Читать книгу: «Код Тёмного Знамения»

КНИГА: Код Тёмного Знамения

ПРОЛОГ

Воздух в подземном доке был мёртвым и тяжёлым, пропахшим озоном от сгоревшей техники и чем-то сладковато-приторным, словно испорченный мёд. Тишина, рождённая из хаоса, давила на уши гуще любого гула. Всего несколько минут назад здесь ревела сирена и рушились перекрытия. Теперь – только вакуум безмолвия, в котором пульсировала боль.

Лев Волков, тогда ещё не «Знамение», а просто оперативник Элитного Отдела, смотрел на спину напарника. Кирилл Петров стоял у центрального пульта, его фигура, всегда собранная и энергичная, сейчас казалась надломленной. Перед ним на терминале клубилось чёрное пятно. Не просто выключенный экран – нечто живое, пульсирующее, состоящее из асимметричных, рваных строк. Они вытесняли знакомые зелёные линии стабилизирующей сети, пожирая их, как болезнь.

«Стаб-сеть мертва, – голос Кирилла был ровным, слишком ровным для происходящего. – Полный отказ. Они не просто сломали её, Лев. Они её… переписали.»

Лев молча кивнул. Он видел. Видел, как знакомый ему мир рассыпался на глазах, превращаясь в нечто чужеродное и враждебное. Это был не взлом. Это было осквернение.

«Лаборатория «Янтарь», – прошептал Кирилл, оборачиваясь. Его глаза, всегда такие ясные, были полны ужаса, смешанного с горьким озарением. – Лев, они не понимают, с чем играют. Это не оружие. Это… болезнь. Болезнь самой реальности.»

Он сделал шаг вперёд, и его пальцы сжали свисток, висевший на шее. Старый, медный, детский свисток. Их личный, никем не санкционированный сигнал. Сигнал бедствия.

«Я должен их остановить. Должен показать им…»

Лев почувствовал ледяную тяжесть в животе. Протокол был однозначен. Любое отклонение, любая несанкционированная манипуляция с системным кодом каралась немедленной нейтрализацией. Он был инструментом. Инструмент должен выполнять свою функцию.

«Кирилл, не надо. Положи свисток. Есть процедура.»

«Процедуру?» – Кирилл горько усмехнулся. Его пальцы порхали над голографической клавиатурой, вызывая из недр системы новые потоки чёрного кода. – «Они превратили нас в оружие! А теперь хотят, чтобы мы слепо следовали инструкциям? Нет. Я покажу им истинную цену их контроля.»

Сирена взрела с новой силой. Над ними, сквозь перекрытия, послышался гул ударных модулей. Штурмовая группа. Соколов не стал бы ждать.

«Они здесь, – сказал Лев, поднимая свой излучатель. Рука не дрогнула. – Кирилл, прекрати. Это приказ.»

Кирилл посмотрел на него. И в этом взгляде не было ни ненависти, ни страха. Лишь бесконечная печаль и странная, недетская усталость.

«Ты тоже не видишь, да? – тихо произнёс он. – Сквозь туман, который они залили в наши головы. Они сказали, что код никогда не лжёт. Но они встроили ложь в самый наш код, Лев… В самый твой код.»

Его пальцы зависли над клавиатурой. Он поднёс свисток к губам. Это был не жест вызова. Это был жест отчаяния.

И в этот момент Лев выстрелил.

Ослепительная сфера кинетической энергии ударила Кирилла в грудь, отбросив его к терминалу. Раздался сухой, костный хруст. Голографические экраны взорвались ливнем искр.

Тишина вернулась. Густая, абсолютная.

Лев стоял, не двигаясь, глядя на бездыханное тело напарника. Воздух всё ещё пах озоном и мёдом. Где-то вдали слышались shouts и чёткие шаги. Его взгляд упал на маленький медный предмет, покатившийся по полу к его ногам. Свисток. Он медленно наклонился и поднял его. Медь была тёплой.

Он не видел, как последняя, неотправленная строка чёрного кода с терминала просочилась в резервные буферы, пометив их нестираемой сигнатурой. Он не знал, что смерть – это лишь одна из переменных в уравнении, которое задумал Кирилл.

Он знал только, что код не лжёт. И он только что выполнил свою программу.

ГЛАВА 2: «НЕВОЗМОЖНОЕ УБИЙСТВО»

Тело на мостовой было не просто трупом, а сообщением, написанным на языке сломанной плоти и искорёженного металла.

Лев видел его еще за двадцать метров до приближения, даже сквозь толпу зевак и мерцающее синее заграждение патрульных дронов. Он возвращался с очередной доставкой – партия термостабилизаторов для подпольной пивоварни в нижнем секторе – и привычным маршрутом свернул в короткую аллею, служившую переходом между двумя жилыми блоками. И вот, застыл, сжав в руке руль своего старого электробайка.

Его не отталкивал вид насильственной смерти. Он видел и не такое. Его поразила неестественность зрелища. Жертва, мужчина в дорогом, но теперь разорванном костюме, не просто лежал. Он был вписан в мостовую. Его тело образовывало странную, геометрически выверенную композицию с обломками развороченного асфальта и торчащими из-под земли оптоволоконными кабелями. Казалось, сама реальность исказилась вокруг него, отвердев в момент катаклизма.

Но самое главное – код. Даже с такого расстояния, сквозь приглушающий барьер его собственного подавителя, Лев видел его. Воздух над телом был не чист. Его пронизывали тонкие, почти невидимые нити черного кода. Они пульсировали, как вены на мертвой коже, сплетаясь в сложный, асимметричный узор. Узор, который он не видел пять долгих лет. Узор Кирилла.

Классифицировать: угроза. Уровень: максимальный. Источник: призрак. Невозможность.

Он заглушил байк, слез с седла и попытался слиться с толпой, сделать шаг назад, развернуться и уйти. Исчезнуть. Это не его дело. Это дело Инквизиции. Его прошлое.

– Волков. Стоять.

Голос был женским, твердым и лишенным всяких сантиментов. Из-за спины к нему подошли двое в серой униформе с шевронами Технической Инквизиции. Между ними парил маленький сканирующий дрон, его сенсоры уже жужжали, считывая его биометрию.

Лев не двигался. Он чувствовал, как холодок пробежал по его спине. Они знали его имя. Они его ждали.

Из-за заграждения вышла она. Мария Орлова. Ее код был таким же, каким он запомнил его с единственной официальной встречи полгода назад – упорядоченным, холодным, синим потоком данных, но сейчас по нему пробегали короткие, тревожные всплески оранжевого. Она была в стандартной форме, но без шлема, и ее влажные от дождя волны темных волос были туго стянуты у затылка. Ее лицо было молодым, но глаза смотрели с тяжелой усталостью, которую не скрыть никакой выучкой.

– Лев Волков, бывший оперативник ЭО-7, – отчеканила она, останавливаясь перед ним. Ее взгляд скользнул по его куртке курьера с уничижительной беглостью. – Ваше присутствие требуется.

– Я курьер, инквизитор Орлова, – ответил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Мои присутствия требуют только по адресам доставки.

– Не сегодня, – парировала она и повернулась, жестом приглашая следовать. Дроны по бокам настойчиво пихнули его в спину.

Его провели за оцепление. Вблизи картина была еще более жуткой. Тело не было просто разорвано. Оно было… переписано. Костные структуры изменили свою форму, проступив сквозь кожу в виде странных, небиологических узоров. Металлические импланты жертвы, а их было много, не расплавились, а превратились в нечто среднее между кристаллом и жидким металлом, застывшим в момент трансформации. От всего этого исходил тот самый, знакомый до тошноты запах – озона и меда. Призрак из прошлого.

Мария стояла рядом, наблюдая за его реакцией.

– Мы проверили все базы, – тихо сказала она, чтобы не слышали другие техники. – Все известные сигнатуры техномантов, все уязвимости в системном коде. Ничего. Это… вне каталога. Как будто кто-то взял саму реальность и скомкал ее в этом месте.

Лев молчал, глядя на черные нити. Они были красивы. Смертельно красивы. Он чувствовал, как его собственный код, глубоко запрятанный, отзывается на них низкочастотной вибрацией, болезненным гулом в костях.

– Вы что-то знаете, Волков, – настаивала Мария. – Ваш старый отдел занимался подобными… аномалиями.

– Мой старый отдел расформирован, – отрезал он. – А я уволен. Вы читали мое дело.

– Я читала, что вас уволили по статье «нестабильность восприятия». Но не сочли угрозой. Иначе вы были бы не здесь, а в камере с подавителем на полную мощность. – Она сделала шаг ближе. – Этот человек – высокопоставленный инженер Синдиката. Он курировал проект по разработке новых генераторов «магического вакуума». Кто-то не просто убил его. Кто-то устроил демонстрацию. И я считаю, что вы единственный, кто может это прочитать.

Он хотел отказаться. Хотел сказать, что он всего лишь курьер, что его дар – это болезнь, которую он подавляет таблетками и изоляцией. Но его взгляд упал на центральный элемент всей этой композиции. Туда, где черный код был сгущен до непроницаемой темноты.

Там, в груди жертвы, где должно было быть сердце, зияла дыра. Но не пустота. В ней плавал, не касаясь краев, небольшой предмет. Медный, ничем не примечательный.

Свисток.

Тот самый. Его свисток. Свисток Кирилла, который он поднял в том доке пять лет назад. Свисток, который он хранил у себя в конторе.

Лев почувствовал, как земля уходит из-под ног. Это было невозможно. Он провел рукой по карману, ища свой подавитель, но тот был на месте, тяжелый и холодный. Это не галлюцинация.

Это было послание. Лично для него.

Мария увидела направление его взгляда и изменение в его лице.

– Вы узнали что-то.

Лев медленно повернулся к ней. Боль в висках вернулась, раскаленная добела. Он видел не просто тело. Он видел подпись. Узнаваемую, как собственное отражение в кривом зеркале. Он слышал эхо того самого голоса: «Они встроили ложь в самый наш код, Лев…»

Инструкции, протоколы, годы подавления – все это рухнуло в одно мгновение перед лицом невозможного.

Лев повернулся к Марии, и в его глазах не было ничего, кроме холодного понимания: «Это почерк Кирилла. Он мёртв. Но это его работа».

ГЛАВА 3: «ПРИНУЖДЕНИЕ»

Генерал Соколов улыбался так, словно предлагал партнёрство, а не заносил нож над горлом его свободы.

Кабинет в «Хрустальном дворце» был спроектирован для внушения благоговейного трепета. Стеклянные стены, сквозь которые открывался вид на парящие небоскребы Нового Ирия, идеальная, почти навязчивая тишина, нарушаемая лишь мягким гулом скрытых систем вентиляции. Воздух был стерилен, лишен каких-либо запахов. Здесь не было места ни озону, ни пыли, ни тем более – призракам.

Лев сидел в кресле, слишком мягком, чтобы быть удобным, и чувствовал себя образцом, помещенным под стекло. Его потрепанная куртка курьера была грубым пятном в этой отполированной до блеска реальности. Напротив, за массивным столом из цельного акрила, восседал генерал. Его униформа сидела безупречно, а лицо, испещренное сеткой морщин, казалось, было высечено из старого, выдержанного гранита. Но улыбка… улыбка была живой, хищной и абсолютно фальшивой.

– Лев, – начал Соколов, растягивая имя, как старый знакомый. – Признаться, я следил за твоей… гражданской карьерой. Восхитительно. Находить утешение в простоте. Ремонтировать вещи. Развозить посылки. После всего, что ты видел… это похвально.

Лев молчал. Он концентрировался на коде комнаты. Зеленые, плавные линии систем жизнеобеспечения, голубые контуры силовых полей в стенах. Он пытался найти в них изъян, слабость, но все было идеально. Как клетка.

– Однако, – генерал вздохнул, с притворной грустью, – простоте пришел конец. Инцидент в аллее. Ужасная история. И, как ты правильно предположил инквизитору Орловой, работа призрака.

Соколов сделал паузу, давая словам повиснуть в воздухе.

– Кирилл Петров. Блестящий ум. Нестабильный, трагически поврежденный, но блестящий. Его смерть была… необходимостью. Как и твое увольнение. Но, видишь ли, мы допустили ошибку. Мы считали его угрозу локализованной. Уничтоженной. Очевидно, мы ошиблись.

Он наклонился вперед, и его улыбка исчезла, сменившись деловым, холодным выражением.

– Он мертв, Лев. Мы провели дактилоскопию ДНК, сканирование остатков нейроимплантов. Тот труп в доке был им. Но его код… его «тень»… живет. И эволюционирует. Орлова права – это демонстрация. Но не для Синдиката. Для тебя.

Лев почувствовал, как сжимаются его кулаки. Он продолжал молчать. Любое слово могло быть использовано против него.

– Ты – единственный, кто может его видеть, Лев. Не так, как наши сканеры. Не как инквизиторы. Ты видишь его… изнанку. Его почерк. Ты думал, твой дар – это случайность? Побочный эффект? – Соколов мягко покачал головой. – Нет. Это специализация. Ты был спроектирован для этого. Чтобы быть противоядием.

Слова врезались в Левa, как ножи. Спроектирован. Он всегда чувствовал себя сломанным, бракованным. А оказалось – запрограммированным.

– Я – никто, – наконец, выдавил он. – Курьер. Я заплатил свою цену. Я вышел из игры.

– Игры? – Соколов поднял бровь. – Лев, это не игра. Это хирургическая операция по спасению города. И всего, что ты знаешь. И у тебя нет выбора.

Генерал провел рукой над поверхностью стола, и в воздухе возникла голограмма. Это была запись с камер наблюдения его конторы. Он видел себя, спящего за паяльным столом, видел, как он ест, как уходит на задания. И видел ту самую полку, где лежал свисток.

– Ты хранил сувенир, Лев, – голос Соколова стал тише и опаснее. – Вещественное доказательство с места ликвидации особо опасного преступника. По статье 14-Б это называется «сокрытие улик и пособничество». Наказание – психокоррекция и помещение в камеру с постоянным подавлением. Навсегда.

Лев замер. Он смотрел на свое изображение, на тот самый медный свисток, лежащий среди деталей. Они знали. Они всегда знали. И ждали подходящего момента.

– Альтернатива проста, – продолжил Соколов, вновь позволяя улыбке тронуть свои губы. – Ты возвращаешься. Консультантом. Помогаешь Орловой и ее группе отследить этот… черный код. Останавливаешь его. И после этого… можешь вернуться к своим посылкам. Мы даже вернем тебе твой сувенир. Неравноценный обмен, я знаю. Но лучшего я предложить не могу.

Это был не выбор. Это был приговор. С одной стороны – пожизненное заключение в цифровой темнице, где его разум будет разобран и стерт. С другой – возвращение в ад его прошлого, к боли, к «шуму», к призраку человека, которого он убил.

Он посмотрел в окно, на идеальный, отстраненный город. Город, который он когда-то защищал. Город, который сделал его оружием, а потом выбросил на свалку. И который теперь снова требовал его себе.

Он думал о коде. О лжи, встроенной в его основу. О свистке, который был не просто уликой, а ключом. Возможно, единственным ключом к той правде, что от него скрывали.

Боль в висках была уже не предупреждением, а знаком соглашения с реальностью. Он был инструментом. И сейчас его снова доставали из ножен.

«Ладно, – сказал Лев, глядя в пустоту за окном. – Но я хочу доступ к Архиву. Ко всему.»

ГЛАВА 4: «СВИСТОК»

Свисток на столе лежал как осколок другой жизни, маленький и смертельно опасный.

Теперь он находился не на полке среди радиодеталей, а в центре стерильного лабораторного стола в оперативном штабе Инквизиции. Его положили на белый адсорбирующий мат, будто биологический образец, и обнесли по периметру сканирующими датчиками. Мария Орлова и двое ее техников в синих комбинезонах с замиранием сердца наблюдали, как лазеры и спектрометры скользят по потускневшей меди, не находя ничего, кроме следов обычной коррозии и нескольких отпечатков пальцев – отпечатков Льва.

– Никаких скрытых чипов, наноконструкций, энергетических сигнатур, – развела руками одна из техников, снимая визор. – Это просто… свисток. Детская игрушка. Возможно, использовался как звуковой генератор для простейших акустических команд, но сейчас он функционально мертв.

Мария смотрела на предмет с нескрываемым разочарованием. Она надеялась на ключ, на разгадку, а получила бесполезный артефакт. Ее взгляд перешел на Льва, который стоял поодаль, прислонившись к косяку двери, с arms crossed. Его лицо было маской отстраненности, но она уловила едва заметное напряжение в уголках его глаз. Он что-то знал.

– Объясните, – потребовала она, отодвигая от стола техников. – Почему Петров оставил именно это? Почему это так важно для вас?

Лев не ответил сразу. Он смотрел на свисток, и его внутреннее зрение видело не медную безделушку. Он видел ауру, едва заметное дрожание воздуха вокруг него. Не черный код Кирилла, не зеленый стабильный поток. Нечто иное, призрачное, едва уловимое, как шепот в грохочущем зале. Это был не сигнал, а… отголосок. Эхо.

– Он не оставил его для вас, – тихо сказал Лев. – Он оставил его для меня.

Он подошел к столу, игнорируя предостерегающий жест Марии. Техники замерли. Лев не стал надевать перчатки. Он просто протянул руку и взял свисток. Металл был холодным.

– Все, что вы ищете… все данные, все шифры… они не в самом предмете, – произнес он, глядя на свисток на своей ладони. – Они в его резонансе. В памяти.

– Что это значит? – нахмурилась Мария.

– Это значит, отключите свои датчики и оставьте нас одних, – его голос прозвучал твердо, почти приказом.

Мария хотела было возразить, но увидела что-то в его глазах – не просьбу, а необходимость. Она кивнула техникам. Те, недовольно переглянувшись, покинули лабораторию, оставив их вдвоем в гуле аппаратуры.

– Ну? – спросила Мария, когда дверь закрылась.

Лев закрыл глаза. Он отложил в сторону свой карманный подавитель, ощущая, как привычный цифровой туман рассеивается, открывая мир во всей его болезненной, оглушительной сложности. Коды аппаратуры заструились вокруг него разноцветными реками. Боль вернулась, тупая и навязчивая, но он позволил ей быть. Он сконцентрировался на свистке. На его простоте. На его истории.

Он поднес его к губам.

– Что вы делаете? – встревожилась Мария.

– Вспоминаю, – ответил он.

И он дунул.

Звука не было. Во всяком случае, того, что можно услышать ушами. Но для Льва тишина взорвалась.

Мир поплыл, цвета смешались, стены лаборатории растворились. Его отбросило в память, не как в сон, а как в живую, дышащую реальность.

Он снова стоял в том самом доке. Запах озона и меда был густым и сладким, как сироп. Он видел Кирилла, живого, его лицо искажено не яростью, а отчаянной решимостью.

«Они не понимают, Лев! Они думают, что могут контролировать фундамент! Смотри!»

*Пальцы Кирилла порхали над голографическим интерфейсом. На центральном экране возникали схемы, которые Лев видел лишь мельком в самых засекреченных архивах ЭО-7. Проект «Янтарь». Графики фаз: «Подавление», «Стимуляция», «Ассимиляция». Имена. В том числе его собственное. Лев Волков. Протокол «Подавление».*

«Они не лечат «магию», Лев! Они ее калечат! Ломают! А нас… нас они строят из обломков! Ты должен увидеть!»

Кирилл повернулся к нему, и в его глазах стояли слезы. Слезы ярости и бессилия.

«Они врут! Они врут обо всем! О твоем прошлом, о моем… о том, что случилось с Алисой!»

Имя, как удар током. Алиса. Сестра Кирилла. Та самая, что погибла в «аварии».

«Она не погибла, Лев! Ее стерли! Ее код признали «нестабильным»! «Янтарь»… это не лаборатория, это скотобойня!»

Сирена. Грохот. Шаги штурмовой группы.

«Кирилл, прекрати! Это приказ!» – его собственный голос, молодой, жесткий, пропитанный ядом протоколов.

Кирилл посмотрел на него с бесконечной жалостью. Он поднес свисток к губам. Но это был не жест вызова. Это был жест отчаяния.

«Послушай… просто послушай…»

Он дунул.

И в этот раз Лев услышал. Не просто звук. Это была мелодия. Простая, детская, знакомая до боли. Колыбельная. «Спокойной ночи». Тот самый мотив, что их общий наставник, старый инженер, напевала им, когда они, юные рекруты, не могли уснуть после первых, самых жестоких сеансов «стимуляции».

Это был не сигнал к атаке. Это было предупреждение. Это был крик о помощи.

А потом – выстрел. Его выстрел.

Лев дернулся и открыл глаза. Он стоял все в той же лаборатории, опираясь о стол, чтобы не упасть. Ладонь, сжимавшая свисток, дрожала. Пот стекал у него по вискам. Перед ним стояла бледная Мария, ее рука была протянута к нему, как будто она хотела его поддержать.

– Что… что это было? – прошептала она. – Вы… вы кричали.

Он не слышал своего крика. Он все еще слышал ту мелодию. «Спокойной ночи». И видел глаза Кирилла в последний миг. Не глаза предателя. Глаза друга, пытающегося достучаться.

Весь его мир, вся его реальность, выстроенная на догмате «код не лжет», дала трещину. Если Кирилл говорил правду тогда, в последнюю секунду… это значило, что все, во что он верил, вся его служба, его миссия – была построена на лжи. Его собственная личность была построена на лжи.

Он медленно выпрямился. Его лицо было пепельно-серым. Он посмотрел на Марию, но не видел ее. Он видел систему. Синдикат. Соколова. Лабораторию «Янтарь».

Он опустил свисток в карман. Его голос, когда он заговорил, был тихим, хриплым и абсолютно безжизненным.

«Они врут, – прошептал он в темноту, и это было страшнее, чем крик. – Они врут обо всём».

ГЛАВА 5: «НЕДОВЕРИЕ»

Мария стояла у его порога, закутанная в плащ и в подозрение, её код вибрировал от сдержанной враждебности.

Он вернулся в свою контору под предлогом собрать личные вещи и «стабилизировать восприятие». На самом деле, ему нужна была хоть капля знакомого уединения, чтобы его разум перестал трещать по швам. Но покоя не вышло. Едва он переступил порог, как датчик на двери тихо пискнул, извещая о присутствии снаружи.

Он открыл. Ночной воздух окраин был холодным и влажным, пах дождем и гарью от дальнего мусоросжигателя. Мария стояла в луже тусклого света от неисправного фонаря, ее лицо было напряжено. Синий, упорядоченный код ее инквизиторской ауры был испещрен тревожными желтыми и алыми всполошами – вопросительными знаками и восклицаниями, направленными на него.

– Волков. Нам нужно поговорить, – заявила она, не дожидаясь приглашения. Ее взгляд скользнул за его спину, сканируя знакомый беспорядок с профессиональной подозрительностью.

Лев молча отступил, пропуская ее внутрь. Он чувствовал, как стены его убежища, и без того пошатнувшиеся, рушатся окончательно. Ее присутствие здесь было нарушением его последнего рубежа.

Дверь закрылась, заглушив уличный шум. Они стояли друг напротив друга посреди комнаты, заваленной деталями и схемами. Напряжение витало в воздухе, густое, как смог.

– Что вы от меня скрываете? – начала Мария, скинув капюшон. Ее глаза горели. – В лаборатории… это был не просто флешбек. Вы увидели что-то конкретное. Что-то, что заставило вас сказать… это.

«Они врут обо всём». Его собственные слова, произнесенные в полубреду, висели между ними.

– Я увидел то, что всегда было там, – ответил Лев, отворачиваясь и делая вид, что наводит порядок на паяльном столе. Его спина была напряжена. – Просто раньше я не позволял себе это видеть.

– Не играйте в слова! – ее голос дрогнул от разочарования. – Петров был террористом. Нестабильным гением, который едва не обрушил энергосеть сектора. Его ликвидировали по всем протоколам. Вами. А теперь вы говорите, что Синдикат… что мы лжем? На чем основаны эти обвинения? На видениях сумасшедшего техноманта, который манипулирует вами даже после смерти?

Она подошла ближе. Ее код кололся, как иголками. Недоверие. Разочарование. Страх – не перед ним, а за него. Она видела в нем инструмент, который дает сбой, и пыталась его «починить».

– Вы хотите знать, на чем? – резко обернулся он. Боль в висках пульсировала в такт его гневу. – На логике. Зачем Кириллу, если он был тем монстром, каким его выставили, оставлять мне свисток с… напоминанием? С колыбельной? Это же не оружие. Это личное послание. Послание, которое имело смысл только для нас двоих.

– Чтобы растрогать вас! Чтобы манипулировать вашей памятью, вашей травмой! – парировала Мария. – Он знал, что вы единственный, кто может его остановить. И он пытается вас нейтрализовать, посеяв сомнения!

– А Соколов? – тихо спросил Лев. – Он не манипулирует? Шантаж архивом? Угроза психокоррекцией? Это методы праведной силы, инквизитор Орлова?

Она отступила на шаг, словно он ударил ее. Ее код вспыхнул ярким алым – ярость, смешанная со стыдом. Она знала, что методы грязны. Но она всегда оправдывала их высшими интересами.

– Генерал делает то, что необходимо для безопасности тысяч людей, – сказала она, но в ее голосе уже не было прежней уверенности.

– Necessity, – с горькой усмешкой повторил Лев. – Удобное слово. Им можно оправдать что угодно. Вплоть до лжи о том, что случилось с сестрой моего напарника.

Имя «Алиса» повисло в воздухе, как призрак. Мария замерла.

– Что… что с ней случилось? – тихо спросила она.

– По официальной версии – несчастный случай. Но Кирилл, перед тем как я… перед тем как он умер, сказал, что ее «стерли». Ее код. В лаборатории «Янтарь».

Он видел, как ее лицо побелело. Как ее вера в систему, в протоколы, в Соколова, дала первую глубокую трещину.

– Это… это серьезное обвинение, – прошептала она. – Бездоказательное.

– Пока что, – согласился Лев. – Но Архив, доступ к которому я потребовал, должен содержать ответы. Или их следы.

Он смотрел на нее, и впервые видел не просто агента системы, а человека, стоящего на краю пропасти. Ее мир тоже трещал по швам.

– Я не прошу вас верить мне, Орлова, – сказал он, и его голос потерял резкость. – Я прошу вас допустить вероятность. Хотя бы на мгновение. Что не все так однозначно. Что ваш праведный Синдикат может оказаться не тем, чем кажется.

Мария молчала, борясь с собой. Долг, выучка, вся ее жизнь кричали ей, что он ошибается, что он сломлен, что им манипулируют. Но семя сомнения, которое он бросил, уже упало на благодатную почву ее собственных, тщательно скрываемых тревог.

– Завтра мы начинаем работу с Архивом, – наконец, сказала она, поворачиваясь к двери. Ее голос был снова ровным, официальным, но в нем уже не было прежней стальности. – Будьте готовы. И… будьте осторожны с тем, что ищете. Некоторые истины могут быть опаснее лжи.

Она вышла, не оглядываясь. Лев не стал ее провожать. Он стоял посреди своей разгромленной крепости и слушал, как ее шаги затихают в ночи.

Он наблюдал, как её силуэт растворяется в зелёных линиях кода города, и думал, что доверие – самая ненадёжная из всех возможных программ.

ГЛАВА 6: «ВЫБОР»

Дверь в Архив была не из металла, а из молчания, и она поглощала все звуки, включая эхо его шагов.

Лев остановился перед ней, чувствуя, как сжимается желудок. Это был не просто защищенный сервер. «Хранилище Истоков» располагалось в самом сердце «Хрустального Дворца», на уровне, куда не ступала нога даже большинства высокопоставленных инквизиторов. Стены здесь были не из стекла, а из матового черного полимера, поглощающего свет и радиоволны. Воздух был неподвижным и стерильным, как в гробнице. Единственным источником освещения служила тусклая синяя полоса, тянувшаяся по полу, ведущая к той самой двери. Она не имела ручек, панелей или сенсоров. Проще говоря, это был монолитный слиток титана и сплавов, вмурованный в стену.

Мария стояла рядом, ее лицо было бледным и сосредоточенным. Она держала в руке криптоключ – одноразовый чип, выданный лично Соколовым. Генерал предоставил доступ, но с условием: полная аудио- и видеотрансляция, и присутствие Орловой. Он отпускал поводок, но не выпускал его из поля зрения.

– Готовы? – тихо спросила Мария. Ее голос был глухим, приглушенным акустикой помещения.

Лев кивнул. Он не был готов. Он чувствовал себя так, будто подошел к краю пропасти, за которым лежала вся его жизнь, и сейчас ему предстояло узнать, была ли она правдой или искусной подделкой.

Мария поднесла чип к невидимой панели на стене. Раздался почти неслышный щелчок. Монолитная дверь бесшумно разошлась на две части, скользя в стены. За ней открылась темнота.

Они вошли внутрь.

Пространство Архива было небольшим и круглым. В центре стоял единственный кресло-кокон оператора, а вокруг, по стенам, мерцали стеллажи с серверными стойками. Но это не были обычные компьютеры. Это были блоки квантовой памяти, хранящие данные в сверхпроводящих кубитах. Воздух гудел на такой низкой частоте, что звук ощущался скорее костями, чем ушами. И повсюду, куда ни падал взгляд, Лев видел код.

Не зеленый бытовой, не оранжевый тактический. Это было море чистых, белых, плавно перетекающих данных. Информация в ее самом фундаментальном, необработанном виде. Это было одновременно прекрасно и пугающе.

– Сеанс авторизован, пользователь: Орлова М.С., консультант: Волков Л.А., – раздался бесстрастный электронный голос. – Огласите запрос.

Мария посмотрела на Льва. Ее взгляд говорил: «Это твой выбор. Твой шанс».

Лев сделал глубокий вдох. Он отложил в сторону свой подавитель. Боль ударила в виски с новой силой, но на этот раз он не сопротивлялся. Он позволил своему восприятию раскрыться, погрузиться в этот океан данных. Он искал не конкретный файл. Он искал резонанс. Отголосок того, что видел в памяти свистка.

– Проект «Янтарь», – четко произнес он. – Все связанные протоколы. И… все упоминания субъекта с кодовым именем «Алиса».

Эхо его слов затихло в гуле серверов. На мгновение ничего не происходило. Затем, в центре комнаты, возникла голографическая проекция древовидной структуры каталогов. Десятки папок, помеченных грифом «Совершенно Секретно».

Мария замерла, глядя на этот объем информации. Она, как и большинство, считала «Янтарь» мифом, страшилкой для новобранцев.

Лев подошел к интерфейсу. Его пальцы пробежали по голографическим меню. Он игнорировал основные отчеты, официальные сводки. Его взгляд искал скрытое. Удаленное. Помеченное на удаление, но оставшееся в виде теневых копий в глубинах квантовой памяти. Он видел пробелы в нумерации протоколов, нестыковки в датах.

И тогда он вспомнил. Вспомнил не цифры, а ощущение. Ту самую мелодию. «Спокойной ночи». Он закрыл глаза и пропел ее про себя. Не как песню, а как… алгоритм. Код доступа, зашифрованный в звуке, который оставил ему Кирилл.

Голографический интерфейс дрогнул. Один из файлов, помеченный как «поврежденный сектор», вдруг ожил. Его иконка изменилась, превратившись в символ, который он видел на терминале в своем воспоминании – стилизованную каплю янтаря, внутри которой был застывший светлячок.

Мария ахнула. – Что вы сделали?

– Вспомнил мелодию, – тихо сказал Лев.

Его палец завис над иконкой. За этим файлом лежала правда. Правда о нем. О Кирилле. Об Алисе. О том, что такое «Янтарь» на самом деле. Он знал, что Соколов наблюдает. Что это может быть последним его свободным действием. Но отступать было поздно. Ложь, в которой он жил, была уже невыносима.

Первый файл был помечен «ЯНТАРЬ-Протокол 0».

И Лев нажал на него без колебаний.

ГЛАВА 7: «ПОСЛАНИЕ»

На стене, где час назад была лишь штукатурка, теперь пылала строка кода, а под ней – детский рисунок музыкальной шкатулки.

Они вернулись в оперативный штаб после Архива, зараженные тяжелым, невысказанным знанием. Файл «Протокол 0» был не отчетом, а дневниковой записью основателя «Янтаря» – доктора Петра Орлова, отца Марии. Запись описывала не эксперимент, а одержимость: «Изоляция фундаментального кода реальности и его переписывание для создания совершенного, послушного мира». Упоминались «первичные субъекты», «фаза подавления воли», «ассимиляция нестабильных элементов». Имена не назывались, но Лев слышал в словах эхо своих кошмаров, а Мария – леденящее душу рациональное безумие в голосе собственного отца.