Иларiя. Роман-предведение

Илария решила проверить действенность этой фразы и высказала ее муллам. И вновь успех! Муллы согласились с ней!

Раздача подарков закончилась.

– Вы покорили наших союзников, – выразил свое восхищение Иларией полковник Юзефович. Поблагодарив игумению, он откланялся.

В это время как из-под земли вырос Деревянко. Был он в сапогах, брюках-галифе и во френче цвета «хаки» с подполковничьими погонами.

– Благословите, матушка, – обратился новоиспеченный подполковник к Иларии.

Игумения благословила и перекрестила его, тут поцеловал ей руку.

– С какого времени ты – подполковник? – изумился Баранов.

– Со вчерашнего дня, – ухмыльнулся Деревянко, – я теперь начальник районного Особого отдела (контрразведка) Галиции при генерал-губернаторе графе Бобринском. Спиридович меня рекомендовал и протежировал перед Джунковским. Он же сейчас и товарищ (заместитель – А.М.) Министра внутренних дел и, одновременно, командир Особого корпуса жандармов. В это время подошел дежурный и потребовал Баранова к командиру дивизии. Здесь для уважаемых читателей необходимо немного прояснить ситуацию. Германия значительно раньше России поняла, какой большой силой является шпионаж. Она покрыла всю нашу страну сетью агентов. Ими разрушались мосты, поджигались склады, взрывались военные суда, устраивались забастовки и выпускались листовки, разлагающие армию и народ. Финал оказался трагичен. Напомню моим дорогим читателям, что Российская империя погибла, став жертвой революции, созданной немецкими агентами на германо-американские деньги. Несмотря на горький опыт русско-японской войны, наши генералы поручали разведку кавалерийским соединениям, что не давало особо важной информации. Баранов, со своей сотней дагестанцев, сам неоднократно участвовал в разведывательных рейдах в тыл врага, поэтому-то он и был откомандирован из дикой Дивизии в распоряжение Спиридовича на время визита Николая II во Львов, как имеющий навык в подобной работе. Русская контрразведка была создана только в 1911 году и пользовалась услуги услугами жандармских офицеров. Так, до назначения Деревянко, вопросами контрразведки во Львове занимался жандармский капитан Силкин.

– Шпиона по роже видать, – уверял он генерал-губернатора.

А еще кто-то рассказал ему, что германцы татуируют на ягодицах своих агентов букву «К» («Кайзер»), чтобы они после выполнения задания спокойно переходили линию фронта, к своим. Капитан Силкин поверил этому бреду и осматривал не только рожу, но и задницу. Особенно увлеченно он исследовал женщин. Через 2 недели такой напряженной работы он подхватил сифилис, запил и застрелился.

Здесь необходимо добавить, что в русской контрразведке было вначале немало людей, подобных этому капитану Силкину. Сведение личных счетов, выдумывание и раздувание дел, чтобы получить побольше денег, странные «учения» агентов, которые никогда не проводились, или только вредили делу, добывание себе орденов и чинов – вот так действовала царская контрразведка. И только через несколько лет на службу стали приходить честные, дисциплинированные, хорошо подготовленные к этой работе люди, которые окончили появившуюся уже тогда Разведшколу. Такие, как капитан (уже подполковник (!)) Деревянко. И положение постепенно стало меняться в лучшую для России сторону. Прекрасный пример – это организация визита Николая II во Львов. Во многом, благодаря Деревянко, не было ни одного выстрела, ни одного покушения, ни одного негативного выступления против Царя. Поездка прошла «без сучка, без задоринки». Именно этим объясняется то, что Спиридович рекомендовал контрразведчика к повышению.

– Ваше Высокопреподобие, – вдруг официально обратился к Иларии Деревянко, – мне необходимо с Вами переговорить.

– Не хитрите, подполковник, я же не называю Вас начальник Особого отдела. Выкладывайте сразу, что произошло?

– Сегодня утром я разговаривал по прямому проводу со своим начальством в Петербурге, с генералом Джунковским. Он передает Вам свои наилучшие пожелания и просит сообщить, что во Львове находится Ваша родная сестра.

Илария встревожилась.

– Владимир Федорович, в бытность свою московским генерал-губернатором, был добр ко мне и много раз принимал участие в нашем монастыре, – произнесла игумения, – Вы еще, вероятно, не знаете моей истории. Хотите, я кое-что расскажу Вам.

Деревянко вежливо кивнул.

(Здесь необходимо сказать, что Джуниковский Владимир Федорович, сыгравший большую роль в судьбе Иларии, был либералом в политике и придерживался довольно необычных взглядов на развитие России в ХХ веке, что было странно для чиновника высокого уровня, каким он был. Может быть, несколько объясняет его личность то, что он как потомственный дворянин, имел герб с неожиданным фамильным девизом: «Deo et proximo» – «Богу и ближнему». Может быть, именно этому девизу он и следовал. Кто знает?

В России всё – секрет, но ничего – не тайна. В народе давно поговаривали, что Джунковский не равнодушен к революционерам. Это еще мягко сказано. Так, 12 января 1905 года капитан Джунковский назначается адъютантом Великого князя Сергея Александровича, тогдашнего генерал-губернатора Москвы. 4 февраля 1905 года Великий князь Сергей Александрович был разорван на клочки бомбой, брошенной террористом. Поговаривали, что маршрут следования кареты за 15 минут до выезда изменил адъютант Джунковский, но доказать ничего не удалось, так как начальник охраны Великого князя ехал с ним в одной карете и был также убит на месте.

По утверждению В.Н.Воейкова, вскоре после манифеста 17-го октября 1905 года Джунковский в Москве «оказался среди бунтарей, направлявшихся к тюрьме для освобождения политических заключенных, но воздержался от донесения начальству о своей „прогулке“, которая не послужила для него препятствием в дальнейшей успешной карьере».

Нина Берберова утверждала, что Джунковский – масон, однако более или менее точно известно, что он являлся кавалером высшего масонского ордена «Рыцарский военный крест» (последним из россиян, получивших эту награду 5 июля 2010 года был Шойгу С. К., который стал официальным масонским рыцарем Суверенного военного ордена Мальты и был награжден «Рыцарским военным крестом»).

А. П. Мартынов писал о Джунковском: «Связи у него в „сферах“ были громадные, и он легко и бестрепетно всходил все на высшие ступени административной лестницы…»

Будучи командующим Отдельного корпуса жандармов, запретил вербовать агентов среди учащихся школ и средних учебных заведений, а также уволил большое количество запятнавших себя жандармских офицеров, чем нажил себе много врагов.

Непримиримый противник Григория Распутина (на этом он и сошелся с Иларией). 19 августа 1915 года он попытался в присутствии Распутина разоблачить того перед Николаем II, но опоздал. «Сибирский мужик» сыграл на опережение, и Джунковский был уволен и отправлен на фронт командовать Сибирской стрелковой дивизией.

В ноябре 1917 года Джунковский был арестован и посажен в Петропавловскую крепость.

Сотрудничал с ЧК-ГПУ, активный участник различный чекистских операций.

Очень рекомендую посмотреть (если кто не видел) вышедший в 1967 году многосерийный исторический телефильм «Операция «Трест» режиссера Сергея Колосова. Фильм рассказывает об успешной операции, проведенной в 1921—1925 годах ОГПУ Советской России, по выманиванию легендарного английского разведчика, Сиднея Рейли, и революционера-террориста, военного министра Временного правительства, Бориса Савинкова, в Минск для встречи с членами «московской антисоветской организации». Руководителем этой «организации» был некто Якушев, прототип Джунковского. Играли замечательные советские артисты: Игорь Горбачев, Людмила Касаткина, Донатас Банионис, Армен Джигарханян. Фильм заканчивается арестом Рейли. На самом же деле, Рейли был расстрелян, а Савинков выбросился в лестничный пролет здания на Лубянке и погиб. С тех пор пролеты в этом здании затянуты сеткой. Но есть и другая версия. Писатель Александр Солженицын в своей книге «Архипелаг ГУЛАГ» пишет об убийстве Савинкова сотрудниками ВЧК.

Так или иначе, но Джунковский сыграл решающую роль в этой операции. Советсткое правительство ему, как офицеру, «лояльному к власти», определило пенсию в размере 3270 рублей в месяц. Он еще и подрабатывал учителем французского языка, а также разработал, по приказу НКВД, Положение 1932 года о паспортном режиме. Джунковский – автор советской паспортной системы, фактически восстановившей на деревне крепостное право. Однако ему не суждено было пережить сталинские репрессии. В 1937 году он был вновь арестован и расстрелян на Бутовском полигоне под Москвой.

Приведу еще несколько интересных фактов из жизни Джунковского. Он не пил, не курил, не увлекался женщинами, был тайным монахом и Председателем Московского попечительства о народной трезвости. Джунковский был крестным отцом будущего известного советсткого писателя С.В.Михалкова, отца Никиты Михалкова и Андрея (Андрона) Кончаловского. В некоторых кругах Джунковского сейчас называют одним из «разрушителей Родины». Думаю, что это должны решать мои уважаемые читатели, однако без такого «предисловия» им было бы трудно понять дальнейшие события.

– Я родилась в 1874 году в деревне Строгино Московского уезда. Третьим ребенком в семье, и получила имя Прасковья, – начала Илария свой рассказ. – Тятенька содержал станцию почтовых лошадей, последнюю перед въездом в Москву. При станции были постоялый двор и трактир. Все мы, моя старшая сестра и брат, работали с детских лет. Я иногда прислуживала в трактире, однако тятенька заметил, что при мне выручка возрастала в несколько раз, и поставил меня там на постоянную работу. А я полюбила нашу Всехсвятскую церковь и постоянно сбегала туда, наверное, лет с шести. Отец Гавриил, приходский священник, улыбался при виде меня и говорил: «Вот и пришла наша маленькая монахиня». Я стала петь на клиросе. Однажды я увидела волшебное сияние, распространявшееся от певчих и восходящее к куполу церкви. Отец Гавриил, которому я рассказала об этом, ничего не заметил, однако запретил мне болтать об этом. С этого дня я всякий раз видела свечение вокруг певчих в храме, а в других местах – нет. Опущу некоторые личные подробности, скажу только, что с этого времени я мечтала стать монахиней. Суровый родитель мой и слышать не хотел об этом. Он бил меня вожжами, таскал за волосы, ставил на колени на горох и запирал на ночь в хлеву. Меня поддерживали и жалели мой старший брат и сестра, а маменька только плакала, не решаясь прекословить мужу. Он хотел одного – удачно выдать меня замуж и увеличить, таким образом, свое состояние. В деревне был еще человек, который понимал меня и у которого я находилв отдохновение. Это была помещица Корзинкина. Ее барский дом стоял в окружении огромного яблоневого сада. Она дала имя каждому дереву, и мы часто с ней ходили под яблонями и разговаривали с ними. Она-то и заставила тятеньку смириться с моим выбором и даже внесла вклад за меня в Московский женский монастырь¹.

Так, в 14 лет я поступила послушницей в этот монастырь, который вскоре стал для меня родным домом на этой земле. Сестра и брат оказали мне большую помощь в моем решении. Как я теперь понимаю, мы все трое хотели помочь русскому народу, но разными путями. Брат, купив камнедробилку, стал продавать гальку и щебень московским строителям. Предприятие было успешным. Полдеревни мужиков перестали пить водку и пошли работать к нему. Получая хорошую копейку, их семьи вздохнули свободно. Брат стал известным промышленником. Я приняла постриг в монахини, и наш монастырь стал невиданным доселе центром обучения и благотворительности. Мы содержим две воскресные и одну церковно-приходскую школы, помогаем бедным, открыли первый в России военный госпиталь в монастыре. Да всего и не перечесть. А старшая сестра стала революционеркой.

Это моя боль, моя трагедия, я каждый день молюсь за нее. Теперь Вы понимаете, почему я встревожилась, когда передали, что сестра во Львове. Она очень опасная террористка-революционерка.

– Извините, матушка, – спросил Деревянко, – Вы похожи?

– Да, сходство есть, но мы не близнецы.

– Если еще одна такая красавица появится в городе, то это не ускользнет от моего внимания, тем не менее, я попрошу оповестить меня, если сестра обратится к Вам.

Илария отрицательно покачала головой.

– Не старайтесь показаться хуже, чем Вы есть на самом деле, – неожиданно резко проговорила игумения, – выполняйте свою работу, а я буду делать свою. Сестры должны помогать друг другу.

– Если поможете сестре, тогда Вы станете соучастницей.

– Какой Вы еще максималист, – невольно улыбнулась монахиня, – запомните, Господь управит так, как это нужно Ему, в этом и будет заключена высшая справедливость.

Вздохнув, подполковник кивнул. Он предпочел не ссориться с влиятельной игуменией.

У подошедшего Баранова вдруг перехватило дыхание, когда он увидел улыбку Иларии, адресованную Деревянко. Тот показался ему вором, крадущим чужое счастье.

Но Баранов не имел не только никаких прав на эту женщину, он не имел даже намека на них, более того, он понимал, что ни он, никто другой, никогда не смогут ни обнять ее, ни хоть как-то приблизиться к ней. Баранов страдал, еще не понимая, что его посетило чувство, которое включает и огромное счастье, и страшную пытку, и сокровенную мистерию, и непостижимую загадку. Это чувство полностью меняет судьбу человека, бросая его в темноту ревности или поднимая на вершины духа. Называется оно Любовь.

– Матушка, – глухо проговорил Баранов, – меня опять откомандировали в контрразведку, а ведь я обещал Спиридовичу помочь Вам с подарками.

– Послушайте, подполковник, отпустите поручика на один день. Он поможет раздать подарки и проводит меня. А то, боюсь, не справлюсь. К тому же, обещания надо выполнять, особенно данные генералу, – с искоркой смеха в глазах попросила Илария.

– Как прикажете, – Ваше Высокопреподобие, – мрачно согласился Деревянко.

У Баранова в голове неожиданно зазвенели колокольчики, и он подумал: «Завтра я ее увижу, а там… что будет, то будет».

Через день, на коспиративной квартире, Деревянко втолковывал поручику оперативную ситуацию в городе и на фронте.

– Львов разложен контрабандой и немецкими деньгами. Проведенные обыски, временное интернирование недовольных и даже показательные порки людей, расклеивавших антирусские листовки, проведенные комендатурой, никаких особых результатов не дали. Что-то мы делаем не так и, пока не можем добраться до резидента германской разведки. Пришел приказ – готовиться к наступлению. Прорвемся на Венгерскую равнину, а оттуда откроется дорога на Вену.

– Давно пора, —обрадовался Баранов, – это же конец войне!

– Согласен, – продолжил Деревянко, – однако наши коммуникации чрезмерно растянуты. Если немцы с австрияками узнают об этом, соберут в кулак свои мобильные войска и опередят нас с прорывом, тогда, учитывая российскую расхлябанность, возможна катастрофа. Конечно, есть вероятность утечки данных с «самого верха», но генерал Джунковский обещал сделать все возможное, чтобы отсечь Распутина от информации и принятия решения. Впрочем, там хватает своих заморочек. Мы же должны делать нашу работу. По сообщению из контрразведки фронта, возможный немецкий резидент – это певичка кафешантана Эдем. Зовут ее Роза. К ней сходятся все нити. Приказано сблизиться с ней, спровоцировать ее на откровенность и арестовать. Нужен боевой офицер, способный войти к ней в доверие и проявить ее как шпионку. Лучше Вас, поручик, на эту роль никто не подходит.

– Какая гадость! – ответил Баранов, – увлечь женщину и предать ее! Ухаживать, целовать даму и в то же время опутать ее сетью лжи и коварства! Нет, я на это не способен.

– Да, паскудная работенка. Однако эта женщина – немецкий шпион. Из-за нее на фронте гибнут, попав в засады, тысячи русских солдат. Она пользуется своей красотой, чтобы губить наших офицеров, которые доверчиво сближаются с ней и находят измену там, где надеялись найти сочувствие, привязанность и отдохновение. Она продает Россию оптом и в розницу! А Вы боитесь запачкаться! Ханжа! – возмутился Деревянко.

– Почему бы сразу не арестовать эту Розу, раз ты столько знаешь о ней?

– Да потому, что сбегут все ее сообщники, агенты – исполнители, мы потеряем всю шпионскую сеть, которая вскоре снова заработает против нас. Подготовить хорошего агента – трудное и долгое дело, а арестовав всю агентуру, мы не только сорвем их планы, но и обескровим германскую разведку!

– Все-таки я вынужден отказаться. Есть еще одно обстоятельство, которое я не намерен обсуждать с тобой.

Они долго препирались между собой, переходя с «Вы» на «ты» и обратно, пока Деревянко не выпалил:

– Как сообщил генерал Джунковский, в город приехала опасная революционерка, возможно, для установления связи с резидентом германской разведки во Львове, а также для получения инструкций, денег и для координации действий с подпольем внутри России. И эта революционерка – родная сестра игумении Иларии.

– Как сестра Ил… Иларии? И причем здесь Ил..Илария? Не может быть! – проговорил смущенный Баранов.

– А ты, брат, попал! – внимательно глядя на поручика, нахмурился Деревянко, – но это и к лучшему, ведь ты спасешь игумению, если мы арестуем еще и революционерку.

Баранов протестующее поднял руки:

– Она не нуждается ни в чьем спасении, она – праведник, она чиста и светла, она неповинна.

– Как знать, как знать. Мне она заявила, что сестры должны помогать друг другу. Ты понимаешь, что это значит? Это соучастие.

Помолчав, Баранов дал согласие на участие в операции.

– Это очень опасное дело, поручик. Хотя к тебе и будут приставлены три моих агента, я не гарантирую жизнь. Ты должен пойти на это сознательно, понимая, что война идет не только на фронте.

Обговорив все тонкости этой необычной операции, собеседники разошлись. Деревянко, едва добравшись до постели, мгновенно заснул. Баранов же бродил по ночному Львову, вспугивая влюбленные парочки и размышлял, поможет ли он Иларии, если арестует ее сестру, или сделает только хуже. В результате, он пришел к мысли, которую высказал римский император и философ Марк Аврелий: «Делай, что должен, случится, что суждено». Этой мыслью всегда руководствовались все честные русские люди при затруднительных обстоятельствах. А звезды, словно согласившись с ним, медленно исчезали с ночного неба. Начинался рассвет.

Красавица Роза появилась во Львове перед самой войной и поразила горожан своим богемным образом жизни. Она выступала в кафешантане «Эдем» три вечера в неделю, имела свой салон, где собиралась золотая молодежь, открыто заводила богатых любовников, предпочитая старшее поколение, частенько кутила в ресторанах, после чего мчалась в своем ландо по улицам Львова, разбрасывая мелочь под ноги случайным прохожим. Когда русские войска заняли город, она переключила свое внимание с аристократов на штабных офицеров и быстро завоевала большую популярность. Ее выступления в Эдеме сопровождал оглушительный успех. Полный зал всегда стоя рукоплескал ей. Иногда Роза ездила в католический костел за отпущением грехов и плача исповедовалась. Потом весь день ходила мрачная и подавленная, но наступал вечер, и все повторялось сначала.

Во Львове в то время можно было легко познакомиться с одинокой женщиной. Писалось письмо, куда вкладывалась солидная купюра, посыльный относил его по адресу и, если дама отвечала, Вас ждала бурная ночь и спокойное утро с легким завтраком, поданным в постель. Русские офицеры полюбили этот очаровательный, почти европейский, город. У одних были эстетические, у других душевные, у третьих плотские привязанности. Одни любили его архитектуру, другие любили его веселые рестораны, третьи любили его женщин. Частенько, получив отпуск, офицеры не выезжали навестить свои семьи, а оставались во Львове, прокучивая все свои «боевые» деньги, и возвращались в часть без сапог и часов, заложенных, чтобы расплатиться в кафешантане.

Деревянко посоветовал Баранову сначала посетить выступление Розы в Эдеме, а потом, якобы под впечатлением от увиденного, написать ей письмо и просить о встрече. Утром поручик получил от подполковника пригласительный билет в Эдем, а вечером в парадной форме с аксельбантами, наградами и золотым оружием появился в кафешантане. Он был очень хорош в парадном мундире. Выше среднего роста, плечистый, с тонкой талией и острыми чертами лица, поручик обращал на себя внимание. Несколько артисток кордебалета постоянно сновали вокруг него, как бы невзначай показывая свои стройные ножки. Но Баранов не обратил на них внимания, он едва успел занять свой столик и заказать коньяк, как выступление началось. В зале погас свет, а сцена, где стояли кровать, трюмо и маленький пуфик, озарилась мягкой подсветкой. Раздался звон колокольчика, и с кровати вскочила совершенно обнаженная Роза. Многие офицеры, очевидно, бывшие здесь не в первый раз, мгновенно достали артиллерийские бинокли и навели их на сцену. Женщина чуть потянулась. Она была чувственна и олицетворяла в себе желание всех этих офицеров забыть ужасы войны в ее объятьях. И она четко играла на этом. По залу пронесся стон, когда она начала медленно одеваться.

– Как хороша, чертовка! – раздался бас за соседним столиком.

Чуть скосив глаза, Баранов узнал громадного усаа, у которого слюна уже закапала на стол. Это был начальник гарнизона города Львова генерал Веселаго.

В зале стояла тишина, прерываемая хриплым дыханием сотни мужчин, которые совершенно потеряли голову и готовы были за одно прикосновение к этой вакханке не только выболтать все военные тайны, но и убить кого угодно. В заключение Роза взяла с трюмо флакон духов и нанесла семь капель на интимные места своего тела. Затем, накинув прозрачный пеньюар и высоко вскидывая ножки, она запела фривольную песенку:

Мой папаша пил, как бочка,

И погиб он от вина.

Я одна осталась дочка

И зовут меня Нана.

Зал заревел, и Эдем превратился в Содом. Раздался гром аплодисментов, и все рванули к сцене, забрасывая ее цветами.

Баранов протиснулся за кулисы как раз в тот момент, когда Роза спустилась со сцены. Он почти в упор посмотрел на нее. Увидев красавца-офицера, она остановилась, и их глаза встретились. В это время, чуть не сбив его с ног, промчался адъютант начальника гарнизона с огромным букетом цветов и вручил их артистке.

Неожиданно Баранов увидел Деревянко, стоящего чуть поодаль, одетого в штатский костюм, в котелке, с тросточкой и с небольшим букетиком.

– Как вы смеете проявлять грубость по отношению к фронтовому офицеру? – закричал контрразведчик. Баранов мгновенно пришел в себя, развернул адъютанта к себе лицом, дал пощечину и бросил ему в лицо перчатку.

– Вы – тыловая крыса. Я вызываю вас на дуэль. Выбор оружия за вами, —прохрипел поручик.

– Господа, господа, успокойтесь, – певичка встала между ними, – вам что, мало смертей на фронте?

– Отставить! – вдруг раздался знакомый бас. Это кричал подоспевший Веселаго.

– Десять суток ареста каждому!

– Генерал, будьте снисходительны, они еще так молоды, – сказала Роза, вплотную подойдя к коменданту.

– Мадмуазель, но воинская дисциплина. Дуэли запрещены.

Увидев, что Роза отошла от него с недовольным гримасой, Веселаго сменил гнев на милость.

– Ну хорошо, хорошо, только ради Вас. Марш спать, а утром оба ко мне в комендатуру, там разберемся.

Инцидент был исчерпан.

Оркестр принялся наяривать канкан, кордебалет танцевал, визжа исполняя озорные частушки:

Была я белошвейкой

И шила гладью.

Теперь я балерина

И стала б…

Причем последнее скабрезное слово заглушала барабанная дробь. Посетители опять заполнили зал. Красавица Роза умчалась на автомобиле в обнимку с генералом.

– Наконец-то удача улыбнулась нам, – говорил Деревянко на конспиративной квартире, – теперь надобность в письме отпала. Для нас ситуация упростилась. Она тебя запомнила, более того, ты ей понравился, это было видно. Этим необходимо воспользоваться. Вот тебе адрес, завтра утром, не теряя времени, отправляйся к ней домой и начинай действовать. Куй железо, пока горячо. А я-то боялся, что с тюфяком имею дело, а ты ничего, сообразительный, не только шашкой махать умеешь.

– Спасибо, – мрачно ответил Баранов, – хуже всего, что она мне отвратительна. Престарелая кокетка. Я не смогу изобразить «чувства», как ты настаивал.

– Ну не такая уж и престарелая, какие ножки! – мечтательно закатил глаза вверх Деревянко, – хотел бы я оказаться на твоем месте.

– Вот и иди к ней вместо меня.

– С моей нищенской зарплатой, кривыми ногами и выдающейся трудовой мозолью, – хлопнул себя по пузу подполковник, – да она на меня даже не взглянет. Другое дело ты: Георгиевский кавалер, золотое оружие, молод, красив, в перспективе светят генеральские погоны. Она сделает все, чтобы обольстить тебя и, кроме получения нужной информации, получить еще и личное удовольствие. Так сладко совместить приятное с полезным. А насчет того, что не справишься, ты мне это брось. На работе находишься, вот и начинай работать. Как в народе говорят: «Начинай, начинай, да смотри же, кончай».

И они оба засмеялись от получившейся двусмысленности. Не суди их строго, уважаемый читатель.

Интерес, который возбуждала Роза своим выступлением, был плотским интересом. Если же вы следовали в этот омут страстей, то сильно увлекались ей. А насколько она была «плохой», не имело значения. Любовные удовольствия – это утомительная борьба, требующая большой выносливости. Не существует ни прошлого ни будущего, есть только борьба и, как награда или наказание, триумф или провал. Это борьба за первенство. После первой близости становится ясно, кто стал рабом, мужчина или женщина. Отыграть обратно уже невозможно. Можно только убежать, как заяц. И только взаимная любовь преодолевает борьбу и несет счастье, но она возникает очень редко. Слишком часто в нее вмешиваются деньги, расчет и власть, чтобы поверить в такое чудо.

Роза проиграла в этой борьбе один раз жизни, своему мужу, но убив его, сумела удрать. И от участи рабыни от полиции. Однако не от немецкой разведки, которая без труда завербовала красивую преступницу. Пройдя обучение в германской разведшколе, она быстро освоила премудрости плотской любви в элитном бордели Мюнхена и была направлена в Берлин соблазнять дипломатов и офицеров военных атташеатов, работавших в столице Германии.

Перед войной через австрийскую контрразведку, с которой в Германии установились партнерские отношения, она прибыла во Львов во главе группы агентов-диверсантов. Как мы увидели, она легко внедрилась в аристократические круги города, что очень помогло ей после взятия Львова русскими войсками. Ее связи среди русского генералитета и штабных офицеров были обширны. Именно она сообщила германскому командованию сведения, что стоящая в 60 верстах от Львова, у городка Голице, русская армия недоукомплектована, плохо вооружена, артиллерия ощущает «снарядный голод» и имеет жиденькую оборону, всего из трех рядов траншей, далеко отстоящих друг от друга. Этим немедленно воспользовался немецкий генерал Макензен, организовав Горлицкий прорыв.

Вот что представляла из себя эта коварная женщина, которую весь Львов знал как красавицу – артистку.

На следующий день, поздним утром (с комендантом Деревянко уладил все проблемы), поручик постучался в дверь дома, где жила Роза. На пороге двухэтажного уютного особнячка с зеркальными окнами Баранова встретила злющая старуха, очевидно, родственница Бабы-Яги, которая охраняла покой своей хозяйки, и заставила его прождать до часу дня. От нечнго делать поручик несколько раз обошел маленький домик, расположенный на окраине Львова, задним крыльцом своим выходивший в парк. Погода была великолепная, весна взяла управление природой на себя, и деревья салютовали ей звоном лопнувших почек и разворачивающихся листочков.

Уже кое-где зеленая трава потянулась к солнцу. В парке был слышен гомон птиц и журчанье ручья, вырвавшегося на свободу. Наконец, около часа дня Баба-Яга впустила Баранова в дом, и он прошел в гостиную с огромным букетом цветов. Роза была в изящном платье с высоким воротом и глубоким декольте. Она была без корсета, чтобы не искажать естественные линии тела. Баранов готов был поклясться, что под платьем не было белья. Она выглядела чересчур соблазнительно для фронтового офицера. Перед поручиком была опасная противница, лишь чуть замаскированная под светскую даму. Положив цветы ей на колени, Баранов представился и сказал, что его еще никогда не защищала дама, тем более такая красивая, и он очень ей обязан и благодарен.

– Ах, какие пустяки, – пристально посмотрела на него Роза, – мне это ничего не стоило, ведь усатый генерал – мой поклонник. Он рад услужить мне.

Всем своим видом и голосом она явно давала почувствовать свой интерес к нему.

– Таких, как Вы, я никогда не встречал, Вы сводите меня с ума, ВЫ волшебница, – продолжал поручик заготовленную речь и «ковал железо, пока горячо», – я обязан вам своей свободой, не лишайте меня своего общества. Я здесь на отдыхе, так как Дикая дивизия, в которой я имею честь служить, отведена во Львов для переформирования и пополнения. Я оказался совершенно один, не имею знакомых, с которыми мог бы развлечься после тяжелой жизни на фронте. Между ними началась рискованная игра. Хорошо известно, что, чем женщина очаровательнее, тем опаснее она как враг.

– Я что-то слышала о Дикой Дивизии, – ответила Роза, – мне говорили, что они убивают пленных.

– Мадемуазель, извините, но Вы повторяете слухи, распускаемые австрийской пропагандой, – парировал Баранов, – наши воины – львы, а не шакалы. В бою они беспощадны, а к пленным у них отношение презрительное. Они стараются как можно быстрее передать их в тыл, для допроса, так как считают, что сдача в плен равна предательству. Кавказцы – рыцари войны. Я сам не раз видел, как они кормили голодных детей в захваченных деревнях своим пайком, сами, при этом, были не евши по три дня.

– По-моему, убить можно лишь тогда, – неожиданно проговорила она шепотом, – когда это касается тебя лично, а иначе можно сойти с ума.

– Война. Мы защищаем свою Родину, – заключил поручик.

– Я ненавижу смерть, – ее огромные глаза вспыхнули огнем, словно вспоминая что-то, – а Вы уверены во всех солдатах? – ведь дивизия – большое соединение.

– Мадемуазель, наш командир, Великий Князь Михаил, брат Государя, специально следит за этим. Он бы не допустил расправы.

– А Вы видели Великого Князя вблизи? – вдруг спросила Роза, – каков он?

– Это высокий, стройный, очень сильный человек. Великолепный кавалерист. Храбрец, каких мало. Несколько раз под огнем неприятеля он лично поднимал полки в атаку. Я видел его два раза, когда он награждал меня, – несколько смутившись, ответил Баранов.