Читать книгу: «Багровые Слезы Императора», страница 2

Глава 7 Разделенное бремя

Последующие дни превратились в мрачную рутину патрулей, стычек и неустанной охоты за очагами сопротивления орков. Война с зеленокожими, хотя и приближалась к концу, все еще цеплялась за разоренный мир, словно гнойная рана. Альберт и Серафина, сведенные вместе обстоятельствами и общей угрозой, обнаружили, что сражаются бок о бок все чаще. Их скоординированные усилия, смесь прагматичной огневой дисциплины Гвардии и ревностной ярости сестёр-, оказались на удивление эффективными. Знание Альбертом местности, почерпнутое из бесчисленных патрулей, дополняло тактическую проницательность и непоколебимую решимость Серафины. Они зачищали разбомбленные жилые блоки, очищали зараженные мануфакторумы и загоняли оставшихся орков глубже в безлюдные пустоши.

В короткие затишья между боями они делились историями. Альберт рассказывал о своей семье на Терре, мире, который он едва помнил, о жизни, которая казалась далекой мечтой. Он описывал шумный город-улей, где он вырос, тесную квартиру, которую он делил с родителями и братьями и сестрами, простые радости жизни, не тронутой войной. Серафина, в свою очередь, рассказывала о своей строгой подготовке в Ордене Багровой слезы, суровой дисциплине, непоколебимой преданности Императору, постоянной борьбе за подавление всех земных желаний. Она говорила о священных клятвах, которые она принесла, о тяжести своего долга, о постоянной угрозе ереси и коррупции. С каждой общей историей, каждым взглядом в прошлое друг друга их связь крепла, первоначальное недоверие медленно растворялось в чувстве товарищества и понимания.

Однажды вечером, когда они сгрудились вокруг мерцающего огня среди руин разбомбленного собора, разговор стал более личным. Пламя отбрасывало танцующие тени на их лица, освещая истощение и оставшиеся следы страха в их глазах. Воздух, все еще густой от запаха дыма и разложения, хранил хрупкое тепло, временное облегчение от пронизывающего холода ночи планеты.

Альберт, глядя в пламя, поведал Серафине о кошмарах, которые его мучили. Он говорил о лицах своих павших товарищей, их глазах, пусто глядящих в пустоту, их телах, искривленных и сломанных. Он описывал ужасы, свидетелем которых он стал, – жестокую дикость орков, коварный шепот Хаоса, надвигающееся отчаяние, которое грозило поглотить его. Его голос, обычно грубый и уверенный, надломился от эмоций.

Серафина терпеливо слушала, ее взгляд был устремлен на лицо Альберта, ее обычный стоицизм смягчился состраданием. Не говоря ни слова, она протянула руку и легко положила свою руку ему на руку, холодный керамит ее перчатки был удивительным утешением для его кожи. В этот момент между ними возникло молчаливое понимание, общее бремя войны и потерь, которое превзошло пропасть между их фракциями, их доктринами и их совершенно разными жизнями. Мерцающий свет костра освещал не только их лица, но и зарождающуюся связь между ними, хрупкую связь, выкованную в сердце тьмы.

Глава 8 Запретный взгляд

Война продолжала бушевать, неумолимая волна насилия, которая грозила поглотить все на своем пути. Рев болтеров, визг лазганов, гортанные крики орков, умирающих и убивающих – эти звуки наполняли воздух, постоянно напоминая о мрачной реальности их существования. Но среди хаоса Альберт и Серафина находили утешение в обществе друг друга.

Украденные моменты, выхваченные между патрулями и перестрелками, стали драгоценными сокровищами. Общий взгляд через поле битвы, краткое прикосновение рук при обмене боеприпасами, шепот слова ободрения среди грохота битвы – эти маленькие жесты, когда-то незначительные, стали наполнены более глубоким смыслом. В мимолетные моменты передышки они искали друг друга, привлеченные невидимой силой, которая бросала вызов жестким доктринам Империума и ужасам, которые их окружали.

Запретная любовь начала расцветать среди руин, хрупкий цветок, растущий в тени войны. Это была любовь, рожденная не романтическими идеалами, а общими трудностями, взаимным уважением и отчаянной потребностью в человеческих связях в мире, лишенном нежности.

Серафина, закаленная годами войны и связанная ограничениями своей веры, обнаружила, что ее влечет к тихой силе и непоколебимой преданности Альберта. Она восхищалась его мужеством, его отказом поддаваться отчаянию даже перед лицом подавляющих трудностей. Она видела в нем чистоту духа, простую преданность долгу, которая резонировала с ее собственной глубоко укоренившейся верой, хотя она и выражалась в другой форме. Под его грязной внешностью и грубым поведением она чувствовала нежную душу, проблеск доброты, который согревал ее сердце в холодном, беспощадном пейзаже войны.

Альберт, в свою очередь, был пленен непоколебимой верой Серафины и яростной решимостью, которая горела под ее стоической внешностью. Он восхищался ее мужеством, ее готовностью без колебаний противостоять ужасам галактики. Он видел в ней силу, которая превосходила физическую, духовную стойкость, которая вдохновляла его. Его привлекала сила ее веры, то, как она освещала каждое ее действие, резкий контраст с прагматичным цинизмом, который стал его собственным щитом против отчаяния.

Жесткие доктрины Империума, непреклонная догма, разделявшая церковь и Гвардию, запрещали такой союз. Любовь между Сестрой битвы и гвардейцем была ересью, преступлением, караемым смертью. Но ужасы, свидетелями которых они стали вместе, общее бремя войны и потерь, постоянная угроза уничтожения, выходили за эти границы, создавая связь, которая бросала вызов логике и разуму. Их любовь, хрупкий маяк во тьме, была свидетельством несокрушимой силы человеческого духа, дерзким актом надежды в галактике, охваченной войной.

Глава 9 Нечестивые символы

Ход войны против орков начал меняться. Неумолимый WAAAGH! зеленокожих, притупленный объединенной мощью Имперской Гвардии и сестёр битвы, наконец начал отступать. Оставшиеся орки, ослабленные и деморализованные, были отброшены обратно в безлюдные пустоши, их гортанный рев сменился всхлипами разгромленных. Хрупкое чувство победы, робкое и горько-сладкое, поселилось в имперских силах. Однако под поверхностью этого зарождающегося триумфа начало гноиться новое беспокойство, ползучий страх, который говорил об ином виде угрозы.

Шепот о странных происшествиях начал циркулировать по рядам Гвардии и сестёр – приглушенные разговоры об оскверненных святынях, пропавших патрулях, тревожных открытиях среди руин. Слухи распространялись как зараза, подпитывая растущее чувство беспокойства. Символы, вырезанные на стенах разбомбленных зданий, символы, которые говорили о чем-то древнем и нечестивом. Странные, тревожные запахи, витающие в воздухе – приторная сладость неизвестных духов, медный привкус крови, смешанный с чем-то еще, чем-то тошнотворно неестественным.

Отряд Альберта наткнулся на одно из таких открытий во время обычного патрулирования руин разрушенного города. Скелетные останки зданий царапали заполненное дымом небо, их тени были длинными и искаженными в сумерках. Воздух был тяжелым от смрада разложения и сохраняющейся памяти о битве.

Спрятанная в руинах разбомбленной часовни, ее витражи были разбиты, алтарь опрокинут, они нашли коллекцию испорченных артефактов. Искривленная икона Императора, когда-то символ надежды и преданности, теперь оскверненная непристойными символами, которые говорили о запретных удовольствиях и гротескных излишествах. Чаша, сделанная из кости и инкрустированная серебром, наполненная вязкой, неестественной жидкостью, которая мерцала маслянистым, переливающимся блеском. И книга, переплетенная в содранную человеческую кожу, страницы которой были заполнены богохульными стихами, написанными на языке, который, казалось, корчился и извивался перед глазами Альберта.

Холод, холоднее, чем пронизывающий ветер, свистевший в разбитых окнах часовни, пробежал по позвоночнику Альберта. Он узнал знаки, коварные символы Искусителя, Темного Принца Удовольствия, Того-Кто-Жаждет. Он видел их раньше, нацарапанные на стенах убежища еретика во время предыдущей кампании, леденящее напоминание о коварной силе Хаоса. Он знал с тошнотворной уверенностью, что орки были не единственным врагом, с которым они столкнулись, что в тенях таилась гораздо более коварная угроза, угроза, которая терзала не плоть, а душу.

Глава 10 Тень Змея

Обнаружение оскверненных артефактов в разрушенной часовне вызвало рябь тревоги в имперском командовании. Неуверенная победа над орками, хрупкое чувство облегчения, которое воцарилось над охваченным войной миром, были разрушены. Фокус резко сместился с уменьшающейся угрозы зеленокожих на коварное присутствие культа Искусителя, гораздо более опасного врага. Шепот, который когда-то считался бреднями испуганных солдат, теперь приобрел леденящее значение. Сообщения о пропавших патрулях, оскверненных святилищах и странных, тревожных происшествиях лились в штаб-квартиру командования, рисуя мрачную картину растущего культа, действующего в тени.

Слухи об их извращенных ритуалах и ужасающих жертвоприношениях, передаваемые шепотом, достигли ушей Серафины. Рассказы о оргиастических церемониях, о невинных, принесенных в жертву Темному Принцу в обмен на запретные удовольствия и неестественные силы, наполняли ее праведной яростью. Она знала коварное прикосновение Искусителя, соблазнительные шепоты, которые могли развратить даже самую набожную душу. Мысль о том, что эта порча распространяется по рядам Империума, превращая верных Императора в слуг Принца Удовольствия, наполняла ее холодной, непоколебимой решимостью.

Она разыскала Альберта, найдя его среди руин разбомбленной рыночной площади, наблюдающего за распределением пайков среди выживших гвардейцев. Его молодое лицо, обычно отмеченное мрачной решимостью, теперь выражало глубокое беспокойство. Он поднял глаза, когда она приблизилась, его глаза встретились с ее глазами, молчаливое признание общего страха, тяжело висящего в воздухе.

«Орки – не единственный наш враг, гвардеец», – сказала она, ее голос был тихим и настойчивым, обычный металлический резонанс ее вокс-решетки сменился леденящей гравитацией. Ее силовая броня, обычно символизирующая силу и неповиновение, казалось, отражала надвигающуюся тьму.

Альберт мрачно кивнул, его взгляд был устремлен на разрушенный городской пейзаж, скелетные останки зданий – суровое напоминание о потерях войны. Он знал, что она собиралась сказать. Он видел символы, читал богохульные стихи, чувствовал холод нечестивого присутствия в разрушенной часовне.

«В тенях таится гораздо большая угроза», – продолжила Серафина, ее слова отражали невысказанный страх, охвативший их обоих. Она описала испорченные артефакты, искривленную икону Императора, чашу, наполненную неестественной жидкостью, книгу в переплете из человеческой кожи. Она говорила о символах Искусителя, шепоте растущего культа, охотящегося на слабых и уязвимых.

Альберт слушал, его собственный опыт ужасов Хаоса, леденящее воспоминание о встрече с еретической ячейкой в предыдущей кампании были свежи в его памяти. Холодный ужас, чувство надвигающейся гибели сжимали его сердце. Война против орков, жестокий, физический конфликт, который поглощал их так долго, приближался к концу. Но новый, гораздо более коварный конфликт, война за саму душу мира, должен был вот-вот начаться. Тень змеи, соблазнительный шепот Искусителя, пала на мир, отравив его заразой, гораздо более опасной, чем любой зеленокожий WAAAGH!.

Глава 11 Украденные мгновения

Надвигающаяся угроза культа Искусителя, змея, извивающаяся в тенях, бросала тень на поле битвы. Хрупкое чувство победы над орками сменилось грызущим беспокойством, всепроникающим ужасом, который просачивался в каждую трещину и щель раздираемого войной мира. Шепот о порочных ритуалах, о пропавших патрулях, о нечестивых символах, высеченных на самих камнях города, создавал атмосферу страха и подозрения. Однако, как ни парадоксально, эта общая опасность, это знание о скрытом враге сблизили Альберта и Серафину. Хрупкая связь между ними, выкованная в горниле битвы, была смягчена и укреплена надвигающейся тьмой.

Жесткие доктрины Империума, непреклонные стены, разделявшие церковь и Гвардию, казались менее непреодолимыми перед лицом этой новой угрозы. Их запретная любовь, когда-то тайна, передаваемая шепотом, стала источником силы, убежищем от ужасов, которые их окружали. Они находили утешение в украденных моментах, тайных встречах среди руин, вдали от любопытных глаз своих товарищей. Скелетные останки разбомбленных зданий, разрушенные остатки некогда яркого города стали их святилищем.

Эти встречи были наполнены смесью нежности и страха. Радость их связи, простое удовольствие от присутствия друг друга смягчались постоянной угрозой разоблачения. Каждый общий взгляд, каждое сказанное шепотом слово, каждое мимолетное прикосновение были риском, вызовом имперскому кредо, который мог стоить им жизни.

В приглушенной темноте разрушенной часовни они встречались, лунный свет просачивался сквозь разбитые витражи, окрашивая сцену в эфирные оттенки. Альберт снимал шлем, открывая юношеские очертания лица, усталость, запечатлевшуюся вокруг глаз, остаточные следы страха и надежды. Серафина не снимала шлем, бесстрастная маска служила щитом от мира, но тепло ее взгляда, едва уловимое смягчение голоса выдавали эмоции, которые она скрывала от внешнего мира.

Они говорили о своих страхах, о надвигающейся тьме, о коварных шепотах Искусителя, которые грозили испортить все, что им было дорого. Они говорили о своих надеждах, о будущем после войны, о будущем, где их любовь не будет грехом, о будущем, которое с каждым днем казалось все менее вероятным. Они делились историями, не о сражениях и кровопролитии, а о тихих моментах, о простых радостях, о жизни, которую они прожили до того, как война забрала их.

В эти украденные моменты, среди руин умирающего мира, они находили хрупкий мир, временное спасение от ужасов, которые их окружали. Их любовь, запретный цветок, расцветший в тени змеи, была свидетельством непреходящей силы человеческих связей, смелым актом надежды в галактике, поглощенной тьмой.

Глава 12 Шепоты ереси

Как коварный грибок, распространяющийся по сырому подлеску гниющего леса, шепот об Альберте и Серафине начал распространяться по рядам Имперских войск. Их украденные моменты, их тайные встречи среди руин не остались незамеченными. Среди гвардейцев циркулировали слухи о близости Альберта с Сестрой битвы, встречаемые смесью недоверия, непристойных шуток и глубоко укоренившегося неодобрения. Жесткие доктрины Империума, вдалбливаемые в каждого гвардейца с рождения, запрещали такое братание. Сестра битвы была фигурой почтения, воплощением божественной воли Императора, а не объектом привязанности.

«Слышал, сержант Альберт завел себе маленькую пташку», – хихикнул один гвардеец, подталкивая товарища. «Пернатая фурия, если вы понимаете, о чем я. Один из тех святых в черном».

«Тихо, глупец», – прошипел его спутник, нервно оглядываясь через плечо. «Такие разговоры опасны. Общение с сёстрами близко к ереси. Комиссар снимет с тебя шкуру за такое богохульство».

В рядах сестёр битвы необычное поведение Серафины отмечалось с растущей обеспокоенностью. Ее рассеянный вид во время молитвенных сессий, ее частое отсутствие в священных залах монастыря, едва заметное смягчение ее обычно строгого поведения – эти изменения не ускользнули от бдительных глаз ее собратьев-Сестер. Орден Багровой слезы был известен своей строгой приверженностью Имперскому кредо, своей непоколебимой преданностью Императору, своим безжалостным подавлением всех земных желаний. Действия Серафины, какими бы тонкими они ни были, были отклонением от нормы, потенциальной трещиной в здании их веры.

Сестра Селестина, вторая по званию женщина после Серафины, суровая и беспощадная женщина с лицом, похожим на резной гранит, подошла к ней после одной из таких молитв. «Сестра Серафина», – сказала она тихим голосом, полным подозрения, – «ваша преданность, кажется… в последнее время недостаточна. Ваши мысли, кажется, отклонились от света Императора. Что вас беспокоит?»

Серафина напряглась, ее рука инстинктивно двинулась к розарию, висевшему у нее на талии. «Моя вера остается непоколебимой, сестра Селестина», – ответила она напряженным голосом, ее взгляд был устремлен на мерцающую икону Императора, украшавшую стену часовни. «Я просто… размышляю о природе нашего нынешнего врага. Коварные шепоты Искусителя представляют опасность для всех нас».

Глаза Селестины сузились, ее взгляд пронзил. Она почувствовала ложь, уклонение, тонкую дрожь страха под тщательно выстроенным фасадом Серафины. Жесткие доктрины Империума запрещали такие отношения между Сестрой Битвы и Гвардейцем. Последствия обнаружения были ужасны – отлучение, покаяние, даже смерть. Шепот ереси, словно коварные щупальца Искусителя, грозил поглотить их обоих.