Вот Иван вышел за ворота лагеря, с мыслями о том, что худшее должно быть позади – бюргер он же, по сути, крестьянин, а значит простой человек и не станет относиться к такому же крестьянину, так как это делала охрана концлагеря. Ещё в лагере его переодели из полосатой робы военнопленного в чью-то старую гражданскую одежду на которой во всю спину была краской нанесена надпись «Ost», такая же надпись была и на груди. Он шёл по немецкому посёлку, вдыхая запах свежей краски и вспоминал родное село и им построенную школу, в которую осенью пошла его старшая дочь. В школе также пахло свежей краской. Иван видел всё это словно наяву и вдруг, в его видениях школа превратилась в обгорелые дымящиеся руины, точно такие же, как и казарма его полка. Видения были настолько реальными, что он аж замотал головой словно пытаясь разогнать их.

Глядя на посёлок, Иван не мог не заметить, что люди в нём живут богаче чем в его родном селе и тех, селах рядом с которыми он служил. Дом бюргера, оказался самым большим и богатым, Ивана не повели даже через ворота – его через калитку для скота завели сразу на скотный двор. Бюргер при помощи немецкого языка и жестов объяснил Ивану его обязанности. Иван за время пребывания в плену частично изучил, а вернее сказать, запомнил часть немецких слов и их смысл. Местом для ночлега ему определили скотный двор. Кормили в основном отбросами. Работы было много – хозяйство у бюргера было большое. По малейшему поводу, а порою и без него бюргер бил Ивана чем придётся. В общем жизнь Ивана не стала лучше, чем в концлагере.

Прошёл ещё год. Бюргер, получив извещение о гибели одного из сыновей, сначала выместил злость на Иване – избил его подвернувшимся под руку черенком от лопаты, а потом упал бессильно на землю и заплакал. Иван, догадавшись в чём дело поднял бюргера и оттащив до беседки усадил его на лавку, после чего принес ковш воды, поставил его на стол перед бюргером. А сам пошёл опять на скотный двор. На скотном дворе он, подобрал тот самый, сделанный его же руками, черенок и сломал его через колено. С тех пор бюргер как-то осунулся и стал немного лучше относиться к Ивану. Спустя несколько месяцев, уже осенью пришло извещение о гибели второго сына.

В эти дни Иван заметил какую-то перемену в бюргере, его хозяйке и других жителях посёлка. В их глазах Иван увидел страх. Этот был какой-то животный страх. Бюргер пришёл к Ивану и сказал, что вытопил баню, и Иван может пойти и помыться в ней и что в предбаннике на лавке лежит стопка чистой одежды, которую Иван может одеть после бани. Это была одежда сыновей бюргера.

После бани бюргер даже угостил Ивана чаем с булками. Вкрадчиво и заискивая перед Иваном, бюргер, завёл разговор:

– Иван, ты можешь жить в летней кухне. Мы не можем тебя пустить в свой дом – люди не поймут, да у нас и места нет.

– Спасибо, гер Фишер.

– Вот, ещё, еду тебе Марта, моя жена, будет приносить сюда. Три раза в день.

– Спасибо, гер Фишер!

– Скажи, Иван, что мы ещё можем для тебя сделать?

– Мне ничего не надо, гер Фишер!

– Ты боишься Иван. Не надо меня бояться я ведь простой крестьянин.