Со старшей сестрой по Москве

© Алексей Митрофанов, 2018

ISBN 978-5-4490-7706-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Неожиданное откровение возле дома с пилястрами

Однажды ученик четвертого класса Илья Ушаков возвращался со своей старшей сестрой Машей из гостей. Они были в гостях у тети, которая живет в самом центре Москвы, на улице со смешным названием Ленивка. Будто бы все, кто живет на этой улице, все время ленятся и ничего больше не делают. Только лежат на диванах, играют в игровые приставки и лижут мороженое. Илья про себя так и называл эту родственницу – тетя Ленивка. Вслух он так говорить не решался – боялся, что родители рассердятся и перестанут обращать на него внимание. И Маша тоже перестанет. Они всегда так делают, когда сердятся. Не отругают, не отшлепают, не лишат сладкого, как других школьников, а просто так себя ведут, будто Илья – пустое место. Обидно – ужас как. Лучше бы, наверное, отшлепали.

А впрочем, и не нужно было называть тетю Ленивкой. Во-первых, у нее и так было смешное имя – тетя Женя. У них в школе Женей звали мальчиков, а тут вдруг тетя. Да и ленивой тетя Женя не была – все время куда-то ездила на своем джипе и с кем-то разговаривала по блестящему и явно дорогущему смартфону. Илья знал, что у тети – бизнес. Именно благодаря бизнесу она смогла купить огромную квартиру на Ленивке.

Квартира Илье нравилась, а сама улица – не очень. И другие улицы рядом с Ленивкой – тоже. Дома там были маленькие, разноцветные, с какими-то дурацкими завитушками. То ли дело в Бескудникове, где жил Илья с родителями и Машей. Дома высокие, посмотришь снизу – голова закружится. Посмотришь сверху, из окошка – видишь маленьких смешных людишек, а над ними голуби летают. А ты выше всех. И завитушек на домах никаких нет, и цвет у всех одинаковый – красный, нарядный. Как флаги с лошадью и всадником, которые по праздникам вывешивают. Илья прекрасно знал, что эта лошадь – герб Москвы. И гордился, что живет в доме того же цвета – как настоящий москвич.

– Машка, смотри, – сказал Илья, когда они с сестрой подошли к станции метро «Кропоткинская». – Вот что это за дом дурацкий? Всего три этажа, в подъезде нет железной двери с домофоном, никаких магазинов на первом этаже, цвет не яркий какой-то, зато между окнами доски прилеплены. Для чего эти доски?

Маша в этих делах разбиралась неплохо. Она училась в институте, на историческом факультете. Увлекалась и архитектурой, и историей Москвы.

– Это не доски, – улыбнулась Маша, – а пилястры. Что-то наподобие колонн, они поддерживают дом, чтоб тот не рухнул.

Илья окончательно возмутился:

– Три этажа, и пилястры нужны, чтоб не рухнул? Да у нас дом – двадцать два этажа, и стоит без пилястров дурацких.

– Так ведь наш дом построен в двадцать первом веке, – ответила Маша. – А этот в восемнадцатом. Тогда еще не научись строить высокие дома и без таких подпорок.

– Что они все дураки что ли были в восемнадцатом веке? – не понял Илья. – И когда это было вообще – восемнадцатый век?

– Нет, глупыми они, конечно, не были. Просто многие вещи тогда еще не изобрели. Вот ты сам помнишь, что еще недавно интернет в мобильнике был медленный. А сейчас быстрый. Просто тогда, несколько лет тому назад, еще не умели делать в мобильнике быстрый интернет. Только недавно научились. А еще раньше и мобильников не было. И интернета не было. И компьютеров не было. И метро не было. И самолетов не было. И машин не было. И высоких домов не было.

– А что тогда было?

– А было тогда все по-другому, – сказала Маша и мечтательно задумалась. Маша испытывала совершенно непонятную любовь к тому времени, когда ничего хорошего не было. Собственно из-за этой любви она и поступила на исторический факультет. Маша часто говорила слово «прошлое». В этом машином «прошлом» существовали какие-то странные вещи – честь, нежность, романтика, изящество, жертвенность. Илья часто слышал от Маши такие слова, видел, с каким удовольствием сестра произносила их, и привык думать, что в том прошлом все было гораздо лучше, чем сейчас. Только дома были хуже и ниже. И вдруг выяснилось, что в этом прошлом вообще ничего интересного не было.

– То есть, как? – не понял Илья. – Ни в игру поиграть, ни музыку послушать, ни в гости съездить, ни письмо послать по почте? Может, и гимназий не было?

– Нет, все было, только по-другому. В игры играли без компьютера, музыку слушали без электричества, письма писали на бумаге от руки, в гости ездили в извозчичьих каретах, в которые запрягали лошадей. А вот гимназии с тех пор почти не изменились. И первая московская гимназия, можно сказать, самая главная, располагалась как раз в этом доме с пилястрами. Она первое время была единственная на весь город.

Илья еще больше растерялся. Какие-то извозчичьи кареты, письма от руки. А главное – вот этот бледный дом, в который со всей Москвы съезжаются в загадочных извозчичьих каретах школьники и гимназисты из Бескудникова и других районов. Как рано утром все здешние улицы и переулки заполняют мальчики и девочки с разноцветными рюкзаками. Как они пихаются, пытаются протиснуться в маленький трехэтажный дом. Но все равно там всем не хватит места. И большинство уедет на извозчичьих каретах по домам, так и не побывав в гимназии. Родители попросят показать дневник с отметками – а там ничего нет. Они поймут, что их ребенок прогулял гимназию, страшно рассердятся и перестанут его замечать. А ведь он не виноват!

Илья даже затрясся от такой несправедливости. И рассказал все Маше.

– Не расстраивайся, – успокоила его сестра. – Во-первых, Москва была тогда гораздо меньше. Во-вторых, не так уж много родителей стремилось отдавать своих детей в гимназию. Богатые нанимали им домашних учителей. А бедным ни к чему было учиться – они работали дворниками, сапожниками, продавцами – им достаточно было всего лишь научиться считать. А уж писать – не обязательно. А в гимназии преподавали философию, словесность, грамматику, риторику, политическую экономию, историю, правоведение, математику, физику. С такими знаниями – только в университет. Кстати, обучались в той гимназии всего четыре года!

– Вот везучие! – позавидовал Илья. – всего четыре года – и в университет. То есть мне всего год еще отучиться и я бы студентом был?

– Нет, – улыбнулась Маша. – В гимназию поступали уже взрослые, двенадцатилетние мальчики. Да и не так уж сладко приходилось там. А за невыученные уроки и плохое поведение оставляли после уроков, лишали обеда или сажали в карцер.

– Куда?

– В такую комнату пустую и холодную. С крысами.

После этого Илья, конечно, перестал завидовать тем гимназистам. А еще он понял вдруг, что прошлое Москвы не сводится только к отсутствию высоких домов и скоростного интернета или, наоборот, к романтике и изяществе. Что все там гораздо сложнее. И гораздо интереснее.

Первая московская гимназия

• • •

Улица Волхонка, 18. Здание было построено в конце XVIII века, а в 1831 году перестроено для Первой московской казенной гимназии.

«Новый путеводитель по Москве» 1833 года сообщал: «В гимназии… воспитанники разделяются на 2 отделения: на благородное и на разночинцев; пансионеры благородного отделения платят 450 рублей в год… Разночинцы платят менее благородных, именно 250 рублей в год, имея от гимназии и платье».

В Первой казенной гимназии было зарегламентировано очень многое. В частности, существовало специальное руководство, содержавшее самые разнообразные рекомендации. К примеру, такую: «Стараться более учители должны об образовании и изощрении разума учеников, нежели о пополнении и упражнении памяти; для изучения наизусть определяются токмо символ веры, молитва Господня, десять заповедей Божьих, молитвы прежде и после обеда, молитвы на сон грядущий и от сна восставших. Начинать при учении всегда следует с легкого и идти потом к трудному; опрашивать учеников не всегда сряду, однако же лучших всегда наперед, потом посредственных и наконец слабых. Ученики должны отвечать не „да“ или „нет“, но полною речью; лучше, если они отвечают исправно своими словами, нежели теми, какие находятся в книге».

Тем более странными казались отдельные события, которые явно не укладывались в общий характер этого учреждения. В частности, именно здесь была впервые представлена публике картина Александра Иванова «Явление Христа народу». Это одно из самых «трудоемких» произведений изобразительного искусства – автор работал над ним двадцать лет.