Литературный оверлок. Выпуск №4/2019

Петрович и ходоки

Просителей губернатор принимал только, исходя из старой ленинской традиции, быть простым и доступным народу. Беседу с ходоками, если она ни к чему его не обязывает, считал самым лучшим упражнением для ума.

Свой ум Петрович тщательно берег, иначе бы он давно опошлился от общения с существами низкими и ущербными, коими являются не только просители, но и служащие ему чиновники. Не успеет ходок-проситель шаг в приемную сделать, как Петрович сам ему жаловаться на трудности областной жизни начинает и коварство федерального центра, жадность его циничную и вечную дотационную мелочность. А секретарша от бумаг голову оторвет и укоризненно на просителя поглядывает, дескать, пришли утомленного государственными делами человека беспокоить по пустякам, время драгоценное отнимать.

Ходоков Петрович прекрасно понимал, ибо жизнь в области плоха, насколько плохой и может быть, а иногда и хуже некуда. Но только он догадывался с высоты своего положения, что в этом и есть основной вопрос областной диалектики, можно сказать, ее подлый и натуральный генезис. Поскольку жизнь самого губернатора и его щедро окармливающих являет из себя постоянный административный обман. Сама областная жизнь – базис. Административный обман – надстройка. И все из-за того, что на самом деле нет в нашей области хороших просителей, а есть только надежные и благодарные получатели.

Но, что ни говори, а комфортное это положение, когда для тебя люди-просители. Слушает Петрович, а сам на себя в зеркало посмотрит и скажет:

– А не хотите ли чайку с лимоном с дальней дороги попить?

Тут уж и вовсе от губернаторской душевности проситель теряется. Дрожит в его руках стакан в подстаканнике мелкой стеклянной дрожью, а другая рука сама жалобу мнет и стыдливо в карман прячет. И уж не чай он пьет, а будто кирпич глотает. Ведь прекрасно понимает Петрович, что есть такие хитрые люди, которые могут проливать перед ним слезы лишь при одном представлении о несчастье, хотя при этом и нет речи о возможности этого несчастья. Прямо в душу просителю губернатор смотрит и сразу на чистую воду выводит.

Феномен власти Петровича

Чуял Петрович, что он перестанет быть губернатором, только после того, как получит известие о собственной скоропостижной и бесславной смерти, может быть в страшных судорогах. Как так? Да так, и потому такому странному явлению есть очень поучительный пример: послал губернатор из области одного налоговика в загранкомандировку на годичное обучение, опыт цивилизованный мытарский перенимать. Уехал чиновник совершенно счастливый, а жена его, во время мужниного отсутствия, ребенка здорового родила, правда очень черного. Стало быть, возникает законный вопрос: Как она могла родить ребенка, ежели благоверный точно отсутствовал и участия в детородном предприятии никак не принимал? Более того, живым из-за границы так и не вернулся. Напился, после защиты иностранного диплома, можно сказать, с большого горя – домой, видишь ли, на Родину, страшно не хотелось ему возвращаться, оттого и помер от огорчения прямо за столом в ресторане, объевшись каракатиц, виски халявного опившись. Несчастная жена получила скорбную телеграмму и стала вдовой, с лялькой на руках. А если бы она не получила этой телеграммы? Она бы так и не узнала, что стала вдовой и продолжала оставаться женой налоговика, в то время как мужа давно нет в живых!

Выходит, действительно вдовой, она может стать только в момент получения известия о смерти мужа. И не иначе.

Так как же может губернатор перестать быть губернатором, если он еще жив и телеграммы о своей отставке или смерти не получал? Кто скажет здравствующему Петровичу, что он уже усоп или должность потерял? Как быть, если между его пребыванием у власти и ее потерей нет причины изменения его губернаторского бытия, нет временного промежутка на это кошмарное изменение.

Конечно губернатор более сложный областной феномен, чем объевшийся каракатиц и опившийся виски несчастный налоговик и его продувная, веселая вдова. Их бытие социально, а бытие Петровича определяет момент власти – управление и право на это управление. С первым понятно, управляет Петрович всем и вся, будь здоров!

А вот с правом, большая накладка вышла. Злые языки в нашей области, безрассудно называющие себя оппозиционерами, часто толкуют право ей управлять, как общественный договор. Дескать, Петровича на второй срок губернаторствовать президент назначил, а жители области так не договаривались, не с президентом, не с Петровичем.

Однако сие еще больше свидетельствует, что живой губернатор не может получить известие о собственной смерти и отставке. Коли не было никакого уговора! Вот и сидит у власти Петрович много лет, в ус не дует, на собственные политические и прочие похороны деньги не откладывает, смертное в сундуке под кроватью не держит, домовину сандаловую гробовщику впрок не заказывает.

Есть правда третий момент власти – обязанности. Но коли второй, то бишь, общественный договор на отправление власти отсутствует, то какие у нашего губернатора обязанности могут быть? С него и взятки гладки. Даже президент обязанности выполнять не заставит, пока сам Петрович этого не захочет.

Придут, бывало к Петровичу ходоки от мелких политических партий, странный вопрос задают:

– Ты, что тут Петрович в кресле сидишь, да нами управляешь, но мы так не договаривались!

А губернатор усмехается:

– Хватит не по делу бухтеть, будто не знаете, что культура наша политическая еще не до конца развита – тяжкое наследие социализма, стало быть, архаичная. А потому, велика и всеобъемлюща у нас роль вождя племени. И республика у нас оттого президентская, а не парламентская. Сказал же вам ясно президент, парламентская республика для нашей страны – сущая смерть! Стало быть, власть моя важная, символическая и сакральная. Местами – Божественная. Я в глазах жителей области должен почти магическими способностями обладать: лечить на расстоянии, тучи разгонять, как Чумак, засуху и наводнения предотвращать, помечать своим мускусом новые экономические территории, да по возможности покрывать как можно больше здоровых самок, честно выполняя нацпроект по демографическому росту населения.

– А как же символическое съедение вождя? – С надежной в голосе, обронили растерявшиеся политические оппоненты – ходоки: – По древнему скифскому обычаю ритуально съедают тело старого вождя, чтобы вместе с ним навсегда оставить в прошлом недороды, пожары, необоснованные репрессии, падение цен на пеньку на мировых рынках и прочие неприятности. Мы, дрова уже давно припасли, и приправы душистые импортные, место для кострища удачно выбрали.

– Дудки, – ласково сказал им губернатор, – Меня теперь только Верховный вождь может съесть и то, по протоколу, а он у нас вегетарианец по фамилии, если конечно, не шатун.

Однако знал Петрович, что нельзя требовать от народа абсолютной лояльности и приятия его губернаторской власти. Только глупцы – оппозиционеры негодуют и сердятся оттого, что чрезмерно надеются на неизбежные, в их понимании, перемены, посредством отставки губернатора. Петрович на самом деле догадывался, что нельзя полагаться на свое губернаторское могущество – сильные гибнут прежде всего. Нельзя полагаться на нажитые во власти деньги – проходит время и они растратятся в детях, внуках, племянниках и кумовьях. Нельзя полагаться на повиновение клевретов и слуг – их перекупят, они рано или поздно ослушаются, неизбежно обворуют, сбегут, а то и подло ударят в спину. Нельзя добиваться однозначного расположения столичных чиновников – оно очень изменчиво и призрачно. Нельзя добиваться благосклонности президента – между милостью и казнью порой не бывает паузы. И уж тем более нельзя полагаться на собственные обещания – в них нет правды. Губернатор – душа власти в области. А власть не имеет пределов. Так почему же должны быть отличны от нее свойства человека? Когда ты великодушен, стоишь выше радости, выше печали, то и люди тебе не причиняют вреда, а живут только для губернаторской пользы.

Губернатор и коррупция

К взяткам в нашей области подходят всегда тактично и прагматично, как в любом примитивном, в хорошем народном смысле, обществе. Ибо взятка всего лишь на краткий миг прерывает повседневный круг потребления чиновника, но мощно выводит это насущное потребление, в новую, завораживающую дух, сферу местных социальных отношений.

Да и почему в нашем областном административном слое не может быть место такому хорошему традиционному обряду или ритуалу, как солидная взятка? Не так давно это блестяще подтвердил громкий судебный процесс. Глава одного из наших славных районов попался с поличным на крупной взятке. Губернатор похлопотал за друга и взяточнику дали условный срок. А все почему? Да по причине сохранения культурного слоя, из уважения к его насущным традициям. На суде чиновник клялся и божился, что деньги взял с коммерсанта за разрешение на строительство торгового центра, не себе в карман, а на дело благое – строительство церкви. И местный батюшка, отец его духовный, на сей процесс пришел прямо в рясе бородой трясти, мужей судейских стыдить и увещевать в пользу своего доброго чиновника-прихожанина.

Но суть даже не в том. Благо у нас на родине – матушке четыре официальных конфессии мирно сосуществуют и официально утверждены в правах своих. Стало быть, этот чиновник может еще не раз лапу для взятки раскрыть или карман шире, скажем, на строительство мечети, синагоги или буддийской ступы.

Однако этот случай, как считает наш губернатор, вовсе не характерен для всей области, поскольку не выходит за пределы традиционной этнографии с ее традиционными обрядами и ритуалами. Больше всего Петровичу нравится определение взятки, как некое «самопроизвольное вознаграждение». Разве коррупцию с таким точным и верным определением победишь?

Кроме того, между чиновниками нашей области бытуют весьма отстраненные отношения, недоверие на почве интересов карьеры, завись у кассы, где они получают зарплаты, разная степень блата и привилегий. Так постепенно складывается замкнутый круг отчуждения и отчаяния. Рутина на службе, рутина в досуге, тяжкое бремя нужды или очень скромного достатка. Стало быть, как резонно размышляет губернатор, борьба с взятками может привести к массовым самоубийствам, как чиновников, так из солидарности – ходатаев. Но мы ведь не в средневековой Японии живем, где самоубийство считалось подвигом!

И в столице, сие хорошо понимают, не даром такой уведомительный закон о коррупции приняли. Чиновник, вроде того, сам себя от взятки одернуть должен, не ведая, что творит рука берущая и рука одергивающая, а не в тюрьму садится. И правильно, вдруг взятку взять не успел и уже судят, не понятно за что. О подарках начальству теперь надобно честно докладывать, а покрупней дары – самому у себя выкупать, в виде публичной оферты. Стало быть, брать взятку сразу в тройном размере, на подарок, аукцион и на выкуп подарка. А прежде всего, на себя губернатору честно донести, о меркантильных намерениях, да на бедных своих родственников донос написать, путем подачи декларации о доходах и недвижимости всех домочадцев. И кто скажет, после этого, что чиновники у нас бессовестные и незаконопослушные? К Петровичу, как закон справедливый вышел, сразу подчиненные в очередь на прием выстроились, с доносами на самих себя, коллег и домочадцев. Целые романы со страху настрочили, многие иллюстрации пикантные вклеили, прямо с камер скрытого видеонаблюдения. Скалькулировал Петрович их незаконные доходы и сказал радостно:

– Ваши незаконные доходы, выше бюджета области будут и, если мы их задекларируем, в один миг ВВП удвоим и утроим, раньше срока, намеченного правительством. Ведь кризис взяткам не помеха, они только растут прогрессивно в период кризиса.

Вот какую стратегическую и экономическую пользу в нашей области коррупция обрела. Лелеять, взращивать и уважать ее народу без конца требуется, впредь на подарочные подношения чиновникам не скупиться, на бабло для взятки отныне не жопиться.

Губернатор и цензура

Смешно в нашей области жить без цензуры. Ибо она понятие скорее геометрическое, нежели политическое, некий вопрос строгих и обязательных духовных пропорций. Запретить цензуру, это значит запретить хороший литературный вкус Петровича. Да и многие редакторы областных СМИ гораздо рептильнее, подозрительнее и твердолобие нашего справедливого губернатора. Никто им указаний сверху давно не дает, никто под руку не смотрит, никто в корзину с рукописями не лезет. Но степень природной пугливости в наших редакторах с каждым днем множится, зрение чрезвычайно вострит, на разного рода подозрения в нелояльности к власти.

Порой, до смешного доходит: принес штатный фотограф в газету снимки, где губернатор на сельскохозяйственной выставке с животиной в вольере мило отображен. А главное – подпись к фотоснимку сочинил точную: «Наглядно было, где корыто и рыло». Хорошая подпись получилась, свежая по форме, да еще и в рифму. Но боязливый редактор так засомневался, что подпись зарубил и даже фотографию позитивную от страха с газетной полосы снял. Между прочим, сей акт трусости и произвола редакторского, на самой газете отразился в виде производственных последствий. Фотографию пришлось другую подбирать. А попробуй, свинью без губернатора найти! Подобрали первую попавшуюся, из архива редакции, в типографию на фотовывод срочно послали, но при монтаже газетной пленки, уже глубокой ночью, ответсек номер выпускавший, с неожиданной проблемой столкнулся – новая фотография была на два сантиметра короче, чем отведенное под нее окно на газетной полосе. Пришлось ответсеку перьевой ручкой с черными чернилами, прямо на пленке, свинье ноги дорисовывать. Нарисовал как смог, оттого свинья в газете, стройная получилась, как хорошая борзая собака.

Не раз Петрович пенял горе – редакторам, выказывая единственно правильный взгляд на цензорский вопрос:

– Цензура, это такой же натуральный общественный продукт, дающий покой и защищающий народную чувствительность от игры больного воображения и отравленного ума некоторых, порой не в меру деятельных писак!

И, правда, цензура у нас, что рука отеческая ласковая, удерживающая общество и всех пишущих в рамках благоразумия, поскольку основана на абсолютной губернаторской справедливости. Она, если вдуматься, чудесные метаморфозы с пишущими людьми вытворяет. Только благодаря ей районные журналисты, чудесным образом в областных превращаются. То бишь, из посредственных – в хорошие. А самые лучшие, мигом пресс-секретарями становятся.

Так посредством цензуры областная власть идентифицирует себя с народом, узнает сама себя и очень удивляется. А может и вовсе на отдельные личности перейти. Важно постоянно не терять классовое чутье. Следовательно, лучший и совершенный вид цензуры – убийство. Нет противного писаки – нет проблем. Одного зловредного журналиста губернатор лично убил обыкновенным молотком, чтобы выглядело преступление, как заурядная бытовуха. Целый месяц его в подъезде караулил и набросился с диким воплем:

– Тварь я дрожащая или право имею!

Прокуратура в действиях губернатора состава преступления не увидела. Ведь действовал он в состоянии цензорского аффекта, исключительно в целях административной самообороны. Более того, отважный поступок губернатора вдохновил местных мастеров кисти и резца на создание многих художественных произведений.

Как Петрович языки смешал

Много из нашей области в столицу жалоб не по делу пишется. Строчат злопыхатели, обиженные, перья попусту тупят, желчь на бумагу изливают. Да как жалобы писать запретишь?

– А ты Петрович, большую башню начни возводить, – Дельно посоветовал ему вице-губернатор – попугай, – Глядишь, языки смешаются, и жалоб не будет. Как жалобу подадут, коли ее прочитать нельзя?

– Ино так, – Рек губернатор, – Должно быть, строительство вавилонской башни, дело в нашей области не случайное, а исторически неизбежное. Рабочих найдем, сколько вон безработных у нас кризис наплодил и гастарбайтеров приглашать не надо. Но на какие шиши стройматериалы закупить? Как зарплату столпотворцам платить?

– Башню из земли можно построить, все равно потом рухнет. Из праха возведем, в прах она и превратиться, – Вслух размышлял попугай, – А под зарплаты добьемся федерального финансирования, объявим башню нацпроектом.

Мудрый помощник – попугай! Стали они вместе постройку обосновывать. Бизнес-план для столицы сочинять. Дескать, настала пора воплотить и в обыкновенной российской области Божие проклятие! Может в других регионах жители тоже убоятся, да в столицу жаловаться перестанут, у высоких чиновников не будут время попусту отнимать. Да и само строительство башни – тяжкий труд и отвлечение населения от антигосударственных мыслей. Да как иначе, коли в чистом виде труд никогда не бывает, приятен и полезен. Приятными бывают только сопутствующие труду чувства и настроения, сознание своей силы и ловкости, да скорое предвкушение обеда и отдыха. А чем меньше таких чувств, тем сильнее тяжесть подлинной природы труда. Это как вечные страдания, неизбежная расплата за грехопадение Адама в пределах нашего региона и юрисдикции губернатора. Сказал же ему, Адаму, творец, а губернатор сие подтвердил: – Будешь мерзавец, в поте лица хлеб добывать, вкалывать всю жизнь, как папа Карло.

Известно, что за первый грех и второе наказание будет, можно сказать, оптом – языки можно смешать, для пущей профилактики. К тому же, столпотворение есть бессмысленный замысел – замысел безбожный. Стало быть, внутренняя связь меж столпотворенчеством и жалобами на губернатора, предельно будет отныне в столице ясна.

Надобно помнить, что вкусы и убеждения у всех жалобщиков, весьма различны, а индивидуальные колебания в этой области чрезвычайно сильны – но логика подлая у всех одна, и заключается она в том, чтобы любой ценой свалить губернатора! Пусть в столице поймут, что это логика вконец одичавшего областного человека или преступной группы лиц и осудят богоборчество с местной властью.

– Хороший проект Петрович, – одобрительно, по-приятельски, похлопал по плечу губернатора добрый министр соцразвития, – Да запоздал он, малость, языки в наших регионах давно естественным образом перемешаны чиновничьим жаргоном, административной феней, наконец. Жалобщиков мы уже итак не понимаем, а потому, президентская администрация все жалобы вам же, в регионы и спускает. С припиской «разобраться на месте по существу». Не зря же такая приписка фигурирует. Пойди, пойми это существо.

Стушевался Петрович, вроде, как оконфузился. Однако есть признаки, что все же строительство башни Петрович тайно вел. Об этом свидетельствует самая высокая географическая точка нашей области – Галичья гора, которую жители ошибочно считают памятником природы, капризом геологического периода. В пользу этого довода красноречиво свидетельствует большой каменный уступ – язык на самой ее вершине. Язык этот явно рукотворный, потому, что очень правдоподобно выглядит. Считают, что именно таким образом, Петрович отомстил столице, показав ей каменный язык. Очевидно, за обидный отказ профинансировать нужную области столпотворительную стройку.

Отцы и дети

Своих детей губернатор в строгости воспитывал, сызмальства к труду подневольному приучал, чтоб барчуками не росли, и всякий труд детей губернатора был почетен и полезен. Сын, как только в первый класс пошел, так Петрович отпрыска на работу тут же спровадил подмастерьем в прокуратуру, учиться дела шить. Важно, когда чадо после уроков без дела на улице не болтается, дурных привычек не хватает, клей не нюхает и у других мальцов мелочь на завтрак не отбирает. Не то, чтобы он сам профессию для сына такую трудную выбрал, просто, когда наследника еще лялькой в байковом конверте из роддома принесли, кто не посмотрит на него, радостно восклицали:

– Ой, как на районного прокурора похож, вылитый!

Так и сглазили. Сын смышленый оказался, основательный в жизни, в прокуратуре не всякую мелочь в работу брал, а все больше висяки и расчлененку. Конечно, как сынок подрос, высшее прокурорское образование запросто получил. В нашей области такая синекура для детей больших начальников и собственных прокурорских детей давно устроена. Прокуратура отправляет ежегодно десяток отпрысков-счастливчиков в юридическую академию по спецнабору. Причем вполне официально это делает, якобы, для прокурорской службы в области кадры готовит. Потому в наших краях нынче целые прокурорские династии вольно бытуют и окармливаются на ужас обывателю. А на прокурорских детях, известно, природа порой сильно отдыхает. Вот они истоки неважной работы прокуратуры области! Губернатор, таким образом, не сына в теплое прокурорское креслице пристраивал, а порочную, очень дурную прокурорскую наследственность свежей народной кровью разбавлял. Можно сказать родительский подвиг во имя торжества Закона совершил, пожертвовав собственным дитятей!

Дочь губернатор тоже не баловал. Она на всех школьных каникулах в турецкие бани работать ездила автостопом. И на море отдохнет, и деньги родительские сэкономит, и на славу поработает. В банях она гигиену тщательно изучала, опыта в столь полезной области медицины лихо набиралась. Петрович считал, что эта самая важная теперь в нашей сегодняшней жизни наука будет, ибо кругом ходит очень много грязных денег.