День конституции

– Наш министр не промах, – констатировал Колыванов. – Ты понял, что спецназ в Москву не случайно подтянули? Все к седьмому числу готовились.

– Я до сих пор опомниться не могу, – признался Алексей.

Полковник только хмыкнул.

– Я тоже. Когда звонил, и не думал, что ты мне такой визит устроишь.

Алексей впервые за этот долгий день улыбнулся от души.

– Мне кажется, нам всем просто очень повезло.

– А это как на войне, – ответил Колыванов. – Кому-то везет, а кого-то уносят ногами вперед.

Генерал-полковник Сергеев выехал из Кремля через Спасские ворота, когда уже начало темнеть. Люди, гулявшие у Лобного места и собора Василия Блаженного, и не подозревали, кто сидел внутри черного правительственного «ЗИЛа», впереди которого катила милицейская машина с мигалкой. Для них просто наступил вечер новой пятницы, следом за которой начинались новые выходные.

Слышался смех, возгласы на разных языках. Девушка-экскурсовод с табличкой на длинной рукоятке созывала в кучу своих подопечных – судя по надписи на картонке, то были беспокойные итальянцы. Один гость из Китая, почему-то уже в теплом пуховике, с сосредоточенным лицом снимал группу своих соотечественников на фоне ГУМа. Ребята и девчонки лет четырнадцати-пятнадцати пытались прокатиться по брусчатке на роликовых коньках.

Сергеев смотрел на людское мельтешение сквозь затемненное стекло, а сам по-прежнему видел перед собой только высокую фигуру президента и его хмурый взгляд. На столе у Рыжкова остался лежать рапорт об отставке генерала, тут же подписанный главой государства. Их разговор был очень кратким.

– Вы должны быть в курсе, зачем я вас вызвал, – сказал президент, не подав ему руку.

– Да, – односложно ответил первый зам председателя КГБ.

«Случайные люди не правят страной семнадцать лет», – в тот миг подумалось ему.

– Я готов удовлетворить вашу просьбу. За вами сохранится воинское звание и всё, что к нему прилагается, в том числе персональная пенсия.

Генерал раскрыл папку, где лежал готовый рапорт.

– Благодарю вас, – сдержанно произнес он.

– Благодарю за службу, – откликнулся президент и наклонил голову, давая понять, что аудиенция окончена.

Сергеев вышел, провожаемый взглядами двух пар глаз: Рыжкова и начальника его охраны. Девятое управление Комитета госбезопасности всегда служило должности, а не личностям.

Впервые рабочий день генерал-полковника завершился так рано, и впервые ему не надо было ехать завтра в здание на площади Дзержинского.

Посол США в СССР Майкл Макфол за девять месяцев пребывания в Москве ни разу не получал официального приглашения в МИД вечером в пятницу. Правда, и срок его службы здесь был еще меньше, чем время пребывания на своем посту нового шефа советского внешнеполитического ведомства Виталия Чуркина. Смена караула в высотке на Смоленской площади произошла год назад. Александра Бессмертных проводили на заслуженный отдых по его просьбе, и то была не опала. Всему есть предел, включая нахождение на переднем крае дипломатического фронта.

Макфол искренне жалел, что не застал тут человека, который долго трудился над выстраиванием отношений между двумя странами после провозглашения курса на нормализацию. На смену «новому мышлению», хотя отказ от него и не декларировали вслух, пришло «взаимное уважение». Этот термин предпочитал советский президент Рыжков. В Вашингтоне, впрочем, далеко не сразу прагматично подошли к корректировке подходов и стиля. Падение Горбачева с его соратниками спровоцировало мощнейшую волну критики в адрес администрации Буша. Маститые советологи, а заодно с ними все демократы в конгрессе хором закричали, что президент-республиканец «потерял» Россию.

«Фактор Горбачева» стал одной из причин поражения Буша на выборах в ноябре девяносто второго. Против молодого Билла Клинтона ему не помогла даже выигранная «Буря в пустыне»²⁸. Долгая эра демократов в Белом доме стала временем балансирования между идеологией «ослов»²⁹ и тем, что еще задолго до этих событий циничные люди поименовали Realpolitik³⁰. После провалившейся перестройки Советский союз был ослаблен, но выжил. С потерей стран Восточной Европы у него не осталось надежных союзников, кроме Кубы, но были арсеналы ядерного оружия, по-прежнему готового к применению. Американские администрации, сменявшие друг друга, помнили об этом.

– Господин министр, – Макфол сделал шаг навстречу и протянул руку.

– Господин посол, – Чуркин пожал ее.

Завершив минимальную протокольную церемонию, оба заняли места по разные стороны приставного столика.

– У меня для вас личное послание президента СССР для президента Соединенных Штатов, – сказал министр на хорошем английском.

Посол ожидал продолжения.

– Президент Рыжков глубоко сожалеет об инциденте, который произошел вчера над Балтикой. Он приносит президенту Гору свои извинения и скорбит о трагической гибели американского военнослужащего. То, что явилось стечением объективных обстоятельств и несовершенства методов управления, не должно повредить отношениям наших стран, – без бумажки проговорил глава МИД.

Посол понимал, что это не всё.

– Президент предлагает немедленно сформировать совместную рабочую группу, которая подготовит необходимые меры по снижению военной активности в Балтийском море и воздушном пространстве над ним. Результаты нашего расследования инцидента 4 октября обязательно будут сообщены американской стороне, – Чуркин замолчал и отпил воды из хрустального стакана.

По его интонации Макфол догадался: последует что-то еще.

– Оставьте нас, пожалуйста, – министр подал знак переводчику, который согласно правилам присутствовал при беседе.

Когда они оказались вдвоем, он добавил только одно:

– Советская сторона готова обсудить вопрос о ракетах средней дальности в Калининградской области.

Обстоятельства этой встречи не предполагали улыбок, поэтому посол США просто ответил:

– Я сейчас же передам всё сказанное вами президенту Соединенных Штатов.

«С ним действительно можно работать», – подумал он о новом министре.

Человек, проводивший в среду рекогносцировку на балконе восьмого этажа дома на Большой Бронной, коротал вечер в очень скромной «однушке» в Вешняках. Кто-нибудь еще, подверженный сезонным депрессиям, наверное, заскучал бы на его месте, а то и затосковал. На двор между близко стоявшими домами опустились сумерки, о жестяной подоконник ударили первые капли дождя. Соседи сверху принялись пылесосить пол, соседи справа врубили на полную громкость магнитофон. «Перемен, мы ждем перемен!», – пел Виктор Цой.

Но этот человек не умел тосковать и не стремился к переменам в своей судьбе. Он еще раз мысленно повторил, что и как должен будет сделать днем в воскресенье. То, что понадобится ему для выполнения задания, доставят на место другие люди. Каждый в их подразделении знает свой маневр.

– Дилиннь!

Единственный жилец квартиры, не вставая с дивана, взял со стоявшего рядом стула мобильный телефон.

«Привет! Скоро будут заморозки. Одевайся теплее», – гласило смс.

Человек не удивился сообщению. Удивляться он давно уже разучился, пройдя через разнообразные переделки. Операция отменена? Наверное, так надо. Наверху решили, он выполнит. Будут и другие задания, другие операции. Жизнь продолжается.

6 октября 2007 года, суббота

Третий секретарь посольства Великобритании в Хельсинки Роберт Хьюз уже был настроен отлучиться на обед в свой любимый ресторан на улице Кайсаниеменкату, когда ему доложили, что встречи с ним требует какой-то русский. Субботнее дежурство, всегда являвшееся рутинным делом, в этот раз, кажется, приготовило ему сюрприз.

Среди прохожих в центре финской столицы русский вполне сошел бы за местного жителя. Это был рослый блондин с бесстрастным лицом без усов и бороды, с широкими плечами и хорошей спортивной осанкой. Куртка, костюм, галстук, рубашка и ботинки на нем были из магазинов для людей весьма среднего достатка, но не выглядели слишком уж поношенными. Коллеги Хьюза из советского посольства обычно одевались и обувались чуть лучше.

Визитер сразу взял быка за рога (так вроде бы выражаются его соотечественники).

– Моя фамилия Булатов, я полковник Второго главного управления КГБ СССР, – заявил он. – Прошу политического убежища. Свяжитесь с Лондоном, пожалуйста.

Обед в ресторане бесповоротно отменялся.

Эпилог

7 октября 2007 года, воскресенье

Алексей вместе с Татьяной стоял на углу Пушкинской площади, около редакции «Известий», и смотрел на начинавшийся митинг. Желающие всё прибывали и прибывали. У металлоискателей за оцеплением по обе стороны улицы Горького и на Большой Бронной было темно от скопления людей. Здесь, ближе к ним, в толпе оказалось особенно много ребят и девушек студенческих лет и школьников. В руках у взрослых были самодельные плакаты: «Требуем политической реабилитации Горбачева, Яковлева и Шеварднадзе!», «Коррупция – раковая опухоль государства!», «Больше демократии – больше социализма!». Остальные лозунги с этой позиции не читались.

– Ничего себе, – сказала Татьяна, – я такого в жизни не видела.

– Я больше видел, притом раз в несколько. Весной девяностого года, на Манежной. Правда, только по телевизору, – заметил Алексей.

– Не пошел?

– За пятьсот километров? Я же приезжий, лимита.

Одежду части демонстрантов украшали значки: на одних выделялись полоски российского триколора, на других, кажется, мелькало чье-то лицо. Изловчившись, Гончаров поймал за капюшон пробегавшего мальчишку лет тринадцати.

– Вы что?

– Пресса! Только посмотрю.

С металлического кругляша на них смотрел, конечно, Михаил Сергеевич из тех бурных лет. Молодой, уверенный в себе, еще не прибитый неудачами, злобой, изменой. С тем самым пятном на лбу, которое сначала ретушировали, а потом бросили – и это тоже стало приметой перемен. И глаза у него были веселые.

– Второго нет? – спросил Алексей.

Мальчишка отцепил от куртки свой.

– А ты?

– Я себе еще найду. Берите!

Татьяна взяла значок в руки, рассмотрела в подробностях.

– Они верят, что он вернется?

– Не думаю, – Алексей пожал плечами. – Он, скорее, символ для них. Хотя Дубчек вернулся осенью восемьдесят девятого³¹.

– Кто?

– Ах, да, вы этого в школе уже не проходили.

– Я дикая, да? Да? – Татьяна незаметно ткнула его локтем под ребра.

Корреспондент «Правды» улыбнулся.

– Да. Дикая, но симпатичная. Глянь, кто идет…

Сбоку, от улицы Горького, к ним через густую толпу пробирался Денис. Он очень даже неплохо выглядел после своего сидения в подполье. Сегодня явно побрился, надел кожаную куртку на меху, как у заграничного летчика из голливудского фильма про войну, повязал оранжевый шарф и увенчал свой наряд вязаной шапочкой с модным лейблом.

– Ты прямо как вождь оппозиции, – сказал Алексей, смягчая некоторую неловкость шуткой.

– Тебя самого из газеты не вытурят за присутствие на таком сборище? – отозвался Денис.

– Теперь уже, наверное, пожизненно не вытурят. Разве что, в самом деле, замыслю революцию устроить.

Денис хохотнул в ответ и легонько двинул приятеля кулаком в живот.

«Сговорились они, что ли, бить меня сегодня? Ох и сценка у нас, но без фонтана. Любовный треугольник в полном составе, – подумал Алексей. – Объясниться как-то надо бы».

– Что у тебя на работе? – спросил он вместо объяснений.

– Главный вчера сам звонил домой. Заверил, что всё окей, можно в понедельник с утра выходить и выдавать вал по плану, – радостно сообщил Денис.

Они помолчали под шум толпы и звуки проверяемого усилителя.

– Таня, спасибо тебе огромное, нечеловеческое просто, – теперь голос Дениса был очень серьезным. – Я тебя, конечно, втянул в эту историю. Думал, без последствий обойдется. Ну, и обошлось ведь, да?

Татьяна не отвечала.

– Обошлось? – повторил Денис уже громче.

– Считай, что обошлось, – сухо сказала она.

Все опять помолчали.

– Мы потом еще поговорим, да? Посидим где-нибудь, если вы не против, – Денис поправил свой оранжевый шарф. – Я пойду пока, сына поищу. Ладно?

– Ладно. Поищи, конечно, – ответил за обоих Алексей. – Кстати, возьми, он же твой.

Гончаров полез за пазуху и выудил мобильный телефон, который достался ему от Татьяны.

– Нет, оставь себе, – помотал головой Денис. – На память.

– О чем?

– Не о чем, а о ком. О хорошем человеке.

– Ты про кого сейчас? – не понял Алексей.

– Был такой, Панин Виктор Васильевич. Может, расскажу после, – Денис махнул рукой, поморщился, как от сильного ветра, хотя было тихо, и нырнул в толпу.

Алексей внимательно посмотрел на мобильник и аккуратно положил его на место, рядом со значком.

Телефон зазвонил, когда отзвучала «Патриотическая песня» Глинки и заговорил первый оратор. Алексей плотно прижал мембрану к уху, зажав второе ухо перчаткой. Это был Олег Большаков, с которым он все эти дни исключительно созванивался, но так и не встретился.

– Новости слушаешь, смотришь? – весело спросил тот.

– Про митинг?

– Какой, к чёрту, митинг! Про Крючкова в курсе?

Про председателя КГБ Крючкова он знал еще вчера вечером. Сначала сообщили по Би-би-си, потом необычайно скоро подтвердили в программе «Время». Один из, казалось, вечных членов Политбюро умер в субботу от обширного инфаркта. Было объявлено, что его государственные похороны состоятся на Красной площади.

– Ты думаешь, это не просто…

– Типун тебе на язык, – перебил его референт секретаря ЦК. – Старик переживаний элементарно не вынес. У него такое под боком творилось! Сам знаешь, короче.

– Сочувствую, – пробормотал Алексей.

– Побереги свои сочувствия. А знаешь, кто вместо Крючкова? На кого только что указ подписан?

Кроме Сергеева, Алексей не знал других замов председателя КГБ, да и вообще не представлял себе реальный механизм назначения на столь высокий пост. Он пожал тем плечом, которым поддерживал трубку.

– Без понятия.

– На моего шефа, Виктора Ивановича Мироненко, – торжествующе объявил Олег.

– Ничего себе…

– Так-то! Переезжаю в понедельник на Лубянку.

«Теперь в гости просто так, пожалуй, не сходишь», – про себя сделал вывод Алексей.

– Чего молчишь? Решил, что возгоржусь, забуду земляка? – спросил Большаков.

– Да хватит тебе.

– Не хватит, – Олег сменил тон на деловой. – Излагаю план действий. После обеда в понедельник, скажем, где-то в четырнадцать десять звонишь мне на мобильник. Номер я пока не меняю. Оформлю тебе пропуск, заскочишь и поболтаем.

– О чем?

– О том, как варить суп с котом. Не тормози! Мне в этом доме свои люди будут ой как нужны. Понял?

– Ты мне предлагаешь…

– Да, Лёша, я тебе предлагаю. Должность мы под тебя придумаем, и не ссы.

– А как же генеральный секретарь? – спросил Алексей растерянно.

Олег, судя по звуку, ухмыльнулся в трубку.

– Мы с этого плацдарма еще дальше прыгнем…

Вид после телефонного разговора у Алексея точно был обалдевший, потому что Татьяна тревожно спросила:

– Что произошло?

– Так, предложили кое-что, – сказал он задумчиво.

– Интересное?

– Даже слишком.

– Насчет работы?

– Угу.

– Секрет? – она посмотрела на него своими чудесными глазами.

«Что, Алексей Николаевич, дождался? Вперед и дальше на буксире за дорогим однокурсником? Ну, а почему бы нет, собственно? Так команды и сколачиваются. А где успешные команды, там всегда дивиденды. Там малые, большие и даже очень большие радости. Только теперь даже в Болгарию могут не пустить. И вообще, этого ли ты хотел по-настоящему?»

– Скажешь? – настойчивее спросила Татьяна.

– В понедельник скажу. Обещаю, – ответил Алексей.

«Интересно, как она к этому отнесется?» – пронеслось в голове.

Из информационного сообщения о пленуме ЦК КПСС

…Члены Центрального Комитета тепло поблагодарили Егора Кузьмича Лигачева за его многолетний самоотверженный труд по сохранению единства партии, воспитанию партийных кадров.

Пленум единогласно избрал генеральным секретарем ЦК КПСС первого секретаря Ленинградского областного комитета партии, члена Политбюро ЦК Гидаспова Бориса Вениаминовича.

Газета «Правда», 23 октября 2007 года

КОНЕЦ