МоЯн

Глава 3

Вторник – лучший день после понедельника. Он символ того, как неумолимо тянется неделя к своему завершению. И жизнь клерка становится оттого чуть проще. Принятые в понедельник решения отменяются в этот день. Но свадьбу, на которую был приглашен, отчего-то в этот день не отменили. Птички пели, солнце светило, а прекрасное время, где можно было нажраться в хлам и тебя за это еще и похвалили бы, приближалось.

Проснулся в бодром настроении. Принял душ, намарафетился. Проверил дыхание, дыхнув на ладошку, проверил подмышки. – Жеребец! – обратился к отражению. И выпорхнул на улицу.

Солнце светило, соловьи заливались.

Едва вышел за угол дома, мое сердце оборвалось. Одиноко стоящий на парковке мерин был изуродован надписями белой краской, а все четыре колеса проколоты. «ЭТА СУКА ТОГО СТОИЛА?!» и «Я ТЕБЯ ЛЮБИЛА» буквально светились на всю улицу, и на этот свет летели прохожие.

Стою в метре от своего внедорожника, а брови никак не могут вернуться в исходное положение. «Что это?!». Смешанное чувство досады, печали и сарказма погрузило меня в молчание на грани траура.

– Твой, что ли? – обратился ко мне мужик, всем видом и запахом сообщающий о своем вольном нраве и духе. Выхинский хиппи, недавно ковырявшийся в мусорном бачке возле магазина. Его забавляла картина проколотых шин и надписей, красовавшихся со всех сторон моего авто. Я не ответил.

– Хех, бабы – они такие. Чем горячее в постели, тем мстительнее за ее пределами, – «радовался» за меня мужичок, шепелявя без передних зубов. – Машина не член, можно восстановить, – ободряюще заявил он. А ведь прав. Даже смешно. Кроме нее, больше некому удивлять в постели и в жизни. Приложил ладонь к щеке – жгло воспоминание. Кроме Аленки, такую херню никто бы не выкинул. Она набирала обороты.

– Братиш, подкинь деньжат, – за добрые слова и учтивость мужичок просил оплату.

– Сам в поисках.

– Заработка? – удивленно посмотрел на меня.

– И счастья…

К ресторану в пределах Бульварного кольца подъехал с большим опозданием. Паркуясь, поймал смешки водителей и прохожих.

– Можно сфотографироваться? – обратились ко мне проходящие мимо девчата. Им было смешно от надписи с водительской стороны: «Эта сука того стоила???».

– Можете написать на машине свой телефон, – закрывая дверь, подмигнул студенткам. Они хихикнули.

Гостей было меньше сотни: немного родственников с одной и с другой стороны, друзья и коллеги.

Ведущий праздника, как по мне, должен дирижировать мероприятием так, чтобы бордовыми лицами светилась только часть гостей. Он должен держать хрупкий баланс между силами алкогольного зла и нудными снобами, вынуждающими его зевать от скукоты. Но праздника в душе так и не оказалось. Набравшись смелости и опрокинув пару шотов с водочкой, взял слово:

– Дорогие мои! – обращаюсь к молодоженам, – брак – это тыл, который вас всегда прикроет, оставляя где-то там бушующие страсти повседневности. Но сберечь его – особый талант и непомерный труд. Ты, Глеб, еще тот бездельник, так что это последний шанс принять себя и не спорить с судьбой. Такси у входа, бежим! – Глеб, сидя за отдельным центральным столом, только одарил меня пьяной улыбкой, больше походившей на улыбку одурманенного пленника, чья рука находилась в оковах цепкой невесты. – Крепкая уверенность в своей правоте и непоколебимость в выборе. Держитесь, ребята, друг друга! Сложно найти свою половину! – и уже шепотом добавил: – Глеб, машина стоит еще десять минут.

Часть зала, на которой расположились родственники жениха, смеялась от души. И среди них шире всех улыбалась Норма Джин Бейккер. Не иначе как Мэрилин в молодости, она радовалась присутствию в этом зале еще кого-то, кроме престарелых родственников и женатых друзей ее двоюродного братца. «Дорогая Монро, буду вашим президентом в этот вечер», – вел мысленно с ней диалог через столики. Густые, золотистые волосы обрамляли милое фарфоровое личико. Куколка с красными, как клубника, губами, не отводя взгляд, озорно аплодировала, пока не сел на отведенное мне молодоженами место. Все остальные сорок минут королева вечеринки находила повод сесть вполоборота и кинуть взгляд на заинтересовавшего ее Бауэра.

Ох уж эти свадебные забавы. Всегда такие разные, такие веселые. Посмотрите это фото наших молодых до того, как они встретились. Это Глеб в грязи и совочком – когда он нажрался, как свинья, на двадцатилетие, это Ника получает диплом. Потом еще час фотобиографии, результатом которой должна быть их замечательная свадьба. Потом много-много музыки, чтобы не особо себя слышать, еда, выпивка, тривиальные шутки ведущего о святости уз брака, о равенстве полов и прочей ахинее.

И наконец уставший ведущий предложил потрясти костями. Встал, встала и Мэрилин. Двинулся в ее сторону, она смотрела и ждала. Только протянул к ней руку со словами «Дивная…», как меня буквально в метре от нее перехватила бабушка Глеба. Грузная, ниже среднего роста женщина килограмм двухсот хватает меня за руку и насильно принуждает к бальным па.

– Не откажете преклонных лет даме? – сверля глазами, улыбалась ехидная старушка. Разве откажешь милой бабуле за шестьдесят в безобидном удовольствии оторваться?

– Почту за честь, Жозефина! – отчеканил с бравадой и цокнул, как гусар, каблуками.

Кружить в свадебной карусели два центнера при смерти еще то увлечение, но Мэрилин эта неожиданность только завела. Внезапный «перехват» очень развеселил ее, и она заливалась от смеха. Выбрав из противоположного лагеря кавалера подряхлее, она буквально выдернула его на энергичный танец. Дед ошалел. Мне отсюда чувствовалось подросшее давление, пробившее барометр старика, а клацающая челюсть норовила покинуть расплывшийся в улыбке рот пенсионера. Счастью не было предела.

Поблагодарив подругу за чудное времяпрепровождение, сообщил, что кони не кормлены и Франция в опасности, но она, Жозефина, покорила мое сердце. Старуха сверкнула по-девичьи глазами и кокетливо разулыбалась, обнажив ровный ряд зубов. Наверняка в молодости порядком повидала членов. Приятная старушка. Если вдруг стану геронтофилом, то она будет первая, кому позвоню.

В небольшом уличном закутке возле ресторана уже толпилась вся курящая братия.

Обмен банальностями по поводу великолепного вечера и выбора чудного дня для такого замечательного праздника прошел быстро. Встав чуть дальше остальных, затянулся как полагается – полной грудью. Хорошая затяжка без постороннего внимания, когда никто не мешает насладиться отравой – куда приятнее, чем публично дымить, поддерживая образ брутала. Дым, обжигая трахеи, постепенно оседает, отравляя смолами кровь, мгновенно поднимается наверх, щекоча скальп. Прикрыл глаза, затянулся.

– Привет! – молодой женский голос звоном вернул меня из состояния эйфории в обывательский праздник.

– Саутон и Порчер, – заявил, открывая глаза.

– Не поняла, прости, что ты сказал?

– Саутон и Порчер. Два предпринимателя, додумавшиеся продавать аплодисменты.

– Интересный факт…

– Матерые аферисты быстро раскрутились, поняв, что мнением можно манипулировать, а люди – ведомый скот. На премьерах новых артистов или спектаклей они подсаживали своих людей в зал, и те, в свою очередь, бурно осыпали овациями выступающую труппу. Зал взрывался по принципу домино. Лишь бы не показаться невежами, люди рьяно долбили в ладоши. Кассовые сборы росли, а с ними и процент Саутона и Порчера. Ваши сегодняшние аплодисменты купил по большой цене.

– Спасибо. Они были искренние. Все пришли словно на вручение Нобелевской премии или званый вечер в Кремле. Ни пошевелятся, ни улыбнутся. А ведь праздник. То ли дело вы.

– Бауэр Алексей. И давай все же на «ты», если не против?

– Саша. Не против, – все так же улыбаясь, нерешительно подала мне руку моя спутница.

Поклонившись в реверансе, поднес ее кисть к губам. Прикосновение было легким, кожа нежной, а Саша озорной.

Папа Саши обладал чутьем и позвал ее по каким-то неотложным делам, сверкая гладковыбритой лысиной. Ярко-красный джемпер вел мою восемнадцатилетнюю Мэрилин в стадо рыхлости и заносчивости. Безбожники! Они думают, она хрупкий цветочек и их оранжерея убережет ее нежные лепестки от сорванцов. Бьюсь об заклад, Саша уже перетрахала половину своего курса, причем на постели своих родителей и пару раз у бабушки.

– Бауэр, могу с тобой поговорить? – отвлек меня Игорь от размышлений о прелестнице. – Тут такое дело, у меня появилась девочка.

Алкоголь ударил по голове тремя стопками и стало резко приятно. Прохладный ветерок дернул челку набок. Глаза сузились, образовав только одному мне понятную радость от любви к моменту.

Через дорогу, заложив руки за спину, стояла девушка в бежевом платье. С площадки возле ресторана, где курил, казалось, что она смотрела в нашу сторону или даже на меня. Фокус образовался не сразу. Но посмотрев пристальнее, понял. Напротив ресторана стояла Алена. Алена! Туристический автобус скрыл застывшее, как в фильмах ужаса, сконцентрированное тело моей недавней страсти из вида. Мурашки пробежались по спине. Меня передернуло.

– Поздравляю, это куда лучше одинокого манипулирования естеством, – смотрел все так же, не моргая и не отводя взгляда, на ту сторону, где вот-вот должна появиться моя психанутая подруга.

– Да, все ништяк. Девчонка огонь, талантлива, весела. Поет в ресторанах, голосище! Балдею от нее.

– Но? Есть какое-то «но»? – автобус стоял в пробке целую вечность, скрывая пронзительный взгляд Алены.

– Да, понимаешь, как только доходит… ну ты понимаешь… – мой друг виновато осмотрелся, – так возникает ступор. – Автобус отъехал, и там не было никого. Жить становится веселее. Но сомнений не было: послание на авто – привет от извергнувшейся больной любовью Алены. Этот Везувий пока только обдал пеплом. Скоро будут грохот, взрывы, землетрясения и уничтожающая тягучая масса злости.

– Главное, что это «но» – не член гермафродита. Ладно, не слушай меня, это деликатная тема. Но стесняться ее нечего. Когда наедине с собой остаешься, бывают сбои?

– Нет!

– Тогда ты здоров и пить ничего не нужно. Так бывает. Мы неосознанно продолжаем относиться с опаской к, по сути, постороннему человеку, не доверяем. И оттого «черепашка не покидает свой домик». Ты не знаешь наверняка, как она отреагирует на тебя, теперь уже в новом обличье Калигулы в ее постели. И сомневаться в своих силах естественно, особенно когда девочка очень нравится. Еще сомнения из-за здоровья, разумеется ее, ведь в своем-то мы всегда уверены. И это тоже норма.

– Так что делать?

– Ничего. Просто занимайтесь тем, чем занимались раньше: смотрите кино, читайте, разговаривайте, но только голые. Поверь, девчата так же стесняются себя, как и мы. Так что свои недостатки перекроешь ее изъянами. После пары дней такой терапии перестанете обращать внимание на моральные барьеры и будете прямо на улице друг друга дониматься. И сдайте анализы.

– Еще вот такая штука меня смущает. Она не спрашивает про защиту и сама не предлагает. Как с этим быть?

– Бросай эту прошмандовку и найди себе бабушку с другими принципами! – мне было весело.

– А если серьезно?

– Тогда понятна твоя неуверенность. Поговори, объясни, что тебя беспокоит, не дура, втянется в диалог. Ну а если дура, то не мучь себя и говори ей «прощай». Давай, расскажешь, как все прошло.

Игорь пошел к остальным в курилку, оставив меня наедине с собой.

Мэрилин послушно стояла в родственном кругу, среди семейных философов и домашних бихевиористов, внимательно слушала неизбежный разговор о высших силах и природе вещей. Такие разговоры начинаются в состоянии белой горячки, усугубленной маразмом. Мэрилин нужно спасать!

– Если говорим о Боге, извините, что встреваю, – нагло вклинился в мирную беседу старперов.

– Ничего, ничего. Будет интересно услышать мнение молодежи на этот счет, – сообщил профессорского вида носитель очков, снисходительно отвечая за всех.

– Если говорим о Боге в привычном и обывательском понятии этого явления, то его, на мой взгляд, нет.

– Что вы подразумеваете под «обывательским»?

– Обывательское – это олицетворение Бога в виде субстанции света или вполне себе индивидуума в человеческом обличии. Который, по собственному желанию или нет, дает жизнь, судьбу и прочее предопределение бытия. Здесь привычнее для меня прозвучит фраза физика: мы все рано или поздно попадем в бесконечный космос в виде частиц. На фоне этого все официально существующие конфессии – просто эпилепсия. Такая трактовка – самое короткое резюме на все концепции религий и в то же время научное обоснование высших сил.

– Любопытно, – переваривал пьяным мозгом собеседник мои слова.

– По мнению Невзорова, у религий всего два пути: либо они эволюционируют под общий образовательный минимум, удовлетворив с научной точки зрения потребность масс в чуде, либо они изживут себя и канут в Лету.

– Вы восхищаетесь атеистом Невзоровым? – обратились ко мне Очки.

– Не нужно приравнивать атеистов к особо умным товарищам или к культурным невеждам. Скорее атеист – человек-циник, не приемлющий понятия любви как бескорыстного на высшем уровне. Расписывающий его как химическую реакцию, и психологический кульбит. Атеист больше человек фактов и опровержений конфессий, чем слепо верящий в идею отсутствия божественного вмешательства. И нет, не восхищаюсь. – Мерилин смотрела на меня, и было непонятно: она испугалась моего вмешательства или возбудилась от наглости?

– Быть в стороне от общей духовной эйфории не так уж и плохо. Это снимает с вас эмоциональное бремя, позволяет не кривить душой, сочувствовать без слез или не впадать в рождественский экстаз. И такая модель поведения, скажу вам, становится все более популярной. И вот почему. Это позволяет избавиться не только от религиозных постулатов как обязательных, но и от прочих, моральных принципов заодно. Если уж слово Божье попрали, то почему наставления ограниченного круга лиц будут обязательными к исполнению? – подводили к бесконтрольности и беспринципности «новых» поколений Очки.

– И здесь скрыта большая яма для текущих и будущих пенсионеров на ближайшие 30 лет, – перехватил отнятую инициативу. – Отсутствие морали даст новому поколению спокойно воспринять не то что увеличение пенсионного возраста, а вовсе отмену пенсий по старости. Иными словами, каждый сам по себе. Тебя вырастят, воспитают. Но после восемнадцати ты один до самого конца. Не будет морали, обязывающей хранить связь с детьми, женами, родителями. Нет ничего, что позволит тебе морально надавить на них и заставить содержать тебя. Так что в этом контексте религия является катализатором нравственности. В какой-то мере ее наличие необходимо в переходный период и мы его достигли. Но эта мораль устарела.

– Интересная и наивная теория, – надменно сказали Очки.

– Не думаю, что у вас есть что-то больше, чем еще одна теория. Если, конечно, в кармане не завалялся краеугольный камень бытия.

– Ваш катехизис нравственности понятен, – резко обрубил профессор.

Мэрилин, взяв меня под руку, сообщила окружающим, что нам пора присоединиться к бунтующей молодежи и проведать скучающих молодоженов. С чем согласился папаша, засмущавшийся невольного конфликта с профессором.

– Ты очень разговорчив, – тянула за собой моя Мэрилин. Она как будто почувствовала момент моего алкогольного согласия на все и потащила куда-то. Ей было весело, она шаловливо улыбалась и тянула дальше, мимо молодоженов.

– Это все ты и водочка. Профессура не права. Мнение, даже, если и отличается от их мнения, оно все равно мнение, – мы шли очень быстро, почти убегали.

– Обожаю умных людей, но не перевариваю умников, – без остановки говорила Мэрилин, пока мы шли. – Последние считают, что пересказав пару тройку избитых фраз или философских изречений, они станут лучше своих слушателей, думают, что превосходят их в интеллекте. Но это заблуждение. —Ее бедра в облегающем платье, гипнотизируя, переваливались с одной на другую сторону. – Они просто печатные машинки, отчеканивающие своим языком мыслителей и ученых прошлого, придавая больше красок патетикой и усиливая значимость повышенным тоном. Умник будет стараться унизить, как можно больше напустить непонятной терминологии в свой монолог тщеславия. – Мы не шли в сторону уличного закутка, где курили гости, не шли в зал ресторана. – Умный же будет использовать в дискуссии доступный слушателю сленг, стараясь не подавить оппонента, а раскрыть истинность своего суждения, – Мэрилин затащила меня с противоположного входа и мы юркнули в гардероб. – Обожаю последних за их гуманитарную миссию в сфере просвещения, – она без предупреждения крепко поцеловала меня среди курток и плащей. Затем отстранилась на вытянутые руки, словно проверяла, превращусь в принца или нет. Превращение не состоялось, и она продолжила.

– Ты гораздо лучше твоей бабушки. Хотя, если с тобой бы не срослось, то у меня был бы запасной план, – смеюсь вместе с ней.

Мэрилин снова всосалась в мое лицо. Пахнуло шампанским и помадой. Сколько нерастраченной страсти в этой хрупкой девочке. Забурившись в куртки, прижал ее к стене, лапая так, как будто искал ключи у нее под платьем, она хохотала и горела.

– Саша! – грубый командный голос прервал мои изыскания. Папа сверлил взглядом дочь, испепеляя и меня. Думаю, он верил в свою сверхсилу и у меня должен был отвалиться член или образоваться опухоль. – За тобой приехал твой молодой человек. Максим ждет тебя у входа, – папаша излучал злость. А Бауэр обалдевал от крутизны девчонки, только казавшейся кроткой. Максим, Максим, ты попал.

– Пятно на платье стирали… – пытался подкинуть Саше оправдание для будущего разговора с грозным родственником.

Бенито Муссолини мысленно меня четвертовал, пока его невинное дитя покидало шоурум из чужих курток и пальто.

Саша на прощание подарила мне шаловливый взгляд и улыбнулась собственной наглости. Папа дождался ее выхода из гардероба, затем вышел сам, плотно прикрыв дверь и подарив мне на прощание очередной уничтожающий взгляд.

«Пора домой и мне, веселее уже не будет», – подтягиваясь за повешенную куртку, встал.

На парковке меня ждал арт-объект, возле которого фоткались с разных сторон прохожие.

– Кыш, кыш, кыш, – расшугал зевак. Затем сел в авто и обратил внимание на десяток следов от поцелуев на боковом и лобовом стеклах. Резко обернулся – на сиденьях никого. Ощущение, что она рядом, теперь не покидало мою лохматую голову. Вот так, раз и пришла паранойя. Интересно, как долго это разнообразие продлится? Выдохнул, раздув щеки и приподняв брови.

– Аленка, – хмыкнув, улыбнулся и завел авто.

Глава 4

«Меньше слов – больше дела».

Уже семь дней как за городом. Машина отказалась заводиться еще в начале недели. Видимо, мстила за надписи, что все еще красовались на кузове. И решать этот вопрос стало лень. Чертыхнувшись, хлопнул дверью и пошел обратно в дом. Выезжать на работу нет необходимости, все текущие обязанности можно было сделать и удаленно. Так что буду здесь.

Заметил за собой странность. Чем дальше от соблазнов, тем сильнее их хочется. Выпивки, баров, караоке, случайных друзей на один вечер, городской суеты, пробок, агрессии. Видимо, это все формировало мою жизнь, и без этого набора ее как будто и не было. Москва забирала, но и давала много сил. Это город-контраст. Взглянешь на него унылым, серым взглядом и он станет таким. Но мне виделся вечно живущий город, полный интересных людей и событий. От этого понимания словно становился его частью, частью его вечности.

В доме было пусто и тихо.

Иногда хотелось такого уюта, созданного твоей половинкой, при котором несутся по дому ароматы с кухни и мелодичный голосок в полсилы напевает знакомый мотив, а ты вроде как непричастен к этому миру, но все же в нем. В эти моменты особенно становилось тоскливо и потребность в общении возрастала в разы. Нужны были одноразовые друзья из бара или подруги – с кем можно было пооткровенничать и забыть на следующий день.

Со временем ценз растет, и не всякий персонаж может стать по-настоящему близким. Больше требований – меньше шансов найти ту самую подругу по сердцу. Такое ощущение, что это гонка времени с нарастающей массой предвзятости. И, судя по всему, эту гонку проигрываю.

Поняв, что разницы между поиском партнера вживую и в интернете, по сути, нет, – и там, и там встречаются «Аленки», – начал делать рассылку по разработанному ранее алгоритму в приложении «Леденец». Сообщения летели десятками. К ответам был более внимателен. А вдруг найду ту самую, что раз и навсегда? И схема сработала в очередной раз.

Cвидание №2

– У меня был дождь)

– И сейчас какие-то тучи пролетают

– Пить будем завтра?

– Обязательно!))) это же пятница, – отвечаю ей.

Мы переписывались несколько дней. И в какой-то момент она не выдержала и потребовала свидания.

Невысокого роста, довольно худощавого телосложения девочка села в машину.

– Лена. Я – алкоголик. Очень приятно! – девочка посмотрела пристальным взглядом, оценивая реакцию на ее заявление, теперь уже не казавшееся шутливым.

– Алексей. Алконавт со стажем. Готов вам предложить сопровождение этим чудным вечером в царство винно-водочного достатка и королевство бессмысленного трепа о высоком.

– Ты пить не будешь? – спросила она с удивлением.

– Вот еще! Сегодня же пятница!

– А как же авто? – намекала миниатюрная девочка в очках, что после бара точно не будет «кофе в постель».

– Есть такси, служба «трезвый водитель», в общем, решу, – выкрутился, однозначно сообщая, что вопросов к ней никаких не возникнет и сегодня у меня задача нажраться во что бы то ни стало, а ей пора расслабиться.

– Тогда поехали. Есть два варианта: здесь недалеко заведение, типа чайхана, или пивной бар «Пивчанский рулькин».

– Чайхана уровня «Чайхана №1» или шарашка? – поинтересовался у миниатюрной девушки.

– Скорее шарашка.

– Тогда – бар, – заулыбался в предвкушении знатной попойки в компании интеллигентного собутыльника.

Припарковавшись возле ресторана, предусмотрительно поставил машину лицом к кустам. Вариант «по домам» после посиделок меня не совсем устраивал. Выворачивая руль для маневра, краем глаза посмотрел на Дюймовочку на пассажирском сидении. «Трахнул бы прямо здесь, – подумалось о голоде, – а кабак можно и потом». Мысль завела и насмешила одновременно. Мои «ребята» подвернулись, собравшись в один кулак, а еле заметный прищур поджал глаза в незаметной ухмылке.

– Выходим, – заставил себя все же сдержаться. Бар – значит бар.

– Пошли, – ответила Дюймовочка. Она ловко спрыгнула с внедорожника.

Вышел из машины и опустился на одно колено. Завязывая шнурок, посмотрел на тридцативосьмилетнюю хрупкую, но фигуристую девочку. Подумалось о ее опыте, шустром нраве и маленьких жилистых ручках. На вид ей больше двадцати трёх не дашь. Лицо без морщин и косметического вмешательства удивляло гладкостью кожи. Так не бывает после тридцати, а под сорок вообще нонсенс. Рост хрупкого создания был так же мил, как и характер этой заводной штучки. Присев на колено, оказался ей почти по грудь – рост примерно 1,60 м. Фигура без излишеств. Она остановилась в развитии в свои пятнадцать лет, сломав механизм старения. Наверняка в магазине, когда она покупает винище, у нее просят документы и пристально сравнивают реальную Дюймовочку, чье лицо в действительности милее и моложе, с изображением в паспорте, искаженным светом. Показав, она удовлетворенно забирает набор домашнего алкоголика с претензиями на аристократа: вино плюс минералочка – c газами алкоголь быстрее всасывается в кровь. Плюс ко всему это неплохо экономит деньги. Покупки совершает где-то в «Пятерочке» и ловит акции на пойло. Стрижка под каре, блондинка. Хорошо покрашена и уложена. Испорченное книжками зрение заставляет ее носить очки, но они только придают ее образу завершенность. Такая американская школьница-недотрога в плиссированной юбочке, но по факту – оторви и выбрось.

Любовь к чтению выработала у нее интеллектуальный ценз, который неизвестно как прошел. Любит гулять и безмерно много пить.

– Народу должно быть немного, – сказала Дюймовочка, обратив внимание, как рассматриваю ее снизу.

– С чего это? Либо заведение так себе, либо я перегулял и сегодня не пятница? – засмеялся, поднимаясь с колена.

Ресторан оказался большим. Между посадочными диванами места хоть в футбол гоняй. Такое ощущение, что ресторатор этого кабака думал о проезжающих между столами лысых монахах 17-го века в таких коричневых балахонах с капюшонами, на повозках, груженных бочонками крафтового пива.

– У нас, бл… ь, все забронировано! – администратор смотрела на меня.

Послышалось? Администратор сказала «У вас зарезервировано?», но прозвучало это так: «Херли приперлись?!» – очень агрессивно и вызывающе. Заведение кишело официантами, пересекающими зал в разные стороны. Бармены драили стойку и натирали до блеска посуду. Все говорило о большом пятничном мероприятии – очередной матч или бой между кем-то и кем-то. А значит, будет полно народа. Подготовка к кассовому дню всегда суетлива и отнимает у ответственной администрации заведения много сил. Арт-директор лютовал, накаляя и без того предельное напряжение. Оно и передалось девочке на ресепшене. Но при чем здесь мы? И что такого увидела эта озлобленная сука, что позволило ей вести себя со мной таким бешеным образом?

Никогда не терпел пренебрежения и потому просто не обратил внимания на щебетания страшной бабы в корпоративной одежде, выбрал стол и сел. Села рядом и Дюймовочка. Администраторша, покраснев, подбежала к столику, но опыт, подступивший к красной шее, удушливо подсказал ей: проще найти кому-то другой столик и перенести бронь, чем спорить с быдлом, коим являлась и сама. Поэтому она сглотнула.

– Что пьешь? – спросил, уставившись в карту бара.

– Все, но предпочитаю нефильтрованное пиво, – заулыбалась блондинка.

– Так, значит, и мне придется его цедить, чтобы быть под одним градусом с тобой.

– Видимо, да! – захохотала Дюймовочка.

Она была легка и заводила своим смехом. Отчего-то хотелось ее прижать, завернув предварительно в плед, поить чем-то горячим, бодрящим и алкогольным, чтобы продолжала согреваться и хохотать.

Принесли закуску к пиву, «Цезарь» и само пиво. Напиток был нефильтрованным и тяжело пился – никогда не умел пить хмельной кисель.

– Если не против, то возьму покрепче, – выбирая виски в меню.

– У тебя интересный стиль переписки. На сайте уже давно, но так ни с кем не приходилось общаться.

– Вроде как все обычные люди – беру буквы и складываю из них слова.

– Но ты пишешь грамотно. А это редкость. Нет, вообще уже никто не заморачивается с пунктуацией и грамматикой, как будто это теперь не важно. Где уважение ко второму участнику переписки?

– Признаюсь, я большой двоечник, закончил школу со множеством троек. И преподавательница русского языка и литературы с удовольствием поставила бы мне в аттестат ноль, если такое было бы допустимо. Это как оценка полученных мной знаний за одиннадцать лет.

– Учатся десять или восемь лет, – поправила аккуратно, без надменной озлобленности, Дюймовочка. Поправила так, как будто мы друзья. По-доброму, по-свойски.

– В том-то и дело, что одиннадцать. Полтора года проторчал в одном классе.

Глаза ее удивленно округлились.

– Не подумай совсем плохо про Бауэра. Не всякий предмет мне давался с трудом. И вообще, что это за формулировка «ему этот предмет дается с трудом»? Этой фразой прикрывают недопедагоги нежелание найти подход к ученику. Им проще завуалированно сообщить родителям, что их сын имбецил, который с трудом складывает из кубиков слово «хер», и им пора перевести его в специализированное учреждение, мило названное «интернат», чем признаться в собственной некомпетентности.

– Есть такое. У меня сын, ему пятнадцать. Были неприятные истории с преподавателями. Пришлось разнести кабинет физики и объясняться с директором, что такой подход к преподаванию, как давление на подростка, неуместен. Пришлось перевестись в другую школу. Но давить на парня никому не дам.

– Ты одна воспитываешь?

– Нет, родители помогают. На каникулы сына забирает отец в Финляндию.

– Ты сама в хороших отношениях с мужем?

– Он отличный человек. Женился на русской красавице вице-мисс чего-то. Родили еще парочку оболтусов. Но Женьку он очень любит – его первенец.

– Тогда выходит, что ты оказалась козой? – алкоголь ударил мне в голову и развязал язык. Так что все, что пришло на ум, скатывалось, как с горки, в уши собеседницы.

– Не исключено. Ему хотелось домашнего очага. У нас все быстро завертелось: учеба, секс, свадьба, сын, работа, работа, работа. Мне становилось все скучнее. Стало трудно дышать, тошнота подступала к горлу, и я начала ее заливать винишком. Сначала совместные компании, дни рождения, Новый год, Рождество. Потом радиус праздников расширился, захватив День народного единства, День конституции и прочую политическую требуху, что позволяло оправданно погрузиться в мир алкогольных грез и забываться в компании чужих людей.

– Муж с тобой не пил?

– Он человек науки. Его увлечение требовало тишины, покоя и тонны времени для сосредоточения. А это время нужно обеспечить хозяюшкой. Роль домашней прислуги меня не устраивала.

– Ты бунтарка? – осенило меня.

– Как хочешь называй, не хочу быть за кем-то, хочу сама или наравне.

– Справедливо.

Мы пили еще и еще.

Треп ни о чем был в действительности завуалированным сапером, чьей задачей было аккуратно проверить соответствие ощущений от предыдущих переписок и девочки напротив сегодня.

– Если в хороших отношениях, то почему не перебралась с бывшим мужем за бугор? Статья, невыездная? – последнее шепнул, приблизившись.

– Нет, все банальнее. Люблю до безумства Москву, эту чертову родину, людей, мать, в конце концов, у меня здесь. Муж был бы рад, если бы Женька был постоянно рядом. Они на одной волне. Нередко с сыном катаюсь к нему в гости на праздники. Хорошо общаюсь с его женой и детьми от второго брака. Если уж все станет совсем невыносимо, то придется порвать с самыми длинными отношениями в моей жизни. Надеюсь, эта трагедия так и не наступит и мне не придется говорить Москве «прощай».

– Для тебя это не просто дома, улицы, храмы?

– Конечно! Это воспоминания о каждом здании и человеке. Без них меня нет.

– Ты поэтична. И, мне кажется, тебя понимаю.

Она эмоционально вываливала накипевшее и мне нравилась ее откровенность и ее мягкий голос. Глаза горели, губы шевелились – она их смачивала пивом, отчего те какое-то время блестели.

Сидеть в баре порядком надоело. В заведение начали приходить посетители, и мы перестали быть единственными в зале. Стало шумно, загалдели люди, заиграла живая музыка.

В мою спутницу поместились три здоровенных бокала пива. Полтора литра хмеля просто растворились, не оставив и намека на опьянение. Вот это выдержка!