Регресс

– Кто я? Что вы со мной делаете? Я этого так не оставлю, Закхер, слышите! Все ваши бесчинства я зафиксирую в Системе, – пользуясь тем, что наконец-то могу говорить, принялся кричать я.

Слова, мощным потоком вылетали из меня.

– Ну, ну, расквакался. Ну, поквакай, поквакай, – снисходительно принялся приговаривать Закхер.

Поквакай! Он что не разбирает моих слов?

Я был взбешён. Закхер игнорировал все мои попытки достучаться до него или же нет?.. Я попытался снова сказать что-нибудь. Собственная речь казалось мне привычной и понятной, но почему Закхер отказывался понимать меня? А может то, что я произношу членораздельные звуки, мне только казалось? Или же Закхер, всё-таки нарочно делал вид, что не понимает моих слов?..

Ответы на свои вопросы я получил неожиданно, когда Закхер, покрутив перед своим носом, осторожно опустил меня. Я оказался в небольшом вольере. Тут, подобно мне, поджав под себя длинные лапы, сидело несколько жаб. Я закричал профессору: «Убери меня отсюда!», но лягушки своим кваканьем заглушили мой голос. Собственная речь… Она казалось мне вполне понятной, жалкие же звуки, издаваемые моими нынешними соседями, доказывали, что среди них только я человек. Говорить они не умели, слов не знали. Лягушки меня обступили. Они явно хотели мне что-то сказать. Подружиться?.. Кем стал я? Одинокая муха пролетела над моей головой, длинным языком я тут же положил её в рот. Я был поражён. Это были автоматические, неконтролируемые движения. Жабы рядом обиженно смотрели на меня. Жалуясь друг другу из-за отнятой мною добычи, они подняли шум. Их галдёж прекратился только после того, как огромная рука Закхера запустила к нам новый корм.

Букашки кружились по вольеру, бились о стенки. Подозревал ли кто-то из них, что обречён?

Видел ли кто-нибудь узкую щель между рамой и сеткой? Через неё ведь можно было улететь.

Неуклюжа прыгая на своих длинных лапах я, вместе со всеми, лакомился разлетевшимися по вольеру насекомыми. Неведомым образом осязаемые мною задолго до своего приближения, они ловко захватывались моим вышедшим из-под контроля языком. Я ел. Я хотел остановиться, прекратить этот омерзительный процесс, но всё моё существо повиновалось уже иным, неподвластным мне инстинктам.

Нынешнее тело полностью определяло моё поведение. Это был регресс. Он был уже необратим.

Подобно остальным жабам я сидел сейчас на пузе, довольно вторя всеобщему кваканью, как вдруг почувствовал, что со мной что-то стало происходить. Тело моё резко уменьшалось в размерах, ноги укоротились, по бокам, сквозь отвердевшую кожу прорезалась пара новых ног. Глаза стали огромными, они буквально заполнили собою всё моё лицо. Моё зрение стало настолько острым, что я различал теперь любую, даже самую ничтожную деталь. С удивлением я рассматривал сейчас материал сетки вольера, царапинки на его металлическом каркасе, пылинки в воздухе вокруг…

А тем временем что-то неимоверно громадное, скользкое подбиралось ко мне. Невообразимая зелёная масса накатывалась сверху. Эта живая, пульсирующая глыба готова была раздавить меня, я не выдержал и взмыл ввысь. У меня теперь были крылья. Быстрый старт, неожиданный взлёт. Мерзкая зелёная куча, чуть было не придавившая меня, осталась далеко позади. Она оказалось одной из тех самых жаб, которые совсем недавно были моими соседями. Рассекая воздух, я нёсся вперёд. С лёгкостью прошмыгнув в примеченную ранее щель, я вырвался на свободу. Подо мной осталось душное пространство, вольер, разинувший рот Закхер. Фантастика! Это был мой первый, никем не контролируемый полет. Впервые я сам по себе двигался в воздухе. Свобода! Безрассудный опыт Закхера подарил мне нечто – свободу! Мне казалось, что теперь мне принадлежит весь мир… Никакие запреты, никакие законы больше не имели надо мной власти. В любой момент, взмахнув крыльями, я мог просто улететь. Я мог покинуть то место, где мне не нравилось и направиться туда, где, возможно, обитало счастье. Сев на плечо Закхеру, я принялся размышлять. Сейчас я был размером не больше обычной мухи, одной из тех, которых Закхер, заперев в банке, пускал потом на корм, однако мой разум вопреки всему был прежним. Я помнил закон Мелинга, формулу Больмаца и «e = mc в квадрате». Все мои знания оставались при мне…

Без труда спустившись по руке Закхера, я, задержавшись, повис. На рукаве было пятно, которое меня заинтересовало. Вещество, из которого оно состояло, показалось мне съедобным. Я принялся есть. Почему я это делал? Откуда знал, что это пригодно в пищу? Видимо так работали теперь мои органы чувств.

Насытившись, я снова полетел. Ловко перебирая своими крыльями в воздухе, я поднялся вверх. Понимая, что превратился в насекомое, я пытался угадать, кем именно являюсь теперь – пчела, муха, жук? Наслаждаясь чувством собственной нежданной свободы, я подумал, что хорошо бы всегда вот так, лишившись всяких забот, жить в теле того, кому обеспечена еда, не требуется кров. Зачем трудиться, зачем что-то изобретать, если всё так просто? Для чего работа, семья, друзья? Чистая свобода, без ограничений, без обязательств, вырисовывалась мне в будущем, как вдруг всё потемнело вокруг. Я принялся метаться из стороны в сторону, но натыкался только лишь на сдавившие меня стены. А уже через минуту я со всей силы ударился об пол. Это Закхер, он поймал меня. Не понимаю как, но я совершенно не почувствовал его приближения. Органы чувств подвели меня, Закхер был слишком велик. И что теперь будет? А, может быть, Закхер не знает, что это я? Закружившись, я принялся, что есть силы, биться о стены, однако привлечь внимание профессора к себе мне так и не удалось. Так быстро и бесславно закончилась нежданно свалившаяся на меня свобода. Я был пойман, а новое тело не уберегло меня. Я отчётливо видел мелкое, но не замечал большого.

«Как же мы мало знаем о тех, кто меньше нас. Все наши догадки, предположения – ничто, по сравнению с экспериментом, позволяющим реально оказаться в чужой шкуре», – думал я.

Я засыпал. Эксперимент Закхера всё больше убеждал меня в наличии у каждого животного организма души. Её проявления ограничивали только лишь возможности данного ей на текущий момент тела.

Когда я проснулся, то сразу почувствовал, что нахожусь где-то в другой среде. Мои бока соприкасались с тем, что можно было бы назвать… водой. Погруженный в прозрачную жидкость, я плавно парил. Тягучая невесомость держала моё тело. Я понял, что экспериментам Закхера не будет конца. Каждый день он проделывал со мной таинственный фокус, результатом которого становился всё больший и больший мой регресс. Вот и сейчас, я совершенно не чувствовал своих конечностей, не ощущал ни рук, ни ног. Зрение моё окончательно исказилось. Я даже не был уверен в том, что вижу теперь именно глазами. Мне казалось, их заменили собой какие-то иные органы чувств. Мир сомкнулся вокруг меня, неведомым мне образом пространство превратилось в единый водяной шар. Я захотел сдвинуться с места, и о чудо! Шар, перекатываясь, сам понёс меня. Я поплыл. Мне открывались всё новые и новые горизонты. По моим ощущениям я видел не дальше полуметра, однако в пределах этого расстояния я всё прекрасно различал. Мне стали видимы движения водных потоков, заключённые в них примеси… Я ничего не понимал. Я вроде бы не шевелился и тем не мене скользил вперёд.

Ничто не подсказывало мне, кем я стал. Прозрачный шар, перекатываясь, нёс меня, как вдруг впереди замаячил человеческий глаз. Огромный, размером с меня самого, он неожиданно моргнул, исчез, снова возник. Я повернулся, ещё один глаз смотрел на меня с другой стороны. Я услышал странный звук. Непонятные громовые раскаты сотрясали мой водный мир. Я отплыл назад, людские глаза исчезли из вида, звуки же повторялись вновь и вновь. Они заставляли всё моё тело вибрировать. Накатывающиеся потоки жидкости доносили до меня звук. Это разговаривали люди, они смотрели на меня. Заключённый сейчас в водную сферу, я безумно завидовал им… Они даже не представляли, каким богатством обладают. Их тела… Многое я бы сейчас отдал за то, чтобы стать таким. Они были идеальны, верх творения природы. В таких телах можно было полноценно жить. Передвигаться, общаться… Их зрение, слух… Всё было совершенным. Я же был обречён. Ничто не поможет мне доказать окружающим, что я тоже человек.

Я сник. Стало грустно. Хотелось заплакать, закричать. Час за часом я терял своё сходство с людьми и становился тем, кто, обладая человеческим разумом, не имеет возможности реализовать его потенциал. Моя душа… Теперь я знал, что она существует. Я плавал сейчас, плыл в водной среде, помня своё прошлое, надеясь на лучшее будущее и ощущая себя тем, кем уже не являлся. Я был новым существом, а там, за тонкой невидимой гранью находились те, кто имел облик людей.

Но Закхер?.. Как он посмел меня кому-то показать?

Раздался стук. Вода вокруг меня завибрировала, меня сдавило волнами. Кто-то тряс меня. Я был для этого некто дешёвым лабораторным питомцем. Так вот каково быть таким… От меня добивались реакции, меня же болтало назад-вперёд. Меня мутило… Кем же все-таки стал я? Предупредил ли Закхер этих людей снаружи, что я человек?..

Когда вибрации прекратились, я почувствовал, что со мной начались очередные превращения. Я, на глазах у прочих, становился кем-то другим. Моё тело вытягивалось, в глазах темнело, а вода… Попадая мне в рот, она стала вызывать резкие приступы удушья. Я услышал крик Закхера, потом всплеск…

Когда я очнулся, вокруг была тьма. Было ли это недостатком моего нынешнего зрения или вокруг действительно было темно? Мне казалось, что сейчас я погружен в какое-то совершенно непроницаемое для света вещество. Плотная оболочка сдавливала меня, пространство сжимало со всех сторон. Случись такое раньше, я бы испугался, сейчас же я знал, что это продолжается мой регресс. Я чувствовал, что моё тело рефлекторно сокращается. Я двигался вперёд. Вгрызаясь в окружающую меня твердь, я непрерывно пропускал через себя её частицы. Я ел. Ел то, что меня окружало, поглощал простирающееся передо мной пространство. Как и раньше, кем я стал, я определить уже не мог. Продолжающийся регресс порождал всё большую ограниченность чувств. Я уже не мог опираться на них.

Я не в силах был распознать ни звуков, ни цвета. Что будет со мной? Я лишался последних возможностей взаимодействия с этим миром.

Кто мне поможет? Чем закончится эксперимент?

Мне казалось, я уже не способен ничего осязать. Я был обречён. И тут случилось нечто – я очень явно почувствовал, как кто-то приближается ко мне. Некто, подобный мне самому, появился где-то рядом. Сначала он просто возник, затем стал двигаться параллельно мне, потом дотронулся до меня и наконец обнял. Всё остальное превратилось для меня в совершеннейший приступ экстаза. Я был счастлив тем, что произошло. Неизвестное существо, переплетаясь со мной, двигалось, билось вокруг. Я вторил ему, его движения приводили меня в восторг. Мы стали каким-то единым целым. Но самое интересное было впереди… Под конец нашего безумия моё тело извергло из себя нечто, что, став самостоятельной частью, углубилось в окружающее пространство, отдалилось и уползло. Я остался один. Недоумевая, я размышлял над тем, что произошло. Мне чудилось, что вся моя жизнь, всё моё существование в этом мире определялись одним лишь этим моментом – тем мигом, когда подобие меня, соприкоснувшись со мной, вывернув все мои чувства наизнанку, зародит во мне нечто новое и уйдёт. Каскад нахлынувших эмоций захлестнул меня! Мой разум дал сбой. Мне виделось новые и новые картины происшедшего, каждый раз они становились всё тревожнее, всё более зловещими, наконец, потеряв сознание, я сник.

Я пришёл в себя с ощущением того, что со мной всё в совершеннейшем порядке. Чувство невероятного блаженства овладело мной. Я попытался открыть глаза, и понял, что у меня их нет, я попытался двинуть хоть одной своей конечностью и только слабый нервный импульс отозвался мне. В какое одноклеточное превратился я? Кем стал? Я уже не мог определить, какими органами, каким восприятием теперь обладаю. Казалось, все ощущения собственного тела канули в никуда. Мой организм жил теперь совершенно иной, неизведанной мною жизнью. Я не чувствовал ничего, однако наряду с этим я не испытывал физической потребности ни в чём. Я превратился в чистый разум. Никогда мои мысли не были настолько ясны. Я мог думать, размышлять, творить, а моё тело в то время, рефлекторно, обеспечивало меня необходимым. Не чувствуя ни голода, ни холода, ни боли, я мог полностью предаться тому занятию, о котором всегда мечтал. Я погрузился в свои раздумья. Я размышлял над монолапарными состояниями частиц, над незаконченной мной работой по квантсистентным нейронам… Теперь я понимал, что, когда мой регресс закончится, от меня не останется ни следа. Я сгину, исчезну, пропаду… Не имея возможности ничего уже изменить, я хотел в последний раз насладиться тем, что у меня ещё оставалось – собственным разумом. Я вспомнил своё прошлое, день за днём… Единственная ошибка – с Эльзой – достойна была сожаления, вся же остальная моя жизнь оставляла у меня ощущение удовлетворённости собою. Я всё привык делать быстрее прочих, лучше всех. Я так был воспитан. Лучшие оценки в школе, раньше всех окончил я университет. Науки, языки, спорт – всё давалось мне, вот только личная жизнь… Я пытался не замечать семейных проблем, бежал от них. Меня сгубило то, что я не считал поводом для раздумий. Смогу ли я когда-нибудь снова стать человеком и хоть что-нибудь изменить?

Теперь я заключён в непроницаемую оболочку какого-то нового тела. Тоска вернулась ко мне. Однако, вместе с грустью от собственного бессилия, другое какое-то странное, неведомое чувство силы собственного разума прибавлялось во мне. Полностью лишившись связи с внешним миром, мой мозг мог теперь беспрепятственно работать. Замкнувшись в самом себе, я практически сразу же решил ту проблему гетеронозных полей, над которой бился вот уже несколько лет. Через какое-то время мне в голову пришла совершенно революционная для нашего времени идея о синхронизации ситропных гистезисонных орбит. Конечно, всё это ещё нуждалось в детальной проработке, но сами эти идеи… Казалось, моим научным открытиям не будет конца. Они просто атаковали мою голову. За считанные секунды я понял, как решить задачу постмолекулярных таблод и понял, почему раньше мне не удавалось рассчитать синематические траектории схи-элементов. Энергия чистого разума бурлила во мне. Но кому нужны были мои открытия теперь, когда нет возможности поведать о них окружающему миру? Для чего мне осознание того, что у меня незаурядный ум, если по внешнему виду я уже давно не человек?..

И тут я понял, что самым разумным будет сейчас направить высвободившуюся силу разума не на решение научных задач, а поиск путей выхода из той ситуации, в которую я попал. Я принялся думать. Прежде всего, я попытался разобраться в том, кем же я стал. Что я знал о липотронных ксинидах? Да практически ничего. Структуры, способные изменять строение органической материи. Почему я решил, что эксперимент Закхера будет направлен на то, чтобы с их помощью изменить мою внешность? У такого учёного, каким был этот чокнутый профессор, подобный эксперимент интереса бы не вызвал. Нет, изменение внешности – это побочный эффект. Закхеру важно было узнать что-то другое… Часы, закон Мелинга, формула Больмаца… Для чего Закхер попросил их вспоминать? Не для того ли, чтобы проследить состояние моего разума в разные моменты времени? Значит, он сознательно хотел погружать меня в определённые неведомые мне состояния. Очистка в начале эксперимента моего ума, затем игра света… Теперь я начал понимать. Закхер научился воздействовать на системы липотронных ксинидов, программируя их воздействие на живой организм. Он сделал эти структуры управляемыми и направил на то… Сначала Закхер сделал из меня пса. Все мои повадки, мой облик в то время однозначно свидетельствовали об этом. Моё мироощущение тогда вполне соответствовала представлениям людей о восприятии мира собаками. Кем стал я потом? Главным ключиком для ответа на этот вопрос был мой значительно уменьшившийся размер. Поразмыслив, вспомнив всё, что чувствовал тогда, я понял, кем был. В тот момент я стал кем-то из рептилий. Скорее всего, некой ящерицей. Было, правда, в моём восприятии на тот момент нечто, что не вписывалось в современные знания об этих созданиях. Но так ли уж верно могли мы о них судить? Насколько хорошо изучили эти существа? Настолько, насколько смогли они себя проявить.

Затем меня приняли за своего зелёные жабы, потом я, ещё сильнее уменьшившись в размерах, полетел… Я понял, Закхер гнал меня вниз по эволюционной цепочке. Правильно я предположил ещё в начале, это был регресс. По классической теории Дарвина, только наоборот, я последовательно лишался присущих моему классу характеристик и опускался вниз. Тем, что не вписывалось ни в одно из существующих на сегодняшний день учений, тем, что опровергало каждую из разработанных современными учёными схем, было то, что мой разум во время всех моих превращений оставался неизменным. Это было фантастикой! Я помнил закон Мелинга, формулу Больмаца и сейчас, по всей вероятности, являясь самым примитивным организмом, я мыслил даже лучше, чем любой человек. Вот оно! Вот что должен был доказать эксперимент Закхера! Он готов был потратить массу времени, уничтожить множество подопытных, чтобы доказать всего лишь одно – состояние разума неизменно и не зависит от степени сложности структуры живого организма. Нельзя судить о разуме по внешним признакам его проявления, не принимая во внимание возможностей заключающего его тела. Я стал простейшим организмом, Закхер мог бы без труда уничтожить, раздавить меня, однако, сейчас мой ум мог заменить целый коллектив. Боже мой! Ведь это значит, что мы совершенно не представляем, кто находится рядом с нами. Новый Больмац, новый Эйнштейн… Все эти виды и подвиды живых существ… Возможно, они столь же развиты и умны, как я сейчас… Природа, по какой-то нелепой причине, отняв у них возможность самовыражения, заключила их в более примитивные тела. Боже мой!.. Душа, разум – все это физически существовало! Но где? Как? Похоже, развитый мозг нужен был только лишь для управления более развитым, а, следовательно, более сложным телом. Боже мой! Мы всё представляли себе совсем не так…

Я понял, выбраться из своего теперешнего состояния своими силами мне не удастся, природа жестоко ограничивала сейчас меня, однако передо мной забрезжил слабый огонёк надежды. Закхер… Он не зря выбрал меня для своего опыта, не случайно так долго искал интеллектуала из Аптауна, он хотел знать изнутри, что творилось со мной. Ему нужен был мой отчёт, но для этого он должен будет возвратить мне прежнее тело.

Я засыпал спокойно, я был уверен, Закхер вернёт меня…

Открыв после отдыха глаза, я поплыл. Вода плотной средой, как и прежде, окружила меня, а впереди, за стеклом, маячил любопытный глаз Закхера. Я ликовал! Это было возвращение. Мои догадки, мои предположения оказались верны. Мой регресс был окончен, я перешёл в то состояние, в котором уже бывал раньше. Размашистые раскаты волн донесли до меня радостный возглас профессора. Он что-то говорил. Рассказывал ли Закхер что-то, давал ли мне инструкции, разобрать я не мог. Но то, что теперь я хоть как-то воспринимал звук, было для меня несказанным счастьем. Я не знал, на какой ступени эволюции остановлюсь, кем стану в конце своего пути, но мой регресс был окончен, я не сгинул, не исчез, не погиб.

Я не сомневался в том, что сейчас я рыба. Закхер, не забывая о моих потребностях, принялся кормить меня. Уже в тот момент, когда плоские съестные хлопья коснулись поверхности воды, я почувствовал их вкус. Это было невероятно! Вся оболочка моего нынешнего тела, оказывается, была способна улавливать то, для чего людям был отведён только лишь язык. Теперь же вода за считанные секунды доносила до моей чешуи «запах» любой пригодной для еды пищи. Чётко осознавая, где находиться пропитание, я ринулся наверх. Заглатывая корм, я восторгался едой. Это тело, как никакое другое, позволяло невероятно остро чувствовать вкус. Без всякого приготовления, без каких-либо кулинарных изысков любое вещество, принятое моим телом за пищу, дарило невиданное блаженство. Я не мог остановиться…

Я понял, тело любого организма, любого существа, наряду с ограниченностью одних ощущений, способно было дарить новые. Надо было только найти их, отыскать! Всё было неслучайно! Каждая живая душа достойна была счастья! И как же приятно было сейчас плыть вот так, в плотной воде, обдаваемым её потоками и улавливать вкус. Я чувствовал еду вокруг. Обед в дорогом ресторане я, не задумываясь, променял бы сейчас на ещё один такой заплыв. Зачем быть человеком, если в теле рыбы получаешь большее удовольствие от пищи, в теле собаки – от секса?..

А между тем мои превращения продолжались. Казалось, им не будет конца. Моя эволюция происходила намного быстрее регресса. Те состояния, на прохождение которых раньше у меня уходили часы, теперь, как мне казалось, я преодолевал за минуты.

По-прежнему находясь в воде, жадно впитывая жабрами содержащийся в ней воздух, я чувствовал, что плыть становится всё тяжелей. Все медленнее становились мои движения. Всё труднее было преодолеть путь. Наконец, не в силах больше грести, я остановился. Неведомая сила подняла меня, я всплыл.

Когда подхваченный горячей рукой Закхера я снова оказался в знакомом мне вольере, меня, как и прежде, окружили несколько пучеглазых жаб. Надув шеи, каждая из них приветствовала меня своим булькающим кваканьем. Повинуясь инстинкту, я издал похожий звук в ответ.

Вольер стоял в какой-то комнате. Насколько я мог различить, это уже был не тот стеклянный бокс, в котором начался наш эксперимент. Голосовые вибрации птиц, колебания воздуха, доносившие до меня чьи-то чужие движения и порывы… Я был в домашнем зверинце профессора. Здесь, вероятно, он собрал животных, над которыми проводил свои опыты. Беспокойно вели они себя в своих клетках, заставляя меня снова и снова задавать себе один и тот же вопрос. Кто они? Животные изначально или же люди? Такие же как я, заключённые в непривычные для них тела? Неудачливые подопытные Закхера? Ждёт ли и меня подобная участь?

Заморгав глазами, жабы запрыгали от меня врассыпную, когда я, расправив крылья, взмыл вверх. За доли секунды я стал кем-то иным. Я вырвался из вольера. С рёвом пронёсся я перед носами прочих животных в клетках, покружил перед ними, потом снова взмыл. Я знал, что сейчас никто из них не способен остановить меня. Чувство безграничной свободы вернулось ко мне. Я летал, летел, летел… Как вдруг новое, подобное мне насекомое, возникло передо мной. Это была муха, обыкновенная муха, которая показалась мне невероятно родной. Что это было? Неописуемое чувство радости вспыхнуло во мне. Приступы небывалого счастья порождало приближение ко мне этого существа. Это насекомое заставляло меня трепетать. Новые ощущения бурлили внутри. С жадностью ловил я оставленный в воздухе этим насекомым след. Кто это был? Тоже человек?.. Почему так тянуло меня к нему? К ней?

Когда муха появилась передо мною снова, она притормозила, села на стену и, как мне показалось, бросила на меня игривый взгляд. Я не видел поворота её головы, движения глаз, но я точно знал, что она обратила на меня внимание. Я нравился ей. Так же, как и я, в этом я был уверен, это существо было счастливо общением со мной.

Как безумные носились мы друг за другом по комнате в приступе отчаянно захлестнувшего нас блаженства. То догоняя свою любовь, то дав ей отдалиться, я настигал её вновь и вновь. В те моменты, когда мы встречались, буря восторга охватывала меня, и я, взмывал вверх. А ведь я даже не мог поговорить с этим существом… Я не знал его возраст, пол… Что же заставляло меня так сильно любить его, так жаждать его приближения. К нам присоединилась третья муха и вот уже втроём мы носились в воздухе, испытывая теперь помноженный на трое восторг. Каждое следующее похожее на меня существо приносило с собой ещё больше радости, ещё больше восхищения, счастья. Дружба ли это, любовь?.. Таким было моё нынешнее восприятие мира. Одно присутствие рядом тех насекомых, которых раньше я бы стал презирать за надоедливый шум, теперь заставляло полностью забыться. Я упивался тем фактом, что теперь я не один.

У меня захватывало дух… Тут одна из мух, потеряв всякую осторожность, приблизилась к сидевшим в вольере жабам. Я замер. Я видел, как жаба напряглась, как задрожала толстая складка её горла, как открылся рот. Я знал, что уже в следующий момент это зелёное чудовище выплюнет свой смертоносный язык. Я кинулся вперёд. Я оттолкнул муху за секунду до того, как липкая плоть, мокрым шлепком уткнулась в уже опустевшее место. Я не мог отдышаться. Мне казалось, пот градом катился с меня. Только что я спас отвратительное и в то же время такое близкое мне существо. Я впервые уберёг кого-то от смерти, сохранил жизнь…

Я был горд собой. Всё оставшееся время я уже больше не играл со всеми, не носился по комнате, не шумел. Меня распирало чувство собственной гордости, я был выше всех прочих существ. Видел ли Закхер мой подвиг, заметил ли его он? Я бы хотел, чтобы его камеры зафиксировали тот момент, когда я, забыв о собственной безопасности, бросился спасать другое существо. На такое способен далеко не каждый человек…

Стадию пресмыкающихся я прошёл довольно быстро. Как мне показалось, не больше десяти минут был я тем, кто, уцепившись своими ловкими лапами за халат профессора, просидел на его руке, и вот, наконец, увеличившись в размерах, увидел я на себе долгожданную чёрную шерсть.

Мой регресс подходил к концу. Теперь я мог наконец-то разглядеть циферблат часов. Они показывали «208:54». Боже мой! Прошло уже больше восьми дней! Как же быстро они пролетели! Как скоротечное время было обманчиво! Мне казалось, наш эксперимент длиться дня три, не больше. А тут почти девять дней…

Майк уже наверно беспокоится. Мой отпуск скоро подойдёт концу. Пора бы доктору вернуть мне мой прежний вид. Но профессор, похоже, не спешил. Снова начались таблички, кубики, краски. Закхер заново изучал меня, моё поведение, реакции. Этому не было конца. Я терпел всё. Буду ли я позже ругать Закхера за те мучения, которые из-за него пережил или же буду благодарить? Я знал только одно: этот эксперимент – сенсация. Такой материал можно будет опубликовать в научных журналах, по нему можно будет написать объёмный труд. Революция в биологии – вот чем это станет. Засыпал я в радужных надеждах проснуться человеком.

Когда я открыл глаза, то понял, что никаких изменений за ночь со мной не произошло. Я по-прежнему был псом. Всё та же чёрная шерсть на лапах, специфическое зрение, невысокий рост… Вошедший в комнату Закхер, принялся осматривать меня. Профессор был расстроен, растерян, разочарован. Я почувствовал, что-то пошло не так. Закхер молчал. Волнение росло во мне. Всё больше казалось мне, что эксперимент зашёл в тупик. Профессор не знал, что делать. Раз за разом включал он свои мигающие огни. То и дело, он снимал показания приборов, замерял мои параметры, менял программы, смотрел на часы. Он уходил куда-то, возвращался снова. Так продолжалось ещё три дня. Три долгих дня, в течение которых я продолжал надеяться, что Закхер сможет вернуть мне прежний вид. К концу третьего дня Закхер обратился ко мне:

– Послушайте, Александр, голубчик… Настало время потрудиться и вам. Я не могу своими силами вывести вас из того состояния, в котором вы сейчас пребываете. Я надеялся… Но мои расчёты снова не оправдались. Теперь всё зависит только от вас…

Шерсть на моей спине встала дыбом. Что он говорит? Он меня погубил.

В бешенстве стал я носиться по комнате. Я крушил аппаратуру, лаял, рычал. Молчаливо Закхер наблюдал за мной, грустно смотрел он на меня. Успокоившись, я подошёл к профессору, сел перед ним на задние лапы. Слабая надежда продолжала жить во мне. Профессор сказал, что от меня что-то зависит… Может я смогу выкарабкаться? Справлюсь сам? Но как?..

Закхер понял мой немой вопрос. Прочитал ли он его в моих глазах или же он знал, что думаю-то я как человек? Так или иначе, Закхер продолжил:

– Липотронные ксиниды, восприимчивы к электромагнитному излучению, однако сейчас находящиеся внутри вас структуры отказываются принимать посылаемые мною в виде световых пучков сигналы. Да вы и сами видите, с вами вот уже несколько дней ничего не происходит… Должен вас обнадёжить, вы первый, кому удалось вернуться обратно в такую сложноорганизованную форму, проделав обратный путь. Увы, ваши предшественники, да, да, они существовали… Все они задержались на более ранних стадиях. Вам осталось совсем немного. Нам нужно вывести находящееся в вас вещество, тогда организм, по моим расчётам, восстановится. Вы снова обретёте привычный для вас вид.

Я завыл. Только сейчас я понял, во что втянул меня профессор. Он, будучи неуверенным в успешном завершении эксперимента, загубив двадцать три человека, так и не добился положительных результатов. Он сфальсифицировал данные экспериментов, а я, наивно понадеявшись, что они проверены Системой, поверил ему. Система… Опять она подводит меня.

– Послушайте, Александр, – тряс меня Закхер. – Вы должны помочь мне, и прежде всего себе. Я не зря так долго искал вас. Все эти люди… Они были из Даунтауна, из Мидлтауна, они были глупы… Ваш разум, ваши знания, они должны сработать…

Я удивлённо уставился на Закхера, тот же явно был воодушевлён.

– Находящиеся внутри вас структуры можно вывести из организма обыкновенным химическим путём…

Я почувствовал, как напряглись мои уши. Затаив дыхание, я слушал Закхера, он должен был дать мне ключ. Когда же Закхер продолжил, я был поражён. Он говорил то, что меньше всего ожидал я услышать. Он считал меня псом.

– Вы наверно знаете, что животные способны находить себе нужное лекарство сами. Вот и я предполагаю, что ваш организм сейчас сам способен определить, что ему, так сказать, необходимо. Прислушайтесь к своему новому телу, и оно поможет вам стать человеком снова. Я предоставлю вам всё… Всё необходимое, все препараты, любые компоненты… Александр, голубчик, вы слышите меня? Вы в состоянии помочь себе сами. Только вы можете сделать это. Ваш разум, плюс новые возможности животного тела, помогут найти лекарство. Я буду во всём помогать вам, но формула… Формулы вещества, способного вывести липотронные ксиниды из организма, я не знаю… Мне не удалось найти её. Если у нас получится…