Все константы этого мира

**********

Дым давно осел. И теперь вполне различимо голубое небо в переливах красок отражающихся минералов. Хоть и Солнце исчезло с поверхности Луны, установив самую первую ночь среди руин лунного царства, последние его лучи, как лучи новой надежды. Рубин, пребывшая сюда, впервые обнаружила, что больше не узнавала этих мест – уничтоженных. Нет, не так, разграбленных, сожженных, покинутых. Она глядела на светлый дворец, от которого осталась горстка камней. На лощину сонных кошек, что заброшена. И не выдержала – мордочка ее залилась в слезах. И вот теперь она, осознавая, что больше нет ничего, что ей было дорого, присела на хвост, стремясь успокоить разрушающее ее камень режущую обиду. «Папа, мертвая Луна», – что сказать, все Рубин считала своей расплатой за свой нрав. Когда слёзы ее прошли впервые через рот, она стремительно чихнула. И тут же испугалась: что это произошло. Ее грудная клетка начала сама по себе ходить – вверх и вниз. С ее тельца сползли ремешки генератора, построенного специально для неё Кусковым. Теперь же Рубин чувствовала – как потоки воздуха гуляют где-то в ее теле.

– Здравствуй, Рубин, – знакомый голос ударил ее в сердце, это точно был Эмеральд.

Она, ни обронив ни слова, помчалась к нему, не зная и не слыша, где его голос. И ее мордочка встретилась с знакомой израненной сражениями выей. И тяжелая лапа оказалась на ее шее.

– Папа, это ведь ты, папа, прости меня, прости – говорила Рубин.

– Это я, не сомневайся, – ответил Эмеральд, замуровавшись в мокрую от слез шею Рубин.

Где-то далеко в небе сверкнула молния. И Рубин подняла ушки, нос ее уткнулся в небо. Пошёл небольшой дождик, неслыханно для Луны. Она глядела на папу, а он на Рубин. Эмеральд улыбался так, как никогда не видела Рубин. Сам же Эмеральд высунул язычок, хватая замысловатые капельки воды. И Рубин повторила то же за ним.

– Что это такое, папа? Неужели это дождь? – Рубин видела такой только на Земле.

Эмеральд в это время менялся – его шерсть покрывалась белой сединой. Он тяжело оперся на лапы. И глаза его впервые за несколько десятков тысяч лет наполнились слезами. Хвост его опустился в бессилии, туда же осела голова.

– Перед тем, как моя энергия будет окончена, я хочу тебе сказать, Рубин, – он попытался дотянулись до неё мордочкой, но не смог. – Прости меня. Я не сказал тебе правды. Я, действительно, никогда не был тебе отцом. Но я так тебя любил…

Его тело все больше твердело и твердело. Мышцы его и кости превращались в магнит. Самый мощный магнит, который удержит атмосферу.

– Эта Луна для тебя, моя дорогая Рубин, – сказал Эмеральд последние слова, обратившись в магнит.

Рубин на плече Стеге с благоговением глядела на статую Эмеральда в его храме. И камень ее чувствовал снова тоже, что и в тот день. Прощальный день, когда папы не стало. Последние его слова. Как много было в тот день много тысяч лет назад. Стега же отметил для себя, что великий лунный регент кажется здесь живым, будто вот-вот встанет и пойдёт. Стега попросил Рубин дотронутся до мастера, Рубин кивнула. Стега нащупал твёрдый металл, но такой тёплый. Его пальцы почувствовали странную вибрацию; Рубин попросила его не волноваться.

– Значит, это ваш папа? Великий герой Луны? Насколько мне известно, лунные кошки называют его Эмеральдом I Принёсшим небо – ему даже стало немного грустно, от чего погибают такие смелые и правильные люди, нет, лунные кошки.

А кошки ли они вообще? Если им не чужда родительская любовь? Они, как и люди, способны на жертвы. От чего-то Стега вспомнил легенду о мастере Карме. Все же он не мог поверить глазами. Сама история открывала свои объятья перед Стегой. Живая лунная кошка, дочь настоящего героя. Великого Эмеральда, остановившего кровопролитие между кошками и среди планет.

– Мой папа, – Рубин поклонилась ему – не волнуйтесь, вибрация в ваших пальцах от того, что папа приветствует Вас. Его сердце – это сердце Луны. Папа принёс нам мир. И атмосферу, взяв кусочек с Толимана и Бангулы.

Стега смутился: как же его могла приветствовать статуя. Рубин же все просто разложила: ничего в мире не исчезает бесследно. И всегда хранит энергию носителя. И ее папа всегда рядом с ней.

– Да, только говорить с ним трудно, – по-детски пошутил Стега.

– Иногда не нужно говорить, чтобы любить человека. Даже, когда он превратил себя в магнит, который вечно будет удерживать атмосферу Земли, я буду чувствовать, что он поддерживает меня.

*********

Мама, наконец, набралась смелости и вместе с папой, постучалась к Стеге. Мама и папа явно были обеспокоены. Он не говорил почти с ними, даже не выходил поесть. А прошло уже три дня. Дверь его отворилась: в проем пролетел вместе с дронами механический Карма. И сразу прыгнул к сидящему за планшетом и бумагами к Стеге. Мама и папа скромно остались у двери. Их в это время как раз взяло облегчение. Стега не болел и не казался грустным.

– Мы уж думали, что случилось, – выдохнув, сказал папа – Ты так испугал маму. Кушать не ходишь, про Луну молчишь. В комнате сидишь.

Стега очнулся, увидев подле себя маму и папу, а также Карму на своих коленях. Он с радостью погладил по механической шерстке робота, тот выгнулся и принялся теряется титановыми ушками об Стегу. Стега показал, что все в порядке.

– Стега, покушай, пожалуйста – скромно говорила мама, – Я там сварила рыбу по Омегански. Мне тетя Печаль прислала рецепт с Омеги.

– Хорошо, мама. Только позже, – кивнул Стега и принялся снова за работу.

Мама и папа ещё постояли пять минут. И тихонько, забрав Карму с собой, поспешили к выходу. Стега был в порядке, просто чрезвычайно занят своей работой.

– Мама, папа, – остановил их Стега в дверях.

– Что? – папа и мама остановились синхронно; может, Стеге было что-то нужно.

– Я очень люблю Вас!

– И мы тебя, Стега, – с этими словами Стега принялся писать.

«Как прошло мое лето на Луне?

Меня зовут Стега, я лишь ученик земной школы. Я знаю: космос для нас сейчас рутина. Мы изучили космическое дело, генетику, кибернетику и математику. Во Вселенной мы насчитываем триллионы переменных, и лишь три мы никак не сможем иссчитать. Веру, надежду и любовь. И потому, с вашего позволения, я буду считать их константами. Я в этом убедился сам. Маленький мальчик с мечтой стать космическим гвардейцем. Я хотел бороздить космос в поисках приключений и битв. Но теперь: больше всего на свете, я бы хотел, чтобы вокруг царил мир. А нашим родителям не пришлось жертвовать ради нас жизнями. Я хотел бы любить здесь и сейчас, верить, что все не зря и надеяться на самое лучшее…»