Читать книгу: «Тени на берегу»

Альвина Ахметова

Тени на берегу

Эта книга может показаться излишне суровой и жестокой, лишённой всякого рода счастья, но, возможно, именно поэтому она поможет Вам, дорогие читатели, заметить то хорошее, что сейчас у Вас есть.

Часть первая

Глава 1

Вопреки мраку, сгустившемуся над водами тихой реки, лодка сияла неземным очарованием. Изящная в своих линиях, словно выточенная из лунного камня, она отливала редким серебристым оттенком. На корпусе судна инкрустация из тонких деревянных планок создавала причудливый узор, напоминающий ремёсла древних скандинавских мастеров, владеющих потерянными секретами красоты и гармонии. Казалось, оно дышит умиротворением, обещает стать тихой гаванью для уставших душ, даруя избавление от земных проблем и разочарований.

Но этот покой обманчив. В этой лодке сидела юная девушка. На лице её, отмеченном печатью вечной юности, покоилось выражение отрешённости. Всё в ней было безупречно, но больше всего приковывали взгляд глаза: зелёные, как свежая летняя трава, глубокие, но пустые, смотрящие вдаль так, будто они видят там то, что недоступно взору других. Хрупкая на вид, она, тем не менее, излучала какую-то внутреннюю силу. В её неподвижности, чувствовалась решимость, подобная сжатой пружине, готовой распрямиться в любой момент.

Её угасающий рассудок отрезвлял лишь шум реки, никогда не меняющий своей скорбной мелодии. Он не позволял ей забыть о существовании тела – якоре, удерживающем её в прошлом, напоминая о былой, человеческой жизни.

Сердце девушки утратило свой прежний, наивный смысл, перестало биться в такт её личным радостям и горестям. Но взамен обрело нечто иное – способность впускать в себя души других людей вместе с грузом их историй, ошибок и ран.

Судно направлялось к сумрачному берегу, река сама несла её к тем, кто должен был её ждать: серый песок, влажный и плотный, устилал побережье. У самой кромки воды, словно безжизненные тела, валялись обломки деревьев, вырванных бурей из своих корней. Густой туман окутывал всё вокруг, стирая границы между землёй и небом.

Лодка с глухим ударом врезалась в податливый песок, заскрипев и содрогнувшись всем корпусом. На берегу стояла юная девушка.

Её смуглая кожа, усыпанная россыпью веснушек, казалась бледной в этом сумраке, а некогда живой румянец был заменён болезненной синевой. Волосы растрёпаны, глаза широко распахнуты. Она едва держалась на призрачных ногах, шаталась.

– Садись, – произнесла правительница лодки, нарушая тишину, её голос был тихим, но властным.

Девушка вздрогнула. Вокруг неё царила вязкая, непривычная человеческому глазу темнота.

– Где я? Что это за место? Кто вы? Я… что, умерла? – слова застревали в горле, разрываемые сухими всхлипами, которые никак не могли пролиться слезами.

– Садись в лодку, не трать моё время, – в воздухе повисло напряжение, перемешанное с нетерпением.

– Нет! Я не могу, – её голос сорвался на крик. – Я не понимаю! Я не могу! Я не м-могу…

Глаза девушек впервые встретились друг с другом.

– Тебе всё равно придётся прислушаться ко мне, другого пути нет, ты можешь просто последовать за мной и никуда больше.

– Откуда мне знать, что вы не навредите мне? – девушка инстинктивно подалась назад.

– Хорошо, что ты боишься, значит, капля разума в тебе всё же есть. Вы, ещё не так давно живые, наивно думаете, что знаете свои страхи по именам, но лишь оказавшись в этом месте, сталкиваетесь с настоящим ужасом. Неизвестность – вот истинный кошмар человека, причина всех его бед и иллюзий. Сражаясь с ней, он невольно додумывает сюжеты своих судеб и верит в фальшивое. Он, подобно путнику, заблудившемуся в лесу, принимает мерцание болотных огней за свет спасительного очага, и тем самым, обрекает себя на гибель.

– Тогда скажи мне! Где я? И что со мной случилось?

– Ты умерла и оказалась в пограничном месте, между смертью и забвением. И чего ты добилась? Теперь твои страхи развеялись? Уверена, что нет. Есть ещё кое-что, куда более разрушительное. Ты больше никогда не почувствуешь жизнь, у тебя никогда не будет второго шанса. Твоим мечтам так и не суждено воплотиться в реальность. Ты не выйдешь замуж, не станешь мамой, не произнесёшь слова, которые приберегла для более подходящих моментов и никогда больше не увидишь лиц любимых, – голос её звучал с неумолимой, почти физической силой.

Все нити, что ещё связывали мёртвую с потерянной жизнью, сжались, причиняя невыносимую боль. Её душа, словно бабочка, попавшая в паутину, пыталась вырваться из плена, но лишь всё глубже запутывалась в её сетях.

– Бесконечная мука сожаления станет твоей расплатой за непрожитую жизнь, – холодно отрезала правительница лодки, ей действительно хотелось бы, чтобы на этом их разговор закончился, чтобы не приходилось снова погружаться в чужую трагедию, но это невозможно. Её долг требовал продолжения. – Ты должна рассказать о том, что с тобой случилось. Это обязательно. Твоя история поможет мне понять, кто ты и чего заслуживаешь.

Девушка судорожно вздохнула, собираясь с силами.

– Я не поняла, как это произошло. Всё же было хорошо, – начала она. – Но в последнее время что-то поменялось. Мне казалось, что он остыл ко мне, и что он больше не любит меня. Я решила притвориться, что ухожу от него, чтобы он испугался и понял, что нужно ценить меня. Конечно, на самом деле я надеялась, что он остановит меня и не позволит уйти. Знаю, что нельзя так с собой поступать, что глупо унижаться и цепляться за того, кому ты не нужна, но ведь я видела перед собой не чужого человека, а того, с кем когда-то чувствовала себя счастливой. Я просто не могла… – голос предательски сорвался. – Я правда любила его… – прошептала она, и это признание, словно последний вздох, эхом отозвалось в тишине ночи.

Ей не было необходимости продолжать. Скорбная исповедь юной души эхом отозвалась в уставшем от чужих страданий сердце. Теперь дрожащий шёпот стал лишь фоном для видений проводницы, переносящих её в последние часы земной жизни погибшей девушки.

На кровати, укрытой выцветшим пледом, посреди разбросанных вещей сидела уже знакомая ей пассажирка. Закончив сбор своих пожитков, она подняла небольшой чемодан, застёгнутый на покосившиеся замки, и медленными шагами направилась в сторону входной двери.

– Стой, Эмилия, – раздался низкий, бархатистый голос. Он принадлежал широкоплечему мужчине, всё это время стоявшему в дверном проёме.

В этот момент камень, упрямо давивший на её сердце, внезапно исчез, будто его и не было. В глубине души она верила, что всё ещё можно вернуть, исправить, начать сначала.

Она хотела броситься в его объятия, но не успела. Плечо почувствовало тяжесть сильной мужской руки, а по животу красным пятном растеклось липкое тепло. Через мгновение жгучая боль завладела юным телом и оно рухнуло на пол. Взгляд застелила багровая пелена, сквозь которую она с трудом различала расплывчатые очертания того, кто когда-то клялся быть её защитником.

Боль становилась невыносимой, ей казалось, что раскалённый нож вонзался в её внутренности. Тело била дрожь, крупная и судорожная. Каждая мышца напряглась до предела. Лёгкое платье превратилось в окровавленный саван, символ прерванной жизни.

Страдания разрывали её мысли на клочки, не давая им собраться в единое целое. Осознание неминуемой гибели пришло слишком поздно, когда уже не осталось сил отбиваться и бороться за жизнь.

Перед ней мелькали обрывки воспоминаний: их первая встреча, робкие нежные поцелуи, обещания вечной любви, совместные мечты о будущем. Всё это рухнуло в одночасье, погребя её под обломками разбитых надежд. Она вдруг осознала весь трагизм происходящего, всю чудовищную иронию судьбы: она сама, своими руками, привела палача к своей двери.

Крики, полные первобытного ужаса без остановки заполняли небольшое помещение, с каждым мгновением становясь всё громче и отчаяннее.

Несколько раз девушка пыталась оттолкнуть его. Но каждое движение, каждая отчаянная попытка освободиться, встречала лишь безжалостный отпор. Удары становились всё тяжелее, всё более беспощадными, превращая её тело в бесформенную массу.

– Пожалуйста… хватит… Ты не понимаешь, что ты делаешь, – её хрипы, вырывавшиеся из разорванного горла, становились всё менее различимы, превращаясь в еле слышное, предсмертное бормотание. – Мои родители… они не переживут этого… пожалуйста.

– Твои родители будут благодарны мне за то, что я избавил их от позора. К кому ты собралась, а, дешёвая шлюха? Думаешь, твои крики меня остановят? Думаешь, я позволю тебе уйти вот так просто, после всего, что я для тебя сделал? – его голос был искажён яростью и ревностью.

– Пожалуйста… остановись… Хватит… – она бы хотела и дальше умолять его о пощаде, отдать всё, что у неё было, лишь бы выжить, лишь бы вдохнуть ещё раз свежий весенний воздух, но силы покидали её израненное тело.

Последние, угасающие мысли были о тех, кто будет ждать её сегодня вечером, о тех, в чьих сердцах теперь поселится вечная, непроглядная тьма, не способная рассеяться даже под лучами самого яркого солнца. Эмилия отчётливо представляла, как папа, обезумевший от горя, будет просыпаться посреди ночи, слыша в тишине шаги любимой дочери, как мама, с поседевшими от горя волосами, будет плакать, сжимая в своих дрожащих руках её вещи, ища в них хоть какое-то утешение, хоть какое-то призрачное прикосновение к своему ребёнку. Она вспомнила, что на крючке в прихожей висела её легкая кофта, забытая в спешке, на столе лежала недочитанная книга.

В следующий миг всё внезапно закончилось. Смерть ласково коснулась её измученного тела.

Квартира, в которой Эмилия на протяжении многих лет наводила уют, выглядела, словно после битвы. На ковре расплылось тёмное пятно. Воздух был пропитан запахом крови. На кухонном столе, знаменуя поражение, лежали окровавленные обрывки её платья.

На полу среди хаоса и разрушения, лежало тело юной девушки. На её губах выступила кровавая пена, под ногтями были следы отчаянной попытки сопротивления. Пряди светлых волос, растрёпанные и испачканные засохшей кровью отражали жестокую реальность земного мира. Тонкие, дрожащие пальцы крепко сжимали её любимое летнее платье.

Эта комната навеки запечатлела страшную картину, оставив лишь эхо агонии, которое будет преследовать всякого, кто осмелится переступить её порог.

Проводница душ в который раз убедилась: самое острое лезвие – в руках того, кому ты открыл сердце.

Глава 2

Молчание опустилось на девушек тяжёлым покрывалом. Оно было осязаемым, давило на плечи.

Лодка уносила их вглубь огромной пещеры. Её стены, влажные и неровные, вздымались над ними, словно челюсти древнего чудовища. Они дышали вековой тьмой, пропитанной запахом сырости, тлена и ещё чего-то ужасного, застывшего в этих камнях. Капли ледяной воды тихо стекали вниз, оставляя за собой мокрые дорожки и создавая едва слышный, монотонный ритм, напоминающий тиканье часов.

Слева, сквозь узкую расщелину в скале робко пробивался тёплый, золотистый свет. Там, по легенде, располагался остров, служивший пристанищем для душ, заслуживших обрести долгожданный покой.

Лучи солнца танцевали в утреннем тумане. Роса, усыпавшая луга, мерцала, как россыпь бриллиантов. Поля, на которые небрежно разбросаны отцветающие одуванчики, напоминали бескрайнее море. Казалось, сама природа ликовала, воспевая гимн миру и благоденствию. Этот вид был настолько прекрасен, настолько далёк от мрачной реальности пещеры, что казался лишь призрачным видением, обманом чувств.

Но судно, которым правила проводница душ, ни разу не посетило это благословенное место. Девушка не знала, что таится за этими грозными скалами и предпочитала не думать об этом.

Но она прекрасно была знакома с другим берегом – пристанищем, открывающем свои костлявые объятия для обречённых душ.

В том месте не было света, лишь нагромождение бесчисленных теней, сплетавшихся в кошмарные фигуры. Не было тишины, лишь шёпот – тихий, но настойчивый – голоса душ, навеки запертых в этом каменном склепе.

С берега доносился запах гниющей плоти. А за ним простирался лес. Ветви переплетались в мрачный полог. Туман клубился у корней, скрывая неровности почвы и создавая иллюзию бездонной пропасти. И в этом мраке бродили они – тени, духи, призраки, можно называть как угодно. Их пустые глаза были устремлены на лодку, а протянутые руки жаждали схватить живых и утащить их в свою мрачную обитель, навсегда лишив надежды на спасение.

Это была бездна, готовая поглотить любого, кто осмелится приблизиться к ней. И проводница душ знала её как никто другой потому, что не раз видела, как она принимает в свои объятия новые жертвы.

Эмилия, только что прибывшая в этот странный мир, нервно перебирала пальцами. Пытаясь справиться с охватившим её волнением, она сжимала кулаки до боли в костяшках.

Девушка смотрела вокруг себя с ужасом, пытаясь понять, как и за что она оказалась в этом проклятом месте.

Дрожащим голосом она прошептала:

– Что теперь делать?

На самом деле это был крик отчаяния, мольба о помощи.

Правительница лодки смерила Эмилию долгим взглядом. На её губах мелькнула легкая улыбка – не злорадная, нет, скорее усталая и отстранённая, присущая человеку, давно утратившему способность искренне радоваться.

– Я помогаю душам уйти, – произнесла она ровным, бесстрастным голосом, словно зачитывая приговор. В её словах не было эмоций, лишь констатация факта. – Но я не испытываю ни малейшей жалости к тем, кто позволяет чувствам управлять собой. Чувства – всего лишь слабость, не больше, чем зависимость, подобная курению или алкоголизму, отравляющая разум и приводящая к гибели. Любовь – яд. Сладкий, опьяняющий, но всё равно яд.

Она говорила это с такой убеждённостью, с такой непоколебимой верой в собственную правоту, что девушке стало страшно. Страшно не только от произнесённых ею слов, но и от той пустоты, что зияла в её душе.

Эмилия, словно очнувшись от наваждения, опустила взгляд на свои руки. Они ловкие и умелые раньше, сейчас казались чужими и бесполезными. Она смотрела на них, словно пытаясь найти в них хоть какое-то подтверждение своей прежней жизни, всматривалась в каждую морщинку, в каждую линию. Вспоминала, как эти руки держали руки любимого, обнимали его, как они гладили его волосы.

Теперь эти моменты казались чем-то далёким, нереальным, сном, который никогда не существовал на самом деле.

– Вы просто никогда не жили по-настоящему, – прошептала она, поднимая взгляд на девушку. В её голосе прозвучала искра бунтарства против той ледяной бесчувственности, что царила вокруг. – И никого не любили. Вы не знаете, что это такое – отдать своё сердце другому человеку.

– Возможно, ты и права, – её бесстрастное лицо не дрогнуло. – Но я точно знаю одно: всё, что трогает сердце – это твоя смерть.

Она сделала паузу, и в этой паузе повисла невыносимая тяжесть, предчувствие чего-то ужасного. Эмилия затаила дыхание, чувствуя, как её сердце бешено колотится в груди.

– Эта лодка – последний приют для разбитых душ, и мне лучше знать, что для них уготовано. Ты, чью жизнь нагло отобрали, стала моим пассажиром, и я должна решить твою судьбу. Я могла бы позволить тебе обрести покой, дать возможность наблюдать и присматривать за твоими родными, но не сделаю этого.

Эмилия смотрела на таинственную девушку, глазами, полными той наивной веры, что сохраняется лишь в юных сердцах, ещё не опалённых житейскими бурями.

Перевозчице душ захотелось с силой встряхнуть эту девчонку, выплеснуть на неё всю горечь своего существования, как грязную воду из переполненного ведра.

– Нет смысла цепляться за прошлое, Эмилия. Это гибельная хватка. – произнесла девушка с холодной решимостью. – Оно лишь тянет тебя назад. Тебе пора отпустить свою прежнюю жизнь.

– Почему я не могу попрощаться с родными? – голос её, до этого сдавленный страхом, теперь прозвучал как тихая, надтреснутая мольба.

– Это твоё наказание, – сухо отрезала проводница. Ни единой дрожи в губах, ни единого намека на смятение в осанке – лишь ледяная стена, ограждающая её от любой слабости.

Но в глубине этих глаз на мгновение вспыхнула тень. Мимолетное отражение собственной, давно похороненной боли.

Этот миг был коротким, почти незаметным, но Эмилия заметила его. В этом мимолётном откровении она разглядела, что за жестокими сердцем скрывается что-то гораздо более сложное и трагичное.

Глаза Эмилии, обрамлённые тёмными ресницами, вдруг заблестели. Слёзы подступили внезапно, обжигая горло и застилая взгляд. Как жемчужины они скатывались по её бледным щекам. Она старалась дышать ровно, сдерживая всхлипы, но тело предательски дрожало, выдавая внутреннюю борьбу.

– Только на минуту, прошу… – вновь прошептала Эмилия, и её голос, до этого ещё пытавшийся сохранить остатки гордости, окончательно сломался, превратившись в жалкий, дрожащий звук. – Хоть один взгляд… – слова давались ей с трудом. – Всего лишь один последний взгляд, пожалуйста. На маму, на папу. Я должна увидеть, что с ними все хорошо, хотя бы раз. Я не хочу, чтобы они страдали…

Она больше не просила, а умоляла, словно от этого последнего взгляда зависела вся её судьба. Эта мольба была её последним желанием – сохранить в сердце лица любимых, чтобы унести воспоминания о них в вечную тьму.

Но неподкупная судья знала простую истину: пустая надежда лишь усугубляет мучения, продлевая агонию. Она чувствовала, как внутри неё поднимается ледяная волна решимости. Никто, ни одна душа, не заслуживает утешения, не заслуживает милосердия. Их боль – это расплата, заслуженное возмездие за слабость, за глупость, за то, что они осмелились любить и надеяться.

– Никаких встреч не будет, – холодно произнесла она, глядя прямо в заплаканные глаза Эмилии. – Твоя боль – это цена, которую тебе придётся заплатить за привязанность. Она будет напоминать тебе о том, что любовь всегда оставляет шрамы.

В этот момент лодка мягко, почти бесшумно, причалила к неприветливому берегу. Здесь не было ни песчаного пляжа, ни обкатанных волнами камней – лишь вязкая грязь, пропитанная запахом разложения.

Тени мёртвых, бесплотные и безликие, стояли у самой кромки воды, терпеливо ожидая новых жертв. Их фигуры напоминали жуткие статуи, лишённые всякого подобия жизни.

– Здесь твой путь заканчивается, – произнесла перевозчица душ. – В этом месте ты будешь платить за свои ошибки… Если, конечно, сумеешь сохранить хоть что-то от себя.

Души, которые проводница привозила сюда, исчезали навсегда. Беспомощные, одинокие, словно сломанные игрушки, выброшенные за ненадобностью, они становились частью этого безжизненного пейзажа, теряя саму свою суть, растворяясь в бескрайнем мраке.

– Выходи, – сухо приказала она, и её голос прозвучал в этом мертвенном месте как похоронный звон. Здесь, на границе миров, её слово было законом, и сопротивление было бессмысленно.

Эмилия была похожа на зверя, загнанного в смертельную ловушку. Её глаза блуждали вокруг, но видели только мрак, в них застыл единственный вопрос: за что?

Она с трудом поднялась с лавки. Казалось, что её тело больше не принадлежало ей, став чужим, непослушным инструментом. Она опустила свои похолодевшие ноги на вязкую грязь. На мгновение замерла, пытаясь вдохнуть последний глоток жизни.

Эмилия выпрямилась, и, вопреки всему, подняла голову.

– Вы думаете, вы победили? – прошептала она, и в голосе впервые прозвучала не мольба, а ярость. – Вы ошибаетесь. Вы можете забрать мою жизнь, моё будущее, но не заберёте прошлого. Да, я исчезну, но исчезну, зная, что такое любовь. А вы так и останетесь здесь, в этой лодке, вечно проклиная то, чего никогда не сможете испытать. Мне вас жаль. Вы проиграли.

Она закрыла глаза. Вместо мрака и теней, перед ней возникла комната её детства. Тёплый свет от камина, потрескивание дров, мягкий ковёр под ногами… Мама читает ей сказку, а отец укрывает одеялом. На мгновение боль отступила, и она снова почувствовала себя в безопасности

Затем девушка, словно идя на казнь, сделала свой первый шаг к тому, что здесь называют концом.

Эта сцена – последняя, трагическая глава её истории.

Лодка, словно повинуясь невидимой команде, медленно отчалила от берега. Не оборачиваясь, проводница душ, покидала этот мрачное место. Она знала, что больше никогда не увидит Эмилию, никогда больше не услышит её голоса.

Глава 3

В душе перевозчицы душ царила ледяная тишина. Над ней, казалось, ничто не было властно. Ни людские законы, ни мольбы о прощении, ни даже сама смерть.

Время, которое для живых неумолимо бежало вперёд, оставляя за собой шрамы прожитых лет, здесь замерло в ожидании.

На берегу начали проступать чьи-то очертания. Сначала невнятные, а потом всё более отчётливые. Там стоял ребёнок. Хрупкий мальчик, не старше семи лет, был бледным, худым, со слабым румянцем, проступающим сквозь истончившуюся кожу. Особенно выделялись в нём глаза – огромные, зелёные, точь-в-точь как её собственные, цвета изумруда. В них застыла недетская мудрость и грусть. Ей вдруг показалось, что она где-то видела его раньше. Знакомое лицо, но откуда?

Она попыталась отмахнуться от этой мысли, но безуспешно. Образ мальчика крепко засел в её сознании. Это невозможно. Она ушла из мира живых десятки лет назад. Ничто не связывало её с этим эфемерным созданием.

– Мамочка? – радостно произнёс мальчик, и его слова дрожью пробежали по холодной пустоте внутри неё. – Ты что, теперь со мной в Раю?

– Я не твоя мама, мальчик, – сухо отрезала она, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо и бесстрастно. – Пойдём со мной.

– Ты отвезёшь меня в Рай? – спросил мальчик, и его глаза, до этого полные усталости, внезапно засияли ярким, светом. – Там ведь всегда лето, да? Мне можно будет бегать босиком по траве? А купаться в речке можно будет?

В его мягком и тёплом, похожем на прикосновение солнечного луча, голосе звучала надежда, искренняя вера в чудо. В нём не было страха, ни тени сомнения, лишь предвкушение счастья и долгожданного покоя, будто он долгие годы томился в заточении и вот-вот обретёт свободу. Бегать босиком по траве… Простое детское желание, казавшееся кощунственным в этом мрачном месте. Она знала, что никакая трава не растет в том мире, куда ему суждено отправиться, что никакого лета там не бывает.