Беззлая, Гора Огня, Перекрёсток времён и др.

Зеркало

Первой эту планету открыла группа российских школьников из Самары, которая совершала экскурсию по Млечному пути. Её организовала для них российское благотворительное товарищество «Русь галактическая». После очередного гиперпрыжка в космическом пространстве звездолёт, названный создателями не без иронии «Сивкой-Буркой», оказался в системе неизвестного светила, где имелась планета, удивительно похожая на Землю. Конечно, школьники решили побывать на ней.

Автопилот аккуратно опустил корабль в прелестной долине на берегу милой речушки. Дети гурьбой ринулись к выходу, крича с порога:

– Здравствуй, чудная планета!

– Какая красота кругом! Ле-по-та!

– Просто райский уголок!

– Э-ге-ге-ей!..

С радостным смехом школьники сбежали по трапу вниз, бросили горсть крошек стайке мохнатых пташек, а булкой накормили семиногую зверушку величиной со слона. Старший группы Святослав уважительно похлопал её по объемистому брюху, взобрался на спину и скомандовал:

– Поехали, милая, прокати-ка с ветерком!

Неделю экскурсанты бродили по планете, восторгаясь её дивными красотами. Плавали в морях, реках и озёрах, купались в водопадах. Ночевали обычно прямо на шелковистой траве под каким-нибудь приглянувшимся деревом. Играли с животными, ухаживали за ними, кормили, угощали ватрушками и пряниками.

Улетать никому не хотелось, но они и так задержались тут сверх программы, а каникулы уже заканчивались.

Все уже сидели в противоперегрузочных креслах, когда Святослав скорее почувствовал, чем увидел неладное. До предела приблизил изображение на внешнем экране… Ах, ты! Птенец выпал из гнезда и теперь беспомощно барахтался среди влажной от росы травы.

Святослав скорее помчался наружу и водвороил неразумного птенчика обратно в гнездо, прочитав ему мораль:

– Не балуйся, малышок, а то снова упадёшь. Веди себя хорошо. Договорились? А нам нужно лететь домой. Не хочется с вами расставаться, но надо. До свидания!

По дороге к кораблю он увидел среди гальки ручья россыпь алмазов величиной с грецкие орехи. «И как же мы их не замечали раньше? – удивился он. – Столько раз тут проходили! Целых двадцать семь штук: ровно столько, сколько нас в группе. Как здорово – каждому достанется по алмазу на память о чудесной планете. Великолепные сувениры!»

На трапе «Сивки-Бурки» остановился, в последний раз огляделся вокруг и, набрав воздуха в грудь, закричал во весь голос:

– Благодарю за гостеприимство, милая планета! До свидания! Какая дивная красота кругом, улетать неохота. Навсегда бы остался, но – увы! – нельзя. Э-ге-гей! – И счастливо рассмеялся. Его звонкий смех рассыпался многоголосым эхом по зелёным долинам, заблудился в перелесках, запутался в резной листве и долго ещё звучал после того, как корабль улетел…

+ + +

Спустя некоторое время эту же планету обнаружил отряд звёздного генерала Блешнера. Генерал объявил готовность № 1. «Мы должны быть начеку. Если враг нападёт, то встретит достойный отпор».

Сначала на планету полетел десантный отряд в космоботе. Термобомбами выжег огромную поляну. «Так мы обезопасим себя от всякой инопланетной нечисти», – сказал командир своим солдатам. Они протянули кругом колючую проволоку и пропустили через неё ток высокого напряжения. За окрестностью наблюдали всевидящие «глаза» электронных стражей, они били тревогу при пролёте птички или даже маленькой бабочки, которых тут же автоматически уничтожали лазерным лучом.

Только затем опустился военный суперкрейсер «Фобос». Для проведения рекогносцировки генерал Блешнер выехал на бронеходе с повышенной защитой.

Мощные моторы легко несли многотонную машину по неведомой планете, сминая молодую поросль, деревца, кустарник, уродуя почву. За леском оказалась просторная степь, где паслось стадо грациозных рогатых животных, похожих на земных оленей, но только с семью ногами.

Генерал почувствовал в себе неукротимый охотничий азарт и направил бронеход прямо на стадо, крича:

– Ату их, ату!

Солдаты послушно сели за пулемёты с лазерной наводкой и нажали гашетки: свинцовые струи буквально косили животных, они падали десятками, корчась в предсмертных судорогах. Неутомимая машина преследовала оставшихся, расстреливая в упор, а иных давили всмятку стальные гусеницы. Всю добычу забрать с собой было попросту невозможно, да и охотники-мясники не собирались делать этого, увезли самую малость, а большую часть туш так и остались гнить на месте бойни.

При возвращении на бронеход напала стая хищных птиц. Одному зазевавшему солдату оцарапали лицо, а другому – руку. Пришлось всем спрятаться в машину и задраить люки.

Разгневанный Блешнер приказал открыть огонь по птицам. Лазерное оружие с автоматической наводкой, которую осуществлял бортовой компьютер, промаха не давало: меткие огненные плевки превращали птиц в горящие комки, которые тут же падали вниз. От них загорелась степь. К доселе чистому небу потянулись чёрные смрадные клубы дыма.

В перелеске неожиданно из-за деревьев выбежал слоновоподобный зверь с семью ногами-тумбами и живым тараном ринулся на бронеход. Машина едва не опрокинулась. От удара о стенку у генерала на лбу появился синяк. Атаковать вторично животное не успело, так как было исполосовано лазерным лучом и рухнуло безжизненной горой обугленного мяса.

– Проклятая планета! – выругался Блешнер, потирая ушибленное место. – Совершенно дикая! Но мы не сдадимся, ответим ударом на каждый удар по нам. Наведём здесь порядок! Железной рукой!

Включил электронную систему круговой обороны, и теперь оружие автоматически стреляло в каждое живое существо, которое оказывалось в пределах его досягаемости.

Случайно бронеходу пересекло путь семейство мохнатых животных, напоминающих плюшевых мишек: мама, папа, и четверо малышей. Услышав громыхание мотора и лязг гусениц, животные растерялись, оторопели, застыв на месте, вместо того, чтобы поспешно спасаться бегством. Луч лазера искромсал их, а дело довершили тяжёлые траки машины, превратив симпатичных зверушек в кровавое месиво.

«Электронный страж функционирует отменно, – удовлетворённо отметил генерал. – Конечно, эту безобидную мелюзгу убивать не стоило, но в нашем деле без издержек не бывает. Лес рубят – щепки летят!»

– Ба, что это? – воскликнул один из солдат, показывая на небо.

Блешнер поднял голову. Ещё недавно абсолютно безоблачный небосвод стремительно заволакивали свинцово серые тучи. Стал накрапывать усиливающийся дождь, скоро превратившийся в жуткий ливень, какого никогда не видел генерал. Облака разорвал ослепительный зигзаг молнии, которая угодила прямо в бронеход: его подбросило, как от удара гигантской невидимой кувалды. Сразу же вслед за этим землян оглушил громовой раскат… «Если бы не система защиты с громоотводами, то мы уже были бы покойниками», – подумал Блешнер. И приказал прибавить ходу.

Машина мчалась с предельной скоростью по промокшей скользкой глине, рассекая ливневые потоки. Молнии грохотали уже беспрестанно, каждый раз попадая в бронеход. И сила их росла. Солдаты изнемогали от ударов молний, раскатов грома, со страхом ожидая следующего попадания.

Но вот, наконец, и «Фобос»! Что-то в его положении показалось генералу странным. Корабль стоял на холме, которого, вроде бы, раньше тут не было. Странно. Впрочем, раздумывать было некогда. Бок звездолёта развёрзся, опустился наклонный трап и по нему с ходу бронеход стремительно вкатил внутрь. Створки входа уже смыкались, когда Блешнер прокричал бушующей снаружи стихии:

– Проклятая планета!

А молнии били и били по бронированным бокам суперкрейсера.

К генералу подбежал донельзя встревоженный помощник.

– Что у вас?

– Мой генерал, я бы ни за что не поверил, если бы не показания приборов, которые мы много раз перепроверили!.. Это просто фантастика: под нами идёт образование вулкана. Мы находимся в районе сильных сейсмических процессов. Их эпицентр – прямо под «Фобосом»! – Сильный толчок пошатнул корабль. – Вот видите, мой генерал!

– Давно это началось?

– Спустя некоторое время после вашего отбытия на рекогносцировку. Сила толчков нарастает. Почва поднимается. Посмотрите на внешние экраны, уже появились трещины на поверхности склонов. Скоро мы окажемся в жерле действующего вулкана!

Толчок. Блешнер едва устоял на ногах. Его лицо исказилось.

– Проклятая планета! – проревел он. – Всем по своим местам! Немедленный взлёт! Немедленный!..

+ + +

Когда на Земле сравнили между собой донесения Святослава и генерал Блешнера, то не поверили, что речь идёт об одной и той же планете. Разгорелись жаркие дебаты. Координаты сходились, а вот описания резко контрастные, удивительно не похожие, словно речь шла о совершенно разных планетах.

Какой-то чудак в полемике заметил: мол, и люди на ней побывали разные. Даже привёл в пример зеркало – если судить по отражению в нём, то всякий раз оно оказывается разным. Процитировал детскую загадку о зеркале: «Мудрец в нём видит мудреца, глупец – глупца…»

Но разве могут служить аргументами в серьёзных научных спорах столь легковесные доводы. И яростные дебаты продолжались…

Фирдоуси

«Рассыплются стройных дворцов кирпичи.

Разрушат их ливни и солнца лучи,

Но замок, из песен воздвигнутый мной,

Не тронут ни вихри, ни грозы, ни зной».

Абулькасим Фирдоуси

Да, настроение у меня неважное, не скрою.

Почему?.. Об этом долго рассказывать. Впрочем, если вы просите, то, пожалуйста, расскажу. Мне даже необходимо выговориться. Так с чего же начать?.. Конечно, вы хорошо знаете Абулькасима Фирдоуси и его великую поэму !Шахнаме». Нельзя забыть её героев – слоновотелого богатыря Рустама и его несчастного сына Сухроба, могучего Исфандияра, страдальца Сиявуша, богатырскую деву Гурдафарид… Стихи о них – что словесное пламя!..

Только не думайте, что я поэт или писатель. К литературе я имею косвенное отношение, только как читатель. Работаю на скромной должности водителя MB, иначе говоря – машины времени. А зовут меня Игнат.

Стыдно признаться, но еще недавно я мало что знал о Фирдоуси, пока мне не подарили на день рождения «Книгу царей» – «Шахнаме». Она произвела на меня неизгладимое впечатление.

Сказать, что книга мне понравилась, – ничего не сказать. Я плакал, когда Рустам вонзал нож в тело Сухроба, не ведая, что становится сыноубийцей…

А когда дочитал книгу до конца, то во мне всё перевернулось. Я захотел побольше узнать о Фирдоуси, но сведений о нём, оказывается, почти не сохранилось. Даже имя его нам неизвестно, ведь Фирдоуси – Райский – псевдоним поэта. О его жизни существует много легенд. Родился он предположительно в 940 году в Иране близ местечка Тус. До тридцатипятилетнего возраста собирал древние сказания, легенды, изучал историю, ездил в Бухару и другие города, а потом приступил к созданию своей эпопеи.

Всё это я вычитал из книг. Вот что он пишет об этом:

«Исследователь детства мирозданья,

О прошлом он разыскивал преданья,

Созвал он мудрецов со всех сторон, -

Да вспомнят летопись былых времен.

Он расспросил их о князьях старинных,

О мудрых, о прекрасных властелинах…»

Свою жизнь Фирдоуси прожил в трагической бедности, почти нищете. Лишь глубоким старцем он завершил взятую на себя задачу – создал книгу книг «Шахнаме»! Это самое большое поэтическое произведение в мире, созданное одним человеком. Только «Махабхарата» по объему превосходит её, но она же творение целого народа, и великого народа!

По совету друзей Фирдоуси посвятил книгу султану Махмуду Газневиду, однако тот отверг труд мудреца, дав ему ничтожную награду за творение, равного которому ещё не создавали на Земле… В страшном разочаровании, как гласит предание, уходил поэт и, обиженный, роздал деньги нищим, чем вызвал гнев Махмуда.

Пришлось долго скрываться от мести тирана.

Минуло какое-то время, и султан услышал от придворных отточенные, полные волшебной силы строчки стихов. Он пожелал узнать имя поэта, и ему сказали – Фирдоуси.

Тогда, гласит предание, Махмуд Газневид послал Фирдоуси богатые дары… Но когда караван с ними входил в Разанские ворота города Тус, тогда же через Рудбарские ворота пронесли на кладбище тело поэта. А дочь его, несмотря на бедность, не пожелала использовать на себя подарок султана и на эти деньги построила рибат – странноприимный дом.

Эта история поразила меня: какой человек жил! С чем можно сравнить его дивно искусное перо? Разве что с резцом умельца ювелира, превращающего мутный алмаз в переливающуюся всеми цветами радуги живую каплю – бриллиант!..

Простите, что плачу. Не могу удержаться от слез. Сейчас я как наяву вижу его перед собой.

Я долго размышлял над злосчастной судьбой поэта и решил исправить её. Разве должно быть так, чтобы одним доставались все блага жизни, а он, плодами труда которого мы сейчас пользуемся, умер в нищете! Жизнь у каждого из нас одна-единственная, а он её истратил для других. Чудовищная несправедливость! Нужно, чтобы и он пожил в свое удовольствие.

Эта мысль прочно засела во мне, и я решился её осуществить. Я отправился в десятый век, в 984 год, придав себе подобающий вид, загримировавшись и облачившись в старинную одежду…

Иду по городу, он кажется мне ненастоящим: низенькие глинобитные кибитки, узенькие улочки с мелкой прокалённой солнцем пылью. Раскинув руки, легко достаешь противоположные стены. Скудная растительность в садиках у домиков изнывает от палящего солнца. Зной и пыль. Пот заливает глаза.

Прохожие удивлённо поглядывают на меня. Странно, ведь моя внешность не должна вызывать подозрений – экипирован я в полном соответствии с эпохой.

Потом догадываюсь, что их, видимо, изумляет моя непринуждённая осанка. В отличие от них у меня нет той униженности, неуверенности, настороженной пугливости, которые отличают каждое их движение.

Спрашиваю – мне объясняют, как найти Фирдоуси.

И вот я вхожу в указанный дом. Некоторое время жадно разглядываю поэта: мужчину крепкого телосложения лет сорока пяти с пышной бородой. Приглядевшись, замечаю в ней проседь. Взгляд его тёмных глаз устал, но ясен. Замечаю, в саду бегает подвижный мальчик лет одиннадцати с чертами лица, похожими на Фирдоуси. Это был его сын Касим.

Не скоро мне удалось растолковать, кто я такой и зачем к нему явился.

Он сильно опечалился, когда я рассказал, какие невзгоды его ожидают в грядущем.

– О аллах! Неужели будет именно так? – прошептал он.

– Увы, об этом говорят известные нам предания.

Я не смог вынести его пристального взгляда и отвёл глаза, будто в чём-то провинился перед ним. Сказал:

– Но этого не должно быть. Я принёс вам вашу книгу «Шахнаме», которую вам ещё только предстоит написать. Теперь вам не надо все эти годы страдать, сочиняя её, – достаточно лишь быстро переписать. А оставшуюся жизнь можете делать всё, что вам будет угодно. Вы ещё крепкий мужчина и при вашем уме и таланте сумеете многого добиться. Берите, вы это заслужили!

Он взял книгу и с любовью оглядел обложку, где был изображен исполин Рустам на могучем Рахше. Со вздохом погладил. Из его глаз выступили слёзы.

Этого я перенести не смог, да и срок моего пребывания в прошлом подходил к концу, поспешно простился и ушёл.

Вернувшись в свое время, я поспешил в библиотеку, желая узнать, как же сложилась жизнь поэта после моего визита. К моему величайшему изумлению, она не изменилась ни на йоту! Я не верил своим глазам! И тогда решил отправиться к нему вторично, на этот раз уже в более позднее время, в 1017 год, чтобы разузнать, в чём же дело.

Отыскал Фирдоуси и, встретившись, с трудом узнал его: он был уже старцем преклонных лет, согбенный, весь седой, с редкой бородой и дрожащими руками. Под глазами неисчислимые морщины. Только взгляд оставался всё тем же: лучистым и непреклонно твёрдым.

Он узнал меня и удивился, что я ничуть не изменился. Я пояснил, что по моим часам мы расстались с ним около двух суток назад. Он глубоко вздохнул. Нам принесли чай, и мы уселись на старом потёртом ковре, поджав ноги. Он спросил: хорошо ли знают его книгу потомки?

– Знают?! – едва не задохнулся я от волны эмоций. – Да она известна всему миру! Кто ещё из поэтов может сравниться с великим Фирдоуси? Разве что Гомер! Но его «Илиада», например, в восемь раз меньше «Шахнаме». Не в количестве дело, но кто может без душевного трепета читать о злодеяниях змеегривого Заххака, о подвигах могучего Рустама, о горькой доле его сына Сухроба, богатыре Исфандияре!..

Много я говорил, а он молча слушал и только покачивал головой в такт моим словам, полузакрыв глаза, а в них – я видел! – разгоралось пламя. Вот он тихо заметил:

– А Унсури и Фаррух, придворные поэты, утверждали, что бессмысленно описывать подвиги давно умерших воинов. Мол, в войске султана Махмуда имеется немало живых героев, нужно слагать дастаны им.

– Жаль, – развёл я руками. – Стихи этих поэтов я читал, они умные люди, но говорили такие глупости. Наверное, из зависти… А как книга, которую я принёс вам, помогла вам?

Он наклонил голову, потом поднялся и принёс «Шахнаме» с Рустамом на обложке, завёрнутую в красный платок. Страницы её стали жёлтыми, ломкими.

Мне казалось, что я её держал в руках два дня назад, а для них с поэтом пролетело почти тридцать лет!

Открыл, иссушенные страницы шуршат, и только тут я заметил, что некоторые листы не разрезаны. Я забыл вам сказать, что взял для Фирдоуси совершенно новую книгу. Мне стало ясно, что поэт не воспользовался подарком. Но почему, почему?!

Фирдоуси ответил:

– Иначе я поступить не мог, это была бы не моя книга, а стать обманщиком мне не хотелось. Да и чем бы я занимался оставшиеся годы? Все богатства и развлечения – прах перед радостью труда, созидания.

Слёзы невольно выступили на моих глазах, и я отвернулся, а чтобы сгладить неловкость, спросил:

– А где сейчас ваш сын Касим?

– Умер, – просто ответил Фирдоуси. В его голосе прозвучало страдание.

Он тихо добавил, больше для себя, чем для меня:

– Был мой черёд покинуть этот свет, но милый сын ушёл во цвете лет…

Какая бестактность с моей стороны! Я жестоко корил себя, но содеянного не исправишь…

В чахлом винограднике завозилась птаха, и я вспомнил о времени – нужно было возвращаться. Сказал об этом поэту.

Обнимая меня на прощание, Фирдоуси сердечно поблагодарил:

– Спасибо за книгу, она очень помогла мне. Когда приходилось трудно и отчаяние подступало к сердцу, то я брал её, вспоминал вас, и новые силы рождались во мне. Я знал, что мои труды не пропадут даром, отзовутся в благодарных сердцах потомков…

Уходил от него как в тумане. Мне было горько, что я так и не сумел ничего изменить: караван с дарами султана Махмуда Газневида войдёт в одни ворота города, а через другие на грубо сколоченных носилках вынесут бездыханное тело поэта, умершего в беспросветной нищете и практически полной безвестности…