Тулэрги. По ту сторону дней

Letum non omnia finit —

Со смертью не все кончается

Секст Проперций

Никого нельзя назвать счастливым прежде его смерти

Солон

© Александра Сергеевна Васильева, 2020

ISBN 978-5-0050-2934-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

На протяжении тысячелетий представления людей о загробном мире менялись самым причудливым образом. Обрастая новыми легендами и героями, они обретали и новые смыслы, трактовки, прочтения. Разнообразие этих представлений может поразить воображение даже самого искушенного читателя: насколько же сильным было стремление человека объяснить смерть, чтобы на свет появилась столь богатая библиотека сочинений на эту тему! У разных народов мира имелись свои герои загробных поверий, свои посмертные пристанища. Эти мрачные обители именовались по-разному. У карело-финнов это была «Солнечная страна», у древних грузин «Страна серн». «Страной без возврата» назывался загробный мир у шумеров, у японцев – «Страной желтого источника». У маньчжурских народов загробный мир определялся просто как «Тулэрги», что в переводе означало «по ту сторону земли». Довольно расплывчатое направление, в отличие от, например, скандинавской мифологии, в которой царство мертвых Хель имело весьма четкие координаты, располагаясь под одним из корней древа жизни Иггдрасиля.

Чем больше появлялось открытий на карте, тем конкретнее становились «адреса» загробных миров. Они обретали широту и долготу, пусть и весьма условные. И все-таки это были по большей части отдаленные уголки земли, не изведанные человеком. Так, к примеру, у папуасов местом пребывания умерших являлся подземный мир, вход в который приблизительно располагался за рекой, в отдаленных нехоженых землях. То же и в якутских мифологических представлениях: там загробный мир был помещен среди Ледяного моря, за горы на севере.

А теперь, когда мы «закончили заполнять карту», когда знаем все или почти все о земле, на которой живем, возможно ли придумать легенду о загробном мире, не приписав тому конкретного «адреса»? Если мы зададимся этим вопросом, рано или поздно нам понадобится ответ на него. Такой ответ – или, вернее, один из вариантов ответов – ждет вас в этой книге.

Часть 1

Поле мертвых принцев

Она никогда не была красива и не старалась казаться привлекательной. Ею не интересовались, проходя мимо с торопливым смущением. Ей не улыбались, боясь подать ложные надежды. Однажды поставив на себе крест, она опустила руки, и те тут же сложились в молитвенную позицию. Она не стала святой. Бесконечные просьбы к всевышнему сделали ее набожной и немощной, поставив в такую же бесконечную очередь просителей. За всю прожитую жизнь соприкоснуться с красотой в живом человеческом воплощении ей так и не удалось. Та проходила мимо, прячась в лицах незнакомых людей, в словах, обращенных не к ней, в поступках, что совершались не ради нее. Музыка, которой она отчаянно посвящала все свободное от насущной необходимости время, давала лишь жажду. Неутоленная душа грезила о чуде. Чуда не случалось. Шли годы, наматывая физический возраст. Клавиши рояля, как и нотные страницы, желтели. Ее единственным спутником оставалось одиночество. Увы, нежеланным спутником. И вот наконец…

Голубоглазый ангел с золотыми крыльями улыбнулся и что-то протянул ей в ладони.

– Возьми, – мягко произнес он.

Это был ключ. Она откуда-то уже знала: такими ключами обычно воскрешают людей, заводя в них остывшие сердца.

– Тебе сюда. – Ангел указал на одну из дорог, что по-особому засветилась в этот момент.

Их было много. Сотни разноцветных дорог, переплетенных между собой, словно тугие нити. На фоне пустоты, посреди которой они стояли, эти нити слепили глаза.

– Не собьешься, – прочитал ее мысли Ангел. – По другим просто не сможешь пройти.

Она взяла из его руки ключ:

– Это ведь – только для одной жизни?

Ангел согласно кивнул:

– Одной будет достаточно, поверь. И не торопись, выбор может быть весьма сладок.

Дорога оказалась всего в несколько шагов. Ее глазам открылось зеленое поле, на котором росли диковинные цветы. Она принялась их рвать и вдруг застыла в удивлении, цветы выпали из рук: в высокой траве лежал молодой мужчина с простреленной грудью. Она подошла ближе и опустилась на колени. Он был мертв и вряд ли мог отвести взгляд во избежание нежелательного знакомства. Кровь еще сочилась из раны, вытекая яркими пятнами сквозь разорванный шелк белоснежной сорочки. Она когда-то его уже видела, когда-то давно, вот только где? Ах да: он был принцем, законным наследником короны, которому мешали взойти на престол двое братьев, строя жестокие козни. Она очень за него тогда переживала, надрывая свое одинокое сердце. Добился ли он короны, или его убили до восшествия на престол? Ответа она не знала, а все, что вспомнила, обрывалось на завязке с интригами.

Молодое лицо, обрамленное темными локонами, останавливало на себе взгляд. Тонкие губы были разомкнуты, дыхание в них остыло. На нежной шее перестала пульсировать жизнь. Она уже поднесла ключ к его груди, как вдруг остановилась: «Не торопись, выбор может быть весьма сладок» – вспомнились ей слова ангела.

– Выбор? Разве у меня может быть выбор?

Она отдернула руку с ключом от сердца принца и, не понимая себя, встала с колен. Сделала несколько шагов по зеленой траве и снова принялась рвать цветы, дивясь их запахам и замысловатым соцветьям. В детстве рвать цветы ей не разрешали, только смотреть на них. Впереди послышалось журчание ручья. Прозрачная вода струилась по земле. Она бросила сорванные цветы в воду, и те, подхваченные течением, понеслись прочь.

Перейти вброд этот широкий, но мелкий ручей не составило бы особого труда. Так она и решила поступить, как вдруг заметила, что на дне ручья лежит человек. В первое мгновение ею овладел страх, однако вспомнив, что властна над любой смертью, она быстро пришла в себя. Отвращение прошло, уступив место любопытству. Неожиданно легко вытащив утопленника из воды, как будто он был не настоящим человеком, а муляжом, она положила его на траву лицом вверх. Он был мертв не более минуты. Жизнь, отнятая насильственно, в поспешности забыла свои краски, сохранив на лице его одухотворенное выражение. Широкий нос, густые брови и атласные губы, созданные для соблазна и только для него одного. Кем он был? Скорее всего, тоже принцем или камергером принца. Длинная серьга в ухе с гербом неведомой страны и расшитая золотом восточная одежда выдавали вельможу. Молодое смуглое лицо его, казалось, могло пригрезиться лишь искушенному художнику. В стране солнца, где появляются на свет такие лица, сейчас, наверное, плакали. Ярко-синий платок, какими принято покрывать головы высокородным особам, запутался в черных волосах. Одежда разметалась, обнажая красивое тело.

«Его нарочно столкнули в воду? Это был несчастный случай? Или он покончил с собой?»

Она приблизила руку к его груди – и улыбнулась, не обнаружив в пальцах ключа. Тот был в кармане. Посчитав это знаком, она поднялась и, недолго думая, перешагнула через смуглого юношу. В третий раз начала рвать цветы, впервые за многие годы ощущая себя самой собой. Вот как она должна была прожить свою жизнь: не прятать глаза, искать чужих взглядов, выбирать из них, осознавая свое превосходство. И пусть сейчас взгляды были потухшими, глаза полузакрытыми – азарт, который она ощущала, ни с чем в ее прожитой жизни не был сравним по остроте. Теперь она точно знала, что ищет. Идя по зеленой траве и перешагивая через трупы молодых красавцев, она больше не останавливалась.

Глава 1.
Новосел

В растворенные окна небольшой комнаты лился мягкий сумрак. Отшатываясь от длинных лучей лунного света, он проникал в углы и комкался там наподобие пыли. Невысокие стены были сплошь завешены картинами. Специально подобранные по размеру, картины окружали и искусно оттеняли собой предметы мебели: большой письменный стол, два кожаных кресла, секретер с тысячью ящиков на замках. Платяной шкаф упирался чуть ли не в потолок, оставляя свободной небольшую часть стены, но и туда помещались картины. Маленькие рамки их едва угадывались, создавая эффект потертого гобелена. Различить, что было изображено на всех этих полотнах, не представлялось возможным: краски их выцвели из-за ветхости.

За большим письменным столом, положив голову на руки, спал человек. Его спутанные волосы придавали безмятежному лицу неопрятный вид, хотя накрахмаленный ворот чистой рубашки, окаймленный черным галстуком, старался все исправить. Спал человек крепко, не ощущая неудобства от выбранной позы. Не шевелясь и не произнося ни звука, он казался одной из картин, отличающейся от прочих лишь тем, что не утратила красок.

На столе прямо перед его закрытыми глазами лежал исписанный листок бумаги. Лунные блики высвечивали некоторые слова. «Ошибка!», «нарушение правил» – кричали они. «Вы обязаны», «немедленно»… но нет, все угрозы сейчас были бессильны. В полночной темноте даже предметы, находящиеся в комнате, казались дремлющими.

Вдруг дверь с треском распахнулась. Человек открыл глаза. Глаза фиолетового цвета.

– Войдите, – проговорил он машинально, еще не совсем проснувшись.

– Атанда¹! Атанда! Меня? В академию?

На пороге стоял мальчик лет двенадцати. Выпученные глаза на изможденном лице. Стоял и вопил:

– Почто замели-то? Вырубили, значит, да и к хозяину определили! А я чист, может! Нечего тут дело лепить!

– А, вот и ты, отрок. Мир тебе.

– Аллюр! – огрызнулся отрок, не меняя нагловатого тона. – Ты, стало быть, сыч?

За спиной мальчика выросли двое мужчин внушительных размеров, в странного вида форме.

– Ишь, какие важные, клифты вон даже нацепили! – мрачно оценил он.

– Простите, – вымолвил один из них, обращаясь к человеку с фиолетовыми глазами.

– Не смогли удержать, – пробормотал другой.

– А ну не заливайте, цирики! – перебил их подросток. – Да я сразу дома сказался!

Во всей его угловатой наружности выражалась отчаянная храбрость. Та самая, что подчас граничит с физическим и нервным истощением.

– …И еще… – продолжал человек в сером на полтона ниже, словно бы чего-то смутившись. – Говорит он странно… Слов не разобрать…

– Слов? – На лице человека с фиолетовыми глазами показалось недоумение.

– Его не слышно, – разъяснил второй в сером. Напустив на себя заговорщический вид, он так же, как и его приятель, добавил на полтона ниже: – Непорядок!

– Разберемся, – невозмутимо ответил человек с фиолетовыми глазами. – Дальше я сам. Вы можете быть свободны.

Двое удалились.

Отрок проводил их пристальным взглядом, презрительно шмыгнув носом.

– Дышать нечем! Без замазки я. – Он досадливо всплеснул руками. – Но не думай, я ярма не надену! – все еще стоя в дверях, погрозил он пальцем. – Не думай!

– Я знал, что будет непросто.

Человек с фиолетовыми глазами медленно поднялся с места. От его длинной худощавой фигуры в черных брюках, черном жилете, надетом поверх белой рубашки, веяло отрешенной безупречностью. Тонкие белые перчатки стюарда на руках придавали этой безупречности вычурный оттенок.

– Вижу, ты совсем не понимаешь, что происходит? – Голос у него был равнодушный, официальный.

– О чем базаришь? – мрачно осведомился подросток. – Говорю, заскучал я!

– Успокойся. Тебя здесь никто…

– Ты мне в патроны-то не набивайся, паук!

Человек с фиолетовыми глазами скрестил руки на груди и произнес, четко выговаривая каждое слово:

– Так, мелкий карманник, быстро зашел в кабинет и сел на место.

Он указал на одно из кресел, стоящих у стен.

– Это кто это тут бабочник? А что, если и так? Опять цириков позовешь? – Подросток горделиво задрал нос, но все-таки прошел в кабинет и сел на предлагаемое ему место. – Добрый клюв. Но не думай, не зачирикаю.

Человек с фиолетовыми глазами одобрительно кивнул:

– Что последнее ты помнишь?

Подросток замотал головой:

– Сказал же, исповеди не жди!

– Да-да. Только это не допрос, а я не следователь.

Оба помолчали.

– Уже переодели?

Подросток деловито одернул рукава, украшенные металличскими вставками. Плотный блестящий материал костюма обтягивал его тело, как вторая кожа,

– Ага. Своего богатства не выдали. – На голове у него была аккуратная черная шапочка, с нашитыми на нее разнацветными колокольчиками. – Я и раньше якорником не был, на меловодье даже ни разу…

Он обхватил себя руками и принялся раскачиваться взад-вперед, оттого колокольчики на шапочке тихо позвякивали.

– Чудное у вас тут серье. Колпаки вон косякам выдают… Мануфактура – блеск!

– Придется приноровиться.

– Ага. – опять глухо согласился подросток. – Скажи, какой мне срок намотают? – спросил он, немного успокоившись.

– Вот как, с обвинением, стало быть, уже согласился?

Отрок мрачно хмыкнул. В отстраненном официальном тоне человека с фиолетовыми глазами ему послышалась насмешка:

– С обвинением?

– Именно. – Вот только улыбки на губах того не было. – Так признаешь свою вину?

– Ничего не признаю! – опомнившись, закричал мальчик. – Ничего!

– Тогда зачем про срок спрашиваешь?

Ответ не последовал. Человек с фиолетовыми глазами продолжал:

– Срок тут только один – вечность.

Подросток перестал раскачиваться, уставившись в фиолетовые глаза:

– Чо?

Человек напротив поднялся из-за стола, не торопясь достал из секретера какие-то бумаги и подал мальчику. Его невозмутимые движения были полны не то пренебрежения, не то равнодушия.

– Вот, прочти.

– Сам прочти, – огрызнулся подросток.

– Ах да, ты, наверное, не успел научиться… – понял человек с фиолетовыми глазами и сам прочел: – Такого-то числа, такого-то месяца и года, некто, имя мне знать твое не положено, решил обогатиться за счет кармана пожилой женщины, вышедшей на пенсию с год назад. Я пропущу несколько абзацев и прочту последние строки. При попытке сбежать с украденным вор поскользнулся и упал на собственный нож, которым резал кошельки. В результате несчастного случая смерть наступила мгновенно.

Подросток захлопал глазами:

– _Смерть? – Ни единого намека на страх – лишь отчаянная деловитость. – Чья это?

– Твоя.

– Ага…

– Ты умудрился повредить блуждающий нерв. Хирургическая точность.

– Ага… А где это? – спросил мальчик, ощупывая шею. Он отчего-то уже понял, где, хотя слышал эти странные слова впервые.

– Верхняя вырезка грудины. Чуть ниже кадыка. Понимаешь, отрок?

Вместо ответа отрок только закусил губу.

– Хотя что это я? Вряд ли ты успел изучить анатомию.

– Так как? – процедил отрок невнятно.

– Это был сильный колющий удар. В результате моментальная остановка сердца. Понимаешь?

– А то! Ботанику не читай! Остановка сердца, ага!

– Твоего сердца. – Фиолетовые глаза незнакомца в этот момент показались отроку пустыми и насквозь промерзшими. – Твоего. Ты и нож для такого случая выбрал удачно: узкое, не очень длинное лезвие.

Отрок о чем-то вдруг вспомнил, огляделся по сторонам, явно ощутив беспокойство.

– Сильный колющий удар, – повторил человек с фиолетовыми глазами. – С неба ты, что ли, падал? – Тут, по всей видимости, предполагалась улыбка; но иронии в его тоне не было, только сухость и деловитая отрешенность.

– Они стенку сделали… – выдавил отрок. – Я – обрываться, но тут кто-то понтанул, и… – Голос его задрожал. Не желая показывать слабость, он оборвал себя на полуслове.

– Ясно. А стилет свой не ищи. Получить его сможешь лишь некоторое время спустя.

– Получить? У вас тут что, дыроколы обратно выдают?

– Не всем. Только особо нуждающимся, – уклончиво ответил человек с фиолетовыми глазами.

Убирая бумаги обратно в секретер, он немного замешкался, перекладывая с места на место какой-то находящийся там предмет. В результате из стопки бумаг выпал листок. Отрок молниеносно вскочил на ноги и поднял его. Это был цветной фотоснимок.

– А, твой паспорт. Совсем забыл. Забирай.

– Мой пас… Чо?

– Ну, мы их так называем. На этом кадре оставила след твоя душа.

Подросток вгляделся. На снимке была запечатлена осенняя лужа, в которой вперемешку с грязью плавало несколько ярких осенних листочков.

– Не понял, – опустившись на место, решил сознаться он.

– Каждому почившему выдается подобное. Обычно это последнее, что тот видел перед смертью, последний кадр живых глаз, так сказать.

– Каким боком это паспортуха? – мысль отроку явно не давалась. – Да еще моя?

– Существует мнение, что перед смертью мы способны увидеть истинное отражение нас самих. Или же наших самых сильных переживаний. Кому-то может пригрезиться день из детства: яркий пейзаж, незначительное воспоминание, лица друзей, родных, возлюбленных, даже предметы, вызывавшие при жизни сильные эмоции. А кому-то…

– Грязная лужа?!

– Последний кадр живых…

– Да хоть мертвых! Мне какой с того парус?!

– Большой. Ты выслушай сначала. Это твое удостоверение личности. Без него здесь тебе не откроется ни одной комнаты. Некоторые двери тут просто закрыты. Они открываются с помощью любого паспорта. А некоторые – заперты.

Отрок смотрел в фиолетовые глаза и не слушал. Больше всего ему хотелось узнать, надолго ли он задержится тут, в исправительной колонии для несовершеннолетних. С ранних лет он был хорошо осведомлен о подобных местах, и попадание туда давно стало для него лишь делом времени. Отрок огляделся, поерзал на кресле. То не двигалось. «Прикручено» – решил он.

Подготавливая себя к самому худшему, он уставился на свой черный ноготь на указательном пальце левой руки. Ноготь этот приобрел столь угрожающий вид около месяца тому назад ввиду неудачного знакомства с молотком, которым требовалось сбить замок с запертой двери. Но причины со временем поистерлись, и теперь отрок считал свой черный ноготь не иначе, как отметиной тайных сил, не в шутку гордясь этим. То, что чернота на ногте уже начинала сходить, его сильно печалило.

– Я к тому, – продолжал меж тем человек с фиолетовыми глазами, – что двери можно запирать на паспорта. В этом случае они откроются только тем паспортом, на который были заперты. Ну, как с ключами. Ясно?

– Лады-лады. – Отрок деловито откашлялся, сунув снимок в нагрудный карман своего черного костюма, словно нарочно для того приспособленный. – Не погреб… – сухо оценил он это удобство. – …сойдет.

– Вот и отлично. Впрочем, беспокоиться о своей безопасности ты скоро перестанешь. А сбежать не удастся. Так что слушай и запоминай. Ты теперь станешь работать тут.

– Ух ты! – присвистнул отрок. – Всегда мечтал о таком.

– Да уж лучше, чем быть карманником на улицах. Процедура по отбиранию твоего имени пройдет завтра.

– Чо? – поежился отрок. – Про-це-дура? – выговорил он не без труда. – Прописка, что ль?

– Нет-нет. Ничего страшного. Твое имя сократят до нескольких букв, вот и все.

– Зачем это?

– Так надо. Наша организация включает в себя несколько подразделений. И соответствующее число должностей. Например, стрелочники. Они следят за тем, чтобы человеческая жизнь никоим образом не продлилась на неположенный ей срок или, наоборот, не оборвалась до времени. Есть жнецы – кровавая должность, А так же устроители, или лицедеи. Их работа чрезвычайно сложна. Еще есть…

– Хорош дядин дом! – Резко оборвал отрок. – Все при деле! Ну а я-то у тебя кто буду?

– В твои обязанности входит… – Человек с фиолетовыми глазами задумался. – Как бы это сперва…

– А-а, небось хвостом, атасником своим меня сделать решил?

– Нет. Это входит в обязанности осведомителей: наблюдение, слежка, выяснение представлений усопшего о собственной смерти. Ты – лицедей. И еще…

– Чо? – опять переспросил мальчик. – Ли-це-дей… – Слово было для него незнакомым. – Это как балабан, что ли?

– Каждый человек как-то представляет себе свою смерть и то, что с ним станется после, – с серьезным непроницаемым лицом пояснил человек с фиолетовыми глазами. – Все должно сбыться, все его страхи, опасения и желания. Понимаешь?

Отрок не понимал, однако кивнул.

– Это в общих чертах. Пока, наверное, информации с тебя хватит, переваривай.

Отрок опять непонимающе кивнул.

– И вот еще что: ты хорошо меня понимаешь? Я имею в виду слова. Все слова, которые я произношу, тебе понятны?

– Все, – восприняв этот вопрос как издевку, грубо отрезал отрок.

– Мне тоже понятно все, что ты говоришь, – задумчиво, словно самому себе, ответил человек с фиолетовыми глазами. – Хорошо, возникнут вопросы, придешь ко мне. А сейчас уже поздно. Впрочем, здесь всегда так, и не бывает солнца. К этому ты тоже привыкнешь. – Он указал на дверь. – И верни статуэтку, что стащил, пока я читал твое дело.

Отрок оторопел, выложив на стол золотую собачку, которая служила прессом для бумаг.

– Вот так. – Человек с фиолетовыми глазами нажал на какую-то кнопку, и вскоре в дверях возникли недавние двое. – Они проводят.

– А, цирики, – вяло кивнул им отрок. – Пришли новосела в аквариум пульнуть?

Двое в сером в ответ на его реплику лишь беспомощно пожали плечами.

– Главное, помни, – между тем продолжал человек с фиолетовыми глазами. – тебе здесь никто навредить не в состоянии.

– Ага, – буркнул отрок и вышел, следуя за охраной.

Послушно пройдя несколько шагов, он незаметно шмыгнул в темный угол, оставив своих соглядатаев в компании друг друга.

Из высоких окон падал мягкий лунный свет, делая длинные коридоры впереди загадочными. Никакого другого освещения, люстр, факелов, даже свечей не наблюдалось, однако было светло.

– Ата, ата! – прошептал отрок, оглядываясь. – Файный дальник! – Восхищение мешалось со страхом, на время доставшаяся свобода подгоняла шаги и мысли. – Бить по фазе тут не будут, – вполголоса рассуждал он. – Видать, не юхонуть так просто…

– Эй, ты, незарегистрированный!

– Стой!

Отрок вздрогнул. Его и раньше ловили, и часто, но уж точно не так быстро. Он остановился и медленно обернулся на голоса, раздумывая, поднимать руки или нет.

Окликавшие были прежние двое рослых мужчин. Они подошли ближе.

– Что? Пролетку бить тут не принято? Баранки наденете?

Отрок протянул вперед сложенные руки и вгляделся в лица стражей правопорядка. Те показались ему отстраненно-равнодушными или смертельно уставшими. Примерно то же отрок подмечал и в фиолетовых глазах незнакомца, только там еще был какой-то вымороженный простор, и тот притягивал. В глазах его нынешних сторожей, напротив, ощущалось что-то отталкивающее: они были слишком спокойными, даже слегка отупевшими, и больше походили на глаза домашних животных, нежели на глаза тюремных надзирателей. Вместо того, чтобы применить грубую силу, один из них только произнес ровным, ничего не выражающим голосом:

– Ты прибыл совсем недавно, поэтому твой паспорт еще не действителен, на то, чтобы он начал действовать, нужно некоторое время. Ходить по замку без охраны, имея недействительный паспорт, запрещено.

Отрок так и замер с покорно протянутыми руками:

– Не боитесь, что эмигрирую, значит? – уточнил он скороговоркой.

По всей видимости, стражи порядка его не поняли, так как ничего не ответили.

Отрок опустил протянутые руки, решив переменить тему, и деловито осведомился, шмыгнув носом:

– Тут без визы что, никак?

Ответа он опять не услышал, зато в одно мгновение оказался зажат между двух стражей правопорядка, как щепка меж бревен. Те, не нанося ему никаких физических повреждений, теперь тащили его тщедушное тело в нужном им направлении. :

– Вот же я бедный! – чуть ли не всхлипывая, шептал отрок. – И бедность свою заслужил… Видать, бить понт уже поздно…

Двое внушительных размеров, казалось, его причитаний вовсе не слышали. От них не исходило угрозы, и это было так странно, что отрок скоро повеселел:

– Что? – спросил он, оскалив зубы в улыбке. – В могилу ведете?

Один из провожатых понимающе закивал:

– Потерпи до завтра, парень. Как имя отберут, будешь сам себе предоставлен.

– Вот ведь… – разочарованно пробормотал отрок: разговор явно не клеился. – Ишь, мешковина какая…

Двое вдруг остановились. Отрок подумал, что они расслышали его слова, и сейчас непременно последует наказание, но ошибся. Тот, что был справа, достал из своего кармана какой-то листок и приложил к стене. Отрок не сразу разглядел, что в стене была дверь, которая теперь открылась.

– Твоя комната, – сказал тот, что был по левую руку.

– Давай-давай, парень. – Тот, что был по правую руку, легонько подтолкнул его внутрь.

Отрок так и замер, войдя в просторную комнату. Обстановка ее ничуть не напоминала тюремную: кровать, письменный стол, стулья, пара кресел, тумбочки. В высокие окна лился лунный свет. Дверь за его спиной мягко закрылась.

Он не только не чувствовал себя в заключении – страх сменился уверенностью в своей безопасности. Ощущение было новым и словно бы даже хрустело или поскрипывало в груди, как любая новая вещь. Отрок прислушался – и точно, едва уловимый приятный хруст.

Под гнетом умиротворения он свалился на кровать. Спать не хотелось, однако глаза сами собой закрывались. Он подложил под голову руку – разноцветные колокольчики на шапочке издали тихий звон, такой же умиротворяющий, как и похрустывание внутри. Перед глазами возникла лужа с осенними листьями. Изображение имело расплывчатые, мягкие тона, тихо и ненавязчиво плескалось оно в воспоминаниях.

Отрок не верил в свою смерть: он твердо решил, что его вырубили в недавней заварушке и привезли сюда, пока он был без сознания.

– Моя шимната… – прошептал он. Стянул с головы шапочку с разноцветными колокольчиками и так и уснул, не выпуская ее из рук.