не интересовало, хватает их или нет. Но чтобы получить даже эти деньги, бухгалтера и кассиры были вынуждены часами стоять в очередях в Западуралбанке. Можно было получить деньги в коммерческих банках, но те деньги имели уже другую цену, гораздо выше номинала.

Что значит 500 тысяч рублей в день наличными для металлургического завода, где работает 9,5 тысячи человек? Это не просто крохи, это копейки. Мечта И.Губайдуллина быстро и незаметно для крупных акционеров скупить 25-ти процентный пакет акций споткнулась только об это ограничение. Деньги нужны на зарплату, командировочные, отпускные, оплату больничных, покупку сырья и материалов, не предусматривающих безналичный расчет, и многие другие цели. Поэтому Валентина Николаевна не могла мне звонить часто, а если звонила, не имела возможности выдать столько, сколько желал бы директор завода. Вот почему к ключевой, драматической встрече, которая состоялась у него (и у меня, соответственно) в третьей декаде декабря 1994 года, на счету завода было всего 11,7 процента акций от общего объема их выпуска. Но все равно это большой процент, если считать, что скуплены были акции за очень короткий промежуток времени. Но 24 декабря его мечта рухнула. Как это произошло – рассказ ещё впереди.

ОБСТАНОВКА НАКАЛЯЕТСЯ

22 декабря в адрес И.Н.Губайдуллина и совета директоров поступило письмо от руководителя АОЗТ «Петролтранс» Р.А.Абрамовича с просьбой созвать 25 января внеочередное собрание акционеров. К тому времени суммарно он уже владел чуть более 40% акций предприятия, оформленных на разных юридических и физических лиц: «Петролтранс», швейцарскую фирму «Руником», директора Пермского филиала «Петролтранса» П.П.Дроздова и других. О письме сразу стало известно А.М.Седых, и уже 24 декабря он прибыл в Чусовой в составе довольно большой делегации, если учитывать еще и охрану. Поначалу все, кроме охраны, зашли в помещение филиала «Финансового Дома», прошли в комнату с окнами на территорию завода и длительное время горячо что-то там обсуждали. В повседневности этой комнатой мы практически не пользовались, если и приходилось, то крайне редко. Раза два я заходил к ним, но, поняв, что моё присутствие нежелательно, ушел в свой отдельный кабинет. Минут через 40 ко мне зашел А.Седых.

Этот разговор и всё, что последовало за ним, я помню до сих пор. А.Седых еле сдерживал бешенство. Он держал в руках выписку о наличии акций на счету «Металлинвестбанка», только что выданную ему оператором. Там было количество, соответствовавшее 22 процентам от общего выпуска.

– Вы обманули нас! – С нескрываемым возмущением сказал он. – Вы работали на «Петролтранс», а не на «Металлинвестбанк». – Мы провели лотерею, понесли издержки, но в выигрыше не мы, а «Петролтранс». Сколько акций у них на счету?

– Я не могу Вам этого сказать, не имею права. Я могу Вам назвать только количество акций на счету банка.

– Вы не выполнили условия договора. У нас должен был быть контрольный пакет по цене 1000 рублей за акцию. А сейчас она стоит 1300, и на нашем счету всего 22 процента. Вы обязаны докупить нам акции по тысяче рублей! Меня не интересует, откуда вы возьмете деньги. Решайте этот вопрос с И.Губайдуллиным!

Меня возмутило необоснованное требование А.Седых.

– Кто Вы такой? – сказал я ему. – Я работаю в «Финансовом Доме», а не у Вас. У меня нет с Вами никакого договора, чтобы Вы могли тут выставлять мне условия и требования!

А.Седых вышел, закрыв за собой дверь. Минут через пять ко мне зашел светловолосый молодой человек лет 25-ти с трехдневной щетиной на лице. Он уселся напротив, спиной к двери и засунул правую руку за лацкан пиджака. Это меня насторожило. Я незаметно левой ногой стянул с правой туфлю и нажал на клавишу диктофона, стоявшего внизу на полке стола между двумя рядами тумбочек с выдвижными ящиками.

Кому-то это может показаться странным, даже смешным, но диктофоны советского производства тогда по размерам были чуть меньше обычного кассетного магнитофона. Запись велась на обычную аудиокассету, которую нынешнее поколение не очень себе представляет. Если сейчас диктофон можно положить в карман, держать, зажав пальцами руки, тогда это было невозможно из-за его громоздкости. Поэтому мне не составило труда большим пальцем правой ноги нажать на клавишу и включить его на запись.

– Мне сказали, что ты Толика обидел, – голосом, в котором чувствовалось желание напугать меня (в криминальном мире это называется «нагнать изжогу»), он стал вытаскивать и вкладывать обратно в нагрудный карман какое-то оружие, типа пистолета. – Ты, наверное, знаешь, что банки связаны с криминалом. Меня сегодня в 4 утра подняли.

– Какого Толика? – спросил я.

– Анатолия Михайловича, он только что разговаривал с тобой. Ты обязан выполнить все его условия.

– А если не выполню?

– Пожалеешь! У тебя на окне даже шторки нет.– Взмахом левой руки он показал на чёрный проем окна. Декабрь, примерно 10 вечера, уже давно стемнело. – Я чартерным рейсом прилечу, тебя застрелю, и обратно улечу чартерным.

– Выйди из кабинета! – воскликнул я, кипя от гнева.

«СЧЁТ ЗАВОДА ЗАКРЫТЬ!»

Минут через десять вслед за ним вышел и я. Из «гостей» в помещениях никого уже не было. Я выключил диктофон, вытащил кассету и направился в заводоуправление, располагавшееся тогда в трехэтажном здании на Трудовой 13. Хотя и был уже поздний вечер, я знал, что директор завода на месте. В приёмной на втором этаже, где из секретарей директора и главного инженера уже никого не было, за столом секретаря сидел охранник. При виде меня, он резко встал и попытался перегородить дорогу. «Мне к директору!»,– сказал я и решительно направился к двери. У меня внутри ещё всё кипело от недавних угроз, а тут какой-то посторонний, прибывший из Москвы охранник, ведёт себя как хозяин. Одно это уже добавляло гнева. К тому времени с заводом были связаны почти 14 лет моей жизни. Сама атмосфера, люди, цеха – всё стало родным, поэтому поведение московских акционеров выглядело нахождением слона в посудной лавке. Может, у них, в Москве это было допустимо, но у нас многое вызывало шок.

Я вошел в кабинет и сразу обратил внимание на тяжелую, гнетущую обстановку. Она буквально окутала меня. С моей точки зрения там происходило немыслимое. Соратники А.Седых расхаживали по кабинету и курили, роняя пепел на пол. Я никогда не видел курящим Ирека Насыровича, и мне невозможно было представить, чтобы подобную вольность в Чусовом мог кто-либо допустить, находясь в его кабинете. На подсознательном уровне такое поведение мой мозг отметил как унижение, хотя «гости» воспринимали происходящее как норму. И.Н.Губайдуллин в Чусовом был, как Рим, в составе империи. К нему сходились все «дороги», а тут – какие-то Шевелев, Шарлыгин, Красавин, в принципе, мелкие клерки московского банка, ведут себя в кабинете директора как истинные хозяева, а не он. Было заметно, что И.Н.Губайдуллин явно чем-то удручён.

– Ирек Насырович, мне угрожают, заставляют покупать акции для «Металлинвестибанка» по цене ниже рыночной. Их угрозы я записал на диктофон, я буду звонить в ФСБ и писать заявление, – сказал я ему и показал на кассету. Присутствующие видели её и слышали мои слова.

И.Н.Губайдуллин отвёл меня в сторонку от стола.

– Амир Михайлович, ситуация меняется. Это – крутые ребята, с ними придется считаться. Я вынужден принять решение о продаже банку заводских акций и закрытии нашего счёта как юридического лица. Сейчас я подпишу договор с ними и приказ по заводу. Домой не уходи. Сделай лично все операции и принеси сюда новую выписку со счёта «Металлинвестбанка».

Он подписал договор, дал мне второй экземпляр, и я пошел в свой офис на Трудовой 9. Вся операция по переводу 11-ти с небольшим процентов акций со счета ОАО «ЧМЗ» как юридического лица на счет «Металлинвестбанка» заняла не больше 10 минут, и вскоре я отнёс А.М.Седых и И.Н.Губайдуллину новые свидетельства о наличии акций. У банка их стало 33 с небольшим процента, у завода – ноль. Так завершилась одна из многочисленных попыток И.Н.Губайдуллина сохранить личный контроль над предприятием.

ПРИЧИНУ ЗНАЛ ТОЛЬКО ОН

В обход совета директоров им было принято решение об отчуждении существенной доли имущества – 11 с лишним процентов от общего объема эмиссии в пользу одного из крупных акционеров – АКБ «Металлинвестбанк». Что в тот момент за этим стояло сейчас трудно сказать. Может, у И.Н.Губайдуллина появился новый план, или проект, как стало модно тогда называть любые дела. Думать так есть основания. Не пройдет и месяца, как со свойственной ему энергичностью он начнет работать во благо интересов «Металлинвестбанка», круша на своём пути другого, более крупного акционера – Р.А.Абрамовича.

Как любой человек авторитарного стиля, воспринимающий демократические принципы управления собственностью как помеху, с которой приходится считаться в силу закона, Ирек Насырович не мог представить себя в иной роли, кроме роли директора предприятия. Пакет акций завода был продан по номиналу. Таким образом, само предприятие от этой сделки практически ничего не выиграло. Маржа, образовавшаяся между покупкой предприятием акций у частных лиц и продажей их банку, была несущественной. Мог ли И.Н.Губайдуллин совершить нечестную сделку, когда в договоре указывается одна цена, а фактически она выше и разница идет в карман продавцу, минуя кассу предприятия? Думаю, нет. И вот почему. А.Седых и его компания были уверены, что И.Губайдуллин действует в сговоре со мной, по-прежнему сохраняет деловые связи и договорные обязательства перед Р.Абрамовичем, поэтому их пакет акций почти в два раза меньше пакета акций конкурента. Ни «Петролтранс», ни «Руником» не проводили масштабную лотерею, в которой разыгрывались ценные по тому времени призы. Однако, почему-то количество купленных акций всегда было больше у Р.Абрамовича, а не у А.Седых. Похоже, прибывшие в тот день в Чусовой москвичи не верили ни единому слову из оправданий И.Губайдуллина. Мол, так не бывает, чтобы человек, имеется ввиду я, предложенный им лично на должность директора филиала инвестиционной компании, настолько отбился от рук, что не признает ни единую просьбу своего благодетеля, если она не касается личного счета просящего. Но так было! Я ни разу не нарушил закон, раскрыв перед другими акционерами количество акций, не принадлежащих им. И.Губайдуллин не был исключением. Это буквально выводило его из себя. Моему руководству в Перми высказывались требования о моём увольнении с должности. Но Д.Рыболовлев и В.Карпов на эти просьбы не реагировали.

О том, что на него оказывалось жёсткое моральное и психологическое давление, говорило всё: накаленная обстановка в его кабинете, броуновское движение команды А.Седых и фраза, сказанная мне: «Это крутые ребята!». Испугать И.Губайдуллина лично было невозможно. Он был решительным, привычным к стрессам человеком, способным на удар ответить более жёстким ударом. Надо знать положение директора градообразующего предприятия в небольшом провинциальном городке, чтобы понимать, какие властные, силовые и административные рычаги он мог задействовать, чтобы «стереть в порошок» обидчика. В Чусовом это знали все. Поэтому для меня стало шоком даже такое простое событие, как вольное курение сигарет в его кабинете. А тут – резкая смена настроения, отказ от плана, о котором знали только мы двое – скупить на счет юридического лица завода такое количество акций, которое не позволит ни одному другому крупному акционеру диктовать свою волю. И.Губайдуллин хотел и дальше оставаться над всеми, не давая никому взять полную власть над заводом.