Читать книгу: «Держись крепче», страница 2

Глава 5 Автограф на планшете

Холодный воздух арены внизу бьёт в лицо, смешиваясь с горячим дыханием толпы. Мы, то есть: Лера, цепко держащая меня за руку, Наташка, протискивающаяся локтями, Алина, осторожно ступающая в своих изящных ботинках, и Соня, скользящая как тень позади, – пробираемся сквозь плотное кольцо людей, оставшихся на трибунах и толпящихся у самого бортика арены, стараясь протиснуться поближе к игрокам. Здесь, у края льда, под ярким светом софитов, пахнет не просто потом и возбуждением, а ещё и резкой свежестью и… адреналином.

Гул голосов, смех, крики поздравлений сливаются в сплошной шумовой фон. Игроки в синих свитерах с гербом Метеора – расслабленные, улыбающиеся, но уставшие, – стоят прямо на резиновом покрытии за бортом, у кромки ледяного поля. Они – центр вселенной. К ним тянутся руки с телефонами и даже блокнотами со всех сторон. Честное слово, будто олимпийские чемпионы, а не городская команда школьников!

Парни из команды, не окружённые толпой поклонников, переговариваются между собой чуть поодаль, перевязывая коньки или попивая воду.

– Артём! Эй, капитан! – Лера буквально вываливается из толпы, таща меня на буксире. Она машет рукой высокому, крепко сложенному парню с крепким широким подбородком. У него на спине гордо красуется номер 9. Он только что раздал автографы группе девчонок из соседней школы здесь же, у бортика. – Поздравляю с победой! Классно закатили Вымпелу!

Артём оборачивается, и его лицо расплывается в широкой улыбке. Глаза добрые, чуть хитроватые.

– Лерка! Привет! Спасибо! А ты как тут? Твои подружки решили посмотреть, как настоящие мужики работают? – он подмигивает, и несколько его товарищей по команде, стоящие рядом, смеются.

– Не только посмотреть, но и поздравить! – Лерка улыбается, словно голливудская дива, и одновременно выталкивает меня вперёд. – Знакомься, это мои подруги: Алина, Соня, Наташка и Катя! Все из моего класса! Девчонки, это Артём Громов, наш бесстрашный капитан!

– Привет, – киваю ему вместе с девчонками, стараясь улыбаться естественно. Сердце почему-то колотится сильнее, чем во время матча. Мои глаза скользят мимо Артёма, ища кого-то…

Да, номер 7. Он там, чуть в стороне, у скамейки запасных, придвинутой к самому борту.

– О, целая делегация красавиц! – подхватывает другой парень, пониже, с веснушками и озорными глазами – тот самый юркий нападающий. – Я Макс! Рад знакомству! Э, милашка, ты угнать у меня экипировку хочешь? – насмешливо переключается он на Наташку, которая уже каким-то образом оказалась около их скамеек и с интересом крутит в руках чей-то шлем. Чуть ли не нюхает его.

– Ага! – она нисколько не смущается, радостно кивая. – Дай, думаю, примерю, вдруг он на мне будет смотреться лучше, чем на тебе?

– Ты тоже хоккеисткой быть хочешь? – ухмыляется парень, подходя ближе и выхватывая обратно своё имущество.

– Вот ещё! – фыркает она. – Моё сердце уже занято баскетболом! А вы сегодня классно в концовке провели! Этот автогол – просто шедевр! Они же офигели просто!

Она смеётся, и Макс тут же подхватывает:

– Да уж, вратарю Вымпела теперь долго сниться будут пустые ворота! Ха! А ты видела, как я того здоровяка обыграл во втором периоде? – он начинает что-то живо объяснять, размахивая руками, и моя подруга с азартом включается в разговор о силовых приёмах и скорости.

Алина, стоя рядом, грациозно поправляет шарф. На мой взгляд, даже несколько наигранно – с чего бы это?

– Вы действительно были великолепны, – говорит она с лёгкой, чуть снисходительной улыбкой, будто выносит вердикт. – Особенно организация обороны в середине второго периода. Хотя атака иногда была… несколько хаотична, – она поднимает бровь.

– Ой, критика! – Артём хватается за сердце с преувеличенным ужасом, но в глазах пляшут искорки смеха. – Надо же, девчонки разбираются в хоккее! Буду знать!

Соня стоит чуть позади, молча. Она не лезет в разговор, но её большие глаза за очками внимательно скользят от одного игрока к другому, от Артёма к Максу, к другим парням из команды, которые то подходят, то отходят, общаясь с болельщиками. Иногда её губы трогает робкая улыбка, когда кто-то шутит. Она поправляет очки, ловит мой взгляд и чуть кивает. Ей вполне комфортно наблюдать, словно находясь в любимом сериале.

А я… Я киваю, улыбаюсь в ответ на шутки Макса и Артёма, делаю вид, что слушаю спор Наташки с ещё одним защитником о правильном блокировании. Но моё внимание, как магнит, тянется туда, к скамейке запасных у борта. Денис сидит чуть в стороне, отгороженный от самого шумного гвалта спинами товарищей и небольшой группой болельщиков.

Он уже снял шлем и наплечники. Тёмные волосы слиплись на лбу, лицо всё ещё красное от напряжения. Сначала он копается в телефоне, потом открывает бутылку с водой и жадно пьёт, запрокинув голову. Его крепкая шея чуть напрягается, а капли воды стекают по подбородку. Потом он немного усталым движением откидывает мокрые волосы со лба.

Парень не смотрит в нашу сторону. Кажется, он вообще старается раствориться или же исчезнуть куда-нибудь, где будет тихо и спокойно. Эта его отстранённость, контрастирующая с всеобщим весельем и гомоном у бортика, завораживает меня… Дико хочется подойти, сказать… Не знаю, что… «Молодец»? «Классно играл»? Звучит банально и глупо. Я чувствую, как сжимаются ладони внутри карманов куртки, но подойти так и не решаюсь.

И тут Лера, этот вечный двигатель, снова берёт инициативу. Она ловит мой очередной, украдкой брошенный взгляд на Дениса, и тут же поворачивается к нему, голосом громко перекрывая общий гул арены и толпы:

– Денис! Эй, Корсаков! Молодец какой! – её голос звенит, как колокол, притягивая все взгляды. – Мы тут все просто без ума от твоей игры сегодня! Особенно этот гол! И как ты их не пускал – просто сказка! Катя, правда же? – она подталкивает меня локтем вперёд, чуть ли не перекидывая через борт. Я крякаю от неожиданности, чем привлекаю внимание.

Денис резко поднимает голову. Его синие, такие ясные и немного удивлённые глаза на мгновение встречаются с моими. Я вижу, как по его щекам разливается яркий румянец, гораздо более густой, чем от игры. Он явно смущён до глубины души, а может, не привык к такому вниманию. Раньше не играл в больших командах? Или не ездил на матчи? Он опускает взгляд, быстро вытирая тыльной стороной ладони подбородок от остатков воды.

– Да ладно… – бормочет чуть недовольно, его голос тише, чем у других, чуть хрипловатый… Краси-и-и-ивый! Он трогает едва заметный шрам над левой бровью, всё же улыбается и делает жест в сторону Артёма и Макса, переводя на них стрелки. – Команда хорошо сыграла. Все старались.

– Скромничаешь! – не унимается Лера. – Ты сегодня просто звезда! Настоящий защитник! Моя подруга всё время на тебя смотрела, она в восторге! Да, Кать? – она лукаво подмигивает мне, а я чувствую, как мои собственные щёки заливает краска. Предательница!

Денис снова бросает на меня быстрый смущённый взгляд. Кажется, он покраснел ещё сильнее. Если это вообще возможно…

– Ну… спасибо, – выдавливает он. – Рад, что… что понравилось.

– Давайте сфоткаемся! – неожиданно вклинивается Наташка, уже достав телефон. – На память о победе! И с нашими героями! Капитан, Денис, Макс – давайте все вместе! Раз остальные ваши ребята слишком заняты фанатами, то хоть мы вас утащим! Лера, Кать, подтягивайтесь!

Идея подхватывается мгновенно. Артём и Макс охотно встают, позируя. Денис, напротив, неохотно, но поднимается со скамейки у борта. Он явно чувствует себя не в своей тарелке на виду у всех. Лера толкает меня вперёд, чуть ли не в его объятия, и тут мы оба смущаемся, но оба делаем вид, что всё в порядке. Я чувствую тепло, исходящее от его плеча, запах пота, льда и чего-то чисто мужского. Стоять так близко… Голова слегка кружится. На заднем плане мелькают лица других болельщиков и парочка игроков команды, переговаривающихся между собой.

– Кать, улыбайся! – командует Наташка. – Денис, не прячься! Артём, покажи бицепс! Макс, язык убери! Готово!

Одно нажатие, и мы запечатлены. Я стою рядом с Денисом, и моя улыбка на фотографии, наверное, выглядит немного напряжённой.

Пока Наташка показывает фото всем желающим, а Артём и Макс начинают подписывать блокноты другим жаждущим его внимания, я замечаю, как Денис снова пытается отойти в сторону, к скамейке. Лера ловит его взгляд.

– Денис, а Кате автограф? – говорит она с такой невинной настойчивостью, словно муха, желающая усесться на лицо посреди ночи. Ну… Лерка! Погоди у меня! – Распишись у неё на планшете! Она на графического дизайнера собирается, рисует постоянно, так что такое любит! Обещаю, будет хранить как реликвию!

– Лера! – шиплю ей, желая медленно открутить рыжую голову. Но она игнорирует.

Денис смотрит на меня, потом на мою сумку. Он явно не в восторге от идеи, но слишком вежлив, чтобы отказать.

– Ну… если хочешь… – он пожимает плечами, снова касаясь шрама.

Я, чувствуя себя полной дурой, но при этом невероятно взволнованной, роюсь в сумке. Руки слегка дрожат. Достаю свой графический планшет в чёрном защитном чехле. Он мой рабочий инструмент, моя жизнь. И сейчас я протягиваю его почти незнакомому парню здесь, на шумном краю арены. Хоккеисту! Да, моему ровеснику, да, новенькому из параллельного класса, но незнакомому же! У нас этих параллельных – как собак нерезаных. Я за девять лет-то половину ребят не запомнила. Разве что в лицо, и только потому что у меня хорошая насмотренность. Докатилась, Соколова!

– Можно… вот сюда? – открываю файл и подаю стилус.

Денис берёт планшет в руки. Его пальцы, несмотря на царапины и синяки, выглядят удивительно аккуратными. На секунду он замирает, как бы не зная, что написать. Потом быстро, размашисто, но немного неуверенно, выводит на пустом экране: «Денис К. № 7». Пауза. И ниже, словно не зная, что ещё делать, добавляет: «Держись крепче».

Я замираю. Эти слова… что-то значат? Или просто банальное «не падай духом»? Но звучит… по-особенному…

У этого парня всё по-особенному! Мамочки, я всё же дурочка!

– Готово, – он протягивает планшет обратно, избегая моего взгляда. Его уши пылают, как и мои.

– Спасибо! Огромное спасибо! – говорю я искренне, тепло улыбаясь. Я беру планшет, будто драгоценность. Надпись до сих пор светится, чуть неровная, очень… его. Как бы удержаться и не повесить её на стену дома, а? – Это… очень круто.

Он кивает едва заметно.

– Пожалуйста.

К нам уже подходят другие болельщики, парням пора. Артём кричит Денису:

– Корс, пошли в душ!

Тот облегчённо кивает нам на прощание и быстро направляется в сторону выхода за борт, ведущего в тоннель к раздевалкам, оставив после себя лишь лёгкий шлейф волнения и неловкости. Сбежал, да?!

– Пока, герои! – кричит Лера. – До встречи!

– Спасибо за игру! – орёт вслед Наташка.

– Было приятно, – кивает Алина с достоинством.

Соня просто мило улыбается, и судя по хитрому блеску в глазках – она уже собрала свеженькие сплетни. Вот же, мышка!

Мы вываливаемся из шумного пространства арены и трибун на не менее холодную ночную улицу. Нигде не согреться, в самом деле! Девчонки сразу начинают трещать:

– Видела, как он покраснел? Милашка!

– Артём – харизматичный до ужаса! Не удивительно – одиннадцатиклассник же! Но Дениска… он такой… уютный, что ли? Да?

– Кать, а он тебе автограф специально с намёком написал? «Держись крепче»! Ох, романтика!

– Наташка, ты этого Макса чуть на пол не повалила, когда пыталась какой-то приём показать! Это новый способ флирта?

Они смеются, толкают друг друга, обсуждают каждую деталь встречи. Я иду чуть позади, улыбаюсь их шуткам, поддакиваю. Но мысли мои далеко. В сумке, прижатой к боку, я чувствую прямоугольник планшета. Пальцы сами тянутся к молнии, но я сдерживаюсь. Не здесь. Мне кажется, будто сквозь ткань сумки исходит лёгкое тепло от той надписи… «Денис К. № 7. Держись крепче». Чушь! Соколова, это же чушь!

Но… Его смущённая улыбка, его неловкость, синие глаза и эта странная, мощная тишина, которой он себя окружил посреди всего этого шума… Всё это крутится в голове. Он не похож на остальных – громких, самоуверенных парней, которыми обычно восхищаются девчонки. В нём есть что-то… настоящее. И очень симпатичное. А его стеснительность только добавляет ему очков в моих глазах. Никогда не думала, что меня может заинтересовать, хотя бы капельку, кто-то подобный…

Странное чувство разливается в груди. Это смесь интереса, лёгкого волнения и какой-то тёплой надежды…

– Кать, ты где витаешь? – окликает меня Лерка, оборачиваясь. – Держись крепче на ногах, а то тебя чуток шатает. Идём к остановке!

– Иду! – откликаюсь я, догоняя их. Улыбка не сходит с моего лица. Я сжимаю ремень сумки чуть сильнее, чувствуя под пальцами очертания планшета.

«Держись крепче». Хорошие слова. Очень.

Глава 6 Последствия этого вашего хоккея…

Три дня. Всего три дня. А ощущение, будто после того матча прошла целая вечность или наоборот – только пара минут. Время странное – оно то тянется бесконечно на уроках, особенно на истории под монотонный голос старенького учителя Александра Ивановича Белкина, то сжимается в мгновение ока, когда я ловлю себя на том, что снова рисую его…

День первый…

В первый день после матча просыпаюсь с ощущением лёгкого адреналина, всё ещё не отпустившего меня после игры. Плетусь в ванную, где лениво чищу зубы и умываюсь. Ежедневная рутина… Когда моё отражение перестаёт напоминать чуть приболевшего китайца, выхожу в коридор и со стоном потягиваюсь. Мама удивлённо выглядывает из кухни, не в силах поверить, что я действительно встала по будильнику.

– Кать, ты в порядке? Я уже хотела тебя за ногу с кровати стаскивать… – она стоит в дверном проёме в свободных штанах и чуть мятой футболке, но выглядит невероятно уютно. Как у неё так получается? Не неряшливо, а мило, по-домашнему… В каштановых волосах, как всегда, торчит карандаш – сегодня это мягкий угольный, значит, утро началось с набросков.

Я плюхаюсь на стул за кухонным столом, поджимая под себя ноги. Мышцы слегка ноют, будто я сама три периода откатала, а не просидела на трибуне.

– В порядке, мамуль, – бормочу, зевая во весь рот. – Просто… ночь какая-то странная… Не спалось под конец, – не вру, потому что мысли о вчерашнем вечере, о шуме арены, о синих фигурах на льду, а ещё… об одном смущённом добродушном взгляде вихрем кружились в голове до самого утра.

Мама подходит ближе, её глаза – такие же серо-голубые, как у меня, но куда более ясные и выспавшиеся, – изучают моё лицо. Она мягко прикладывает тыльную сторону ладони ко лбу, как делала, когда я болела в детстве.

– Температуры вроде нет… – констатирует она. – А под глазами синяки, как у енота. Опять до ночи рисовала? Или это тебя так поездка на хоккей взвинтила?

– И то и другое наверное, – улыбаюсь виновато. – Но хоккей… это было что-то. Не ожидала.

– Вижу, – отвечает она с улыбкой и поворачивается к плите. – Значит, обычного твоего завтрака – яблока и пустых обещаний про бутерброд – сегодня недостаточно! Сидите, девушка! – её тон не терпит возражений. Я знаю эту интонацию – спорить бесполезно!

– Мам, ну не надо! Я и правда не голодна, просто чаю бы… – начинаю привычное нытьё, но она уже достаёт сковороду. Ярко-красные помидоры, зелень, кусок сыра – всё это появляется на столе с невероятной скоростью. Я затихаю, наблюдая. Моя мама на кухне – это искусство. Каждое движение точное, экономное, красивое. Нарезка помидоров ровными ломтиками – чистая геометрия. Взбивание яиц вилкой – ритмичный танец запястья. Даже капля масла, шипящая на сковороде, ложится идеальным кругом. Я с детства любила смотреть на процесс приготовления, при этом сама готовить не люблю…

– Ты же знаешь, что я не могу смотреть, как моя дочь мчится в школу на голодный желудок, особенно после бессонной ночи и эмоциональных встрясок, – тем временем говорит родительница спокойно, выливая яичную смесь на сковороду. Аромат тут же заполняет кухню: какой-то тёплый и домашний. – Будущий дизайнер должен подпитывать не только душу, но и тело, Катюша. Особенно, если душа, судя по всему, немного перегружена впечатлениями, – она бросает на меня быстрый, чуть ехидный взгляд. Мама всегда видит больше, чем говорит – хитрюга!

Я подпираю подбородок ладонью, любуясь ею. Она действительно красавица – это я как художник говорю: линии лица мягкие, глаза внимательные и добрые, даже когда строгие. И как она всё успевает? Работа художником-графиком в городской галерее, дом, я с моими подругами, домашками и недосыпами после подготовки к экзаменам… И всегда у неё всё вовремя. Всегда исключительно правильно. Всегда – красиво. Даже этот омлет начинает превращаться в произведение искусства: золотистая основа, алые вкрапления помидоров, тающий сыр, образующий аппетитные нити.

– Как дела на выставке? – спрашиваю я, чтобы отвлечься от своих мыслей и адреналина, который почему-то снова зашевелился под ложечкой при виде еды.

– Суета, – мама аккуратно проводит лопаткой по краю омлета, помогая ему схватиться. – Монтаж почти закончили, но каталоги задержались с печатью. Опять эти вечные «технические неполадки» у подрядчика. Придётся сегодня лично ехать и стоять у них над душой, – она вздыхает, но без злости. Просто констататирует факт. – Зато работы висят прекрасно. Особенно акварели Светланы Петровны – ты должна их увидеть. Такой свет! – в её глазах загорается профессиональный интерес, тот самый огонёк, который я так люблю. Она помешивает омлет, и сыр окончательно растворяется в золотистой массе, создавая мраморный узор.

– Обязательно схожу, – обещаю ей, хотя знаю, что сейчас в такую погоду я хочу лишь сидеть дома и пить какао. Но видеть маму вдохновлённой – бесценно.

Она ловко перекладывает готовый омлет на тёплую тарелку: пышный, идеально сложенный полукруг, украшенный веточкой петрушки. Шедевр! Ставит его передо мной вместе с ломтем хрустящего хлеба.

– Вот, ешь, пока горячий. И не порть желудок моей дочери бутербродами, закинутыми всухомятку!

– Спасибо, мамулечка, – говорю искренне. – Обещаю беречь твою дочь и кормить.

– Ну да, ну да… Вкусно хоть?

– Офень! – говорю с набитым ртом.

Мама смеётся.

– Рада, что нравится, – она подходит и чмокает меня в лоб. – Я побежала собираться. Гроза типографии ждать не будет, – гладит меня по голове, чуть растрепав и без того неидеальный утренний хвост. – Ты доедай и беги в школу. И постарайся сегодня лечь пораньше, а? Эти синяки под глазами меня пугают.

– Постараюсь, – клянусь я, зная, что вероятность близка к нулю, но искренне желаю её порадовать. – Удачи с типографией! Пусть дрожат!

– Заставлю! – она уходит в свою комнату, а буквально через пять минут вылетает из неё полностью собранной и готовой к выходу. В коридоре берёт свою сумку с эскизами и, помахав мне на прощанье, хлопает входной дверью. Мамуля спешит на работу. Хотела бы я работать так же, как она, – по любви к своему делу. А для этого надо не отвлекаться на… Всяких!

Пока я иду до школы пиная последние листья, пытаюсь думать о новой графической программе, что я себе недавно скачала. В голове вертятся шрифты, композиция, цвет… А пальцы в перчатке сами собой начинают выводить прямо в воздухе кривые… Не буквы, а овалы… Контуры лица? И над бровью – маленькая, едва заметная черточка. Шрам…

– Да блин! – резко махаю рукой, прогоняя непрошенное виденье. Сердце колотится глупо, будто я нарисовала что-то неприличное. Прохожая смотрит на меня косо. Улыбаюсь ей виновато и утыкаюсь в телефон, делая вид, что проверяю… что-нибудь… Чушь какая! Просто лицо. Не конкретное, а абстрактное лицо!

На уроках ситуация ухудшается. Особенно на рисовании. Надо делать быстрые наброски интерьера класса. Длинные парты, как ленты, тянущиеся по ровной линии к учительскому столу, ряды сидений. Я стараюсь. Пытаюсь уловить перспективу, тени от ламп под потолком, фигуры одноклассников на дальних рядах. Но рука скользит по бумаге. Вместо угловатых спинок стульев и ракурсов появляются плавные линии. Лед, овал катка. И на нём – неясная фигурка в движении, с клюшкой. Коньки оставляют тонкие штрихи на белом фоне. Я стираю ластиком. Рисую снова. Фигурка становится чётче. Поза – резкая, динамичная, как когда отбил шайбу… Номер 7 на спине. Я быстро переворачиваю лист, будто собираюсь добавить деталей интерьеру. Но вместо этого карандаш сам выводит профиль. Каштановые, чуть вьющиеся на концах волосы. Сильный, но не грубый подбородок. И снова – едва заметная линия над левой бровью.

– Эх, Катюха, – бормочу себе под нос, яростно стирая рисунок. – Соберись! Хочешь проблемы?

Рядом тихо хихикает Соня. Она сидит слева, её очки чуть бликуют от света из окна. Я не вижу её глаза, но чувствую на себе этот пристальный, всевидящий взгляд шпионки. Она заметила. Конечно, заметила – она же видит всё! Я делаю вид, что увлечённо рассматриваю потолок, а потом резко начинаю рисовать кактус в горшке на подоконнике. Очень реалистичный кактус. С колючками. Вот!

Второй день.

Холод на улице усилился, а внутри всё та же мешанина чувств. Я думала, станет лучше, но не тут-то было! Иду с Лерой и Наташкой в столовую. Другие девчонки заняты своими делами, так что мы идём втроём. Они вовсю обсуждают вчерашнюю тренировку баскетбольной сборной, где Наташка чуть не снесла щит.

– …а он такой: «Наташ, ты ж не медведь, аккуратнее!» А я ему: «Да я только разгоняюсь!» – грохочет Наташка, размахивая руками так, что окружающим приходится идти рядом с ней лишь на почтительной дистанции.

– Представляю! – смеётся Лера. – Кать, ты вчера на рисовании что рисовала? Я сзади видела, ты что-то яростно стирала. Я хотела спросить у Соньки, может, тебе помощь нужна, но она лишь загадочно улыбалась. У тебя там всё нормально?

Мы садимся за стол, и я чувствую, как кровь приливает к щекам. Сонька меня не сдала, но одного её хитрого взгляда достаточно, чтобы разбудить в девчонках любопытство!

– Да, – быстро киваю, ковыряя ложкой в супе. – То есть, небольшие сложности, ничего серьёзного. Эскиз не шёл. Голова кругом – всё перекашивало. Я не выспалась просто – вчера всю ночь собаки под окнами лаяли. Сегодня уже нормально.

– Бедненькая! Но знаешь, ты права – у нас классы – не самая удачная и красивая вещь для зарисовки – соглашается Лера. – Особенно, когда учитель наш начинает ходить туда-сюда. Ты рисуешь его тут, а он уже вон там! Я вчера тоже знатно намучилась! Лучше уж фрукты рисовать!

Мы смеёмся, перекидываясь шуточками. И я очень рада, что тема сменилась. Но чуть позже, когда Лера что-то эмоционально рассказывает про нового тренера на её занятиях по гимнастике, а Наташка пытается одновременно есть и жестикулировать, мой блокнот для набросков, который всегда со мной, даже в столовой, оказывается открытым. Не знаю как – магия, наверное… А потом ещё и рука-предательница сама тянется за карандашом… Один легкий штрих – контур челюсти. Другой – изгиб носа. Потом – большие глаза. И снова, снова эта черточка над бровью. Добрые глаза. Смущённые. Как тогда, когда он протягивал мне планшет… «Держись крепче». Блин! Я с треском захлопываю блокнот. Звук выходит такой громкий, что Лера и Наташка обрывают разговор, смотря на меня, как на ненормальную.

– Что? – спрашивает Лера.

– Муха! – выпаливаю первое, что приходит в голову. – Большая, противная! Почти в суп залезла. Я испугалась.

Наташка фыркает.

– Ты мух боишься? Серьёзно? Я думала, ты только мальчишек боишься.

– И мух тоже! – парирую, суя блокнот глубоко в рюкзак. – Особенно осенних, злых. Они же знают, что скоро им придёт конец.

Девчонки смеются, и разговор, к моему счастью, снова уходит в сторону. А у меня в рюкзаке, под учебниками, лежит блокнот с его лицом. И на душе – смесь стыда и какой-то глупой радости. Чушь. Сплошная чушь!

Третий день. Пик моей художественной «одержимости».

На уроке геометрии наша классная вещает о теоремах, показывает примеры на доске. Я стараюсь слушать. Очень стараюсь. Конспектирую. А задумавшись, рисую на полях геометрические фигуры. Треугольник с идеальными углами. Квадрат. Окружность. Потом начинаю соединять точки. Буквы… «Д»… «Е»… «Н»… «И»… «С»… Д-Е-Н-И-С…

Ой!

Быстро зарисовываю получившееся имя узором из линий, превращаю в абстрактный завиток… Начинаю рисовать шайбу. Потом коньки. Потом – очертания арены. И опять… Лицо… Сначала лёгкий набросок, потом прорисовываются детали. Волосы, падающие на лоб. Глаза. Синие. Большие. Смотрящие прямо с листка в клеточку. Хорошие таки-и-ие… И шрам. Этот чертов шрам над бровью как опознавательный знак. Я рисую его снова и снова, будто моя рука ищет эту конкретную форму, этот изгиб.

Рядом шевелится Соня. Она уже решила все задачи и теперь тихо наблюдает. Правда, не за учительницей, а за мной и моим листочком… Я пытаюсь не смотреть в её сторону, яростно стирая ластиком только что нарисованный портрет.

Соня наклоняется чуть ближе, будто рассматривая что-то в учебнике. Её губы растягиваются в хитрую улыбку. Очень хитрую улыбочку настоящей лисицы!

Я краснею. Знаю, что краснею от ушей до самой шеи. Быстро-быстро переворачиваю листок, открываю чистую страницу – и делаю вид, что углублённо изучаю условие задачи.

– У каждого свои предпочтения, – тихо, почти шёпотом произносит она, не смотря на меня, её голос едва различим под бормотанием Марии Ивановны. – В искусстве… и в жизни. Что ж, Соколова, теперь мы знаем, кто смог пробраться в твоё сердечко.

– Да не… – бормочу я, утыкаясь в тетрадь. – Просто… рука чешется. Рисовать. А что рисовать – всё равно. Лица, буквы, узоры… Чушь собачья какая-то. Абстракция…

Соня тихонько хихикает и качает головой, явно не веря ни одному моему слово. Я бы и сама себе не поверила! Подруга возвращается к своему конспекту, делает ещё пару аккуратных пометок. Но я чувствую её довольство – она поймала новую сплетню. Свеженькую. Пикантную. И положила в свою копилку. Мышка-шпионка, чтоб её!

Остаток урока сижу как на иголках. Каждый штрих, каждая линия на бумаге кажутся подозрительными. Рисую только то, что связано с геометрией. Фигуры. Только фигуры. Клянусь себе. Но когда учительница объявляет конец урока и класс оживает, а гул голосов заполняет помещение со рядами парт, я ловлю себя на том, что в уголке чистого листа в блокноте… появляются сердечки… Сердечки, Соколова! Как низко ты пала!

Я быстро захлопываю блокнот. Убираю в сумку и глубоко вдыхаю.

Три дня. И этот парень, Денис Корсаков, его милая улыбка, его синие глаза и добрый голос. Как вирус. Или как навязчивый мотив песни. Ты не думаешь о нём, а он тут как тут, выплывает в самых неожиданных местах: в воздухе, в полях конспекта, на чистом листе блокнота. И самое противное – от этого появляется странное, тёплое и одновременно нервное чувство где-то под ложечкой. И Соня, эта ходячая энциклопедия сплетен, теперь в курсе моей «болезни».

«Держись крепче», – всплывают в памяти его слова на моём планшете. Да уж. Крепче надо держаться, Соколова. А то рискуешь свалиться с этих самых длинных парт прямиком в какую-то глупую, нелепую, совершенно нереальную… историю. Чушь. Должно быть, это всё из-за гормонов, взросления и страха того, что ждет всех нас за порогом школы…