Кроссовки для Золушки. Рассказы и рассказки

© Алина Загорская, 2019

ISBN 978-5-4493-5227-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сорок бочек мерзавцев

Почему я решила написать про Ленку? Сама не знаю. Но не потому, что думаю о ней день и ночь и уж конечно не для самовыражения.

Если мне захочется выразить себя, то я пойду и налеплю вареников с картошкой, а убивать время лучше всего перед телевизором – так, по крайней мере, я думаю сегодня.

Чувство долга – вот что наверное взяло меня за шиворот и подтянуло к компьютеру. Потому что быть знакомой с Ленкой и не написать о ней – это попросту подлость, а я женщина порядочная, подлости делаю редко и без всякого удовольствия.

Но я не о себе, я о Ленке. Чтобы ее представить, смешайте мысленно леди Макбет, короля Лира и королеву бензоколонки, а получившуюся смесь поселите на улице Строителей. Ну как, представили? Если нет, могу добавить, что о мужчинах она говорит много и с энтузиазмом, а результат этого энтузиазма довольно скромный: парное катание в одиночку – так я называю этот вид любви.

Впрочем, наблюдать его пришлось недолго – всего один семестр. Ко второму Ленка с однокашников переключилась на посторонних мужчин – их я не видела никогда, но много слышала. А еще у Ленки был законный муж, предмет ее гордости поначалу и фантастическая скотина, как выяснилось чуть позже.

Правда, когда они с Ленкой расстались, к его моральному облику прибавилось еще несколько черт – честный, щедрый, суперсексуальный. Но термин не пропал зря – фантастическими скотами оказывались один за другим все ее последующие любовники, которых она называла коротко и энергично – е… ри.

Эти самые е… ри отравляли ее существование кто как умел – начиная с тех, кто не звонил после первой ночи, и кончая теми, кто звонил ночь напролет, чтобы обозвать ее нехорошим словом. Кроме того, они выбивали ей окна, двери и зубы, а вдобавок еще и бросали.

Так я на ленкином опыте убеждалась, что устройство личной жизни – это спорт смелых и подходящее место для подвига, а потому старалась держаться от этого места подальше. Но по телефону мы вместе кипели праведным гневом и на мелочи типа работы и хозяйства времени не тратили. Мы разрабатывали тактику и стратегию борьбы за счастье.

Например, после любви, по ленкиному оригинальному рецепту, следовало тут же бежать на кухню – курить и читать газету. Зачем? Чтобы продемонстрировать очередному мерзавцу свою полную от него независимость – неужели не понятно?

А потом Ленка достигла творческой зрелости – ее страдания сгруппировались вокруг одного-единственного типа с диковатой фамилией Спунцель.

Этот Спунцель был всем гадам гад. Он жрал специально для него приготовленные отбивные и студни (по телефону Ленка описывала мне процесс приготовления: надо варить свиные ноги двенадцать часов, потом добавить к ним куриные и луковую шелуху для цвета), после чего попрекал отсутствием девственности и выгонял на улицу в мороз.

Обычно это случалось ночью, и Ленка каждый раз звонила и сообщала, что стоит одной ногой на подоконнике – вот только договорит и камнем вниз. Словом, это была большая любовь.

Тем не менее, того, что случилось дальше, лично я никак не ожидала. Спунцель сделал Ленке предложение. Самое настоящее – руки и сердца. Он ел сухую колбасу, а когда прожевал, спросил: пойдешь за меня замуж? Обещаю тебя больше не бить!

Ленка рассказывала об этом плача от счастья, и, выразив нечто среднее между восхищением и возмущением (а что бы интересно предпочли вы?), я решила: если и неправда, то хорошо придумано, у нас в редакции не каждый так сможет.

И Ленка вышла замуж. Но не за Спунцеля, а за молодого человека, с которым познакомилась в ЗАГСе, подавая заявление. Вся процедура заняла три дня, после чего моя подруга с головой ушла в долгожданное личное счастье.

Хотите – верьте, хотите – нет, но этот молодой человек оказался хорошим человеком. Я его, правда, тоже не видела, но Ленка мне подробно описала. Он спокойный, веселый и предприимчивый. Не бедный. Любит готовить, а Ленка – нет, еще одна новость. И он совсем не урод.

А обманутый Спунцель понял, наконец, какое сокровище потерял. Он плачет, грозит, умоляет вернуться, звонит по телефону и в дверь – и поднимает ленкины акции на недосягаемую высоту. А вы говорите, чудес не бывает. Смотря с кем – вот что я вам на это отвечу.

После этого Ленка долго не звонила. Что, в общем-то, логично – радости на всех не напасешься, в отличие от горя. Но через полгода вновь раздался ночной звонок, и Ленка орала словно в добрые, старые, незамужние времена: «Эта сволочь такая скотина – ну просто фантастическая! Выбирай, говорю ему – или между нами все кончено!!!»

И я ей как всегда посочувствовала:

– Все они мерзавцы, когда дело доходит до нас.

Повисла пауза.

– Ты что, с ума сошла?! – спросила Ленка, не снижая градуса. – Я же не о нем, а о ней…

Оказывается, у ее нового мужа есть мать.

Версаль

Лежу. Смотрю в потолок. В энный раз пытаюсь понять: отчего же я все-таки одна? Наверное, я слишком хороша для этой жизни.

Представляете, стоит за околицей на пригорке небольшой такой Версаль. Стоит, двери нараспашку – я жду вас, друзья, я весь ваш! Пейзане продолжают сосредоточенно латать заборы и белить хаты.

Но вот кое-кто, набравшись смелости, приближается ко дворцу и, оглядевшись на всякий случай, бочком входит внутрь.

Версаль счастлив: наконец-то дождался своего часа – его оценят, его заселят!

– Ничего квартирка, площадь хорошая. Туалет, ванна – так. А где антресоли, консервацию куда ставить?

– Я не знаю, но места много, что-нибудь придумаем – оправдывается Версаль. – Смотрите, какие клумбы, и какой закат!

– Не-е, то не годыться. Ни сарая, ни погреба… А я у себя в огороде уже и скважину пробил, и мотор поставил. И вообще, шо то за хата – ни забора, ни собаки. Зашел, посрал… Нэ трэба!

Исчадье ада

Бабушка Нина была из тех глубоко больных женщин, которые благополучно эксплуатируют все, что движется, «ад меа вэ эсрим»¹, а на вскрытии приятно удивляют патологоанатомов.

«Интеллигентная дама, – говорили о ней косметички и педикюрши. – Меньше пятерки не оставляет».

Как бы вам ее описать… Есть люди-алкоголики, есть наркоманы, а бабушка подсела на скандалы. Довести до белого каления, до истерики и битья головой об стену было ее единственным развлечением. Она не пела, не играла на фортепьяно и не разгадывала кроссворды. Не вышивала крестиком. Не готовила вкусные блюда. Она убивала словом.

Слова бывали разные. Например, такие: «Когда я умру, тебя никто на порог не пустит. Тебя будут гнать отовсюду и бить смертным боем, как собаку». И такие: " Люди любят меня за то, что я люблю людей». И еще такие: «Лю-у-у-уди, сосе-е-е-еди – на по-о-омощь!»

И люди прибегали и приводили милицию. Но бабушку они не заставали – она тихо трусила в свою комнату и запирала дверь на замок. Вся радость общения доставалась нам с дедом.

Бабка гордилась своим умным мужем на вынос. А дома открыто презирала и заставляла выполнять самую грязную работу – избивать ребенка, к примеру. Но дед был совершенно не приспособлен к таким подвигам – бабушке приходилось вмешиваться и наказывать меня собственноручно.

Бабку с дедом свел его отец – очень уважаемый в Екатеринославе человек. Харизма Якова Бенционовича, мудреца и учителя, седобородого красавца, была так велика, что женщины и девушки влюблялись до самой его смерти.

Бабушка Нина, которую тогда звали Нехамой, приехала из провинциального Чернигова и поступила в университет. Была ли она красивой, по фотографии определить трудно. В любом случае современным канонам ее внешность явно не соответствовала. И я не возьмусь судить, родилась ли она той, кого я знала – или исчадьем ада сделала ее жизнь.

Бабушка была спортсменкой – бегуньей и прыгуньей. В конце двадцатых спортивное общество «Маккаби», где она состояла, назвали сионистским врагом, и бабка угодила за решетку. Именно там она и встретила своего будущего свекра: Яков Бенционович, первый чемпион Екатеринослава по шахматам, сидел в той же камере.

О том, что происходило в тюрьме, я не имею ни малейшего представления: было ли это многолюдное помещение или они там находились вдвоем, как долго это продолжалось, какие отношения между ними сложились…

Думаю, она влюбилась в Якова Бенционовича – как и множество юных дев нашего города. А он… Он решил, что барышня с таким властным характером – это ровно то, что нужно его младшему сыну, застенчивому юноше с глазами пойманной птицы и ярко выраженной склонностью к философии.

Так девушка из местечка попала в семью любимого мужчины – на правах невестки.

Про жену Якова Бенционовича я знаю немного: ее звали Рахель, и она не умела ни читать, ни писать. Бабку мою, которая к тому времени из Нехамы превратилась в Нину, Рахель очень сильно не любила. В 1941-м, когда перед ней стоял выбор, ехать с невесткой в эвакуацию или же остаться под немцами, она выбрала второе.

Прабабушку Рахель расстреляли в Красноповстанческой балке, где находится сегодня Ботанический сад – вместе с одиннадцатью тысячами других евреев.

Дед в это время был на фронте. Он ушел добровольцем и в 1942 году вступил в партию. Не из любви к коммунистам, а чтобы выжила семья: у жены и детей беспартийного шансов было значительно меньше. По крайней мере, он так думал.

На войне дед встретил русскую девушку по имени Маша и захотел с ней остаться. Но жена узнала об этом, подняла на ноги все военное командование – и деду пришлось вернуться. Процесс превращения в зомби был завершен.

Бабка обожала болеть. Она лежала, закатив глаза, и стонала: «Ы-ых, как мне дурно, как мне дурно!» Иногда выходила из образа: «Федя, ты колонку выключил?» – Получив положительный ответ, откидывалась удовлетворенная на подушки и продолжала: «Ы-ых, как мне дурно!»

Бабушка Нина умерла в 85 лет от перелома шейки бедра. Вскрытие показало, что она была совершенно здорова. Сказать, что я ее не любила – значит, ничего не сказать.

Про любовь

Жила-была ракушка. Обычная такая, сверху черная и потрепанная, внутри – белая и блестящая. Она лежала на берегу, любовалась морскими закатами и уверяла подруг, что этого довольно для счастья.

А потом подул южный ветер, поднял песок, и одна маленькая, но очень славная песчинка залетела внутрь ракушки.

Створки мгновенно захлопнулись, и на нее обрушились потоки перламутра, накопленного за годы одиночества – процесс превращения песка в жемчуг шел полным ходом.

Что вам еще сказать…

Жемчужина развивается нормально и уже вымахала в упитанного подростка. Но что будет с ней дальше – я не знаю.

Информация, как говорят люди моей профессии, уточняется.