Эго убийцы

– А вечером вы смотрели телевизор, и пили пиво со жженым сахаром.

Криндер удивился:

– Из чего вы догадались? Вы тоже любите? Признаться, в первое время разница вкусов меня огорчала, но потом я разобрал в ней определённую пикантность.

– Нет, – ответила Ляля, – я не пью пива со жжёным сахаром. Но у нас маленький городок.

– А как она поёт! – восхитился Криндер. – Варя замечательно поёт народные песни. У меня даже возникла идея, аккомпанировать ей.

– На виолончели?

– Почему нет? – вопросом ответил Криндер.

Когда он ушел, и Ляля убирала чашки, она вполголоса проговорила:

– А ведь он влюбился. – Помолчала. – Сукин сын.

– Думаешь?

– Определённо. – Ляля спрятала печенье в коробочку, плотно закрыла крышку, чтобы не подсыхало. – Теперь останется. Купит домик… если умный, если простак – женится на Варьке.

Плауман приподнял над переносицей очки, посмотрел на жену, сказал, что она всегда с пристрастием относилась к Варваре.

– Варя хорошая добрая несчастная женщина… – слово ещё не было договорено, как перед носом мужчины сверкнул сжатый кулак.

– Понял? – холодно спросила Ляля.

– Молчу, – ответил супруг.

Должно признать, Криндер подумывал… что там "подумывал"? – мысль о переезде плотно засела в его голове. Ему понравился город, понравилась Варя. Понравился местный драматический театр (пафосный, белёный розовым, точно надувшийся от собственного достоинства со штукатуреными колоннами и арочным окошечком кассы), однако вполне приемлемый для благотворительных концертов.

"В этих местах водятся открытые, непосредственные люди… я сам, в сущности, такой. Сколько можно дырявить черепушки?"

За годы работы у киллера сформировался особый почерк: он стрелял жертве в глаз. Во-первых, это гарантировало безукоризненное выполнение работы. Во-вторых, брызги крови, фрагменты черепной коробки, "сопли" серого вещества относило в противоположную от стрелка сторону. Не возникало угрозы запачкать туфли.

У подобной методы присутствовал только один эстетический недостаток: приходилось видеть, как вытекает глазное яблоко; студенистое вещество выплывает из глазницы, и некогда живой человек превращается в пошлую зомби-куклу из третьесортных фильмов ужасов.

"Пятистенок Варвары можно переделать… пристроить к нему веранду, как она мечтает… или отстроить свой собственный, каменный дом… почему нет?"

Накопленных средств (Криндер уже прикинул) вполне хватило бы на тихую мирную продолжительную жизнь. Без покойников, но с цветочной клумбой.

На другой день позвонил Аксаков. Пространно осведомился, как дела. В первое мгновение Криндер даже затруднился с ответом, дело в том, что этот телефонный номер был… как бы сказать "домашним". Его знал дирижёр оркестра (скорее всего, потерял) и ещё полтора человека, включая квартирную работницу.

"Неплохо, – нейтрально ответил Криндер, понял, что домработницу придётся заменить. – Клиент ничего не подозревает, ведёт себя спокойно. – И опережая вопрос: – День-два и я закончу. Желаешь увидеть отрезанную голову?"

Не ответив, Аксаков дал отбой.

"Мерзавец, – с ленцой подумал Криндер. – Хорошего человека решил загубить".

В переулке около театра произошел забавный инцидент. Первые полчаса по его окончанию Криндер ощущал в себе яростное возбуждение, и даже прошел дополнительную версту, дабы успокоить сердцебиение. Опосля (очувствовавшись) пришел к выводу, что драка – всего лишь совпадение. Нелепая случайность и он зря явил миру жестокость.

Солнце закатилось за дальние сады, вполне созрели сумерки, однако фонарей ещё не зажигали, по незапамятной дореволюционной привычке экономить керосин. Криндер двигался по тротуару, отбивал зонтом ритм "ум-та-та-та-та": четыре удара по мостовой, один по дереву – вдоль дороги чернели липы. Могучие и гривастые.

Неожиданно от ствола отделилась фигура – выступил человек с маленькой головой, покрытой плоской кепочкой, загородил дорогу. Позади кто-то засопел, донёсся запах перегара и пищевых испарений.

– Что вам угодно? – строго спросил Криндер. Он опять чувствовал себя дворянином в присутствии крепостных. – Примите в сторону. Позвольте пройти!

В ответ кепочка проговорил (неожиданно извиняющимся тоном):

– Накинь рублишко, дядя… на винишко…

Получилось в рифму, и Криндер улыбнулся. Полез за бумажником: "Мужикам не хватило… что я аспид, что ли? Или партийная организация?"

В этот момент появился третий "страждущий" – он держался в тени. Вышел на лунный свет, блеснул железной фиксой.

– И на закусь отслюни, – добавил.

В мозгу Криндера вспыхнула белая звезда, руки и ноги перестали подчиняться голосу разума. Убийца стремительно шагнул в сторону, но, не убегая от кепочки, а напирая на него всем корпусом.

Два пальца Криндер вонзил мужчине в ноздри и поддал сильно вверху. Застонав, кепочка приподнялся на носочках, кукольно взмахнул руками, промычал:

– Мэ…мэ…

Задний мужик (с редкими белёсыми патлами), полез в атаку, не разбираясь в подробностях. Вякнул что-то про "наших бьют" и тут же нарвался на сталь: Криндер ткнул его в шею кончиком зонта – заточенным "шпилем" длинной в половину ладони.

Зонт метил в сонную артерию – такой удар грозил неминуемой смертью, – однако промахнулся. "Шпиль" пробил кожу и мышцы, хлынула кровь, чёрная и отвратительная в лунном свете.

В сторону третьего фиксатого Криндер прошипел:

– Стой сволочь, где стоишь! Запорю гниду!

Фиксатый, вероятно сообразив, с кем имеет дело, попятился и через три шага дал дёру.

Атака была отбита.

Криндер отпустил ноздри кепочки, приказал:

– Рви рубаху! Рви свою рубаху, перевяжи ему горло! Быстро! Сдохнет…

Кепочка стянул через голову рубаху, дрожащими руками начал рвать её на полосы, беспрестанно озираясь. Раненый приподнял голову, что-то проговорил…

Не дожидаясь финала оперы, Криндер ретировался. Нырнул в липовую тень, поправил манжеты и двинулся в обратном направлении, ощущая в душе злость и нехарактерный для него сумбур: что произошло? откуда несвойственная мягкотелость?

Во всяком другом случае он убил бы всех троих… быстро и кратко, позаботившись лишь только об отсутствии улик и свидетелей.

"Неужели старею? – подумал, отсчитывая ритм. – Или флюиды кротости проникают в моё сознание?"

…Существовал компромиссный вариант: Плауман должен был погибнуть – сгореть в автомобиле или упасть с моста в реку, так, чтобы трупа не нашли…

– Но поблизости нет глубокой реки! – возразил портной. – Как же я утону?

Криндер явился на первую серьёзную примерку, пришел заранее, за три минуты. На столе его ждал костюм, смётанный на белую нитку. Брюки висели на спинке стула.

В первую же секунду портной Плауман предупредил, что это будет "костюм фашистского вермахта":

– Крой замечательный, крой потрясающий, – проговорил он. – Я восхищаюсь немецкими портными, но такие костюмы носили они.

– Кто? – переспросил Криндер.

– Фашисты! – портной развернул ладони к небу. – Офицеры вермахта.

– И что? – спросил Криндер.

Плауман пожал плечами:

– Ничего…

– Он будет удобным?

Портной вскинулся:

– Весьма! Уникальный крой! Симбиоз практицизма и стиля. Я очарован этой моделью, пошью на себя нечто подобное.

– Тогда давайте шить, – призвал Криндер, имитируя еврейские интонации.

Час спустя, когда основные вопросы/замеры были решены/сделаны, он сказал:

– Аксаков знает о ваших швейцарских счетах. – Дав собеседнику проникнуться смыслом, спросил: – Какими финансовыми возможностями вы располагаете ныне?

Криндер смотрел портному в лицо, разглядел все эмоциональные трансформации: Плауман вспыхнул, через мгновение, угас, как сгоревшая спичка. Сказал, что денег нет. И не было.