Читать книгу: «Заика… Рыбка в аквариуме», страница 3

Уже в шестом классе я несколько раз выиграл первенство Краснодарского края в своём возрасте и был включён в состав сборной края на участие во Всероссийских соревнованиях. На самолёте первый раз в жизни с командой летел в Оренбург, на Всероссийские игры, один, без мамы и папы; следом были двухнедельные сборы в Сочи – приходилось рассчитывать только на себя.

Я рано начинал понимать, что и на соревнованиях, и на сборах, да и в коллективе нужно оценивать ситуацию самостоятельно, и все события, которые вертелись вокруг меня, вызывали большую гордость и заставляли думать и вести себя достойным образом в тех или иных ситуациях, что несло во мне и вырабатывало огромную уверенность и огромную цену, которую я никогда ранее не ощущал в себе. Мои успехи в спорте плавно пошли со мной и вне спорта – я становился другим, более ответственным, более свободным в мыслях, в понимании происходящего. Стало потихоньку приходить осознание, что из любой ситуации есть выход: как бы больно ни было, нужно перетерпеть и двигаться вперёд, никогда не сдаваться. Я в это начинал верить и укрепляться в своих детских мыслях.

4

А бывало ещё так. Как-то нужно было мне выехать на соревнования в Краснодар, самостоятельно, меня уже ждали там, и только оставалось доехать из Армавира, купить билет на междугородный автобус. Четыре часа – и я на месте. Мне четырнадцать лет, и я свободно мог перемещаться повсюду, и никто не задавал вопросов: куда? Почему? Время было надёжное (ключевое слово – «было»), и вот стою у кассы за билетом в автовокзале, передо мной три человека и за мной пять. Чувствую: сказать не смогу, горло перетянуло, волнение бешеное, пульсирует в голове – уже представляю, какой будет реакция кассира и людей, которые за мной стоят, и как их головы и глаза вопьются вопрошающе и с интересом на меня, когда я начну говорить, покупая билет. «Нет, этого нельзя допустить!» – говорю себе и в тот же момент прокручиваю про себя, как сейчас подойдёт моя очередь и я положу деньги в лоток, начну говорить: «Краснодар… один билет… ближайший…» и тут же понимаю: без ужасной гримасы и закидывания головы назад с широко открытым ртом у меня не получится и слово произнести, и все вокруг повернутся, словно на ужасное зрелище, которого никогда не видели, и будут смотреть с сочувствием и внутренним сожалением, а очередь моя всё ближе, и уже только один человек впереди меня – что делать? Я уже предвкушаю весь ужас, который будет сейчас происходить со мной, пытаюсь ещё и ещё раз проговорить себе дальнейшие действия: вот подхожу к кассе, отдаю деньги, и… Люди за мной спешат на автобус, я слышу их разговор, что автобус через три минуты отъезжает, они просят кассира быстрее обслуживать… «Ага… наивные, если я открою сейчас рот, то вы точно не успеете на свой автобус, а может, и на следующий рейс ещё не попадете!» – думаю про себя, с сарказмом я. «Нет, нужно что-то другое, – в панике говорит мой мозг, – думай, мысли, как выкрутиться без потерь…» Вы никогда не играли роль глухонемого человека? А мне пришлось. Первый раз трудно, очень трудно психологически, в следующие разы полегче – знаешь уже как. Ничего находчивее я не придумал, но мысль появилась разумная, чтобы скрыть всю агонию моего блеска.

– Куда тебе? – услышал я через окно кассы…

Я положил деньги в лоток. Господи, как же стыдно, я готов был провалиться сквозь пол, благо знакомых нигде не было, а если бы были… Пришлось бы корчиться. Люди ещё даже не знали, сколько стояли бы за мной в ожидании своего билета, пока бы я объяснил, куда держу путь.

Я стал показывать кассиру жестами, чтобы дала мне ручку и листок, – мне нужно было написать, куда мне билет. В следующие разы я уже подготовлен был заранее – у меня заготовка уже была написана, и я смело клал записку с деньгами. Кассир быстро смекнула и, подав листок с ручкой, уже спокойно ждала, когда я напишу и положу в лоток. На моё удивление, всё прошло так естественно и быстро, что никто ничего не понял. Получив билет и войдя в автобус, я успокоился – как камень с плеч упал: с таким пороком не только артистом станешь, но и язык жестов освоишь! Пока заики мучились со своей физической проблемой и пытались её решать, как слепые котята, тыкались кто куда, пытаясь открыть в темноте своих проблем закрытые двери в надежде распахнуть их и увидеть свет исцеления порока, который наложил тяжёлую лапу на их дальнейшую, полноценную и счастливую жизнь, и она реально ломалась и закрывала многим людям путь к осуществлению мечты. Одно дело – когда работа заключается в ударах молотка или вытачивании деталей на станке. Здесь всё понятно, особого выражения мысли и словесности не требуется. Другое дело – когда человек творческий и с яркой мыслью, который желает выплеснуть наружу словами и сочно отправить её публике, да не тут-то было – молчи и наслаждайся другими или через бумагу выражай в виде газет, книг и журналов. Заикающиеся люди, в основном творческие и талантливые в своей основе, априори неплохо поют и неординарно мыслят, но что толку, когда я в классе являлся первой скрипкой на школьном конкурсе в хоре, а сказать-то ничего не мог, – как говорится, «назвал все буквы, а слово прочесть не смог». Путём научно-медицинских исследований профессора и учёные пришли к выводу (не вдаюсь углублённо в исследования, хотя изучал их), что у человека с заиканием и обычного человека по-разному работают полушария мозга, и, дабы исправить речь, требуется в письме писать левой рукой. Мы это тоже проходили – целое лето я учился и писал левой рукой по два часа в день, каждый день, исписал две серьёзных тетради… а воз и ныне там, даже не сдвинулся ни на миллиметр. Разве можно думать и творить как медведь? Ни разу не побывав в его шкуре и не зная его чаяний, повадок и настроения, а только наблюдая со стороны и изучая его действия, думая, что изучил этого товарища! Да никогда не изучишь его полностью, только верхушку айсберга увидишь, только сам этот мишка знает, что ему хорошо, а от чего ему плохо. Так и заика только сам себе может помочь, и каждый, желая скрасить его недуг, пытаясь исследовать в разных направлениях, – бессилен! К сожалению, я начинал понимать, что только сам себя можешь вытащить из болота с трясиной, всё, что можно, всё, чем можно было излечиться, абсолютно все доступные средства уже были испробованы и исследованы мной и моими родителями.

5

А вот и моя долгожданная, безнадёжная первая любовь накрыла и понесла меня на крыльях безмятежных юных лет. Первые попытки выразить себя в стихах, полных эмоций, таинственных чувств, неведомых мне доселе, – ну и что с того, если я не мог подойти к ней предложить и выразить к ней свои чувства? Зато я мечтал, я фантазировал, как подходил к ней и мы разговаривали, при этом я не заикался и видел себя со стороны, как плавно и красиво говорил, видел, как мы улыбаемся друг другу, немного смущаясь, отводя глаза, а назавтра после уроков, взяв её сумку, провожал домой. Но увы, это были только мои фантазии и мечты – на самом деле, наяву всё было иначе и гораздо скромнее, чем в моих мыслях: никаких разговоров, и тем более провожаний домой. Желания и восторг видела только бумага, на которой я марал втайне какие-то любовные послания в виде стихов к ней и прятал их под шкаф, чтоб, не дай бог, никто не увидел и даже не догадался о моём трепетном чувстве. Конечно, я видел и наблюдал картину, что к своим пятнадцати годам мои одноклассники уже вовсю щеголяли и встречались с девчонками, первые поцелуи, жаркие и страстные по своей неопытности и наивности, первое «хочу» и первое «нельзя», да… всё это было, но не со мной, и по-мальчишески меня это ранило и било по моему самолюбию. И от тоски по несбыточному всё больше и больше уходил в спорт, где были почитание и успехи, совершенно другая жизнь, иная, чем школьные будни. Но, как бы то ни было, школьные годы прекрасны, полны надежд и радости, отрочество – особая пора жизни, потому как именно в годы отрочества и юности начинает формироваться личность человека, с какими моральными установками и убеждениями начнёт плыть его маленький корабль по неизгладимой морской буре жизни, и то, что мы взрастим, то и будет расти в нашей душе, то, что вложим в себя, какой фундамент зальём себе, такой дом и начнёт строиться, кто в хатке будет жить духовной, а кто – в особняке душевном. Только не все это понимают… вовремя. Ах, школа-школа; горько понимать, что никогда больше не повторится, десять лет пролетели, как стая журавлей, курлыча, улетая вдаль, к новым берегам и странам, и на переломе мая, к концу моей школы, подсказали информацию, что есть один педагог-логопед, принимает исключительно на дому, занимается только с детьми, но готова меня посмотреть и позаниматься со мной. А почему бы и нет? Судьба даёт, толкает – нужно пробовать, брать. А может быть, это шанс? У юноши в семнадцать уже на лице проявляются изменения в виде «хотюнчиков», а он ещё даже девичью руку никогда не держал в своей руке, и когда её возьмёт? И возьмёт ли – при таком катастрофическом положении? Нужно идти, и пошёл.

Мы встретились с ней. Вера Константиновна – улыбчивый немолодой человек с открытым лицом и добрыми глазами – так нежно и по-домашнему приняла меня.

– Добрый день, давай познакомимся! – Она представилась, теперь моя очередь.

– А…А…А… – Я широко открыл рот, и челюсти судорожно стали в быстром порыве играть навстречу друг другу.

– Андрей? – вопрошала она.

– Нет, – отрицая, замахал головой я.

– Александр?

– Нет.

– Алексей?

– Да, – кивнул в ответ.

Она по-матерински приобняла меня и, проводив в свой кабинет, усадила в уютное кресло и села напротив. Мы разговаривали около часа, я ей доверился и говорил как мог, со всеми своими наборами дефектов. В конце нашего откровенного диалога она мне выдала всё-всё, что видит и над чем очень усердно и не один год, а может, и не два и не три, мне предстоит работать, чтобы убрать недуг, и тихий, спокойный, уверенный, мягкий, неторопливый голос говорил вот о чём:

– Алёша, ты же хочешь излечиться? Конечно хочешь, если бы не хотел, не пришёл сюда, – ответила на свой вопрос. – Давай будем с тобой честны и откровенны, я хочу тебе помочь, и из того, что я сейчас услышала и увидела, я сделала первые выводы, над которыми уже сейчас тебе нужно начинать работать. – Она посмотрела на меня внимательно, наблюдая за реакцией, и продолжила: – У тебя очень скудный и бедный словарный запас, очень ограниченный. Не обижайся, но я говорю как есть, иначе у нас ничего не получится. Твой дефект происходит в самом начале каждого слова, поэтому и продолжения речи нет, слова нет, потому как ты хочешь его сказать и зацикливаешься на этом, выдавливаешь до упора – отсюда происходят спазмы блокировка… всё, тупик, и вот что я ещё заметила: где в самом начале слова две согласные вместе (имею в виду «сг», «пр», «тк» и прочее), то ты вообще это слово не можешь начать. Ты меня слышишь, о чём я тебе говорю?

– Ага. На самом деле я впервые услышал откровение, мне всегда хотелось говорить как все, если это тракторист – значит, тракторист, а тут в начале слова две согласные «тр» – вон оно как…

– Тебе нужны слова, в которых будет много гласных букв, таких как а, ю, я, э… ты понимаешь? Чтобы они тянулись, пелись, то есть нараспев, и подбирать слова, где в начале будут именно тянущиеся буквы, а не глухие… а чтобы иметь в обороте много слов и по смыслу заменять те, которые не получаются, – нужно много читать, прямо берёшь и читаешь всё подряд, желательно художественную литературу. И насыщай себя… если непонятно какое-либо слово по значению – выписывай его и ищи в словаре. Ты должен оперировать огромным запасом слов – в этом будет одна из наших первых побед. На этом давай сегодня завершим. Значит, будем заниматься два месяца с тобой ежедневно, кроме выходных. Но каждый день я тебе буду давать домашние задания, которые требуется выполнять по полтора часа в день. Каждый божий день. Готов?

– Конечно, готов. – Разве у меня был выбор?

В этот же вечер я обратился к бате, чтобы тот подобрал мне книгу, на его взгляд, интересную мне, благо дома находилась неплохая библиотека, которая всю мою жизнь маячила перед глазами в шкафу и ни разу в жизни не была мной тронута. Не было печали – так нужда заставила. В ответ я получил толстенную книгу про партизан и разведчиков «Сильные духом», которая мной была поглощена за неделю, следом вторая, третья, пятая… как ненасытный воду пьёт, я себя насыщал литературой и новыми словами, яркими оборотами речи и впечатляющими словосочетаниями, выписывая интересные пословицы, высказывания и неординарные слова, чтобы их со временем применять; мало знать – надо и применять, мало хотеть – нужно и делать. Но всё это будет гораздо дальше и нескоро усвоено, а пока я пришёл на первое занятие – как прилежный ученик и учитель, мы начали пропевать школьную азбуку по слогам. Мы вообще не разговаривали, мы пели, пели абсолютно всё с ней, даже когда здоровались и прощались короткими фразами в виде песни, и перед каждой песней останавливаясь и набирая воздух в лёгкие, на выдохе плавно и не спеша выдавали песенные фразы. Это выглядело достаточно смешно и необычно.

– Короткую речь слушать хорошо! – говорила она.

А мне стоило выражаться короткими фразами и предложениями. Следом за азбукой шёл старый, потрёпанный песенник с русскими народными песнями. О, как мы с ней громко и не спеша пели во всё горло – даже соседи вглядывались в окно нашего кабинета! Впоследствии этот песенник участвовал во всех наших встречах, пусть на десять минут, но всегда с пользой. Полтора часа пролетели как миг с интересом и надрывом голосовых связок, и, конечно, я получил первое домашнее задание, которое должен был выполнить, как в школе, а заключалось оно в том, чего я даже не мог предположить.

– Без языка и колокол нем! Твоя задача – работать языком и губами перед зеркалом, то есть язык вытаскивая то влево, то вправо, максимально вытягивая его, круговые движения языком. – Она показала, как следовало это делать. – Губами тоже! – Она открыла широко рот и сделала губы бантиком, максимально вытягивая их вперёд. – Нужно довести мышцы гортани, голосовые связки и подвижную мимику лица до такой степени, как у артиста эстрады и разговорного жанра, при всём этом ты должен широко открывать рот и губы, произнося каждую буковку настолько чётко, насколько возможно, чтобы она аж звенела, чтобы был слышен приятный свист… тебе нужно вырабатывать свой стиль общения, не похожий ни на какой другой, в общем – стараться быть оригинальным и неподражаемым… а после того, как сделаешь гимнастику языка, начнёшь пропевать звуки а, ю, э, я, и, е, все тянущиеся буквы, но в своём порядке: а-а-а-а-а-а плавно переходящую в ю-ю-ю-ю-ю-ю, то есть а-а-а-а-а-ю-ю-ю-ю-ю… – Она нарисовала мне стрелочками очерёдность букв и звуков, которые я должен был перед зеркалом, глядя на себя, выпевать с чётким произношением. Задание получено, первый урок завершён.

– Ну-у-у… до-о-о сви-ида-а-ани-и-я-я! – пропел я.

– До-о-о сви-и-ида-а-ани-и-и-я-я-я! До-о-о завтра-а-а-а! – с улыбкой она попрощалась со мной.

Назавтра мной было всё выполнено по инструкции, ещё не понимая, зачем эти песни и к чему они приведут, и не зная, что то малое, которое запустилось, вызовет огромную волну. Прошла неделя занятий с дополнительными, ежедневными упражнениями дома – наверное, всё шло своим чередом и по плану, составленному ею.

– Алёша, у тебя очень красивая улыбка. Мне кажется, её нужно использовать шире, чем улыбку: улыбкой можно заполнить паузу, если требуется подобрать слово по смыслу, – тем самым никто не поймёт и не заметит, как ты манипулируешь своей речью, и вообще ищи в себе плюсы, которые будут нравиться твоим собеседникам, ищи и оттачивай жесты, заполняй паузу ими, когда не идёт слово…

«Да, – думал я в этот момент, – те, у кого мы учимся, называются нашими учителями, но не всякий, кто учит нас, заслуживает это имя». В моей ситуации был Учитель с большой буквы, педагог от Бога, можно сказать, моя вторая мама, которая пыталась дать жизнь своему птенцу.

Подходил к концу наш первый месяц труднейшей и кропотливой работы. Я стал замечать, что стала уходить нервозность, прекратились спазмы, спокойность и уверенность приходила с каждым днём, с каждым словом, с каждой улыбкой и жестом. Ко мне вдруг пришло понимание, что для перехода к непростому и сложному слову нужно использовать короткие местоимения, как бы маленький трамплин, но для соединения предложения, слов и связки речи, что чудесного было в этом секрете – так то, что никто не замечал этой связки местоимений между словами, а для меня она стала спасением, и я начал оттачивать всё новые и новые обороты. У меня стало получаться, и уже к концу второго и последнего месяца занятий я уже спокойно читал перед большим зеркалом, где наблюдал ещё небольшие судороги и лёгкие подёргивания в области рта и щёк. Мне требовалось со временем убрать их, но я уже видел в зеркале, как я разговариваю с собеседником и в каком виде предстаю пред ним; огромная работа проделана за эти два месяца, но годы ещё впереди, чтобы разговаривать как обычный человек, чтоб комар и носа не подточил. Я вдохновлялся и наполнялся радостью, как воздушный шар.

– Ну вот и всё… Алексей, сегодня мы завершили с тобой наш двухмесячный тур, – с улыбкой и некоторой грустью в голосе сказала Вера Константиновна. – Твои паруса наполнены добрым, новым ветром. Отпускаю твой парусник в дальнее плавание. На твоём веку ещё много будет… Я хочу тебе сказать, что самое смешное и глупое желание – это желание нравиться всем. Избегай того, что не твоё, не терпи нарушения своей внутренней гармонии, общайся с теми, кто тебя выслушает, как бы ты медленно ни говорил. Идиотов слишком много, людей мало – держись людей.

Она мне много чего говорила – так сказать, наставляла, – и эти её мысли и слова переворачивали мою жизнь, такие важные и нужные, такие новые и пока непостижимые, так вовремя и решительно для меня. Мы очень тепло с ней распрощались, как мать с сыном, который уходил в свою новую жизнь, а назавтра, на следующий день, мне выпало новое испытание. Ровно месяц я должен был молчать, то бишь как немой, через бумагу и жестами общаться – вот и вспомнились уроки прошлого. Тяжёлый летний месяц, как вечность, без надрыва, спокойно, но очень тягучими днями спасали только книги и спорт; очень много новых мыслей и домыслов в это время роилось у меня в голове, вопросов и боязненных ответов, как будет, когда закончится этот нескончаемый месяц. Но я уже для себя чётко решил, что буду разговаривать настолько медленно и плавно, насколько это возможно, и мне плевать будет на всех, кто это не поймёт или осудит; нужно было спасать себя, и вряд ли когда-нибудь выпадет другой шанс все исправить, только сейчас я нацеливал уже себя: или сейчас, или всё пойдёт под откос – вся безумная работа, не только моя, но и моей наставницы, а она так беззаветно верила в меня!

Всё проходит в этой жизни, и мой месяц тоже прошёл, пора сказать слово – и слова пошли, тихо и не спеша, слово слово родит, а третье само бежит. Конечно, по мановению доброй волшебницы не стало идеально, но процесс улучшения заметили все. К девятнадцати годам я уже работал учителем физкультуры в одной из школ города; я давал себе отчёт, куда я иду, ведь дети очень тонко чувствуют, где твоя слабина, и если поймали эту слабину, то, считай, потерпел фиаско, в этот же день пиши заявление об уходе… Но ничего – отработал столько, сколько мне было необходимо, и никто никогда не узнал о том, с чем я борюсь всю свою жизнь. До идеальности речи были годы почти каждодневных работ и усилий, экспериментов с ударением, с паузами, улыбками между слов и разговорами с зеркалом. Приходилось много учить наизусть, осилился «Евгений Онегин» из восьми глав, который цитировался и восхищал дам, приводя в восторг, а я и рад был, и упивался комплиментами, которых так ждал всю свою жизнь. С лордом Джорджем Гордоном Байроном мы стали лучшими друзьями, а с его «Дон Жуаном» – вообще братьями, я вместе с ним вставал и ложился спать, заучивая наизусть его искромётные, божественные строфы, которые по сей день сидят у меня в голове и слегка волнуют общество при лёгком соприкосновении со стихом из моих уст.

6

Что же дальше происходило с моим Алексеем, после его первых работ в обществе и долгожданных летучих фраз, когда его корабль пошёл бороздить просторы взрослой жизни? – резонно и логично задаст вопрос мой читатель. Сумел ли он выбраться из коварных лап неистощимых, постоянных душевных болей и ран, с которыми шёл по короткой, но насыщенной жизни? Смог ли разорвать цепи изгоя и одиночества? Какие сети были уготовлены его судьбе?

…Истинное величие начинается с понимания своего ничтожества! Человек растёт по мере того, как растут его цели. Нет, заикание победить не удалось, и, думаю, не слукавлю, если скажу, что это бич человека до конца дней, его крест, который нести он будет по жизни.

Но пришло со временем осознание, что его можно стабилизировать, успокоить, и подавать речь в своём ключе, играя новыми красками словесных оборотов, неординарными ходами предложений, иногда растягивая слова в речи, – это звучит сексуально для определённого женского рода. Приобретались оригинальность мысли, оригинальность поведения, быстрота мышления, появлялись плюсы, которые находились глубоко в себе и постепенно оттачивались годами. Алексей проделывал свой путь, новый поиск себя, который, как ему казалось, действительно его. Не останавливаясь и продолжая постоянные движения вверх, к своим звёздам, к своей мечте. Он становился игроком, играя все жанры в своём лице, а жизнь его превращалась в абсолютный театр, где он играет и наслаждается своей игрой. На самом деле он не мог иначе, потому как общепринятые двери для обычного человека ему были закрыты. И он себя ловит на той мысли, что в его письме отражается вся палитра нестандартных фраз и выражений, несвойственных обычным людям и писателям, свой стиль общения и повествования. Вошло в привычку разговаривать не спеша, плавно, чётко произнося каждую буковку со свистом. Вырабатывался свой стиль речи, поведения, жесты. Конечно, только дурак не меняет своё мнение и себя: так как он себя не считал таковым, то и всё время искал и ищет всё новое и разнообразное, уникальное и оригинальное в своём поведении и мысли. Только оригинальный и разносторонний человек является интересным и желанным собеседником, к которому тянутся и наслаждаются его обществом, который блистает и увлекает за собой. Иногда стабилизация даёт сбой, и он до сих пор и сейчас обречён бороться с самим собой… где-то да дернётся та непослушная губная мышца, что-то да мешается быть уверенным в словах и выражениях.